- Маркиса, девочка моя, - заговорила она медленно. - Брат Чарльз здесь. Он и вправду наш брат. Пока был жив его отец - Артур Блеквуд, папин брат, - Чарльз к нам не мог приехать, не мог нам ничем помочь, отец запретил. - Она слегка улыбнулась. - Его отец относился к нам очень плохо. И представляешь, даже не взял тебя к себе, пока шел суд. В его доме о нас нельзя было упоминать.
- Тогда зачем ты упоминаешь о нем в нашем доме?
- Пытаюсь тебе все объяснить. Сразу после смерти отца Чарльз поспешил нам на помощь.
- Чем он нам поможет? Мы и так счастливы, правда, Констанция?
- Очень счастливы, Маркиса. Но будь, пожалуйста, помягче с братом Чарльзом, прошу тебя.
Я уже чуть-чуть могла дышать: все-таки все обойдется. Брат Чарльз призрак, но этого призрака можно выгнать.
- Он исчезнет, - сказала я.
- Он и не намерен тут навеки поселиться, он просто приехал к нам в гости.
Надо найти, придумать какое-то средство против него.
- А дядя Джулиан его видел?
- Дядя Джулиан знает, что он здесь, но вечером ему нездоровилось, он не выходил. Я отнесла ему ужин на подносе, и он съел только супа - совсем чуть-чуть. Я утром так обрадовалась, когда он попросил чаю.
- Нам сегодня дом убирать.
- Только попозже, когда брат Чарльз проснется. И давай-ка я подмету осколки стакана, пока он не пришел.
Я смотрела, как она подметает; сегодня будет день осколков, маленьких сверкающих осколков. С завтраком торопиться нечего, мне все равно не уйти, пока мы не уберем дом; я засиделась за столом - потягивала молоко и наблюдала за Ионой. Дядя Джулиан позвал Констанцию: захотел пересесть на каталку; она вывезла его на кухню, к письменному столу, заваленному бумагами.
- Я решительно принимаюсь за сорок четвертую главу, - сказал дядя Джулиан, потирая руки. - И, начав с небольшого преувеличения, перейду затем к откровенной лжи. Констанция, дорогая!
- Что, дядя Джулиан?
- Я начну с утверждения, что моя жена была красавицей.
И тут мы все замолчали: наверху неожиданно послышались шаги. Непривычно - ведь там давно тишина. И неприятно - ходят будто по голове. Констанция не ступает, а летает, дядя Джулиан не ходит вовсе, а эти шаги были тяжелые, мерные, зловещие.
- Брат Чарльз проснулся, - Констанция взглянула на потолок.
- Вот и хорошо, - дядя Джулиан аккуратно положил перед собой чистый лист и взял карандаш. - Я надеюсь приятнейшим образом провести время в обществе сына моего брата. И надеюсь с его помощью восстановить все оттенки поведения наших родственников во время суда. Признаюсь честно, у меня есть наброски их возможных разговоров, но… - Он потянулся за какой-то тетрадкой. - Боюсь, все же не удастся начать сегодня сорок четвертую главу.
Я взяла Иону на руки и уселась в своем уголке, а Констанция вышла к лестнице - встретить Чарльза.
- Доброе утро, братец Чарльз, - сказала она.
- Здравствуй, Конни. - Голос тот же, что вчера. Они вошли на кухню, и я забилась поглубже в уголок; дядя Джулиан положил руки на свои записи и повернулся лицом к двери.
- Дядя Джулиан! Рад наконец познакомиться с вами.
- Чарльз. Ты сын Артура, а похож на моего брата Джона, он умер.
- Артур тоже умер. Поэтому я и приехал.
- Полагаю, он умер в достатке? Я, в отличие от братьев, умел только сорить деньгами.
- Честно говоря, дядя Джулиан, отец ничего не оставил.
