Где-то на дальней полке Пандора нашла книгу "Скульптура Классического Мира". Она взяла ее в руки и стала перелистывать. В обнаженных мраморных статуях она видела саму себя. Моделями для этих скульптур служили женщины, которые, должно быть, обладали тем же сексуальным опытом, что и она. Но они олицетворяли собой гармонию.
В их искусных эротических позах не было сумасшествия или страстного желания. Если бы она была художником, как бы смогла она выразить свои недавние чувства и переживания в подобных позах? Это просто невозможно. Единственное, что у них было общего, – это тишина, окружавшая их. Но тишина Средиземноморья несла с собой мир и умиротворение, а ее калифорнийская тишина была полна ярости и насилия. Пандора купила эту книгу, вспоминая книги, которые она видела в бунгало того мужчины.
Хэммонд обнаружил свою дочь в толпе ребят на школьном дворе. Она держалась за руку с Дэвидом Уингом. Увидев отца, она отпустила его руку. Хэммонд улыбнулся про себя. Так, значит, у моей дочурки есть друг. Что ж, почему бы и нет? Дэвид был сыном удачливого банкира, происходившего из Гонконга. Она как-то раз, как бы между прочим, упоминала о нем. Дэвид был самым умным мальчиком в классе Полетт. Они с ней были два гения. Дэвид был очень симпатичным. И китайцем. Интересно, подумал Хэммонд, может быть, Полетт тянется к нему из-за экзотики?
По дороге домой она сделала решительный шаг.
– Может Дэвид Уинг побывать у нас?
– Ты же будешь в этот уик-энд у Балфуров.
– Я имела в виду другой уик-энд.
– Конечно, но мы должны спросить об этом у родителей Дэвида.
– Ты не сможешь им написать? – Полетт обожала всяческие формальности.
– Разве сейчас так приглашают в гости? Может, мамуля просто позвонит миссис Уинг?
– Мне кажется, будет лучше написать.
– Я поговорю с мамой.
Полетт больше ничего не сказала, но Хэммонд видел, что она недовольна.
Они всем семейством рано поужинали в "Империал Гарденс". Полетт на следующий день нужно было в школу, Пандоре в аэропорт, а у Хэммонда были свои планы.
Во время ужина они встретили нескольких знакомых – художника-постановщика с его японской подружкой и парикмахера Пандоры. Тот был со своим дружком, который распространял наркотики. Но семейный разговор продолжал владеть умом Полетт, которая пыталась настоять на том, чтобы заказать китайскую кухню.
– Но это японский ресторан, – заметила Пандора.
– Японцы всегда ужасно относились к китайцам, – сказала в ответ Полетт.
– Какая между этим связь?
– У нее друг – китаец, – проинформировал Пандору Хэммонд.
– Я собираюсь учить кантонское наречие, – выразительно сказала Полетт.
– Ты имеешь в виду Дэвида Уинга? – Пандора вспомнила китайского мальчика, учившегося в одном классе с Полетт. "Он очень хорошенький", – подумала она.
– Послушай, если не хочешь есть, то и не надо, – сказал Хэммонд.
Но когда подали первое блюдо, Полетт сдалась и попросила, чтобы ей подали суп с вермишелью: она была голодна.
Во время ужина Хэммонд вынул листок бумаги, написал на нем буквы, изображенные на модели самолета и показал Пандоре.
– Ты любишь разгадывать кроссворды. Что это за анаграмма? Это было написано на модели самолета.
Пандора рассматривала буквы, пока ела. Ее было легко заинтриговать. IACTAALEAEST.
– Я пытался читать все с начала и с конца – никакого смысла.
Полетт взглянула на буквы из-за плеча матери. Японская официантка вошла в их отдельную кабинку, Пол которой был выстлан цыновками-татами.
– Мистер Хэммонд, вас к телефону.
– Меня? Откуда кто-то знает, что я здесь?
– Я поставила телефон на автоответчик и записала номер телефона ресторана, – сказала Пандора.
Хэммонд поднялся, надел туфли за отодвинутой дверью и прошел через главный зал ресторана к столику у входа. Хозяйка передала ему трубку.
