- И сколько ты за него отдал?
- Немного...
- Но на что он тебе? У тебя уже есть "беретта"
- Блин, ты меня достал! Устраиваешь допрос, вместо того чтобы попросить пострелять?
Кристиано бросил недоверчивый взгляд на отца:
- А можно?
- Да. Только осторожно с отдачей. Этот ствол не как тот, другой. Этот тебе вдарит. Сними с предохранителя. Держи обеими руками. Мягко. Не делай руки как палки, а то покалечишься. И подальше от лица.
Кристиано сделал, как велел отец.
- Куда стрелять?
Рино поискал глазами мишень. Найдя цель, улыбнулся:
- Стреляй по миске с макаронами. Эту парочку кондрашка хватит, - шепнул он сыну на ухо.
Кристиано рассмеялся.
Внизу, в дальнем углу площадки, Данило и Четыресыра возились со старым трактором. Метрах в пяти от них, рядом с обшарпанным диваном, стояла пластиковая миска, до краев полная рожков с рагу, ящик с пивом и початая бутыль граппы. Пикник от Данило.
- Только целься как следует. В них не попади. И в бутылку тоже, а то, если полетят осколки... - вполголоса давал указания Рино.
Кристиано закрыл один глаз и прищурил другой. Прицелился в миску. Было трудно удерживать мишень на прицеле, пистолет был тяжелый.
- Если сейчас не выстрелишь, руки не выде...
Кристиано спустил курок. Бум! - миску разорвало, как от пули суперагента Круза. Рожки, ошметки рагу и куски пластмассы разлетелись по сторонам в радиусе десятка метров.
Данило и Четыресыра аж подпрыгнули от испуга.
Лопаясь со смеха, Кристиано и Рино кубарем скатились с песчаной горки, меж тем как парочка внизу, с головы до ног уделанная рожками и соусом, ругалась, поминая Христа и всех святых, вместе взятых.
37.
Заслужить прощение было нелегко.
Данило был просто вне себя. Соус заляпал ему штаны, а известно, что масло не отстирывается даже в стиральной машине.
Кристиано встал на колени и начал упрашивать его, хватая за ноги:
- Данилуччо, Данилуччо, не сердись. Мы просто пошутили. А ты такой хороший, такой красивый...
- Иди ты! Вы же нас убить могли! И потом, рожки были с рагу! Самым настоящим, с морковкой, сельдереем и луком. Тереза его готовит от силы раз в месяц.
Четыресыра тем временем молча бродил по площадке, собирая рожки в полиэтиленовый пакет.
В конце концов Рино пообещал, что, как только разживется монетой, пригласит их в пиццерию "Золотой корабль" и за всех заплатит.
Они уселись на диване каждый со своим пивом, пустив по кругу пакет с рожками.
- Как продвигаются дела с трактором? - спросил Кристиано, пытаясь сдуть с макаронины песок.
- Неплохо, - ответил Данило, приложившись к пиву. - Четыресыра говорит, что нужно раздобыть диски сцепления и тогда мотор заработает как часы.
- А стену он правда сможет проломить?
- Шутишь? Я там все внимательно рассмотрел. Стена банка сложена из кирпичиков, которые развалятся от одного чиха.
Подкрепившись, взрослые неподвижно замерли на диване. Кристиано замаялся сидеть с ними. Было холодно, и потом, назавтра должен был прийти со своей проверкой Беппе Трекка, социальный работник, а в доме было как в хлеву.
- Папа, пошли, а? Завтра суббота. Трекка явится. Надо прибраться.
- Еще пять минут. Может, пойдешь поиграешь?
По его тону Кристиано понял, что отец раньше заката с дивана не поднимется.
- Тоска зеленая! - пробурчал он вполголоса и стал кидать камешками в закопченную сажей бочку.
38.
Устроившись на продавленном диване, Четыресыра следил за катившимися по небу облаками.
- Вы зна... зна... знаете Лилиану? - Его рот скривился в гримасе, а рука начала подрагивать.
Данило сидел прикрыв глаза, осоловелый от пива. Он приподнял было голову, но она тут же рухнула обратно на спинку дивана.
- Это кто? - промямлил он без особого оживления.
