* * *
Дикон еще в ноябре прошлого года сообщил нам, что для экспедиций, проводившихся в 1921–1924 годах, Альпийский клуб выделял на снаряжение каждого альпиниста 50 фунтов стерлингов. Он также рассказал, что большинство этих джентльменов из высшего общества потратили собственные деньги на одежду и снаряжение, и поэтому позволил себе выделить из бюджета леди Бромли по 100 фунтов стерлингов на каждого из нас - а при необходимости эта сумма будет увеличена.
Даже несмотря на личное участие Дикона в экспедициях 21-го и 22-го годов, в также расширенный список оборудования для экспедиции 24-го года, предоставленный его другом, режиссером и альпинистом капитаном Джоном Б. Л. Ноэлом, найти и купить одежду и специальное альпинистское снаряжение для Эвереста было почти так же трудно, как для экспедиции на Южный полюс. Но с другой стороны, до сих пор все попытки британцев - включая прошлогоднюю, когда пропали Ирвин и Мэллори, - покорить Эверест строились по образцу экспедиций на Южный полюс. То есть с использованием носильщиков, чтобы оставить запасы продовольствия и снаряжения на маршруте - в нашем случае на различных высотах на склонах горы, - а затем перемещаться вперед и назад между этими лагерями, пока маленькая группа, воспользовавшись окном хорошей погоды, не предпримет бросок на вершину, как тринадцать лет назад совершил бросок к Южному полюсу Роберт Фолкон Скотт, когда его группа из четырех опытных путешественников планировала 1600-мильный переход на санях к Южному полюсу и обратно. Скотт и его спутники погибли во время этой неразумной и сопровождавшейся невезением попытки, но об этой аналогии я старался не думать.
Как бы то ни было, одежда и снаряжение, которые мы покупаем теперь, очень похожи - с несколькими замечательными новшествами - на то, чем пользовались Скотт и его спутники, когда погибли от холода в Антарктиде.
Первым пунктом в "священном" списке числилась защищающая от ветра одежда, за которой, как указывалось в том же списке, следует обратиться в "Барберри", на Хеймаркет ("спросить мистера Пинка"). Нам с Жан-Клодом было немного страшновато отправляться в этот один из самых роскошных мужских магазинов Лондона - "мы одеваем Эрнста Шеклтона", и все такое. Поэтому мы с Же-Ка пошли туда вместе в один из дней, когда Дикон был занят другими аспектами подготовки экспедиции.
Как выяснилось, "мистер Пинк" был нездоров и в тот день отсутствовал в магазине "Барберри" на Хеймаркет, но затянутый в строгий костюм и безупречно вежливый "мистер Уайт" провел с нами почти три часа, помогая выбирать модели и размеры, прежде чем мы покинули магазин с чеком на наши покупки и обещанием, что они сегодня же вечером будут доставлены к нам в гостиницу. Пакеты даже опередили нас, хотя по дороге из "Барберри" мы остановились всего один раз, выпить по пинте пива.
Большая часть наших покупок в "Барберри" - это ветрозащитные бриджи, блузы и перчатки из серии "Шеклтон". Мы также купили шерстяные рукавицы без пальцев, которые вставляют внутрь других рукавиц из габардина "Шеклтон". В числе товаров из "Барберри" также были шерстяные шарфы.
