А японцы еще дальше пошли - сами стали выпускать подобные машины. Вот так всегда было, наши головастые инженеры придумают что-нибудь незаурядное, а иностранцы стибрят идею, придадут ей нужную форму и завалят мир своей продукцией, позабыв про гениального русского "папу".
Павленко заботливо снял щетки стеклоочистителя и убрал их в салон. Вот как! Владлен Валентинович всю жизнь занимается воспитанием нового человека, достойного светлого коммунистического будущего, а сам, видимо, пока не очень верит в плоды своего труда. Щеточки от греха подальше убирает, и на колесах, вон, болты с секретными головками виднеются.
Постепенно к институту подтягивались абитуриенты. Сашка сначала подумал, что ему будет недоставать блокнота и ручки, и собирался даже отмечать всех входящих и выходящих девушек палочкой на земле, но быстро понял, что это только отвлекает. Лучше просто смотреть на вход и считать в уме. В конце концов, это - задачка для начальных классов.
Тихон успел обойти здание и отметил, что на этот раз окно в женский туалет закрыто. Около входа в институт стояли патрульные солдаты и пропускали внутрь только сотрудников по пропускам и абитуриентов по списку. Городские власти встревожились таинственными убийствами и приняли меры для безопасности девушек хотя бы внутри института.
К входу на маленькую стоянку подъехал уже знакомый Тихону зеленый "Москвич". Из него вышла Лиза и ее мама Валентина Герасимовна. Тихон подошел к ним и, поздоровавшись, сообщил:
- Лену нашли сегодня на пляже.
- Да! Что с ней? - воскликнула Лиза, впившись в Тихона испуганным взглядом.
- Задушили и утопили. Сегодня всплыла, - сухо сказал Тихон.
- Какой ужас! - Валентина Герасимовна в страхе обняла дочь.
Лиза заплакала, уткнулась в плечо матери, потом резко оттолкнула ее и метнулась в сторону. Тут как раз подошел улыбающийся Борис. Он на ходу раскрыл объятия, снисходительно показывая: ко мне, ко мне, милая, успокою и утешу.
- Что случилось, лапусик? - скромно приобняв Лизу, в присутствии ее строгой мамы, ласково поинтересовался Борис. - Туфельки жмут?
- Лену убили. Сегодня нашли тело, - пояснил Тихон.
- Дочка с ней успела подружиться, - скорбно добавила Валентина Герасимовна.
- Во, блин, дела! Так ее все-таки убили? Как? Где? - опешил Борис.
Тихона вдруг осенила мысль, что надо окончательно проверить первую догадку, возникшую у него при виде всплывшей Лены.
- Я сейчас, - бегло, сказал он и поспешил в институт.
- Ее задушили, а потом утопили, - услышал он голос Валентины Герасимовны, обращенный к Борису.
При входе Тихону пришлось доказывать дежурным, что он именно тот Заколов, чья фамилия в списке. Документов у него с собой не было, на пляж ребята их не брали. К счастью рядом с солдатами стояла вездесущая Люся из приемной комиссии. Она запомнила уверенного парня, сдавшего документы в самый последний день, и подтвердила, что Тихон может пройти на консультацию.
Оказавшись внутри института, Заколов первым делом прошмыгнул в мужской туалет. Обследовав кабинки, он установил, что цепочки на сливных бачках были точно такие же, как и на шее убитой Лены. Но все они были на месте, и среди них он не заметил новой, которую могли бы повесить недавно.
Теперь надо было проверить женский туалет. Но как это сделать, если туда то и дело заходят девушки? Что у них нервное недержание?
Тихон бродил по коридору, выжидая подходящий момент. Если его еще раз застукают в женском туалете, неизвестно, чем все закончится.
Вдруг он увидел Наташу. Вот, кто ему поможет! Тихон сбивчиво объяснил ей, чего хочет. Она смотрела на него, как на полоумного, выпучив удивленные глаза.
- Ты что, еще ничего не знаешь о Лене? - вдруг догадался Тихон.
- Нет.
