- Нет. Прятаться там хорошо, но спать надо в постели.
- На лестнице матрац валяется. Наверно, с моей кровати. Можно стащить его вниз, вычистить, высушить на солнышке. Там один угол обгорел.
- Отлично, - сказала Констанция.
Мы отправились к лестнице и, ухватившись за отвратительно мокрый и грязный матрац, стащили его вниз, проволокли через прихожую на кухню и - по чистейшему кухонному полу - к задней двери; с матраца сыпались щепки и осколки. Засов я отодвинула не сразу, сперва осторожно выглянула в окошко, потом вышла и осмотрелась: все спокойно. Мы вытащили матрац на лужайку и оставили на солнце возле маминой мраморной скамейки.
- Как раз тут всегда сидел дядя Джулиан, - сказала я.
- Сегодня чудесный день, вот бы ему посидеть на солнышке.
- Он в тепле умер, - сказала я. - Может, и солнышко перед смертью вспомнил.
- А шаль была у меня. Надеюсь, он не замерз. Знаешь, Маркиса, я посажу здесь что-нибудь.
- А я что-нибудь похороню в память о нем. А ты что посадишь?
- Цветок. - Констанция наклонилась и нежно коснулась травы. - Какой-нибудь желтый цветок.
- Смешно - вдруг цветок торчит посреди лужайки.
- Но мы-то будем знать, зачем он здесь, а больше никто не увидит.
- Я тоже похороню что-нибудь желтое, чтобы дяде Джулиану было потеплее.
- Но сперва, ленивица Маркиса, притащи-ка воды в кастрюльке и ототри этот матрац. А я пойду снова мыть пол на кухне.
Я подумала, что мы будем очень, очень счастливы. Предстоит много забот, предстоит заново налаживать нашу жизнь, но все-таки мы будем очень счастливы. Констанция осунулась - все горевала, что разорили ее кухню, но она скоблила каждую полку, терла и терла стол, мыла окна и пол. Наши тарелки браво выстроились на полке, а консервные банки и уцелевшие коробки со снедью образовали внушительный ряд в кладовке.
- Я обучу Иону таскать нам кроликов на рагу, - сказала я; Констанция засмеялась, а Иона оглянулся на нее и льстиво улыбнулся.
- Этот кот привык к сливкам, ромовым пирожным, яйцам да маслицу, он тебе и кузнечика вряд ли поймает.
- Но я вовсе не хочу рагу из кузнечиков.
- Ладно, кролики-кузнечики, я принимаюсь за пирог с луком.
Пока Констанция мыла кухню, я отыскала коробку из толстого картона и аккуратно ее разорвала; получилось несколько картонок - закрыть стекло на задней двери. Молоток и гвозди оказались в сарае, с прочими инструментами, Чарльз Блеквуд положил их обратно после неудачной попытки починить ступеньку; я прибила картон к кухонной двери, закрыв стекло наглухо, - сюда больше никто не заглянет. Другими картонками я забила окна, и в кухне стало совсем темно, но зато - безопасно.
- Окна будут грязные, зато жизнь спокойная, - сказала я, но Констанция в ужасе воскликнула:
- Я не смогу жить в доме с грязными окнами!
Наконец уборка закончена; кухня стала идеально чистой, только - увы! - не сияла, в ней было слишком мало света, и я знала, что Констанция недовольна. Она любит солнечный свет, любит все яркое, любит готовить в ослепительно чистой и светлой кухне.
- Можно держать дверь открытой, - предложила я. - Только надо всегда быть начеку. Как услышим, что машина едет, - сразу закроем. И я потом придумаю, чем завалить тропинки вокруг дома, чтобы к задней двери никто не прошел.
- Хелен Кларк наверняка заявится снова.
- Теперь уж она в кухню не заглянет.
День клонился к вечеру; дверь была открыта, но солнце едва заглядывало за порог. Иона подошел к плите и потребовал у Констанции ужин. На кухне тепло, уютно, привычно, чисто. Сюда бы еще камин - сидели бы мы с Констанцией у огня… ах нет, я забыла, огня у нас уже было предостаточно.
- Пойду проверю, заперты ли парадные двери, - сказала я Констанции.
Двери заперты, снаружи никого. Я вернулась на кухню.