Кроме того, на Эвересте - и даже на высотах более 17 000 футов на многочисленных перевалах 350-мильного перехода к горе через Тибет - нам требовалось защитить головы и лица. Как это ни удивительно - на мой взгляд, - но в "Барберри" продавались кожаные шлемы для летчиков, а может, мотоциклистов, на кроличьем или лисьем меху и с наушниками, которые завязывались на подбородке. А еще магазин предлагал маски - мы купили себе по одной - из тонкой, мягкой, пропускающей воздух замши, отделанной кожей. Это потрясающее сочетание кожаных наушников, ремешков с мехом и латунных пряжек дополнялось массивными очками из крукса, которые по желанию могли крепиться к замшевой маске или к шлему. Толстое темное стекло защитит наши глаза от невыносимо яркого солнечного света на больших высотах. Все альпинисты знают историю Эдварда Нортона, который в 1922 году снял очки во время рискованного траверса вместе с Сомервеллом по Северной стене при неудачной попытке подняться по заполненному снегом громадному ущелью, которое идет вниз от самой вершины. Восхождение было таким сложным, что Нортон на несколько часов снял очки, чтобы лучше видеть, куда он ставит ногу или за что цепляется рукой. Он думал, что поскольку карабкается по голой скале, а не по отражающему свет снегу или льду, то солнце не причинит вреда глазам.
Им не удалось преодолеть коварное ущелье, но той же ночью, уже спустившись в четвертый лагерь, Нортон почувствовал невыносимую боль в глазах. Он заработал себе офтальмию - снежную слепоту, сопровождающуюся воспалением, - и на протяжении шестидесяти часов ничего не видел и мучился от боли. Остальным пришлось спустить ослепшего Нортона в базовый лагерь и поместить в палатку, накрытую спальными мешками, чтобы уберечь от света. Говорят, страдания Нортона в той палатке были невыносимыми.
Куртки "Шеклтон" - они представляли собой анораки из провощенного хлопка - во время предыдущих экспедиций защищали шерстяную одежду от намокания, но практически не держали тепло, несмотря на то, что считались ветрозащитными. Дикону пришла в голову безумная идея, что альпинисты - по крайней мере, мы трое - смогут без палатки выжить на Эвересте после наступления темноты в пуховиках Финча и наших куртках "Шеклтон". Возможно - маловероятно, но возможно, - наша одежда окажется достаточно теплой, чтобы сохранить нам жизнь в открытом лагере на высоте более 25 000 футов.
По словам Дикона, несколько слоев одежды, которые были на Ирвине и Мэллори, когда они пропали, позволили бы им продержаться не больше часа, неподвижно сидя после захода солнца на Северо-Восточном гребне.
- Я не могу гарантировать, что пуховики мистера Финча станут тем, что отделяет жизнь от смерти на той высоте, - сказал Дикон, когда мы решали, какую одежду брать с собой (на самом деле решал он), - но я знаю, что в двадцать втором Финч мерз меньше всех остальных, и кроме того, гусиный пух легче нескольких слоев шерсти, а куртки "Шеклтон" должны уберечь пух от влаги. Так что стоит рискнуть.
Мне не нравилось слово "риск", когда речь шла о наших жизнях на самой высокой вершине мира.
На следующий день после визита в "Барберри" мы с Жан-Клодом присоединились к Дикону для посещения обувной мастерской "Фэгг бразерс" на Джермин-стрит. Там всем троим подобрали ботинки последней модели - естественно, предназначенные для полярных условий - из войлока, на кожаной подошве, специально большего размера, чтобы в них помещались три пары шерстяных носков. Лишь немногие из участников экспедиции 1924 года решили надеть войлочные ботинки, поднявшись выше первого ледника, а это значит, что никто не знал, как они поведут себя при восхождении по скалам и льду на таких высотах.
- Почему я не могу пользоваться своими альпинистскими ботинками? - спросил Жан-Клод. - Они верно служили мне много лет. Нужно лишь время от времени менять им подошву.
- Во время первых двух экспедиций мы - даже Финч, а также все альпинисты из прошлогодней экспедиции - надевали собственные шипованные ботинки, - сказал Дикон. - И у всех мерзли ноги, а у некоторых даже были обморожения, вплоть до потери пальцев. В прошлом году Сэнди Ирвин назвал Джону Ноэлу причину этого: специальные альпинистские ботинки снабжены не только шипами - рисунок может быть разный, и каждый выбирал то, что ему удобнее, - но и маленькими металлическими пластинами между внешним и внутренним слоем подошвы, усиливающими сцепление. А некоторые из шипов имеют рифленую поверхность.