- Мы нашли ее сегодня в реке. Я и Сашка вытащили тело из воды. А на ее шее была проклятая цепочка от сливного бачка. Теперь понимаешь, зачем мне это надо?
Наташа, замерев, смотрела на него. В ее глазах застыл ужас, смешанный со странным восторгом.
- Я была уверена, что ее тоже убили, - прошептала она. - Я чувствовала это… Ладно, я сейчас, - кивнула она и скрылась в туалете.
Не было ее довольно долго. Тихон даже стал волноваться, не случилось ли чего. Наконец она появилась.
- Ну, что? Почему так долго? - накинулся Тихон.
- Ты знаешь, в нашем туалете нет писсуаров, - бойко сообщила Наташа. - Ах, да, ты уже там бывал и все видел. Мне пришлось ждать, пока освободится каждая кабинка, ведь мне надо было туда заглянуть. И я тоже человек! Воспользовалась подвернувшейся оказией.
- Ну что, что ты увидела? - торопил Тихон.
- Возможно, ты прав. На одном бачке вместо цепочки висит веревка.
- Я так и думал, - Тихон развернулся и побежал к выходу, чтобы поделиться известием с Сашкой.
Наташа обиженно смотрела ему в след. Неужели все мужики такие: сначала просят, умоляют, а когда добьются своего, сразу убегают, даже не поблагодарив?
На ступеньках Тихон столкнулся с Борисом, поднимающимся вместе с Лизой.
- Ты чего, на консультацию не идешь? - удивился Борис.
- Я выяснил насчет цепочки, - впопыхах сказал Тихон.
- Какая мерзость - задушить цепочкой от сливного бачка, - скривился Борис.
Тихон подбежал к сидящему на земле Сашке и сообщил окончательный вывод. Убийца воспользовался цепочкой из институтского туалета.
- Не мешай, - перебил его Евтушенко, напряженно считая входящих абитуриенток. - Лучше обрати внимание вон на то окошко, - и он быстро указал на угловое окно на четвертом этаже.
Тихон поднял голову, скользнул взглядом по ряду пустых безликих стеклянных прямоугольников, расчерченных крестами рам, и в самом крайнем окне четвертого этажа заметил раздвинутые занавески и блеск двух маленьких круглых стекляшек между ними.
Это был кабинет председателя приемной комиссии Павленко Владлена Валентиновича. А что это были за стекляшки, Тихон догадался сразу.
Глава 30. Трудная жизнь преподавателя научного коммунизма
Когда Владлену Валентиновичу Павленко в прошлом году перевалило за сорок, он бурно отметил круглую дату, но поутру проснулся в дурном настроении, и не столько от похмелья, сколько от той ужасной мысли, что жизнь его пошла на пятый десяток. Эта цифра его испугала. Придирчиво рассмотрев себя в зеркало, он с тоской обнаружил увеличивающуюся плешь на голове, обрюзгшие щеки, морщины на лице, опустившиеся плечи и отчетливо выпирающий животик. Даже две маленькие родинки под левым глазом, раньше выглядевшие аккуратными игривыми пятнышками, теперь стали похожи на уродливые прыщи.
Значит, жизнь перевалила апогей и неумолимо клонится к закату? Владлен Валентинович хоть и был гуманитарием, но, работая в техническом ВУЗе, частенько употреблял такие слова, как "апогей", "экстремум" или, например, "форсаж".
Знал он также и могучую формулу материализма: бытие определяет сознание.
А значительная часть бытия у Владлена Валентиновича проходила в стенах института, где тут и там попадались на глаза молоденькие студентки. Начиная с первых солнечных дней весны, эти юные создания активно избавлялись от обременительной одежды и облачались, согласно нынешней моде, в такие короткие платьица и юбчонки, да порой еще с такими вызывающими разрезами, что у любого, не вышедшего в тираж мужчины, глаза косили в разные стороны вслед пробегающим стройным ножкам, а шея выворачивалась до хруста позвонков.
Владлен Валентинович порой стыдливо замечал, что нагло пялится на выступающие девичьи прелести и при этом нервно облизывает губы. Чтобы глаза-предатели не выдавали дикую страсть, Владлен Валентинович даже зимой стал носить дымчатые очки.