- Она работает... (пауза) в "Евробилде"
- Это кем?
- В бухгалтерии. У нее... (пауза) черные волосы. Длинные. Она... (пауза) красивая.
Рино, растянувшийся с другой стороны дивана, закинув ноги на газовый баллон, подтвердил:
- Сидит в бухгалтерии. Я ее знаю.
- А, понял! Эта слониха, у которой вечно три кило штукатурки на лице? - спросил Данило.
Четыресыра кивнул головой.
- Старая добрая Лилианиха, - рассеянно пробормотал Рино и приложился к пустой бутыли, ловя последние капли граппы.
Четыресыра, не в состоянии совладать с разыгравшимся тиком, смог только промямлить:
- Это... это...
- Говори! Что такое? - ткнул его в бок кулаком Данило.
- Я хотел бы... Хотел бы пригласить ее на ужин... - выдохнул он, и что-то, комком сидевшее у него в горле, наконец прошло вниз.
Данило ухмыльнулся.
- Да она не пойдет с тобой, даже если... - Тут он призадумался. - Слышь, мне даже в голову не приходит, ради чего она согласилась бы пойти с таким, как ты.
- Пусть скажет, - со вздохом перебил его Рино.
Четыресыра собрался с духом:
- Я бы хотел на ней... же... ниться.
Данило икнул и покачал головой:
- Бред собачий!
- Это не бред. Я хочу на ней жениться.
- Она тебе нравится? - спросил Рино.
- Да. Очень. Она... - Четыресыра замолк.
Покатываясь со смеху, Данило повалился на диван.
- Да ты хоть ее рассмотрел? У нее задница величиной с Сардинию. И самое ужасное, что при этом она мнит себя красоткой. Брось, такая не для тебя.
Но Четыресыра не сдавался:
- Неправда. Я могу ей понравиться.
Данило пихнул локтем Рино:
- Ну, тогда ступай к ней и сделай ей предложение... Только сначала меня позови, не хочу пропустить такую потеху.
Четыресыра поднял камешек с земли и запустил его вдаль.
- У меня есть план.
Данило почесал живот.
- План чего?
- Того, как поговорить с ней.
- Ну давай, выкладывай...
Четыресыра три раза стукнул кулаком в грудь.
- Ей нравится Рино.
Рино удивленно поднял брови:
- Я?
- Да. Она всегда на тебя смотрит.
- Ну, не знаю! Я как-то не замечал.
Данило не понимал:
- Если ей нравится Рино, то ты, извини, в полном дерьме.
Четыресыра нервно прищурил глаза:
- Дай мне договорить. - Он повернулся к Рино. - Ты приглашаешь ее в ресторан. Являешься с Данило. И не разговариваешь с ней, говоришь все время с Данило и только о футболе. Женщины терпеть не могут футбол...
- Ты-то откуда знаешь? Ты теперь у нас еще и эксперт по части женщин? - в сотый раз перебил его Данило.
Но Четыресыра продолжал, не обращая на него внимания:
- Потом появляюсь я... Вы уходите, и мы остаемся с ней вдвоем. - Он сделал паузу. - Что скажешь, Рино?
- А за ресторан кто платит? - уточнил Данило.
- Я. Я уже и деньги отложил.
- А нам что с этого будет?
Четыресыра растерянно огляделся. К этому вопросу он не был готов. Он с силой хряснул по ноге.
- Вам будет пицца.
Рино поднялся на ноги и потянулся.
- Хватит болтать, поехали домой, что-то мне совсем скверно. Кристиано, до шоссе ведешь ты!
39.
Кристиано не хотелось садиться за руль, но отец настоял:
- Ты должен набить руку. У тебя еще с передачами плоховато. Давай без выкрутасов, у меня и без того голова раскалывается.
Кристиано начал водить несколько месяцев назад и считал, что у него уже неплохо получается. Трогался он пока с трудом: когда отпускал сцепление, не получалось ровно давать газ, и мотор либо глох, либо фургон начинал ехать рывками. Но когда наконец удавалось тронуться с места, дальше было все просто.
Однако ездить с отцом, который орал ему прямо в ухо, было полным кошмаром. "Следи за дорогой! Переключи скорость! Ты что, мотор не слышишь?!"
