Жан-Клод держит слово, и цепочка следов, оставляемая его "кошками", ведет прямо к 1000-футовому склону, в сотне ярдов от того места, где в 1922 году семерых шерпов накрыла лавина. Но мы все равно ставим перила - более легкие хлопковые "веревки Мэллори" толщиной три восьмых дюйма для этого несложного подъема, - и через каждые 50 футов Жан-Клод останавливается и ждет, пока я деревянным молотком вгоняю в снег высокие, заостренные колья с проушинами на конце. Мы все несем тяжелые бухты (в рюкзаках лежат еще), и тонкая хлопковая веревка быстро убывает.
Несмотря на то что "прокладывать трассу" в "кошках" с 12 зубьями несравнимо легче, чем брести по пояс в снегу или вырубать ступени, вскоре до меня доносится тяжелое дыхание Жан-Клода. У нас устанавливается размеренный ритм: три шага, остановка, вдох, затем следующие три шага.
- Пора включить кислород, - кричит Дикон во время следующей остановки, когда две связки альпинистов замирают на крутом склоне.
Таково "правило Дикона" - выше 22 000 футов все потенциальные покорители вершины должны использовать кислородные аппараты. Но вместо того, чтобы дать каждому полный комплект, Дикон распределил баллоны с кислородом по рюкзакам - по одному у четырех сахибов и по одному для Тенцинга Ботиа, Ниймы Тсеринга и трех других "тигров", которые нас сопровождают. Полные комплекты понадобятся выше Северного седла.
- Мне еще не нужен "английский воздух", - кричит в ответ Реджи.
- И я тоже в порядке, - доносится сверху голос Же-Ка.
Дикон качает головой.
- Можете поставить регулятор на минимум, но с этой минуты на крутых участках мы будем использовать кислород.
Я изображаю недовольство, но, честно говоря, головная боль, от которой удалось избавиться только вчера, начинает возвращаться - она пульсирует в такт с ударами сердца, и я хватаю ртом воздух во время каждой короткой остановки, - и я испытываю облегчение, натянув под очки маску и услышав слабое шипение поступающего кислорода. Подачу можно установить на 1,5 литра в минуту - минимальное значение - или на 2,2 литра в минуту. Я выбираю минимум.
Через минуту у меня такое ощущение, как после укола адреналина. Жан-Клод вдвое увеличивает скорость восхождения, хотя склон становится круче и опаснее, и расстояние между нами и связкой Реджи с шерпами начинает увеличиваться. Бабу Рита и трое других носильщиков идут размеренно, но за теми, кто дышит кислородом, им не угнаться.
Тонкая "веревка Мэллори" заканчивается именно там, где мы рассчитывали, и Дикон дает знак переключиться на более прочную "волшебную веревку". Теперь склон достаточно крутой, и по нему можно спускаться по веревке - если научимся доверять новой страховке на невиданных до сих пор длинных участках, - и мы начинаем разматывать ее, только без кольев с проушинами.
Во время следующей остановки, около одиннадцати утра, когда мы ждем Реджи и ее "тигров", я вдруг понимаю, что мы преодолели уже 600 футов из 1000-футовой стены из снега и льда. Подо мною пустота - третий лагерь выглядит отсюда далеким и маленьким, - но перила, закрепленные ледобурами через равные промежутки, и почти невероятная цепкость "кошек" с 12 зубьями и коротких ледовых молотков дают чувство безопасности.
Пока мы отдыхаем здесь, в 200 футах ниже отвесной ледяной стены, Дикон жестом показывает, чтобы мы с Же-Ка поменялись местами. Жан-Клод сигнализирует, что у него еще достаточно сил, но Дикон просто повторяет безмолвную команду. Мы с Же-Ка отвязываемся, организуем страховку и меняемся местами на крутом склоне - это занимает не больше минуты. Теперь лидирующим в связке буду я, и нужно переключить регулятор подачи кислорода на моем баллоне с минимума на максимум, до 2,2 литра в минуту. Этого достаточно, чтобы подняться на Северное седло, но я не сомневаюсь, что вскоре мне придется снова снизить подачу. Уверен, что на вертикальном участке голубого льда, который нависает над нами, Дикон отправит вперед Жан-Клода.
Признаюсь, мое воодушевление от того, что мне наконец досталась роль лидера в этой экспедиции, смешивалось с разочарованием, что я не буду первым, кто на такой высоте преодолеет ледяную стену, используя только "кошки" с 12 зубьями и ледовые молотки в каждой руке. Этой чести удостоится Же-Ка.