- Какая жалость. А вот его отец оставил изрядную сумму. Даже разделив ее на троих, мы получили немало. Я знал, разумеется, что мои деньги уйдут меж пальцев, но Артур меня удивил. Быть может, твоя мать была мотовкой? Я ее помню смутно. Знаю только, что Констанция написала Артуру письмо во время суда, но его жена потребовала, чтобы мы прервали с ними всякие родственные отношения.
- Мне очень давно хотелось приехать, дядя Джулиан.
- Допускаю. Юные отличаются любопытством. И столь печально известная особа, как твоя кузина Констанция, представляется молодому человеку весьма романтичной. Констанция?
- Что, дядя Джулиан?
- Я уже завтракал?
- Да.
- Ну ничего, выпью еще чашечку чая. Нам с молодым человеком надо многое обсудить.
Я все еще не могла его толком разглядеть: то ли оттого, что он призрак, то ли оттого, что слишком велик. Огромное круглое лицо, так похожее на папино, поворачивалось от Констанции к дяде Джулиану и обратно, лицо улыбалось, открывался рот. Я совсем вжалась в стенку, но в конце концов огромное лицо повернулось и ко мне.
- Ба, и Мари здесь! - сказало лицо. - Здравствуй, Мари.
Я уткнулась в Ионину спину.
- Стесняется? - спросил он Констанцию. - Не страшно. Меня все дети любят.
Констанция засмеялась.
- К нам редко заходят люди. - Она вела себя так естественно, так спокойно, будто всю жизнь ждала, что приедет брат Чарльз, будто заранее продумала, что и как говорить, будто в ее доме всегда была готова комната для брата Чарльза.
Он встал и подошел ко мне.
- Какая красивая кошка. У нее есть имя?
Мы с Ионой посмотрели на него, и я подумала, что имя Ионы - самое надежное, что есть на свете, его имя и произнести не страшно.
- Иона, - ответила я.
- Иона! Кот? Это твой любимый кот?
- Да. - Мы с Ионой смотрели на него, не смея моргнуть или отвести взгляд. Огромное белое лицо так близко и так похоже на папино, а огромный рот улыбается.
- Мы скоро станем большими друзьями - мы с тобой и с Ионой, - сказал он.
- Что ты хочешь на завтрак? - спросила его Констанция и улыбнулась мне: обрадовалась, что я сказала ему имя Ионы.
- Все, что приготовишь. - Он наконец отвернулся от меня.
- Маркиса ела оладьи.
- Оладьи - это великолепно. Вкусный завтрак в приятном обществе чудесным утром - чего еще желать?
- Оладьи, - вступил в разговор дядя Джулиан, - в этой семье пользуются особым почетом, хотя сам я их ем очень редко: желудок принимает лишь легкую, необременительную пищу. В тот последний день к завтраку подавали оладьи…
- Дядя Джулиан, - прервала его Констанция, - твои бумаги падают на пол.
- Позвольте, я подниму, сэр. - Брат Чарльз встал на колени и принялся подбирать бумаги, а Констанция сказала:
- После завтрака я покажу тебе сад.
- Обходительный молодой человек, - похвалил дядя Джулиан, принимая у Чарльза бумаги. - Я тебе благодарен, сам я не в состоянии перескочить через комнату и встать на колени; отрадно, что хоть кому-то это под силу. Ты, вероятно, старше моей племянницы на год или два?
- Мне тридцать два.
- А Констанции лет двадцать восемь. Мы уже давно не отмечаем дни рожденья, но ей, должно быть, около двадцати восьми. Констанция, мне вредно столько разговаривать на пустой желудок. Где мой завтрак?
- Дядя, ты съел его час назад. Сейчас налью тебе чаю, а братцу Чарльзу сделаю оладьи.
- Чарльз - отважный человек. Твоя стряпня, хоть и высшего качества, все же не лишена определенных недостатков.
- Я безбоязненно съем все, что приготовит Констанция.