- И что? - Я наконец потерял терпение. - Эти дорогие шипованные ботинки действительно обеспечивают хорошее сцепление? Если да, то металлические пластины - хорошая идея, так? Не так уж и много они весят.
Дикон покачал головой - так он делал, когда хотел сказать: "Нет, ты не понимаешь".
- Ирвин предлагал уменьшить количество шипов для того, чтобы ботинки стали легче, - сказал он. - В армии нас учили, что один фунт веса на ногах равен десяти фунтам на плечах. Во время войны наши кожаные ботинки были прочными и одновременно легкими, - чтобы солдаты меньше уставали на марше. Но Сэнди Ирвин говорил Ноэлу не о весе ботинок, а о передаче холода.
- Передаче холода? - повторил Жан-Клод, словно сомневаясь в значении этой английской фразы.
- Кожаная подошва и толстые носки в какой-то степени защищают от жуткого холода скал и льда на такой высоте, - пояснил Дикон. - Но у Ирвина была теория, что шипованные ботинки, которые были на ногах у всех, отводят тепло от тела через ноги, металлические пластины и сами шипы. По утверждению Ирвина, именно в этом заключалась причина замерзших ног и настоящих обморожений. В нашей экспедиции Генри Моршеду по возвращении в Индию пришлось ампутировать большой палец и несколько суставов других пальцев ноги. Он хотел попасть в экспедицию тысяча девятьсот двадцать четвертого года, но его кандидатуру отклонили - именно из-за этого. Поэтому я согласен с Сэнди Ирвином, что шипованные ботинки передают тепло тела на камни и лед.
- Тогда зачем мы сюда пришли? - спросил я. - Вполне можно надеть мои старые добрые альпинистские ботинки, если в этих дорогих шипованных штуковинах мои ноги просто быстрее замерзнут. - Эта фраза даже мне самому показалась по-детски обидчивой.
Дикон достал из кармана куртки несколько листков бумаги и развернул. На каждом из них был аккуратный рисунок карандашом или чернилами с колонками рукописного текста по обе стороны. Орфография была ужасной, но это нисколько не мешало понять объяснения - Сэнди Ирвин проанализировал конструкцию стандартного альпинистского ботинка, показав, где нужно добавить слои войлока между стелькой и шипованной подошвой. Вывод Ирвина (Дикон подтвердил, что это его записки, врученные капитану Ноэлу за несколько дней до исчезновения его и Мэллори) был написан четким почерком, но с чудовищными орфографическими ошибками: "На батинках далжно быть мало шыпов - каждая унция на щету!"
- Орфографические ошибки. - Я повернулся к Дикону, который держал сложенный листок, словно улику. После нескольких месяцев газетных статей и поминальной речи все знали, что Эндрю "Сэнди" Ирвин учился в Мертон-колледже в Оксфорде. - Результат недостатка кислорода на большой высоте?
Дикон покачал головой.
- Ноэл сказал, что Ирвин был одним из умнейших молодых людей, каких ему только приходилось встречать… но у парня была какая-то проблема, не позволявшая ему научиться писать грамотно. Однако это ему, по всей видимости, нисколько не мешало. Он был в команде гребцов Оксфордского университета, а также членом скандально известного Мирмидонского клуба в Мертоне.
- Скандально известного? - переспросил Жан-Клод. Он удивленно поднял голову от рисунков Ирвина, изображавших специальные ботинки, которые внимательно изучал. - Ирвин был замешан в чем-то… скандальном?
- Клуб богатых мальчишек, в большинстве своем прекрасных спортсменов, которые покушались на неприкосновенность университетских правил, а также окон, - пояснил Дикон. Он забрал сложенные листки и протянул одному из вежливых братьев Фэгг, который вместе с нами обсуждал ботинки. - Мы должны выбрать ботинки: конструкцию Ирвина для новых и, возможно, более теплых альпинистских ботинок, новую модель фетровых ботинок, сверхжесткие ботинки для новых "кошек", которые предлагает Жан-Клод, или просто взять свои старые.
