– Не могу ответить. В зависимости от подходящего донора.
– Значит, мы вернулись к тому, с чего начали?
– Ну… да.
Наступило долгое молчание.
– Моя дочь останется среди первоочередных кандидатов? – требовательно спросила Линн.
– Очередность устанавливается строго определенным образом. Здесь имеют значение многие факторы.
Линн яростно затрясла головой.
– Нет, Шерли… сестра Линсел. Для меня имеет значение лишь один фактор – моя дочь. Ей срочно требуется пересадка – правильно?
– Правильно, и мы над этим работаем. Но вы должны понять – она одна из многих.
– Только не для меня.
Шерли кивнула:
– Я понимаю.
– Действительно? – переспросила Линн. – Какой процент пациентов из списков умирает, не дождавшись трансплантации?
– Мам, прекрати скандалить!
Линн села на край кровати, обхватила голову Кейтлин.
– Милая, дай мне, пожалуйста, разобраться.
– Ты говоришь обо мне как о слабоумной. Я тоже переживаю! Разве не видишь? Переживаю не меньше тебя – даже больше, – но что толку злиться?
– Ты вообще понимаешь, что говорит эта стерва?! – вдруг взорвалась Линн. – Отправляет тебя домой умирать!
– Не разыгрывай драму.
– Ничего я не разыгрываю! Скажите, когда будет новая печень?!
– Не стану вводить вас в заблуждение, называя точное время.
– Речь идет о сутках? О неделе? О месяце?
Шерли Линсел пожала плечами, слабо улыбнулась.
– Скажу честно – не знаю. Мы считали, что нам повезло так быстро получить эту печень. Донор – с виду здоровый тридцатилетний мужчина, а на поверку вышло, что у него были проблемы либо с алкоголем, либо с питанием.
– И в другой раз может выйти такая же хреновина?
Координатор улыбнулась, стараясь умиротворить Линн и подбодрить Кейтлин.
– У нас очень хорошие показатели. Я уверена, все будет в полном порядке.
– Хорошие показатели? – повторила Линн. – Что это значит?
– Мам! – воскликнула Кейтлин.
Линн продолжала:
– То есть у вас хорошие показатели по сравнению со средними по стране? У вас умирает всего девятнадцать процентов, не дождавшись очереди, а по всей стране двадцать? Мне все известно о национальном здравоохранении и о вашей дерьмовой статистике. – Она заплакала. – Вы рискуете жизнью моей дочери, обеспечивая старику-алкоголику несколько лишних месяцев, потому что это подкрепляет статистику? Так или нет?
– Мы не боги, миссис Беккет. Не можем сказать, что у кого-то больше прав на жизнь, потому что он молод, заботится о себе, ведет здоровый образ жизни. Мы не судим. Делаем все возможное, чтобы помочь каждому. Иногда приходится принимать нелегкие решения.
Линн прожгла ее взглядом. Никогда не испытывала ни к кому такой ненависти, как сейчас к этой женщине. Даже не скажешь, говорит ли она правду или вешает лапшу на уши. Может, какой-то богатый олигарх с больным ребенком сделал больнице пожертвование, чтобы Кейтлин вышвырнули, а его дитя спасли? Или тут прикрываются грязные делишки?
– В самом деле? – усмехнулась она. – Нелегкие решения? Скажите, Шерли, вы когда-нибудь проводили бессонную ночь, принимая трудное решение?
Координатор, сохраняя спокойствие, мягко ответила:
– Я глубоко беспокоюсь о каждом пациенте, миссис Беккет. Каждый вечер возвращаюсь домой, унося с собой их проблемы.
Линн поняла, что она говорит правду.
– Ладно. Тогда ответьте – вы только что сказали, что Кейтлин сделали бы трансплантацию, если бы печень была здоровой, поскольку она стояла первой в списке подходящих реципиентов. Положение может измениться? В любую минуту?
– Список уточняется на еженедельных совещаниях, – сказала Шерли Линсел.
– Значит, может измениться на следующем? Если в него внесут того, кто, по вашей оценке, нуждается больше, чем Кейтлин?