- В самом деле? - сказал дядя Джулиан. - Рад за тебя. Я-то имел в виду, что для слабого желудка оладьи - тяжелая пища. А ты, полагаю, подумал про мышьяк.
- Садись завтракать, - сказала Констанция Чарльзу.
Я смеялась, спрятавшись за Ионой. Добрых полминуты Чарльз собирался с духом, чтобы взять вилку, и непрерывно улыбался Констанции. Все смотрели на него - и Констанция, и дядя Джулиан, и Иона, и я, - поэтому он отрезал, наконец, кусочек оладьи и поднес ко рту, но в рот положить не хватило духа. Кончилось тем, что он положил вилку с наколотым кусочком обратно на тарелку и обратился к дяде Джулиану:
- Знаете, а ведь… пока я здесь, я бы мог чем-то помочь: вскопать грядки или сбегать в магазин. Я с любой тяжелой работой справлюсь.
- Чарльз, ты же вчера ужинал и проснулся живым поутру, - сказала Констанция; я засмеялась, хотя Констанция говорила почти сердито.
- Что-что? - переспросил Чарльз. - Ах да! - Он взглянул на будто бы позабытую вилку, схватил ее, быстро сунул кусочек оладьи в рот, прожевал, проглотил и посмотрел на Констанцию. - Очень вкусно. - И Констанция улыбнулась.
- Констанция?
- Что, дядя Джулиан?
- Я думаю, что все-таки не начну сегодня сорок четвертую главу. Лучше вернусь к семнадцатой - там, помнится, вскользь упомянуты твой двоюродный брат и его семейство, как они отреклись от нас во время суда. Чарльз, ты разумный молодой человек. Я жажду услышать твою версию.
- Сколько уж лет прошло, - сказал Чарльз.
- Надо было все записывать, - укорил его дядя Джулиан.
- Нет, я не о том. По-моему, стоит все забыть. Какой смысл вспоминать об этом снова и снова?
- Какой смысл? - воскликнул дядя Джулиан. - Смысл?
- Это было печальное и ужасное время. И нечего беспрестанно напоминать о нем Конни, ей только во вред.
- Молодой человек, вы, насколько я понимаю, презрительно отзываетесь о моей работе. А людям свойственно свою работу уважать. Дело есть дело. Запомни это, Чарльз.
- Я просто сказал, что не хочу ничего вспоминать.
- Этим ты толкаешь меня на вымысел, выдумки, игру воображения.
- Хватит об этом.
- Констанция?
- Что, дядя Джулиан? - Она была очень серьезна.
- Ведь это вправду было? Я же помню, - дядя Джулиан уже потянул пальцы в рот.
Констанция, помолчав, сказала:
- Ну, конечно же было, дядя Джулиан.
- Мои записи… - проговорил он угасшим голосом и бессильно простер руку к бумагам.
- Конечно, дядя Джулиан. Все было на самом деле.
Я разозлилась: Чарльз не смеет так обращаться с дядей Джулианом. Вспомнив, что сегодня день сверкающих осколков, я решила положить что-нибудь сверкающее возле кресла дяди Джулиана.
- Констанция?
- Что?
- Можно мне на улицу? Я тепло одет?
- Можно, дядя Джулиан. - Констанция тоже жалела его. Дядя Джулиан печально качал головой, карандаш он отложил. Констанция принесла из комнаты шаль и заботливо укутала ему плечи. Чарльз, ни на кого не глядя, уплетал оладьи; неужели не понял, что обидел дядю Джулиана?
- Вот теперь пойдем на улицу, - тихонько сказала Констанция. - Там припекает солнышко, и все расцветает, а на обед я поджарю тебе печенку.
- Может, не стоит? - сказал дядя Джулиан. - Съем лучше яйцо. - Констанция бережно покатила его к двери и аккуратно свезла по ступеням. Чарльз оторвался было от оладий и привстал, собираясь помочь, но Констанция покачала головой.