- А нельзя взять все четыре пары? - спросил Жан-Клод. - Я потом продемонстрирую вам, почему очень жесткие ботинки, о которых я говорил, могут пригодиться на Эвересте. Получается четыре пары: фетровые от холода, сверхжесткие для моих новых "кошек", фетровые шипованные ботинки Ирвина и наши старые, на всякий случай. А денег леди Бромли хватит?
- Хватит, - сказал Дикон. Потом повернулся к мистеру Фэггу и указал на рисунки. - Для каждого из нас по две пары этих специальных ботинок с дополнительным слоем войлока и металлическими пластинами, не касающимися шипов. По две пары сверхжестких ботинок, - у Жан-Клода есть листок с описанием. И по две пары войлочных ботинок "Лапландер Арктик". У нас есть время снять мерки.
Но самым серьезным новшеством в экипировке нашей маленькой экспедиции 1925 года стали не пуховики Финча и не новые ботинки конструкции Ирвина.
Как только Же-Ка присоединился к нам после своей короткой поездки во Францию, то сразу же попросил, чтобы мы освободили для него два дня в конце января. Дикон ответил, что это невозможно; у него просто нет двух лишних дней до самого конца февраля, когда мы должны отплыть в Индию.
- Это важно, Ри-шар, - сказал Жан-Клод. В то время он редко называл Дикона по имени, и я всегда удивлялся, когда Же-Ка использовал французское произношение имени Ричард. - Très important.
- Настолько важно, что от этого может зависеть успех или неудача всей экспедиции? - Тон Дикона вряд ли можно было назвать дружелюбным.
- Oui. Да. - Жан-Клод посмотрел на нас с Диконом. - Думаю, да; эти два дня могут быть такими важными, что от них будет зависеть успех или неудача всей экспедиции.
Дикон вздохнул и вытащил крошечный ежедневник с календарем, который держал в кармане куртки.
- Последний уик-энд месяца, - наконец произнес он. - Двадцать четвертое и двадцать пятое января. У меня намечено несколько важных дел… Но я их перенесу. Как раз будет полнолуние… это имеет значение?
- Возможно, - сказал Жан-Клод и неожиданно улыбнулся широкой, мальчишеской улыбкой. - Полная луна кое-что меняет. Да. Merci, mon ami.
Мы отправились в путь на восходе солнца - или то, что называлось восходом в этот серый, туманный день в конце января, с редким снегом - в субботу двадцать четвертого числа. Автомобиля ни у кого из нас не было, и поэтому Дикон позаимствовал его у приятеля по имени Дик Саммерс. Насколько я помню, это был "Воксхолл", футов тридцать длиной - с тремя рядами сидений, массой места для ног и колесами, доходившими мне почти до груди. (Ирония заключалась в том, объяснил Дикон, что Дик Саммерс использовал тот же "Воксхолл" два года назад для первого автомобильного путешествия по гравийной дороге - практически тропинке - через труднопроходимые перевалы Райноуз и Харднот в Озерный край. Когда я заметил, что не вижу тут никакой иронии, Дикон закурил трубку и сказал: "Совершенно верно. Я забыл сообщить, что во время этой поездки Саммерс сидел за рулем, а на третьем ряду сидений ехал Сэнди Ирвин с двумя привлекательными юными леди".)
Покинув гараж Саммерса, мы довольно быстро убедились, что громадный "Воксхолл" лучше приспособлен для летних экспедиций на горные перевалы, чем для передвижения зимой. Это был кабриолет - британцы называют их автомобилями с откидным верхом, - и хотя нам троим потребовалось всего полчаса, сопровождавшихся проклятиями и сбитыми пальцами, чтобы должным образом поднять и закрепить необыкновенно сложную крышу, а затем еще полчаса, чтобы пристегнуть и поставить на место боковые и задние стекла, как только мы выехали на лондонские улицы и направились на северо-запад города, то поняли, что в этой проклятой машине больше дырок, чем в дешевом дуршлаге. Громадный автомобиль ехал по улицам всего десять минут, а снег уже хлестал нам в лицо и собирался на деревянном полу, на наших ботинках и коленях.