У него вошло в привычку вышагивать с суровым видом по коридорам во время перемен, тайно разглядывая тонкие талии и крепкие грудки студенток, а еще больше ему нравилось невзначай подниматься по лестнице вслед за стайкой девушек. В этом случае объект самого страстного интереса находился прямо на уровне жадного взора и колыхался в такой непосредственной близости, что уважаемому доценту с трудом приходилось сдерживать эмоции и сжимать руки, чтобы не потерять контроль и не уцепиться за маячившие перед носом упругие ягодицы.
Мода непостоянна, как ветер, переменчива как погода, но всегда соблазнительна, делал поэтические выводы Владлен Валентинович. Недаром моду разрабатывают мужчины. Если в былые времена женщины открывали плечи и грудь вплоть до самых сосков, то теперь шустрые модельеры внушили мысль, что гораздо пикантнее оголяться снизу.
Это мог придумать только гений!
Почему за достижения в моде Нобелевскую премию не дают? За открытие какого-нибудь фотосинтеза, который всегда был и будет - на тебе, пожалуйста! А за открытие пикантных прелестей, от которых у половины человечества настроение поднимается, да и не только настроение, - никаких всемирных почестей. Уж до чего короткие юбочки придумали! Казалось бы, и смысла нет такую носить, ну что она прикрывает? А глаза как магнитом к краю тянутся. Сил нет, взгляд оторвать.
Да-а, подобное изобретение под силу только гению!
Или озабоченному маньяку? Гениальность и сумасшествие под ручку ходят. Ну и пусть! Подобные сумасшедшие делают жизнь красивее.
А что будет дальше, в порыве плотоядного экстаза пытался предвосхитить течение моды Владлен Валентинович? Снизу и сверху уже оголялись до предела. Что остается? Середина! А вдруг когда-нибудь приоткроют полоску животика в районе талии, да так, чтобы виднелась очаровательная ямочка пупка, а поясок брюк или юбки опустят на бедра. При ходьбе поясок будет покачиваться на обнаженной коже, даря надежду мужским глазам, что вот-вот соскользнет вниз.
От этих бурных фантазий у Владлена Валентиновича кружилось в голове. Нет, до такого распутства, похоже, модельеры не дойдут. Должен же быть предел испытаниям мужской психики. Ведь она так неустойчива, и многие могут не выдержать и сорваться, с тревогой задумывался Владлен Валентинович, прислушиваясь к тлеющему внутри пламени вожделения.
А потом, какой-нибудь особенно рьяный модельер додумается оголить все сразу - и сверху, и снизу, и посередине. Что получится? Купальник! Это не интересно. Нет, тогда, как и положено, по принципу контраста, по улицам будут ходить почти обнаженные дамы, а на пляже войдут в моду сплошь закрытые купальники, да еще с плечиками и оборочками.
Подобные мысли с начала весны не отпускали заведующего кафедрой марксизма-ленинизма. К тому же, жена Владлена Валентиновича в последние годы сильно раздалась и превратилась в этакий цилиндр на толстых ножках с круглой головкой, вечно взлохмаченной бигудями. Обнимал этот аморфный цилиндр Владлен Валентинович только в полной темноте, когда уж совсем приспичит.
А рядом каждый день ходили такие аппетитненькие создания… У-ух! - просто дух захватывало, в глазах плыли круги, и вниз живота накатывала теплая волна. Так и хотелось зажать какую-нибудь фигуристую в укромном месте, облапать все прелести и с напором, агрессивно овладеть. Мечталось именно так: жестко и непременно грубо, чтобы стонала от боли.
Ловя себя на таких мыслях, Владлен Валентинович первое время ужасался, а потом смирился и с удовольствием давал простор фантазии, предаваясь сладостным мечтам.
Он даже специально раздобыл мощный бинокль, чтобы из окна кабинета в любом приближении можно было спокойно разглядывать проходящих внизу девушек. Тут ему никто не мешал.