– К сожалению, это возможно.
– Замечательно! – снова вскипела Линн. – Вы как расстрельная команда, да? Еженедельно решаете, кому жить, а кому умереть. Одновременно спускаете курок, а у одного оружие не заряжено, там холостой патрон. Пациенты умирают, и никто из вас, черт возьми, не считает себя виноватым!
49
Симона лежала на смотровой кушетке в одном халате. Доктор Николаи, серьезный приятный мужчина лет сорока, наложил ей на руку манжету тонометра, воткнул стетоскоп в уши, принялся накачивать резиновую грушу, пока манжета не затянулась натуго. Посмотрел на шкалу, через несколько секунд выпустил воздух, кивнул – все отлично.
Рядом стояла женщина, назвавшаяся Марлен. Красивая, на взгляд Симоны. В гладком черном замшевом пальто, отделанном мехом, легком розовом пуловере, модных джинсах, черных кожаных сапогах. Светлые, вьющиеся волосы каскадом падают на плечи, пахнет чудесными духами. Симона ее полюбила, поверила. Ромео оценил правильно. Надежная женщина, добрая, ласковая. Своей матери Симона не помнит, но, если бы довелось выбирать, остановилась бы на такой, как Марлен.
– Теперь возьмем немного крови, – сказал доктор, беря в руки шприц.
Симона со страхом посмотрела на него.
– Ничего, не бойся, – сказала Марлен.
– Что вы делаете? – У Симоны перехватило горло.
– Проводим полное обследование, хотим убедиться, что ты здорова. Отправка в Англию дорого стоит. Надо раздобыть тебе паспорт, а это непросто – ведь у тебя нет документов. Если ты нездорова, тебе не разрешат там работать.
Симона отпрянула от иглы.
– Нет! – прошептала она. – Нет!..
– Все в порядке, милочка!
– Где Ромео?
– За дверью. Ему делают такие же анализы. Хочешь, чтобы он зашел?
Она кивнула.
Марлен открыла дверь, вошел Ромео. Глаза-блюдца стали еще шире при виде Симоны в халате.
– Что они делают? – спросила у него Симона.
– Ничего, – кивнул Ромео. – Не больно. Мы должны пройти медицинский осмотр.
Симона взвизгнула, почувствовав укол, и в ужасе наблюдала, как доктор медленно, ровно втягивает в шприц темно-красную кровь.
– Нам нужны свидетельства для въезда в страну, – объяснил Ромео.
– Больно…
Через несколько секунд шприц наполнился, доктор вытащил иглу, положил шприц на стол, прижал к ранке антисептическую салфетку, подержал, заклеил место укола пластырем.
– Вот и все! – объявил он.
– Уже можно идти? – спросила Симона.
– Конечно, – кивнула Марлен. – Будете в том же месте?
– Да, – ответил за обоих Ромео.
– Если нам повезет, и анализы будут хорошие, я за вами приеду. Можешь одеваться. Точно решила насчет Англии? Действительно хочешь поехать, моя дорогая?
– Вы найдете для меня работу? Для меня и Ромео? И квартиру в Лондоне?
– Хорошую работу, отличную квартиру. Вам понравится.
Симона взглянула на Ромео за подтверждением. Он пожал плечами, кивнул.
– Да, – сказала она. – Хочу.
– Хорошо, – улыбнулась Марлен и чмокнула ее в лоб.
– Когда поедем? – спросил Ромео.
– Если медицинские показатели хорошие, то скоро.
– Когда?
– Когда бы ты хотел?
– А Валерия сможет с нами поехать?
– Мать ребенка?
Он кивнул.
– Пока невозможно. Может, попозже, когда вы устроитесь, удастся что-нибудь придумать.
– Она хочет с нами, – сказала Симона.
– Нельзя, – ответила немка. – Не сейчас. Если хотите остаться с ней здесь, в Бухаресте, скажите.
Симона лихорадочно затрясла головой:
– Нет!..
Ромео тоже замотал головой.
На следующее утро в Берлине Марлен Хартман ответила на телефонный звонок доктора Николаи из Бухареста. Группа крови Симоны – AB отрицательная. Она с улыбкой записала детали – хорошо иметь в запасе редкую группу крови. Наверняка все органы будут очень быстро пристроены.