Сегодня у Рино болела голова. В последнее время с ним это случалось все чаще. Как будто рой пчел гудит в черепе, говорил он. И слышно, как пульсирует кровь в ушах. Иногда головная боль мучила его целый день, он валялся плашмя в темноте и зверел от малейшего шума. В такие дни Кристиано приходилось отсиживаться у себя в комнате.
Когда Данило посоветовал ему показаться врачу, Рино однозначно изложил свое мнение на сей счет:
- Если и есть что, в чем медики хрена лысого не смыслят, так это мозги. Насочиняют невесть что. Напичкают дорогущими лекарствами, которые так тебя пришибают, что потом нет сил самому расстегнуть ширинку и отлить.
Кристиано вел машину, а остальные трое, все еще под парами, похрапывали вповалку сбоку от него. Солнце село, оставив розоватые разводы на горизонте, над рекой кружили и ныряли в воду чайки.
На шоссе за руль пересел Четыресыра.
40.
Домой приехали впотьмах.
Не проронив ни слова, Рино начал перемывать скопившуюся в раковине за две недели груду посуды, а Кристиано взялся наводить порядок в гостиной.
Оба ненавидели день, когда приходил социальный работник.
Они прозвали его показушным днем. Но наверное, еще больше они ненавидели день накануне показушного дня, потому что приходилось приводить в порядок весь нижний этаж. Верхний этаж они не трогали, поскольку, как выражался Рино, подметать надо только там, где проезжает епископ.
Это случалось раз в две недели по субботам.
Все остальное время дом был предоставлен сам себе.
Посуду они не мыли, пока в раковине не оказывались все до единой тарелки и вилки. Белье стирали раз в месяц в стиральной машине Данило и развешивали его в гараже. Прибраться в гостиной было не так уж трудно, учитывая, что там почти не было мебели.
Кристиано собрал пивные банки, коробки из-под пиццы, алюминиевые формочки из закусочной. Это добро было разбросано повсюду. Даже под мебелью и под диваном. Одних банок набрался полный мусорный мешок.
Потом он наскоро протер пол мокрой тряпкой.
Пока отец мыл посуду, Кристиано занялся холодильником: извлек из него покрывшийся зеленой плесенью сыр "Проволоне", гнилые овощи и абрикосовый джем, поросший какими-то белесыми метелками. Потом тряпкой протер весь в жирных пятнах стол.
Хотя Рождество давным-давно прошло, в коридоре все еще стояла высохшая до последней иголки елка. Кристиано украсил ее пивными банками, а на верхушку надел бутылочку "Кампари-Сода".
Елку пора было выносить.
- Я всё! - сказал Кристиано отцу, стирая пот со лба.
- Что у нас из еды?
- Макароны с... - Кристиано заглянул в опустелый холодильник, - с плавленым сыром.
Намазываешь сырок на тарелку, а сверху наваливаешь макарон, с которых не до конца сливаешь воду.
Не промахнешься.
Он поставил кастрюлю на огонь.
После еды Кристиано устроился на диване перед телевизором. Тут было уютнее всего. От печки исходило приятное тепло. Ему нравилось засыпать тут, закутавшись в шотландский плед.
Отец растянулся в шезлонге с банкой пива в одной руке и деревянной палкой для переключения каналов в другой.
Этим вечером Кристиано был не прочь посмотреть "Не рой другому яму" - программу, в которой устраивали всякие розыгрыши (хоть там все было подстроено, все равно было смешно), но почувствовал, как тяжелеют веки, и незаметно для себя заснул.
41.
Рино Дзена ненавидел телевидение. Развлекательные передачи, ток-шоу, политические программы, документальные ленты, новости и даже спорт и прогноз погоды, который никогда не сбывался.
Не то что раньше.
Когда он был маленький, телевидение было совсем другое. Два канала. Ровно два. И оба государственные. Программы отличные, с душой. Такие, что ждешь их всю неделю. "Пиноккио", например. Просто шедевр. А актеры какие? Манфреди, большой артист. Альберто Сорди, гений. Тото, лучший комик в мире.
Теперь все иначе.