– Алло?
– Мистер Хэммонд? – Это была женщина.
– Да, кто говорит?
– Я звоню по поводу модели самолета. Я понимаю, что…
В трубке что-то щелкнуло раза три, и все смолкло.
Хэммонд повесил трубку. Он подождал еще некоторое время, надеясь, что женщина перезвонит.
– Нас разъединили, – сказал он хозяйке, которая улыбалась ему, как истая японка.
Хэммонд встревожился. Этот самолет… Как его выследили? Единственной ниточкой был Джефф, но он ничего не говорил Джеффу о модели. Он только пытался узнать у него насчет клубов авиамоделирования. Хэммонд беспомощно ждал. Прозвенел звонок, но это была просьба зарезервировать место. Женщина больше не позвонила.
Когда Хэммонд вернулся к столу, его девочки все еще пытались разгадать загадку букв.
– Дора, ты говорила кому-нибудь о модели самолета?
– Что ты, конечно, нет!
Чертовщина какая-то! Кто была та звонившая женщина? У него возникло подозрение, что самолет не просто так свалился к ним в бассейн. Может, его послали специально? Если так, то зачем? И кто это сделал? Хотя, может быть, в этом и нет ничего подозрительного.
– Кто тебе звонил? – спросила Пандора, не поднимая головы.
– Просто хотели узнать, не смогу ли я присутствовать на собрании. Ну, помнишь, на том, что отменили вчера.
Почему он ей солгал? Ведь ему нечего было скрывать. По крайней мере по поводу этого телефонного звонка.
Но Пандора почти не слушала его.
– Я поняла. По-моему, я все разгадала. Это никакой не код, а латынь. Три слова. Iacta Alea Est. Это известное изречение. Юлий Цезарь произнес его, когда пересек Рубикон. Оно означает: "Жребий брошен".
Хэммонд вздрогнул.
– Понимаешь теперь, что может дать девушке образование в колледже Сары Лоуренс?
9
Шел сильный дождь, когда Хэммонд попрощался с Пандорой. Она крепко прижалась к нему, и он вдруг испугался, что больше не увидит ее. Это чувство было ничем не оправдано. Полетт громко чмокнула свою мамулю.
– Желаю хорошо провести время, – сказала Пандора.
– Позвони мне, когда приедешь, – попросил Хэммонд.
– Обязательно, я буду скучать по тебе. – Она заморгала, чтобы сдержать слезы.
Пандора помахала им, когда Хэммонд повез Полетт в школу. Сегодня он ехал на "хонде", которой они пользовались для ближних поездок. Ей вдруг подумалось: почему он не взял "мерседес"? Может быть, не хотел ехать на нем в дождь. Пандора заметила, что он очень нервничает. Потом поспешила в дом, вызвала такси, чтобы ехать в аэропорт, и стала думать об отце.
В машине Хэммонд прослушал новости. Там ничего не сообщалось об обнаружении в сгоревшей машине тела Уайлдмена. Может быть, это странное явление не удостоилось внимания прессы? Особенно сейчас, когда орудуют целые банды наемных убийц. В конце концов это, видимо, местное дело полиции Сан-Бернардино.
Полетт взяла свою дорожную сумку с заднего сиденья машины. Хэммонд проводил ее через школьный двор, держа над ней зонтик. Потом он увидел этого китайского мальчика. Полетт еще раньше увидела Дэвида и повернулась к Хэммонду, чтобы попрощаться.
– Не забудь заехать за мной.
– Непременно.
– И насчет книги о НЛО.
– Я не забываю о таких вещах.
Хэммонд наблюдал за Полетт, когда она тихонько разговаривала со своим другом Дэвидом.
Дождь барабанил по машине, когда Хэммонд возвращался обратно. Ему не хотелось возвращаться одному в пустой дом. Теперь перед ним был длинный сырой день. Нужно чем-нибудь заняться. Он поедет и проверит клубы, где занимаются моделями самолетов. Но какой в этом смысл? Тем более, что жуткая погода также не способствовала этому. Пока Хэммонд слушал классическую музыку на своей любимой волне, ему в голову пришла одна мысль. Даже не мысль, а порыв. Он понял, что ему хочется сделать. К тому времени, когда он выехал на скоростное голливудское шоссе, Хэммонд не мог уже противостоять этому порыву.