Он все чаще обдумывал, как воспользоваться своей властью - завкафедрой все-таки! - чтобы девушки сами осознали, что путь к желанной оценке может лежать не только через учебники и конспекты, а через постель. Что, если специально завалить какую-нибудь хорошенькую на экзамене - ах, слово-то, какое: "завалить"! - а потом пригласить в кабинет для индивидуальной пересдачи? Там диван удобный мягкий, может, и сообразит, что к чему. Ведь сейчас в семидесятые годы у молодежи такие свободные взгляды и распущенные нравы!
Но как-то все не складывалось. Владлен Валентинович, как заведующий кафедрой уступил коллегам второстепенные предметы: историю КПСС, марксистко-ленинскую философию, политэкономию, оставив себе лекции по самому главному и важному предмету - научному коммунизму. Но загвоздка была в том, что его сдают не одному преподавателю, а целой комиссии. Владлен Валентинович, как председатель, конечно, может засыпать глупенькую очаровашку, но пересдавать ей опять придется перед комиссией.
И засыпать, кстати, сложнее, чем в точных науках, сокрушался Владлен Валентинович. Он хорошо знал анекдот:
"Какая разница между математикой и научным коммунизмом?
- В математике что-то дано и что-то требуется доказать, а в научном коммунизме все доказано и ничего не дано".
Что, правда, то, правда. Если студент повторит несколько избитых лозунгов, то партийная совесть коммуниста не позволит ставить ему двойку.
Вот какая безрадостная жизнь у преподавателя научного коммунизма.
А этим летом Владлена Валентиновича Павленко в первый раз назначили на очень ответственную должность - председателя приемной комиссии. Тут и подзаработать можно, да и власть совсем другая - кратковременная, узконаправленная, но экстремальная. Для многих поступление в институт - вопрос жизни и смерти.
Не так, конечно, буквально, но вполне уместное сравнение.
Владлен Валентинович предчувствовал, что в этот раз у него будет много возможностей повелевать людьми. И действительно, просителей всяких разных к нему стучалось предостаточно. Но девчонки-то сами не суются, в основном с их мамашами приходится общаться. Некоторые глазки строят, но у него и самого такая "мамаша" под боком имеется.
Правда, еще в начале июля жена вместе с сыном уехали в отпуск. А отпуск у нее длинный - школьной учительницей работает. Так что, от бесплодных наблюдений за юными дивами да последующих метаний в одинокой постели можно и зверем завыть.
Тут еще Серафима Михайловна, комендант общежития, очень навязчивой стала. То журнал "Плэйбой" принесла, то поздно вечером позвала проверять моральный климат в общежитии. Про распущенность болтала, в окна заглядывать тянула и все бочком прижималась. Но разве она сравнится с молоденькими студентками?
И Владлен Валентинович чувствовал, как в нем пробуждается и набирает силу безотчетный животный инстинкт: трепет возбужденного самца при виде красивой молодой самки.
Как совладать со столь диким чувством? А может, сдерживаться и не нужно?
Ведь если подумать, достичь блаженства так просто!
Зав кафедрой подкрутил бинокль.
Ах, какая стройненькая самочка в миниюбке спешит в институт!
Глава 31. Одна не вернулась
Заколов искоса, стараясь не привлекать внимания, смотрел на окно кабинета Павленко. Кого это он рассматривает через огромный бинокль? По блеску линз Тихон заметил, что взгляд Владлена Валентиновича скользит вдоль пешеходной дорожки к входу в институт, потом резко прыгает назад, мечется в поисках новой цели и опять медленно следует, словно приклеившись к кому-то.
А вдруг, он выискивает новую жертву?!
Когда все абитуриенты вошли внутрь, и началась консультация, занавески в кабинете Павленко рывком задернулись. Во дворе остались лишь встревоженные родители, побоявшиеся отпускать детей одних.
Заколов оставил Евтушенко наблюдать за входом, а сам тихо бродил среди группок родителей, поджидающих детей. Все нервно обсуждали сегодняшнюю находку на пляже. Быстро распространяются страшные новости, подумал Тихон. Ведь когда они с Сашкой пришли в институт, об этом еще никто ничего не знал. Они первые сообщили знакомым о найденном теле Лены.