Мы стоим на крутом склоне ниже вертикального участка, и я обливаюсь потом, хотя давно уже снял всю подбитую пухом верхнюю одежду и уложил в рюкзак, оставшись только в шерстяной рубашке и хлопковом белье. Вся верхняя чаша ледника Восточный Ронгбук и Северное седло освещены прямыми лучами солнца, а третий лагерь отсюда, с высоты 60-этажного дома, кажется сверкающим озером яркого света.
Реджи и ее "тигры" - белозубую улыбку Бабу Риты я вижу с расстояния 50 футов - догоняют нас, в мои руки переходит тяжелая бухта "волшебной веревки", и через одну или две минуты я затягиваю ремешки кислородной маски и пускаю в ход "кошки" и ледовые молотки.
Минут через пятнадцать до меня доходит, что я никогда еще так хорошо себя не чувствовал на горе. Головная боль прошла. Руки и ноги обрели силу, а в душе поселилось чувство уверенности.
Этот новый способ восхождения, который Же-Ка, как он сам признается, подсмотрел у лучших немецких альпинистов, доставляет удовольствие. Я останавливаюсь примерно через каждые 30 футов, чтобы установить точку опоры и очередной участок перил - теперь они висят почти вертикально, - но мне больше не нужен отдых, чтобы перевести дух после четырех или пяти шагов, когда приходится вонзать зубья "кошек" в лед. У меня такое ощущение, что я могу идти так весь день и всю ночь.
Впервые за все время я начинаю верить, что у нашей маленькой команды может появиться реальный шанс покорить Эверест. Я знаю, что Дикон планировал подойти к Северной стене из пятого или шестого лагеря, повторив попытку Нортона 1924 года преодолеть Большое ущелье - траверсом с гребня вправо, над Желтым поясом, до снежного клина, который тянется прямо к снежному полю под пирамидальной вершиной, - и если наст в ущелье такой же прочный, как здесь, на склоне Северного седла, этот план может оказаться разумным. Если мы будем пользоваться кислородными аппаратами и покидать палатки еще до рассвета - веря, что одежда на пуху, сконструированная Финчем и Реджи, убережет нас от безжалостной стужи, - то без труда достигнем вершины и вернемся до захода солнца. В том случае, если подъем с помощью "кошек" с 12 зубьями и ледовых молотков будет таким же простым, как теперь.
Я обрываю подобные мысли, пока мечты не вытеснили реальность. Даже теперь я в глубине души понимаю, что на Эвересте ничего не "дается легко". Судя по рассказам Дикона, а также по рассказам и дневникам других альпинистов, все, что гора вам дает, она отбирает так же быстро и решительно. В этом я убедился на собственном опыте в третьем лагере. Возможно, Большое ущелье и входит в наши планы, но я напоминаю себе, что никакой этап этого восхождения в конечном итоге не будет "легким".
Неожиданно мы оказываемся под отвесной стеной из льда. Я снова останавливаюсь, учащенно дыша, но все же не задыхаясь, и позволяю Дикону, который находится прямо подо мной, установить ледобуры для последней секции перил из "волшебной веревки" и - доверяя зубьям "кошек" и утопленным в лед клювам ледовых молотков больше, чем я мог вообразить вплоть до сегодняшнего дня, - отклоняюсь далеко назад, чтобы посмотреть на сверкающую стену льда, последнее серьезное препятствие перед Северным седлом.
Она кажется непреодолимой. В нескольких ярдах справа я вижу сеть трещин и груду каменных глыб - все, что осталось от дымохода, по которому в прошлом году поднялся Мэллори. Я видел это восхождение на фотографии и слышал рассказ Дикона о нем - Мэллори напоминал одновременно паука и гимнаста, и его стремительный бег по вертикали не могли повторить даже опытные альпинисты, шедшие вслед за ним. Носильщикам и альпинистам помогла веревочная лестница Сэнди Ирвина. Мы принесли с собой лестницы из веревок и дерева именно для этой цели, но планировали спустить их с Северного седла, а не устанавливать во время подъема.
Я поворачиваюсь к Дикону и поднимаю вверх большие пальцы рук - знак, что я могу идти ведущим во время вертикального подъема, если он скажет, - но Ричард качает головой и оглядывается на Жан-Клода, который остановился практически под нами на очень крутом склоне. Вверх поднимается рука в варежке - Дикон спрашивает, остались ли у Жан-Клода силы на ледяную стену. Я знаю, что, если Же-Ка не сможет, Дикон сам будет лидировать на этом 200-футовом вертикальном участке. Это главная причина, почему сегодня утром Ричард все время шел вторым в связке.
Же-Ка поднимает вверх большие пальцы - кислородная маска, очки и кожаный летный шлем скрывают его лицо - и передает веревку и другой груз Нийме Тсерингу, который идет следующим в связке.