- Я посажу тебя в твой любимый уголок, - сказала она дяде Джулиану, - буду все время на тебя посматривать и часто-часто махать из окошка.
Ее голос доносился до кухни все время, пока она везла дядю Джулиана. Иона соскочил с моих колен и уселся на пороге, глядя им вслед.
- Иона, - позвал Чарльз. Иона обернулся. - Сестрица Мари меня не любит.
Мне не понравилось, как он говорит с Ионой и как Иона его слушает.
- Как сделать, чтоб сестрица Мари меня полюбила? - спросил Чарльз; Иона метнул взгляд на меня и снова повернулся к Чарльзу. - Я приехал навестить двух моих милых сестричек, милых сестричек и старого дядюшку, я не видал их столько лет, а сестрица Мари обходится со мной так скверно. Как тебе это нравится, Иона?
Под краном искрилась и набухала капля, вот-вот упадет в раковину. Не буду дышать, покуда капля висит, - и Чарльз исчезнет; но нет, не поможет, задержать дыхание легче легкого.
- Ну, да ладно, - говорил Чарльз Ионе. - Зато меня любит Констанция, а это самое главное.
Констанция стояла у крыльца и дожидалась, пока Иона уступит ей дорогу, но он и ухом не повел - пришлось через него перешагнуть.
- Хочешь еще оладий? - спросила она Чарльза.
- Нет, спасибо. Я тут пытаюсь завязать знакомство с младшей сестренкой.
- Она к тебе скоро привыкнет. - Констанция смотрела прямо на меня. Иона принялся умываться, а я наконец надумала, что сказать:
- Нам сегодня дом убирать.
Дядя Джулиан проспал в саду все утро. Констанция то и дело отрывалась от уборки и подходила к окну взглянуть на него, порой она замирала там с тряпкой в руке, точно позабыв, что надо протирать мамину шкатулку; в шкатулке покоились жемчужное ожерелье, перстень с сапфиром и бриллиантовая брошь. Я выглянула из окна лишь однажды: дядя Джулиан сидел, закрыв глаза, а Чарльз стоял поодаль. Ужасно противно, что он расхаживает там, среди грядок, и под яблонями, и по лужайке, где спит дядя Джулиан.
- Папину комнату сегодня пропустим, - сказала Констанция. - Там теперь живет Чарльз. - Потом она задумчиво сказала: - Может, надеть мамино ожерелье? Я еще никогда не носила жемчуг.
- Но его место в шкатулке. Придется вынимать.
- Вынимать - не вынимать, кому это интересно?..
- Мне интересно - с ожерельем ты станешь еще красивее.
Констанция рассмеялась и сказала:
- Что-то я поглупела. Вздумала зачем-то жемчуг надевать.
- Пускай лучше ожерелье в шкатулке лежит, на своем законном месте, - сказала я.
Чарльз закрыл дверь в папину комнату - не заглянешь; интересно - трогал он папины вещи? Может, положил шляпу, платок или перчатку на комод около папиных серебряных расчесок? И в шкаф, верно, заглядывал, и ящики все выдвигал. Папина комната - над парадным входом, Чарльз глядел из окна вниз, на длинную аллею, что ведет к воротам, - не мечтал ли поскорей дойти до них и убраться отсюда подальше?
- Сколько времени Чарльз сюда ехал? - спросила я.
- Часа четыре. Или пять. До поселка на автобусе, а оттуда пешком.
- Значит, до дома ему тоже четыре-пять часов?
- Ну, конечно. Но пока он не уезжает.
- И сперва ему придется идти пешком в поселок?
- Если ты не подвезешь его на крылатом коне.
- Нет у меня никакого коня.
- Ох, Маркиса. Чарльз вовсе не плохой человек.