Пока шла консультация, Тихон несколько раз обошел вокруг института. Все окна были закрыты, и никого подозрительного рядом он не заметил. Может, сегодня все обойдется и нового нападения не будет?
Тем временем консультация закончилась, и народ дружно повалил на улицу. Сашка встал и, вытянув шею, внимательно считал выходящих девушек. Почти всех кто-нибудь встречал. В этот раз никто не задерживался, не курил на ступеньках и не обсуждал возможные темы завтрашнего сочинения. Абитуриенты быстро расходились.
Тихон перехватил Бориса и Боню, которые направились к Сашке. Незачем отвлекать друга! Он сочинил что-то про вызов в милицию. Приятели понимающе кивнули и ушли.
Вскоре около института никого не осталось.
- Ну? - напряженно спросил Тихон друга.
- Плюс одна. - Сашка, не отрываясь, смотрел на двери главного входа.
- Что - плюс одна?
- Вошло сто девятнадцать, вышло сто восемнадцать. Одна еще там.
- Ты точно посчитал? Не ошибся?
- Не должен.
Друзья еще минут десять молча наблюдали за входом.
- А может, и ошибся, - засомневался Сашка. - В первые минуты густо шли.
- Если ошибки нет, надо срочно искать в институте, а то будет поздно. Девчонку спасать надо!
- А вдруг, просто задержалась и сейчас выйдет?
- Я и говорю, надо проверить! Ведь все давно ушли.
Заколов оглядел опустевшую дорожку перед институтским корпусом. Около самого выхода на улицу он заметил одиноко стоявшую девушку.
- Ты погляди. Чего она здесь делает? - Тихон, не дожидаясь ответа, быстро направился к девушке и спросил: - Ты давно вышла?
- Вместе со всеми.
- А чего не уходишь?
- Сестру жду, - нехотя ответила девушка.
- Сестру? - от удивления повысил голос Тихон. - Она что, в институте осталась?
- Да. А тебе какое дело?
- Постой! Но консультация закончилась, зачем она там осталась?
Девушка хмуро посмотрела на назойливого симпатичного парня. От такого, пожалуй, не отвяжешься! Да и стоять одной тоскливо. Девушка улыбнулась:
- Она сказала, что пойдет к Павленко, и попросила ее подождать.
- Павленко! - вскрикнул Тихон.
В голове мгновенно всплыла картина притаившегося в окне бинокля, странного поведения доцента на похоронах Нины, его пристального взгляда куда-то в область девичьих талий. А главное, Тихон вспомнил автомобиль "Нива", на котором Павленко приехал в институт.
Заколов обернулся. Чистенькая "Нива" блестела на солнце. На такой машине в любом месте к берегу реки можно подъехать и спихнуть труп в воду! А потом вымыть, чтобы уничтожить улики. Как он об этом сразу не догадался!
Тихон побежал к входу в институт.
- Ты куда! Закрыто! - перегородили дорогу солдаты у дверей.
- Я конспект забыл, - попробовал соврать Тихон.
- Завтра придешь. Никого пускать не велено. - Двое солдат грудью заслонили вход.
Тихон посмотрел на их изможденные от жары лица. Да-а, им не позавидуешь! В такую жару - и в грубых штанах, гимнастерках с длинным рукавом, застегнутой на все пуговицы, да еще в кирзовых сапогах! Офицеры в ботинках ходят, в рубашках с короткими рукавами и без галстуков, а у этих из всей летней одежды - только зеленая панама на голове, из-под которой пот струится. Отпихнуть бы доходяг, да вбежать в институт. Так ведь погонятся, ничего им не объяснишь. Ладно, по другому прорвемся.
Заколов обежал институт. Вот и знакомое окно туалета. Черт! Закрыто! Тихон снял футболку, обмотал правый кулак и резко ударил в угол оконного стекла. Вылетел только уголок, а стекло осталось невредимым. Тихон просунул руку в образовавшуюся дырку и открыл шпингалет. Как он и ожидал, задвижка была воткнута только снизу.