32.
"Дукато" ехал по залитой лужами и усеянной белым камнем тряской дороге вдоль берега Форджезе. Стебли тростника и ветки колючей ежевики обтирали бока фургона.
Небо было серое, но дождь перестал.
Кристиано Дзена был зажат между отцом, курившим, закинув ноги на лобовое стекло и вперив отрешенный взгляд в дорогу, и Данило, рассеянно щелкавшим крышкой сотового. Машину вел Четыресыра.
Когда они перебирали, за руль всегда садился Четыресыра. Сегодня они начали пить раньше обычного, обыкновенно до такого состояния они доходили ближе к вечеру.
Кристиано догадывался, что не заладилось что-то на стройке. Вчера Рино сказал, что они начинают работать, и вот...
Но раз они сами молчат, лучше не спрашивать.
Он взглянул на Четыресыра. На него алкоголь не действовал. Рино считал, что это из-за удара током. Как бы то ни было, Кристиано ни разу в жизни не видел его пьяным.
Он боготворил Четыресыра.
С ним не нужно было слов, чтобы понять друг друга. И совсем неправда, что он слабоумный. Если он мало болтает языком, это потому, что ток порядком попортил ему артикуляцию. Но он всегда внимателен, все слушает и еще делает головой такие странные движения, будто дирижирует разговором.
Кристиано проводил с ним целые дни. Они смотрели телик или катались на "боксере". Четыресыра шарил в моторах и умел поставить на ход даже груду ржавого железа. Когда что-нибудь было нужно или чтоб тебя отвезли хоть на край света, Четыресыра никогда не отказывал.
Он, конечно, был чудной с этими своими тиками и маниями типа никого не пускать к себе в дом. Но Кристиано хотелось задушить всех, кто над ним издевался. Пацанов, кривлявшихся у него за спиной. Были даже такие, кто говорил, что он держит дома труп матери, притворяясь, что она жива, чтобы получать ее пенсию. Полная лабуда.
Четыресыра был сирота.
"Как я"
- В школе что сегодня было хорошего? - спросил Данило, перебивая мысли Кристиано.
- Сегодня было сочинение по истории. Хотите, прочитаю?
- Валяй, - сказал Четыресыра.
- Да, прочти его нам, - согласился Данило.
- Идет. - Кристиано достал из кармана листок и начал читать. Трясло так, что тошнота подкатывала к горлу. Он сделал усилие и дочитал до конца. - "Мы снова можем стать великой чистой нацией, как древние римляне, чтобы была работа для всех и не было коммунистов, которые развалили идею семьи, не верят в Бога и разрешили аборт - убийство невинных младенцев - и еще хотят дать право голоса иммигрантам. Конец. - Он поднял взгляд от бумаги". - Ну как, понравилось?
Четыресыра одобрительно бибикнул.
Данило был в экстазе:
- Потрясающе! Невероятно! Особенно там, где ты говоришь, что нам нужен новый Гитлер, чтобы устроить концлагеря для славян и арабов. Эти ублюдки крадут у нас работу. Пять с плюсом!
Кристиано обернулся к отцу:
- А тебе понравилось? Рино затянулся и не ответил.
"А теперь какая муха его укусила?"
Полчаса назад он плясал как чокнутый, а теперь, нате, снова не в духе.
Данило хлопнул Кристиано по ляжке:
- Ну конечно ему понравилось. Сочинение что надо. Еще бы не понравилось. Быть такого не может.
33.
Рино Дзена спустил ноги и поглядел на Кристиано, затем задавил окурок красной "Дианы" в переполненной бычками пепельнице. Мигрень накатила, как прилив, и выключила мозги. Все из-за дерьма, которым их напоил Данило.
Он грозно взглянул на сына:
- Ты что, идиот?
Кристиано непонимающе посмотрел на Данило:
- А что такого?
- И ты это сдал?
Кристиано помотал головой:
- Нет. Не стал я сдавать. Я что, дурак?
- Вранье. Сдал ты его. Я слишком хорошо тебя знаю. Думал, шедевр сочинил, самодовольный болван. И не догоняешь своим умишком, что за дерьмо устроил на свою голову. Ты хоть понимаешь, что проклянешь день, когда написал эту хрень?
Голос Кристиано дрогнул:
- Я же тебе сказал! Ты что, оглох? Я его написал и положил в карман! Точка! Вот оно.
- Дыши ровно. Успокойся. Может, он и правда не врет.
- А кому-нибудь почитать ты его давал? - спросил Рино сына, подавляя желание схватить его за волосы и треснуть безмозглой башкой о панель.