Он не просто ехал по направлению к равнине Сан-Бернардино, его тянула туда какая-то неведомая сила. То, что раньше казалось необходимой поездкой, сейчас превратилось в навязчивое любопытство. Он должен был вернуться на равнину, на место преступления. Что он надеялся там найти? Сожженный остов машины со все еще находившимися в нем останками Уайлдмена? А его "олдсмобиль", может быть, кто-нибудь украл и разобрал на части? Нет, он должен был увидеть это.
Когда Хэммонд ехал по шоссе, дождь прекратился. Наверное, он утихал постепенно, но Хэммонд заметил это только сейчас. Он выключил щетки. Капот начал дымиться под лучами горячего солнца. Черная поверхность равнины стала очень скользкой. Хэммонд почувствовал, как "хонда" начала юзить. Он подумал, что ему следовало бы взять свою машину или еще лучше BMW Пандоры. Но он инстинктивно не желал, чтобы их могли потом опознать. Теперь он начал волноваться, что может не выбраться отсюда, когда только что прошел дождь. Он вспомнил свое предупреждение Уайлдмену: после такого дождя не выдержат никакие покрышки.
Идущая навстречу машина на большой скорости стала вихлять, ее занесло. Водитель нажал на тормоза, машина развернулась и пошла юзом на Хэммонда, потому что тормоза ее не остановили. Хэммонд резко вывернул руль, и машина проскочила мимо него. Он облегченно вздохнул и посмотрел в зеркало заднего обзора. Машины, идущие за ним, начали громко сигналить. Теперь Хэммонду еще больше хотелось вернуться на место дуэли и посмотреть, что там осталось от "бентли" и "олдса".
Он свернул с главного шоссе в том же месте, что и раньше, и выехал на равнину. Ветровое стекло запотело, и Хэммонд вытер его рукавом. После дождя место дуэли было совершенно иным. Поверхность блестела, как озеро, в ней отражалось солнце, светлые и темные облака. Было похоже на картину под стеклом. Все кругом двоилось, реальные и нереальные предметы отражали, как в зеркале, друг друга.
Хэммонд не мог ехать так быстро, как ему бы хотелось. "Хонда" была весьма неустойчивой на мокрой поверхности, и поэтому Хэммонд не увеличивал скорость. Две тонкие струйки воды вылетели из-под задних колес. На этом иллюзорном ландшафте Хэммонд вдруг подумал, а не зашел ли он слишком далеко. Он не видел машин. Может быть, поехал не по той дороге? Или еще не доехал до них? Он оглянулся вокруг. Карты у него не было.
Потом он заметил нечто, похожее на лодку. Должно быть, машина. Хэммонд осторожно прибавил скорость и поехал в этом направлении. Он один катил по зеркальной поверхности. Это была машина, но всего лишь одна.
Хэммонд приблизился к успокоившимся останкам машины и увидел, что это его "олдсмобиль". А где же "бентли"? Он помнил, что эта машина была совсем недалеко от его "олдса". Но в какой стороне? Хэммонд посмотрел вокруг. Не имело значения, в какой стороне. Он видел на пять миль в любом направлении. "Бентли" нигде не было.
Чушь какая-то! Он даже сказал это вслух. Может, и чушь, но "бентли" Уайлдмена не было! Хэммонд объехал вокруг своей разбитой машины, оставленной здесь гнить. Не было никаких признаков, ни одной подсказки, никаких свидетельств. Ничего не осталось от "бентли". И от Уайлдмена тоже.
Хэммонд лишился присутствия духа. Ему нужен Уайлдмен, ему просто необходимо увидеть его! Чтобы все узнать. В голове Хэммонда начали прокручиваться сценарии. Полиция нашла "бентли", вытащила оттуда тело и вывезла отсюда. Или же обломки машины растащили ребята. Ведь это была ценная старина, даже разбитая и сгоревшая. Мальчишки всегда используют для чего-то разобранные на части машины. Как можно все точно узнать? Он подумал, может, стоит остановиться и выйти, посмотреть. Но что это даст? Придется примириться с тем, что случилось что-то необъяснимое. Да, именно так.