В зеркалах играли блики света, а в сумраке маминой шкатулки мерцали бриллианты и жемчужины. Тень Констанции плясала на стене, когда она шла к окну взглянуть на дядю Джулиана, а там, на улице, трепетала и переливалась под солнцем молодая листва. Чарльз проник сюда, потому что порвалась охранная сеть; вот восстановлю эту сеть, и Констанция окажется внутри, а Чарльз снаружи, и он непременно уедет. Надо смыть, стереть его следы по всему дому.
- Чарльз - призрак, - сказала я. Констанция вздохнула.
Я отполировала дверную ручку в папиной комнате - и один из следов Чарльза исчез.
Наверху все было убрано, и мы спустились с тряпками, помелом, мусорным ведром и шваброй - словно ведьмы с прогулки. В гостиной мы протерли золоченые ножки стульев, арфу, и все засияло, даже мамино голубое платье на портрете. Я нацепила тряпку на швабру и смахнула пыль с лепного свадебного пирога на потолке; я слегка пошатывалась, задирая голову, но представляла, будто потолок - это пол, и я просто подметаю и смотрю вниз, на щетку, а сама - невесомая - парю в пространстве; комната раскачивается, кружится… И вот я снова стою на полу, глядя вверх.
- Чарльз еще не видел этой комнаты, - сказала Констанция. - Мама ею так гордилась, и почему я сразу не показала?
- Можно, я вместо обеда бутерброды возьму? Хочу пойти на протоку.
- Рано или поздно тебе придется сесть с ним за стол, Маркиса.
- Вечером, за ужином. Честное слово!
В столовой мы протирали все: и высокие деревянные спинки стульев, и серебряный чайный сервиз. Констанция поминутно бегала на кухню - взглянуть на дядю Джулиана; один раз я услышала, как она засмеялась и воскликнула: "Осторожно, там сплошная грязь!" Она говорила с Чарльзом.
- А куда ты посадила Чарльза вчера за ужином?
- На папино место, - ответила она и добавила:
- У него есть полное право: он гость и к тому же очень похож на папу.
- Он и сегодня там сядет?
- Да, Маркиса.
Я тщательно протерла папин стул, хотя что толку, если Чарльз сядет сюда снова? И все столовое серебро заново перетирать…
Закончив уборку, мы вернулись на кухню. Чарльз курил трубку за столом, и они с Ионой смотрели друг на друга. Табачный дым чужд нашей кухне, и плохо, что Иона опять смотрит на Чарльза. Констанция пошла в сад за дядей Джулианом; я услышала, как он сказал:
- Дороти? Нет, Дороти, я не сплю.
- Сестрица Мари меня не любит, - снова сказал Чарльз Ионе. - Как думаешь, Иона, знает сестрица Мари, как я расправляюсь с теми, кто меня не любит? Тебе помочь с каталкой, Констанция? Что, дядюшка, славно поспали?
Констанция сделала нам с Ионой бутерброды, мы ушли и забрались на дерево: я жевала, примостившись на нижней развилке, а Иона залез на ветку потоньше и караулил птиц.
- Иона, - выговаривала я ему, - не смей больше слушать брата Чарльза.
Иона удивленно таращился на меня: к приказам он не привык.
- Иона, - сказала я. - Он призрак. - Иона прикрыл глаза и отвернулся.
Надо выбрать надежное средство, чтобы прогнать Чарльза. Слабое или неверное колдовство навлечет на наш дом новые беды. Я вспомнила о маминых драгоценностях - недаром сегодня день сверкающих предметов, - но вдруг они бессильны в пасмурный день? Да и Констанция рассердится, если я выну их из шкатулки, - ведь она и сама решила их не трогать. Я вспомнила о книгах: книги обычно обладают недюжинной охранной силой; но папина-то книжка свалилась с дерева, вот и удалось Чарльзу к нам проникнуть; наверно, над Чарльзом книги не властны. Прислонившись к стволу дерева, я размышляла о колдовстве: если Чарльз не исчезнет через три дня, я разобью зеркало в прихожей.