Кристиано с ненавистью посмотрел на него:
- Никому не давал.
Да наверняка показал своим приятелям. Обычное дело.
- Ей-богу, не давал, чего ты мне не веришь!
Рино предостерегающе поднял палец:
Не божись на вранье, Кристиано. Не божись. А то я тебя прибью.
34.
Когда отец был такой, Кристиано его ненавидел.
Отец ему не верил. И никогда не поверит. Даже если бы ему явилась училка собственной персоной и сказала бы, что он не сдавал этого сочинения. Даже если бы сошли с небес Господь, Мадонна и все святые. Он бы решил, что они сговорились. Все против него.
"Ну что же за отец мне достался?"
Все, кому не лень, давали ему понять, что Рино осел, и Кристиано каждый раз, как фурия, бросался на наглеца. За свою жизнь он уже порядком шишек получил, защищая отца. Но они были правы. Тысячу раз правы. Грудь пронзила жгучая боль.
- Никому я его не давал читать.
Рино покачал головой и улыбнулся своей мерзкой улыбочкой:
- Да ладно врать-то. Само собой небось вышло, хотел покривляться перед дружками... "Я, мол, наци, то да се". Чего тут такого? Ну, скажи, что так и было. Что плохого?
Голос Кристиано перешел в надрывный крик:
- Нет, не делал я ничего такого! Да пошел ты! Ты не заставишь меня признаться в том, чего я не делал. И друзей у меня нет. А хочешь знать почему? Потому что все считают, что ты не в своем уме. Псих несчастный, вот ты кто...
К горлу подступил комок, но он бы скорее вырвал себе глаза, чем пустил слезу.
35.
Рино Дзена уже никого не слышал. Его словно засосало в воронку глухого ужаса. Перед глазами замаячил социальный работник с командой карабинеров, размахивающий у него под носом сочинением Кристиано.
Они заберут у него сына. Навсегда.
Этого не должно произойти, потому что без Кристиано он ничто.
Рино проглотил ком, застрявший в горле, и прикрыл глаза руками.
- Да как тебе только такое в голову пришло? - сказал он тихим голосом, широко раздувая ноздри. - Сколько раз я тебе повторял, что все надо держать в себе... Что никому нельзя показывать, что ты на самом деле думаешь, они же тебе это в жопу вставят. Мы с тобой одной веревкой повязаны, ты это понимаешь? И все ее хотят порвать. Черта с два, ни у кого это не выйдет. Я всегда буду с тобой, а ты будешь со мной. Я буду помогать тебе, а ты мне. Пораскинь мозгами, неужели сам не понимаешь, что нельзя так подставляться? Вспомни про черепах, какой у них панцирь. Ты должен быть сильным, чтобы никто не смог сделать тебе больно. - И он треснул кулаком по панели с такой злостью, что откинулась крышка бардачка, вывалив наружу мятые обертки и прочий хлам.
- Папа, ну зачем ты так? Почему ты мне не веришь? - выдавил Кристиано, глотая слезы.
- Не надо только мне нюни разводить! Тебя здесь никто не обижал. Ты что, девчонка? Заплачь мне еще!
Данило жестами показал Кристиано не заводиться и помалкивать, а сам попробовал вступиться:
- Ладно тебе, Рино, он сказал правду. Твой сын не врун. Ты его знаешь.
Рино чуть не разорвал его на куски.
- А ты заткнись! Не встревай! Я же не встреваю между тобой и твоей шлюхой женой? Я с сыном разговариваю. Так что цыц мне тут.
Данило опустил глаза.
Кристиано вытер глаза руками. Никто не решался подать голоса. Повисло молчание, нарушаемое только поднимающимся от реки гулом и шуршанием трущихся о кузов фургона веток.
36.
Они остановились на площадке у заброшенной установки, в семидесятые годы качавшей здесь речной песок. Высоченные горы песка полукругом поднимались вокруг изъеденной ржавчиной техники.
Кристиано выскочил из машины и пустился бегом в сторону вышки.
Остановился он перед обветшалым строением с выбитыми окнами и исписанными стенами.
Хотелось двинуть домой, хоть бы и на своих двоих. Идти было далеко, но это не важно. Холодно, конечно, но дождя какое-то время не будет. Погода менялась. На юге серую пелену прорвало, и в просветах показалось ясное синее небо. Над головой пронеслась пара бакланов. Издалека доносилось гудение вздувшейся от дождя реки.
Он натянул на голову капюшон.
Перед входом в барак на земле чернело кострище. Металлический каркас кресла. Изуродованные огнем шины. Пляжные шлепки. Газовая плитка.