- Завтра уберу в комнате дяди Джулиана, - сказала Констанция. - От дома осталось так мало - надо, чтобы везде было чисто.
- Ты будешь там спать? На кровати дяди Джулиана?
- Нет, Маркиса. Я хочу, чтобы там спала ты. Это наша единственная кровать.
- Но мне нельзя входить в комнату дяди Джулиана.
Она помолчала, испытующе поглядела на меня, а потом спросила:
- Даже теперь, когда его нет?
- К тому же я нашла матрац, вычистила его - это мой матрац, с моей кровати. И я положу его на пол в моем уголке.
- Маркиска-глупышка. Ладно, посмотрим. А сегодня нам обеим придется спать на полу. Матрац до завтра не высохнет, а у дяди Джулиана я еще не убирала.
- Я могу притащить из убежища веток и листьев.
- На мой чистый пол?
- Тогда хоть одеяло принесу и шаль дяди Джулиана.
- Ты пойдешь сейчас? Так далеко?
- Вокруг никого нет. Уже почти темно, и я запросто проберусь. Если кто-нибудь появится, запри дверь; я увижу закрытую дверь и пережду на протоке, а Иона пойдет со мной, будет охранять.
Всю дорогу до протоки я бежала, но Иона меня все равно обогнал и ждал в убежище. Пробежаться было приятно, и приятно, вернувшись к дому, увидеть открытую заднюю дверь и теплый свет, льющийся из кухни. Мы с Ионой вошли, и я задвинула засов - к наступающей ночи мы готовы.
- Тебя ждет вкусный ужин, - сказала Констанция, раскрасневшаяся у плиты и счастливая. - Садись скорей, Маркиска.
Она зажгла верхний свет и любовно расставила на столе тарелки.
- Попробую завтра отчистить серебро, - сказала она. - И надо собрать овощи.
- Салат весь в пепле.
- И еще, - сказала Констанция, глядя на темные картонные квадраты окон, - подыщу завтра занавески: прикрыть твой картон.
- А я завтра завалю тропинки по бокам дома. А Иона нам завтра поймает кролика. И завтра я научусь определять для тебя время.
Вдалеке, у парадного входа, остановилась машина; мы замолчали, глядя друг на друга; вот сейчас и выяснится, хорошо ли мы укрылись; я встала и проверила засов на задней двери; через картон мне улицу не видно - значит, и им не видно, что внутри. Стучать начали в парадные двери, но проверять замок уже некогда. Стучали недолго, словно знали, что в той части дома нас нет, и мы услышали, как они, спотыкаясь в темноте, пробираются к задней двери.
Раздался голос Джима Кларка и еще один - я узнала доктора Леви.
- Ничего не видно, - сказал Джим Кларк. - Черно, как в утробе.
- А в том окне полоска света.
Интересно, в каком? Где это я оставила щель?
- Они там, это точно, - сказал Джим Кларк. - Негде им больше быть.
- Я хочу только проверить, здоровы ли они, а то вдруг сидят там, запершись, без врача, без помощи.
- Ну, а мне велено привезти их домой, - сказал Джим Кларк.
Они подошли к задней двери и разговаривали совсем рядом. Констанция схватила меня за руку: если окажется, что они могут заглянуть внутрь, мы спрячемся в подпол.
- Проклятый дом, все досками заколочено, - произнес Джим Кларк, и меня осенило: доски! Ах, какой молодец - напомнил, а я забыла про доски, в сарае полно досок, они куда лучше - ведь мой картон проткнуть ничего не стоит.
- Мисс Блеквуд? - окликнул доктор, и кто-то из них постучал в дверь. - Мисс Блеквуд? Это доктор Леви.
- И Джим Кларк. Муж Хелен. Хелен за вас очень волнуется.
- Вы здоровы? Может, вы ранены или больны? Вам помощь не нужна?
- Хелен хочет, чтобы вы к нам приехали, она ждет вас.
- Послушайте, - сказал доктор; он, видимо, стоял вплотную к стеклу. Говорил он очень мягко и доброжелательно: - Послушайте, никто вас не обидит. Мы ваши друзья. Мы приехали вам помочь. Если вы живы-здоровы, докучать не станем. Мы даем слово вообще вас больше не тревожить, никогда, скажите только - здоровы ли вы. Только одно слово.