Раздался новый раскат грома. Видимо, вскоре снова пойдет дождь. Хэммонду ничего не оставалось, как вернуться. Его волнение переросло в неясный страх. Ему стало казаться, что вообще ничего не случилось. Не было никакого "бентли" и дуэли. Хэммонд пожалел, что приехал на это место. Нужно было оставаться дома.
Хэммонд погнал по шоссе с большей скоростью, чем следовало в такую погоду. Он не стал включать радио. Голова раскалывалась от разных предположений. Он вел машину и вдруг увидел впереди ее. Невозможно!
Она стояла у края широкого пустынного шоссе рядом со своей машиной. Это не могла быть снова она. Какое-то наваждение! На ней были те же самые темные очки, платье было другое – вместо черного красное. Женщина, которая подвезла его после того, как он убил Уайлдмена. Она снова была здесь, как привидение, и стояла там, где раньше стоял он.
Она помахала ему рукой. Внутренний голос сказал ему: "Не останавливайся! Пусть себе стоит тут. Не останавливайся!"
Хэммонд остановился. На лице женщины появилось облегчение.
– Привет, – сказал он.
– Она просто взяла и остановилась, не знаю почему, – сказала она, объясняя, почему стоит и голосует. – Наверное, просто старая.
Ее красное платье потемнело от дождя. Вероятно, она стояла на шоссе во время самого сильного ливня.
– Я не разбираюсь в машинах, – сказал Хэммонд, как в дурмане. – Но я могу подвезти вас.
– Огромное вам спасибо.
Она улыбнулась, по крайней мере, ее алые губы слегка искривились. Женщина подняла на лоб свои темные очки. Платье прилипло к ее телу, как купальник.
Хэммонд не был уверен, улыбнулся ли он ей в ответ или нет. Ее глаза были очень темными. Она с тем же успехом могла стоять перед ним обнаженной, разве что складки ее платья не соответствовали изгибам ее тела.
– В двух милях отсюда есть бензоколонка. Вы меня так выручили.
Ее голос не изменился с тех пор, хотя она вела себя более раскованно. Когда подняла руку, чтобы поправить прядь мокрых волос, он обратил внимание на то, как колыхнулись ее груди.
Хэммонд был удивлен и сбит с толку. Он боялся ее, она его возбуждала. Это точно была та самая женщина, которая подвозила его два дня назад. Это была ее машина. Но что случилось с ее молчаливой таинственностью? Теперь она разговаривала. На этот раз она была, как бы это сказать, обычной. Ну, не совсем обычной. Она как бы была здесь, но тоже не вся и не полностью. Под горячими лучами солнца от ее платья шел пар. На несколько минут Хэммонд забыл об Уайлдмене и о пропавшей машине.
Она села в "хонду". Платье натянулось и плотно облепило бедра, когда она садилась в машину. Он вспомнил, что она сказала, что была когда-то танцовщицей.
– Мне нравятся грозы, а вам? – спросила она.
– Я больше люблю чистое небо.
– Мне, наверное, нужно купить новую машину, но я так привыкла к своей старой…
При упоминании о машине Хэммонд снова стал паниковать по поводу "бентли". Он сидел рядом с женщиной, только они поменялись ролями пассажира и водителя, и снова ему вспомнился Уайлдмен. Теперь в его сознании она всегда будет связана с Уайлдменом. Хэммонд почти не слышал, что говорила женщина. Кем бы она ни была, ясно было, что она часто путешествует по этим местам. Но почему она не запомнила его? Этого не может быть. Подожди!
"Если кто-нибудь спросит – я вас не подвозила. Вы никогда не ездили на моей машине", – таковы были ее последние слова. Возможно, она собирается придерживаться этого и дальше и потому делает вид, что не узнает его. Тогда все понятно. Он почувствовал некоторое облегчение.