Кристиано достал из кармана сочинение и зажигалку. Он уже подносил пламя к листку, когда за плечами раздалось:
- Кристиано! Кристиано!
К нему шел отец. Шерстяная шотландская куртка с плюшевой подкладкой нараспашку, под ней одна майка.
"И как он только не мерзнет?"
Кристиано поджег уголок листа.
- Погоди! - Рино выхватил у него бумагу и задул огонь.
Кристиано кинулся на него, пытаясь вырвать листок у него из рук:
- Отдай. Оно мое.
Отец отступил на пару шагов:
- Ты совсем двинулся? Зачем ты хотел его сжечь?
- Чтобы избавиться от вещественных доказательств. И ты успокоишься. А то ночью могут залезть воры и украсть его у нас, так? Или полиция... Или инопланетяне.
- Нет, не надо сжигать.
- Тебе-то что? Тебе же оно не понравилось. - Кристиано побежал в сторону реки.
- Стой!
- Оставь меня в покое! Я хочу побыть один.
- Погоди! - Отец догнал сына и поймал его за руку.
Кристиано стал вырываться, крича во все горло:
- Отстань! Отвали! Иди в задницу!
Рино притянул его к себе и крепко прижал голову сына к груди:
- Послушай меня. Потом уйдешь, если захочешь.
- Чего тебе от меня надо?
Рино отпустил его и принялся поглаживать свой бритый череп.
- Я только... Видишь ли... - Он с трудом подбирал слова. Закурил. - Ты должен понять, что, если я злюсь, на то есть причина... Если бы ты его сдал, твоя поганая училка тут же вручила бы его этому гребаному социальному работнику и завтра он явился бы к нам домой с твоим сочинением в портфеле.
- Я же не дурак сдавать его. Я тебе сказал, что не сдавал, но ты мне не веришь. С тобой бесполезно говорить.
- Нет, просто я... должен быть уверен. - Рино пнул ботинком камешек и со вздохом поднял глаза к небу. - Я боюсь, Кристиано... Боюсь, что нас могут разлучить. Они только этого и хотят. Если нас разлучат, я... - Он замолк на полуслове. Присев на корточки, он в молчании докурил сигарету, держа ее между большим и указательным пальцами.
Вся кипевшая у Кристиано в груди злость тут же растаяла, как выпавший ночью снег. Его охватило жгучее желание обнять отца, но он лишь выговорил, борясь с подкатившим к горлу комком:
- Я никогда тебя не предам. Ты мне должен верить, папа, когда я тебе что-то говорю.
Рино поглядел на сына и вдруг, прищурившись и зажав окурок зубами, на полном серьезе сказал:
- Поверю, если ты меня побьешь.
- То есть? - Кристиано не понимал.
- Я поверю, если ты раньше меня заберешься вон туда. - И он махнул рукой на песчаный холм напротив них.
- Какого черта?
- То есть как это какого черта? Ты хоть чуешь, какой невероятный шанс тебе представился? Если ты меня побьешь, мне придется верить тебе до конца своих дней.
Кристиано старался не рассмеяться.
- Что за фигня... Ты опять за...
- А в чем проблема? Ты у нас молодой. Спортсмен. Я уже не в том возрасте. Что тебе мешает победить? Прикинь, если ты меня побьешь, то сможешь сказать мне, что слышал, как Четыресыра твердил "Тридцать три трентинца..." , и мне приде... Ах, подлец!
Кристиано рванул в сторону песчаного холма.
- Нет уж, на этот раз я тебя обойду, - выдохнул Кристиано, ринувшись на крутой откос насыпи.
Он сделал три шага и вынужден был вцепиться пальцами в песок, чтобы не соскользнуть вниз. Все осыпалось. Отец карабкался снизу, отставая на пару метров.
Он должен справиться. Вечно он проигрывает отцу. И в тире. И в армрестлинге. Во всем. Даже в пинг-понг, хотя уж тут-то Кристиано точно отцу десять очков вперед даст. Они доходили до счета восемнадцать - девятнадцать против шести или что-то в этом духе, и тут этот козел начинал свою песню, что Кристиано выдохся, что боится победить, в итоге он заговаривал ему зубы так, что Кристиано не мог набрать больше ни очка, и побеждал Рино.
"Только не в этот раз. Я тебя сделаю"
Кристиано вообразил себя огромным пауком с цепкими щупальцами. Секрет был в том, чтобы правильно упираться ногами и руками. Песок холодный и влажный. Чем выше, тем круче уклон, под ботинками все осыпалось.
Он обернулся посмотреть, где отец. Тот его догонял. Лицо перекошено от натуги, но он не сдавался.