- Нельзя же, чтоб люди только и думали: как вы да что вы, - сказал Джим Кларк.
- Только одно слово, - повторил доктор. - Скажите только, что вы живы и здоровы.
Они ждали; я чувствовала - они прижимаются носами к стеклу, пытаясь заглянуть внутрь. Констанция посмотрела на меня через стол и слегка улыбнулась, я улыбнулась в ответ; дом хранит нас надежно, внутрь им не заглянуть.
- Послушайте, - доктор заговорил громче. - Послушайте, завтра похороны Джулиана. Вы должны знать.
- У гроба очень много цветов, - сказал Джим Кларк. - Вам было бы приятно. Мы послали цветы, а еще Райты и Каррингтоны. Вы бы только посмотрели - сколько цветов; может, отнеслись бы к друзьям иначе.
Интересно, к кому и почему нам относиться иначе? Спору нет - дядя Джулиан, заваленный цветами, утопающий в цветах, мало похож на дядю Джулиана, которого мы привыкли видеть каждый день. Пускай эти цветы согреют его в гробу; я попыталась представить дядю Джулиана мертвым, но он все вспоминался мне спящим. И тогда я представила, как Кларки, Каррингтоны и Райты заваливают бедного, беспомощного мертвого дядю Джулиана охапками цветов.
- Глупо отваживать друзей от дома. Хелен велела передать, что…
- Послушайте, - они принялись толкать дверь. - Никто не собирается вас тревожить. Скажите только, что у вас все в порядке.
- …мы больше приходить не намерены. И у друзей терпение не беспредельно.
Иона зевнул. В тишине Констанция медленно, осторожно повернулась к столу, взяла булочку, намазанную маслом, и тихонько откусила. Я чуть не расхохоталась, даже закрыла рот руками: Констанция жевала беззвучно, точно понарошку, как кукла, - ужасно смешно.
- Ну и черт с вами, - выругался Джим Кларк. И снова постучал в дверь. - Ну и черт с вами, - повторил он.
- В последний раз прошу вас ответить, - сказал доктор. - Мы знаем, что вы тут, в последний раз прошу вас…
- Ладно, пошли, - оборвал его Джим Кларк. - Нечего надрываться попусту.
- Послушайте, - доктор опять стоял у двери вплотную. - Когда-нибудь вам понадобится помощь. Заболеть может всякий, и вам понадобится помощь. Тогда-то вы не раздумывая…
- Пускай живут, как знают, - сказал Джим Кларк. - Пошли отсюда.
Они двинулись обратно вокруг дома - я услышала шаги; а вдруг обманывают, притворяются, будто уходят, а сами вернутся потихоньку и молча встанут у задней двери, подстерегая нас? Я представила, как Констанция молча жует булочку, а Джим Кларк молча прислушивается за дверью, и по моей спине пробежали мурашки: вдруг это безмолвие воцарилось навеки? Машина у парадных дверей заурчала и уехала, Констанция звякнула вилкой о край тарелки, я облегченно вздохнула и сказала:
- А где сейчас дядя Джулиан, как ты думаешь?
- Там же, - рассеянно отозвалась Констанция. - В городе. Маркиса, - она вдруг взглянула на меня.
- Что?
- Ты извини меня. Я вчера дурно поступила.
Я замерла и похолодела - я вспомнила.
- Я поступила очень, очень дурно. Никогда больше не буду напоминать тебе, отчего они умерли.
- Тогда и сейчас не напоминай. - Я не могла шевельнуться, не могла взять ее за руку.
- Я хотела, чтобы ты забыла. Никогда, никогда не собиралась напоминать тебе об этом. Прости, что так вышло.
- Я положила это в сахар.
- Я знаю. Я сразу поняла.
- Ты же не ешь сахар.
- Не ем.
- Вот я и положила это в сахар.
Констанция вздохнула:
- Маркиса, мы не будем больше говорить об этом. Никогда.
Меня забила дрожь, но Констанция ласково улыбнулась мне - и я очнулась.
- Я люблю тебя, Констанция.
- И я тебя люблю, Маркисонька.