Когда они подъехали к бензоколонке, она выскользнула из машины. Ее ягодицы рельефно выделялись под тонким платьем.
– Благодарю вас, – улыбнулась она ему.
– Не стоит благодарности, – улыбнулся он тоже. Она посмотрела вверх, и он взглянул на небо. Оно снова потемнело.
– Мне кажется, снова начнется гроза.
– Может быть.
– Мне нравится темнота: это так драматично. Особенно, когда ведешь машину. – Она снова надела темные очки.
Хэммонд кивнул, но не сказал ни слова, глядя на ее обтянутые ягодицы, которые были вровень с окном машины. Хэммонд обратил внимание, что платье, надетое на ней, было точной копией платья Доры, которое она купила, когда он был в Аризоне. Вот это совпадение!
Он завел "хонду". Казалось, женщина больше не нуждалась в его помощи. Когда он отъезжал, она помахала ему рукой. Он видел, как она начала разговаривать со служащим заправки и показала назад на шоссе, в сторону равнины, наверное, объясняя, что случилось с мотором ее двадцатипятилетнего "мустанга".
10
К тому времени как Хэммонд вернулся домой, гроза полностью прекратилась. Но гроза бушевала у него в голове, все было так непонятно. Что случилось с "бентли" и с телом Уайлдмена? Хэммонду ничего не приходило в голову. Может, Уайлдмен договорился с кем-то из друзей, чтобы после дуэли оттуда забрали его автомобиль вне зависимости от исхода сражения. Может, у него был секундант. Когда раньше мужчины сражались на дуэли на шпагах или пистолетах, у них всегда были секунданты. Хэммонд даже не подумал о секунданте. И, черт возьми, кто же эта женщина?
На кухне он нашел записку, прислоненную к бутылке русской водки. Там было написано: "Я люблю тебя, люблю, люблю… Твоя Дора".
Хэммонда растрогала эта записка. Дора просто любила его, без всяких осложнений, и не скрывала своих чувств. Другой такой не было. Он пожалел, что связался с Бетти Мей. Неожиданно, эта связь показалась ему ненужной и глупой. Чего он добился? Эта связь стоила Бетти Мей жизни, а его превратила в убийцу. Как он мог позволить, чтобы это случилось? По это случилось. И теперь его жизнь пошла наперекосяк.
Он открыл бутылку и понюхал. Острый запах сухой травы русских степей проник ему в ноздри. Он вспомнил о тех днях, когда сильно пил, о своих приступах ярости и даже случайных сценах жестокости. Уайлдмен производил на него то же действие, освобождая, как джинна из бутылки, живущего в нем другого человека.
Хэммонд закрыл бутылку водки и налил себе пива.
На автоответчике для него было приглашение на просмотр первого варианта "Города призраков" в лаборатории в Голливуде. Хэммонду хотелось увидеть его, хотелось пойти на просмотр, но в то же время он боялся. Боялся увидеть, особенно теперь, ту самую сцену. Вид Бетти Мей посыпит соли на кровоточащую рану его памяти. Или же плеснет спирта в прошлое, и тогда достаточно будет одной только спички.
Просмотр был назначен на два часа дня. Хэммонд приехал вовремя. Он прекрасно понимал, что не сможет высидеть весь фильм. В половине четвертого ему нужно было заехать за Полетт и отвести ее в гости. Он сможет смотреть фильм только один час. Просмотр был организован главным образом для Питера Андерса, оператора, и еще нескольких человек. Хэммонд обменялся несколькими словами с Питером еще до того, как начался фильм. Именно Питер пригласил его. Никто не стал упоминать о несчастье, которое испортило вторую часть съемок. Хэммонд знал, что Питер тоже помнит об этом.
Как всегда, когда он смотрел фильм, Хэммонд видел перед собой печатный текст страницы сценария. Его декорации выглядели настоящими и прекрасно смотрелись. Питер снял их великолепно. Интерьеры были темными, там лежали глубокие тени, а съемки на натуре были слегка обесцвечены, и потому можно было почувствовать пыльную жару пустыни и свою затерянность в ней.