50
Во вторник после утреннего инструктажа по операции "Нептун" Рой Грейс поехал на встречу с Элисон Воспер. Хотя в конце года ее сменил главный суперинтендент из Йоркшира Питер Ригг, о котором пока мало что известно, полномочия Элисон продлятся еще несколько недель, и она не отменяет обычных еженедельных личных докладов Роя о ходе следствия по наиболее крупным делам. К его удивлению и облегчению, сегодня Элисон находилась в непривычно мирном настроении. Спокойно выслушала и отпустила уже через несколько минут.
Вернувшись в свой кабинет, он сосредоточился на расследовании. И тут в дверь постучали, вошел Норман Поттинг, распространяя зловоние застоявшегося табака. Наверняка сделал за дверью последние две-три затяжки из трубки.
– Есть минуточка, Рой? – спросил он с неразборчивым деревенским выговором.
Грейс жестом предложил садиться.
Устроившись в кресле перед письменным столом и звучно рыгнув чесноком, Поттинг начал:
– У меня есть кое-какие мысли насчет Румынии. Кое-что, о чем я не стал рассказывать при всех.
– Давай. – Грейс с любопытством взглянул на сержанта.
– Ну, я как бы хочу срезать угол. Знаю, мы отправили снимки зубов, отпечатки и образцы ДНК в Интерпол, но нам-то известно, сколько эти бумажные крысы будут тянуть с результатом.
Грейс усмехнулся. Интерпол – хорошая организация, но в Бюро действительно полно офицеров, прикованных к конторским столам, которые надеются на сотрудничество с полицией других стран и редко выходят из жестких временных рамок.
– Прождем три недели как минимум, – продолжал Поттинг. – Я еще пошарил в Сети. В Бухаресте тысячи уличных ребятишек ведут запредельную жизнь. Если, предположим, наши жертвы бездомные, то они вряд ли хоть раз заходили к дантисту, а если их не арестовывали, то в архивах нет ни отпечатков, ни ДНК.
Грейс согласно кивнул.
– В Хендоне я учился с одним парнем, Йеном Тиллингом. Мы оба в то время были молоденькими констеблями. Ну, закорешились, не теряли связи. Он пошел в Столичную полицию, потом его перевели в Кент. Дорос до инспектора. Коротко говоря, лет семнадцать назад его парнишка погиб в мотоциклетной аварии. Жизнь вразнос пошла, брак распался, Йен раньше времени вышел в отставку. Решил заняться чем-нибудь совсем другим – ну, есть такой синдром: извлечь из случившегося хоть какой-нибудь смысл, делать что-нибудь полезное. Вот он и поехал в Румынию, открыл приют, начал работать с уличными ребятишками. Я с ним в последний раз разговаривал лет пять назад, сразу после своего развода. – Поттинг горько улыбнулся. – Бывает такое: слетаешь с катушек, лезешь в адресную книгу, обзваниваешь старых приятелей.
Рой Грейс никогда так не делал, однако кивнул.
– Его как раз тогда наградили медалью за эти дела, он чертовски гордился. Думаю, неплохо было бы с ним связаться. Прицел, конечно, дальний, а вдруг он нам сумеет помочь?
Грейс задумался. В последние годы в полиции крепнет бюрократия, почти на каждый случай издается инструкция. Шагнуть в сторону рискованно, любое отклонение без всяких сомнений приведет к конфликту с новым главным констеблем. С другой стороны, Норман Поттинг прав – можно неделями ждать ответа из Интерпола, причем скорее всего отрицательного. Сколько между тем появится трупов? Вдобавок утешает, что упомянутый Йен Тиллинг – бывший офицер полиции, значит, не подведет.
– В протокол записывать не стану, Норман, но, если дело выгорит, буду признателен. Благодарю за инициативу.
Поттинг был доволен.
– Прямо сейчас и начну. Старик удивится, услышав меня. – Он собрался уходить, но вдруг остановился и снова уселся. – Рой, тут такое обстоятельство… все хочу спросить… как мужчина мужчину?