Иона на полу и сидит, и спит - значит, и мы сможем. Вот Констанции надо бы подложить под одеяло листьев и мха, но пачкать пол больше нельзя. Свое одеяло я расстелила в углу возле табуретки - в самом родном месте, а Иона глядел на меня с табуретки. Констанция легла у плиты, ее лицо белело в темноте.
- Тебе удобно? - спросила я, и она рассмеялась:
- Я провела на этой кухне столько времени, а вот на полу лежать не пробовала. Уж так его мыла, так скребла - надеюсь, и пол мне добром отплатит.
- Завтра нарвем салата на огороде.
10
Жизнь наша потихоньку налаживалась и становилась все счастливей. Проснувшись поутру, я сразу отправлялась в прихожую и проверяла замок на парадных дверях. Мы старались переделать все дела в ранние утренние часы, когда вокруг никого не было. Поначалу-то мы позабыли, что ворота и калитка теперь нараспашку и тропинка снова станет торной, а у дома появятся дети; но однажды утром, подойдя к парадным дверям, я увидела детей через узкое боковое стекло: они играли на площадке перед домом. Возможно, родители послали их разведать дорогу, удостовериться, что и большим кораблям путь открыт; а может, детей так и тянет поиграть везде и всюду; впрочем, возле нашего дома они не очень-то веселились, даже говорили тише обычного. А вдруг они вовсе не играют, а притворяются - раз уж детям положено играть; на самом же деле это лазутчики, а никакие не дети, просто нарядились детьми, да и то кое-как? Я смотрела и находила в них все меньше и меньше детского: двигаются напряженно и на дом не глядят, ни один пока не взглянул, ни разу. Когда же они залезут на веранду и прижмутся к щелкам ставен? Подошла Констанция и заглянула через мое плечо.
- Дети чужаков, - сказала я ей. - У них нет лиц.
- Но есть глаза.
- Представь, что это птички. И нас они не видят. И никогда не увидят, хотя пока не догадываются об этом, и смириться с этим им будет непросто.
- Они теперь повадятся сюда ходить.
- Если бы только они. Но внутрь им не заглянуть. А мне давно пора завтракать.
По утрам на кухне было темно, но я отодвигала засов и впускала солнечный свет. Иона устраивался на ступеньке на солнцепеке, Констанция пела и готовила завтрак. После завтрака я подсаживалась к Ионе, а Констанция убирала кухню.
Загородить дом по бокам оказалось легче, чем я думала; Констанция вышла мне посветить, и я справилась за один вечер. Там, где деревья и кусты льнули к стенам и тропинка сужалась - такое место было по обе стороны дома, - я набросала ломаных досок и обломков мебели из кучи, собранной мистером Харлером на веранде. Конечно, такая преграда никого не удержит, даже дети запросто перелезут, но шум и грохот будет страшный, а мы как услышим, что падают доски, - быстро юркнем на кухню и задвинем засов. Несколько досок я обнаружила возле сарая и кое-как прибила их крест-накрест на кухонную дверь, закрыв стекло. Доски на завалах по бокам дома я сколачивать не стала - не хотела показывать всем свое неумение. Но надо, пожалуй, попробовать починить ступеньку.
- Ты почему смеешься? - спросила Констанция.
- Да вот подумала: хоть мы и на Луне, а все здесь иначе, чем я себе представляла.
- Но живется нам счастливо.
Констанция накрывала стол к завтраку: омлет, гренки и ежевичное варенье, которое она сварила давним благодатным летом.
- Нам надо запасти как можно больше еды, - сказала она. - Огород заждался - пора урожай собирать, - да и мне спокойней, когда запасов побольше.
- Я отправлюсь на крылатом коне и привезу тебе корицы и тимьяна, самоцветов и гвоздики, золотой парчи и капусты.
- И ревень не забудь.
С огорода подходы к завалам просматривались хорошо, и мы оставляли заднюю дверь открытой: появись чужие, мы успеем добежать до кухни.
Я таскала в дом корзины с посеревшим от пепла салатом, с редиской, помидорами и огурцами, а на переломе лета пошли ягоды и дыни. Прежде я любила есть фрукты прямо с ветки и овощи с грядки, с каплями росы, но есть пепел собственного дома мне было не по душе. Правда, почти всю грязь и золу уже сдуло, воздух в саду был чист и свеж, но земля, по-моему, пропиталась дымом навсегда.