Проблема была в том, что, забравшись на три шага вверх, Кристиано соскальзывал вниз на два. Вершина была недалеко, но казалась недостижимой.
- Давай, Кристиано! Ну же, черт... Ты можешь! Побей его! - подначивали его снизу Данило и Четыресыра.
Он с криком сделал последний рывок и уже был почти там, наверху, оставалось каких-то полтора метра, готово, он его сделал, когда вдруг железные тиски сжали ему лодыжку. Его снесло вниз вслед за осыпавшимся песком.
- Так нечестно! - взвыл мальчик, в то время как отец, словно танк, двигал наверх прямо по его спине. Кристиано попытался ухватить его за край штанины, но рука соскользнула, и он чуть не получил пяткой в лоб.
А отец запустил пальцы в песок на вершине холма, упал на колени и торжествующе вознес руки к небу, словно только что покорил Чогори :
- Победа! Победа!
Кристиано, судорожно дыша, лежал распластанный по песку в полуметре от вершины, а вокруг него все слоилось и осыпалось.
- Давай... Забирайся... У тебя почти получилось... В конце концов, ты пришел вторым... вторым, а не последним, - выдохнул Рино, едва держась на ногах от изнеможения.
- Так нечестно! Ты схватил меня за ногу.
- Да, а... стартовать раньше сигнала? Это... по-спортивному?
Лицо у него было пунцового цвета.
- Как же мне хре... Сигареты... Ну же, держись давай.
Кристиано схватился за отцовскую руку, и тот подтянул его наверх. Его поташнивало от усталости.
- Ладно, ты... проиграл... но был... молодцом. .. Я тебе верю.
- Ко... зел. Я дал себя обыграть... потому что ты старый... Вот почему...
- Да... правильно сделал. Стариков нужно уважать. - И Рино положил ему руку на плечи.
Отец с сыном сидели на пятачке наверху и глядели на затянутую пеленой равнину и на реку, которая в этом месте расширялась, образуя большую песчаную излучину. Противоположный берег тонул в далекой дымке, и только голые верхушки тополей одиноко торчали, как мачты кораблей-призраков. Ниже по течению река вышла из берегов и разлилась по полям. С верхушки холма просматривался силуэт электростанции с вереницей опор высоковольтных линий и дорожная эстакада.
Рино нарушил молчание:
- Отличное сочинение написал. Мне понравилось. Хорошо сказал. Вон иммигрантов, и работу итальянцам. Правильно.
Кристиано зачерпнул ладонью песок и стал катать шарик.
- Ну да, только здесь человек даже не может написать то, что думает.
Рино застегнул куртку.
- Вот только о свободе не надо. У нас здесь все Здорово наловчились трындеть о свободе. Свобода то, свобода сё. Полон рот свободы. И какого хрена тебе сдалась эта свобода? Если у тебя нет ни гроша и работы тоже нет, будь у тебя самая что ни на есть свобода - что с ней делать? Уедешь? И куда ты двинешь? И на чем? Бомжи - самые свободные в мире люди, так они помирают от холода на скамейках в парках. Свобода - это слово, которым только запудривают людям мозги. Знаешь, сколько засранцев подохло за свободу, не зная даже, что это такое? А знаешь, кто по-настоящему свободен? Тот, у кого есть деньги... Эти да... - Он замолк, занятый на некоторое время этой мыслью, потом взял сына за локоть. - Хочешь глянуть, где моя свобода?
Кристиано кивнул.
Рино вытащил из-за спины пистолет.
- Познакомься с барышней по фамилии Свобода и по имени "магнум-44"
Кристиано от удивления разинул рот. "Красотища какая"
- Высший класс. "Смит-вессон" Короткий ствол. Весь хромированный. - Рино, сияя от удовольствия, вертел его в руке. Откидывал барабан, вращал его и потом одним взмахом запястья возвращал на место.
- Дай подержать.
Рино протянул ему револьвер рукояткой вперед.
- Ничего себе, тяжелый какой. Такой же, как у этого, как его?.. - Кристиано взял обеими руками пистолет и прицелился вдаль. - Как его звали? Из "Подкрепления".
- Инспектор Каллахан. Только у него длинный ствол. Ну как? Шикарный, а?
- Потрясный. Представляешь, во что превратился бы пес Кастардина, стреляй я в него из такого ствола?
- Ты бы его размазал по асфальту. Эта милашка - сирота, как и ты. Только у нее ни отца, ни матери. Серийный номер сбит.
Прикрыв один глаз, Кристиано любовался на револьвер, вытянув руку и наклонив его набок.