Грейс оглянулся на очередную порцию сообщений, появившихся на мониторе.
– Слушаю.
– Насчет моей жены.
– Ли? Ведь ее так зовут?
Поттинг кивнул.
– Она из Таиланда?
– Да. Из Таиланда.
– Знакомство по Интернету?
– Вроде того. В Интернете отыскал агентство знакомств. – Поттинг почесал в затылке, проверил мозолистой грязной ладонью, что чуб лежит на месте. – Обычное дело?
– Не для всех. – Грейс озабоченно посмотрел на компьютер, понимая, что утро уходит впустую. – Так в чем проблема?
Поттинг помрачнел.
– Мне совет нужен. – Он полез в карман, покопался, будто что-то отыскивал. – С Ли несколько месяцев все было потрясающе, а потом она вдруг начала предъявлять ко мне требования. – Он умолк.
– Какие? – спросил Грейс, со страхом ожидая живописных подробностей сексуальной жизни Нормана Поттинга.
– Денег для родни требует. Я должен каждую неделю посылать им деньги. Которые откладываю на пенсию.
– С какой стати?
Поттинг долго смотрел на Грейса, словно не слышал вопроса.
– С какой стати? – повторил он. – Ли говорит, если я люблю ее по-настоящему, то должен охотно помогать ее родителям.
Суперинтендент взглянул на сержанта, удивляясь его наивности.
– Ну и лопух!
– Не хочет сексом заниматься, пока не проследит за банковским переводом – я это делаю по компьютеру, – добавил Поттинг, гордясь своими техническими познаниями. – То есть, понятно, страна относительно небогатая, они считают меня богачом и всякое такое. Но… – Он передернул плечами.
Грейс разглядывал коллегу. Растерянный, одинокий. Не понимает, действительно не понимает.
– Господи помилуй, – не выдержал он. – И это полицейский. Детектив, черт возьми, и хороший! Разве не видишь, друг? Она над тобой смеется. Тобой движет член, а не разум. Она из тебя вытянет все до последнего пенни и сделает ручкой. Я читал про таких девочек.
– Нет… Ли не такая!
– Да ну? Чем отличается?
Сержант пожал плечами, беспомощно посмотрел на суперинтендента.
– Я люблю ее. Ничего не могу с собой сделать, Рой. Люблю.
У Грейса зазвонил мобильник. Он ответил почти с облегчением. Звонил любимый и блистательный коллега Роб Лит, инспектор Восточного Брайтона.
– Рой, – сказал он, – возможно, тут нет ничего, но я думаю, может, тебе интересно в связи с текущим расследованием насчет тел из канала. Парень из моей команды сейчас отправился на берег к востоку от яхтенной пристани. Один тип выгуливал там собаку во время отлива и наткнулся на новенький лодочный подвесной мотор.
Грейс быстро прикинул.
– Действительно, может быть, интересно. Позаботься, чтоб его никто не трогал. Можете упаковать по всем правилам и прислать?
– Сей момент.
Он поблагодарил и разъединился. Извиняющимся жестом поднял палец, набирая внутренний номер отдела идентификации этажом ниже, и тут же услышал:
– Майк Блумфилд.
– Майк, это Рой Грейс. Ваши ребята смогут снять отпечатки с подвесного лодочного мотора, который был выброшен в море?
– Забавно, что вы как раз сегодня об этом спросили. Мы только что получили новую аппаратуру, испытываем. Стоит сто двенадцать тысяч. Должна снимать отпечатки с пластмассы, которая долго пробыла в любой воде.
– Неплохо. Пожалуй, сумею подкинуть первую подходящую задачу.
Норман Поттинг встал, сообщил одними губами, что заскочит позже, и медленно, слегка сгорбившись, вышел в дверь. Грейс обратил внимание на его дрогнувшие плечи и вдруг посочувствовал ему всем сердцем.
51
Влад Космеску стоял в зале прилета аэропорта Гатуик среди встречавших: родственников, шоферов и туроператоров, держа в руках небольшой плакат с объявлением. Самолет из Бухареста приземлился чуть больше часа назад, но девушки еще не появились.