Как только мы надежно устроились, Констанция открыла и убрала комнату дяди Джулиана. Она сняла с кровати простыни и одеяла, выстирала в кухонной раковине и вывесила на солнышко.
- А с бумагами дяди Джулиана что ты сделаешь? - спросила я; она задумалась, опершись о край раковины.
- Наверно, сложу все в коробку, - сказала она наконец. - А коробку, наверно, отнесу в подпол.
- Сохранишь навеки?
- Сохраню навеки. Ему ж приятно знать, что к его записям отнеслись уважительно. Пусть не сомневается - все сохраню.
- Пойду-ка проверю парадные двери.
Дети теперь часто появлялись перед домом, но на него не глядели: играли в свои бесшумные игры, неловкие и беспричинно грубые. Проверяя парадные двери, я всегда выглядывала - здесь ли дети. По тропинке теперь часто холили и взрослые, сокращая путь, ходили там, где прежде были только мои следы; ходили они, впрочем, без особой охоты, будто на спор - доказать, что не трус; по-моему, лишь немногие, кто ненавидел нас открыто, появлялись на тропинке снова и снова.
Констанция убирала комнату дяди Джулиана, а я мечтала весь день, сидя на пороге возле спящего Ионы и глядя на безмятежный, не таящий угрозы сад.
- Гляди-ка, Маркиса, - Констанция вышла с ворохом одежды. - Гляди, у дяди Джулиана было два костюма, и пальто, и шляпа.
- Он же ходил когда-то, как все люди, своими ногами, он сам рассказывал.
- А я даже смутно помню, как давным-давно он отправился покупать костюм - наверно, один из этих, они не сильно поношены.
- А что на нем было в тот последний день? Какой галстук он надел к тому ужину? Он бы и это с удовольствием записал.
Она смотрела на меня долго и серьезно, без улыбки.
- Во всяком случае, костюм был другой; из больницы мне дядю Джулиана отдали в пижаме и халате.
- Может, сейчас пригодился бы один из этих?
- Его, скорее всего, похоронили в старом костюме Джима Кларка.
Констанция отправилась в подпол, но остановилась.
- Маркиса?
- Что?
- Ты понимаешь, что вещи дяди Джулиана - единственная одежда в доме. И мои вещи все сгорели, и твои.
- И их вещи на чердаке тоже.
- Мое единственное платье на мне - вот это розовое.
Я оглядела себя:
- А на мне коричневое.
- Твое пора стирать и чинить. Маркиса, ты свою одежду вмиг снашиваешь.
- Я сделаю себе костюм из листьев. Сейчас прямо и начну. А вместо пуговиц - желуди.
- Маркиса, я же не шучу. Нам придется носить одежду дяди Джулиана.
- Мне не разрешается трогать вещи дяди Джулиана. На зиму я сделаю себе подкладку из мха и шапку из птичьих перьев.
- На Луне носите на здоровье, мисс Глупышка. На Луне ходите в костюме из кошачьей шерсти, как Иона, я и слова не скажу. Но здесь, в нашем доме, вы наденете старую рубашку дяди Джулиана и, может статься, даже его брюки.
- И купальный халат, и пижаму… Нет уж. Мне вещи дяди Джулиана трогать не разрешается, я буду носить листья.
- Теперь разрешается. Я тебе разрешаю.
- Нет.
Она вздохнула.
- Что ж, значит, их надену я. - Она вдруг остановилась и засмеялась, потом взглянула на меня и снова засмеялась.
- Констанция, ты что?
Она бросила вещи дяди Джулиана на спинку стула и, смеясь, побежала в кладовку. Она выдвинула ящик, и я тоже засмеялась, я поняла, что она хочет достать. Вернувшись, она свалила рядом со мной целую кучу скатертей.
- Вот что вам безусловно подойдет, модница Маркиса. Вот, смотри, эта годится - с каймой из желтых цветов? Или эта - клетчатая, красно-белая? А Дамаск, боюсь, жестковат, к тому же на нем видна штопка.
Я встала и приложила к себе скатерть в красно-белую клетку.
- Прорежь мне дырку для головы, - сказала я, очень довольная.