Рино ненавидел крашеных ведущих и полуголых ассистенток, ему становилось плохо от одного вида людей, готовых разглагольствовать на полИталии о личных неурядицах. Он презирал жалких засранцев, которые тащились на телевидение и начинали там ныть и зудеть, как они страдают оттого, что их бросила жена.
И еще он ненавидел эту лицемерную учтивость ведущих. Розыгрыш призов со звонками в студию. Нелепые танцы. Тухлые шутки юмористов. Не выносил пародистов и пародируемых. Плевался от политиков. Его воротило от сценариев с хорошими полицейскими, славными карабинерами, милыми священниками и бригадами по борьбе с организованной преступностью, тошнило от прыщавых подростков, которые мать родную убьют, лишь бы попасть в этот грошовый рай. Ненавидел сотни зомби из числа несостоявшихся знаменитостей, которые шлялись повсюду, как бездомные псы, выклянчивая себе местечко под солнцем. При виде наживавшихся на трагедиях экспертов он выходил из себя.
"Все-то они знают. И что такое предательство, знают, и что такое бедность, и зачем подростки накачиваются всяким дерьмом на дискотеке и потом пачками убиваются на мотоциклах, и что творится в голове убийцы, им тоже известно"
Рино ненавидел, когда они делано возмущались. Когда обнюхивали друг дружке задницу, словно собаки в парке. Ненавидел ссоры, длящиеся не дольше щелчка пальцами. Ненавидел сборы пожертвований для африканских детей, когда в Италии люди дохнут с голоду. Но самое большое отвращение у него вызывали бабы. Шлюхи с круглыми, как грейпфруты, сиськами, пухлыми губами и одинаковыми штампованными лицами.
"С утра до вечера твердят о равенстве, а о каком равенстве тут может идти речь? Когда они сами - стадо безмозглых вертихвосток". Ложатся под любого мало-мальски влиятельного засранца, лишь бы только улизнуть из дома и получить намек на известность. Такие ради минуты славы перешагнут через чей угодно труп.
Он их всех ненавидел, в этом телевизоре, ненавидел настолько, что порой едва удерживался от того, чтобы взять палку и разнести ко всем чертям проклятый ящик.
"Будь моя воля, я построил бы вас в шеренгу, одного за другим, и всех бы перестрелял. Спросите - за что? За то, что вы проповедуете ложь. Оболваниваете миллионы ребят, показывая им жизнь, которой не существует. Люди разоряются, чтобы купить себе машину, потому что вы вбиваете им в голову, что так надо. Из-за вас Италия летит в тартарары!"
При всем этом Рино Дзена не мог не смотреть телевизор. Торчал перед ним ночи напролет. И днем, если был дома, сидел в своем шезлонге, уставившись в экран и понося вся и всех.
Рино переключил канал, обернулся и тут заметил, что Кристиано уснул.
Виски все еще пульсировали, но спать не хотелось. На мгновение промелькнула мысль пойти к Данило, но он отбросил ее. По вечерам Данило был сущее наказание, заводил пластинку про жену и продолжал занудствовать, пока граппа его не одолевала и он не валился с ног.
"Нет, я хочу девку"
Рино накинул куртку и вышел из дома без четких планов, куда податься.
Бак был почти пустой. Эта парочка, видно, думает, что машина ездит на воде. Хоть бы раз выложили монету. На шоссе он остановился на круглосуточной заправке и сунул в автомат последнюю десятку. Теперь денег не оставалось даже на кружку пива.
Он повесил пистолет на место и уже собирался сесть в машину, когда в паре метров от него взвизгнул тормозами серебристый "мерседес", ослепив его включенным по полной дальним светом. Стекло водительского окошка опустилось, и из него высунулась тонкая женская рука. Между пальцами была зажата банкнота пятьдесят евро и двухъевровая монета.
Рино подошел поближе.
За рулем сидела женщина, худощавая, с длинными светлыми волосами, на носу овальные очки в тонкой синей оправе. Из уха вдоль щеки к тонким темно-красного цвета губам тянулся микрофончик.
- На пятьдесят евро, - бросила она Рино, затем продолжила говорить в микрофон: - Не думаю... Вовсе нет... Ты сбился с пути, упустил из виду существо проблемы, дорогой Карло...
Рино взял деньги, сел в фургон и дал газу.