Хорошо.
Судя по ярлычкам, которые удалось разглядеть на багаже пассажиров, выливавшихся ровным потоком с таможенного контроля, все уже сошли. Замелькали ярлычки "Ал-Италия", видно, туринский рейс, задержка на добрых полчаса. Далее "Евро-Джет" из Ниццы, SAS, KLM.
Он посмотрел на свои часы: 11:35. Сунул в рот таблетку жвачки "Никоретте". Девушкам, которых он встречает, даны строгие инструкции. Кажется, они их выполняют. Надо час проболтаться, пока не прибудут другие самолеты и с них не сойдут пассажиры, только потом пристроиться в очередь. Хотя Румыния стала членом Евросоюза, хорошо известно, что во всем мире ее считают горячей зоной нелегальной транспортировки людей. Пограничные и иммиграционные службы мигом настораживаются при виде румынского паспорта.
Поэтому всем, кого он встречает – еженедельно и чаще, – приказано порвать румынские паспорта, спустить в унитаз в туалетах аэровокзала, выждать час и явиться на паспортный контроль с поддельными итальянскими документами, которые им выданы. Если за прибывшими из Румынии ведется наблюдение, к моменту появления девушек оно будет снято.
Вот идет парочка. Хорошенькие, молоденькие, в дешевой одежде, с дешевыми чемоданами. Должно быть, они. Одна – по-настоящему сексуальная, стройная, с длинными темными волосами, – махнула ему рукой.
– Хорошо долетели? – спросил он по-румынски вместо приветствия.
– Угу. Потрясающе!
– Добро пожаловать в Англию.
– Угу, – повторила она, – потрясающе!
– Потрясающе, – добавила ее спутница.
На их лицах читалось явное облегчение.
Через двадцать минут Космеску сидел на переднем пассажирском сиденье старого коричневого "мерседеса". Вел машину неопрятный Григор с торчащими зубами. Горба у него нет, а кажется, что есть. Он скорчился за рулем в дешевом бежевом костюме, с сальными волосами, крючковатым носом. Глаза больше косятся в зеркало, чем на дорогу, сладострастно смотрит на девушек на заднем сиденье.
Космеску работает с Григором уже пять лет и практически ничего о нем не знает. Этот карлик-извращенец всегда в нужный момент оказывается поблизости, отвозит и привозит посылки, но говорит редко, что вполне годится для Влада. Вступая в беседы, со временем обязательно заговоришь о себе. О себе ему ни с кем не хочется говорить. Это неразумно. Чем меньше о тебе знают, тем успешнее твоя роль невидимки. Так учит шеф.
Григор отлично улаживает дела. Руками делает почти все, от сантехники до электрики и гидроизоляции, справляется с любым дерьмом – с текущими трубами, засорившимися унитазами, расшатавшимися половицами, сломанными жалюзи, со всем, что случается в четырех городских борделях, которыми управляет Космеску. Значит, нечего беспокоиться о болтливых мастерах. Раз в неделю он позволяет Григору взять на час девушку по своему выбору. Этого вместе со щедрой платой вполне достаточно, чтоб гарантировать безраздельную верность.
Он по-прежнему думает о телах. О своем промахе. О Джиме Тауэрсе. Глупо было его убивать. Но еще глупей оставить в живых, позволить обо всем проболтаться полиции. Тауэрс что-то задумал. Может, заговорила нечистая совесть, может, решился на шантаж. Необходимо уравновешивать риск, как в азартной игре. Маленький против большого.
Он оглянулся на девушек. Анка слева хороша. У ее товарки Нуши лицо погрубее, нос великоват. Ничего, сойдут. Он не станет выкидывать их из постели.
Космеску повернул личный ключ, лифт с подземной стоянки без остановок пошел на самый верх многоквартирного дома за отелем "Метрополь", где он поселился. Девушки со своим багажом молча стояли в кабине.
Потом Анка спросила:
– Когда начнем работать?
– Сейчас, – сказал он.
Она ткнула вверх пальцем.
– Мы в бар поднимаемся?