- Сколько, ты сказал, нам ехать? - спросил Дикон у Жан-Клода, который вел машину. Же-Ка до сих пор не раскрывал пункт нашего назначения, что все больше и больше раздражало Дикона. (Хотя в те дни он, казалось, и так был раздражен сверх меры; с тем количеством подготовительной работы для нашей маленькой "поисковой экспедиции" он недоедал и недосыпал, не говоря уже об отдыхе и физических упражнениях, и явно устал.)
- Как мне говорили, меньше шести часов, в ясный летний день, - жизнерадостно ответил Же-Ка, крепко сжимая руль пальцами в шерстяных перчатках и сплевывая налипший на губах снег. - Возможно, сегодня немного дольше.
- Десять часов? - прорычал Дикон, пытаясь раскурить трубку. В трех парах перчаток - наши новые перчатки без пальцев, поверх них шерстяные, затем варежки "Шеклтон" - это была непростая задача. Собираясь в эту поездку, мы оделись, как на Южный полюс.
- Нам повезет, если доберемся туда за двенадцать часов, - весело сообщил Жан-Клод. - Пожалуйста, откиньтесь на спинку сиденья и - как вы говорите - расслабьтесь.
Сделать это было никак невозможно - по двум причинам. Во-первых, "Воксхолл" теоретически был оснащен обогревателем, встроенным в приборную панель, и мы втроем наклонились вперед, причем я со второго ряда сидений, чтобы по возможности приблизиться к нему, даже несмотря на то, что из этой штуки дул холодный воздух. Во-вторых, у Жан-Клода вообще было мало опыта управления автомобилем, и особенно в Англии, и поэтому поездка по снегу и льду внушала страх даже независимо от того, что он путался, по какой стороне дороги следует ехать.
Снегопад усилился. Мы по-прежнему ехали на северо-запад - кроме нас на дорогу в этот день рискнули выехать только грузовики - через Хемел-Хемпстед, затем Ковентри, затем почерневший от дыма Бирмингем, затем в направлении Шрусбери.
- Мы едем в Северный Уэльс, - со вздохом сказал Дикон задолго до того, как мы добрались до Шрусбери. Слово "Уэльс" прозвучало у него довольно мрачно.
Широкий третий ряд сидений и половина моего ряда были заняты огромными и тяжелыми вещмешками, которые Же-Ка с нашей помощью погрузил в машину. Очень тяжелыми. А металлическое звяканье и глухой стук, доносившиеся из вещмешков, когда машина виляла то вправо, то влево, пытаясь удержаться на покрытой снегом и льдом дороге, свидетельствовали, что там сложено какое-то серьезное снаряжение.
- Ты взял с собой кислородные аппараты? - спросил я, крепко держась за спинку переднего сиденья, как за поручни "американских горок".
- Non, - рассеянно ответил Жан-Клод, который, прикусив губу, пытался протиснуть двенадцатифутовый "Воксхолл" между встречным грузовиком, густой живой изгородью и глубокой канавой слева от нашей обледенелой и заснеженной дороги.
Дикон на секунду извлек трубку изо рта. Я решил, что нужно придвинуться ближе и протянуть к ней - трубке - ладони как к источнику тепла, а не к так называемому "обогревателю" машины.
- Это не кислородные аппараты, - хмуро заметил Дикон. - Разве ты не помнишь, что Финч отправит их из Цюриха прямо на судно для погрузки?
Темнело. Наш ужин состоял из ледяных - в буквальном смысле, потому что в них попадались кристаллики льда - сэндвичей, которые мы упаковали в корзину с крышкой, и термоса с горячим супом, который успел стать почти холодным за десять часов, прошедших с тех пор, как мы покинули северо-западные пригороды Лондона.