Мы с ним снова меняемся местами, на этот раз еще осторожнее, потому что неверный шаг здесь почти наверняка приведет к смертельному падению. Эти ледяные молотки прекрасно подходят для передвижения по снежному насту и льду, но ни у кого из нас нет опыта самозадержания на склоне с их помощью.
Мы снова присоединяемся к связке, и с моих губ срывается вздох облегчения - я и не заметил, что задерживаю дыхание. Это напоминает мне, что нужно установить подачу кислорода на минимум, на 1,5 литра в час.
Шерпы позади Реджи - за исключением вечно улыбающегося Бабу Риты - выглядят уставшими и встревоженными. На всех экспериментальные альпинистские обвязки, и Реджи помогла им пристегнуть карабин к перилам. Я замечаю, что все шерпы, кроме доверчивого Бабу Риты, хватаются за веревку крепче, чем следовало бы для безопасности нашей маленькой группы.
Внезапно Реджи отвязывается и быстро привязывает 30-футовый конец "волшебной веревки" к обвязке Тенцинга Ботиа. Освободившись, она перемещается вверх и вниз между шерпами и длинным ледорубом выкапывает в снегу глубокие лунки для каждого из носильщиков. Затем показывает, как - не отпуская перила, а лишь перехватывая веревку - они могут медленно повернуться и сесть в чашеобразные выемки, так чтобы "кошки" с 10 зубьями прочно зацепились за снег. Наблюдая, как шерпы устраиваются на снегу на этом почти вертикальном склоне, я радуюсь, что мы взяли для "тигров" белье, а также плотные шерстяные брюки с верхним слоем из габардина. Бабу Рита хихикает и смеется - вид отсюда необыкновенно красивый.
Пришла пора решающей проверки альпинистского снаряжения Жан-Клода и новой техники восхождения.
Я вытягиваю шею так, что она начинает болеть, и обнаруживаю, что еще дальше отклонился назад, доверяя - возможно, излишне - зубьям "кошек" и клювам ледовых молотков. Но отвести взгляд от этого tour de force Жан-Клода практически невозможно.
Точно так же, как на гораздо более безопасном льду Уэльса, Же-Ка карабкается по гладкой ледяной стене, словно геккон по темной стене бунгало. Первые 50 футов он остается привязанным к нашей веревке - мы с Диконом глубоко вонзили ледорубы в снежный наст и приготовились его страховать, - но когда этот длинный конец веревки заканчивается, он вбивает в лед крюк и привязывает свою "волшебную веревку" в качестве страховки. Жан-Клод делает это приблизительно через каждые 50 футов всей 200-футовой стены, поскольку если он сорвется, это будет вертикальное падение, и даже "волшебная веревка Дикона" не выдержит вес его тела, пролетевшего 400 футов по вертикали.
Преодолев примерно две трети ледяной стены, Же-Ка останавливается, роется в рюкзаке и достает кислородный баллон. Мы с Диконом обмениваемся виноватыми взглядами. Планировалось, что Жан-Клод преодолеет этот участок пути с новым кислородным баллоном, открытым на полную, на 2,2 литра в час. Мы забыли сменить баллон - даже Жан-Клод, которому не терпелось начать самую драматическую часть сегодняшнего маршрута.
Теперь он снимает кислородную маску вместе со свисающим регулятором и трубками и аккуратно укладывает в рюкзак, одновременно вытаскивая пустой баллон, прижимает его к стене своим телом и свободной правой рукой раскручивает соединения.
- Эй, внизу, берегись! - кричит Же-Ка, размахивается пустым баллоном - раз, два, три - и бросает его вправо. Мы завороженно и даже с некоторым страхом смотрим, как тяжелая железяка отскакивает сначала от самой стены, а затем от самого снега и летит к леднику в 1000 футах ниже нас. Грохот, который он издает при падении - особенно при последнем ударе о заметенный снегом камень, - просто великолепен.
Дикон сдергивает маску.
- Хочешь, я тебя сменю? - кричит он, задрав голову.
Вне всякого сомнения, в ветреный день его голос потерялся бы среди рева ветра, но сегодня воздух практически неподвижен. Рукавом рубашки я вытираю пот со лба, хотя мы просто стоим на склоне под вертикальной стеной, удерживаясь на месте с помощью передних зубьев "кошек" и острых клювов ледовых молотков в левой руке; правая рука сжимает веревку перил.
Жан-Клод улыбается, качает головой и смотрит на оставшийся участок стены. Затем возобновляет подъем, хотя останавливается чуть чаще, движется чуть медленнее, но сохраняет размеренный темп.
Проходит еще пятнадцать минут, и мы наблюдаем, как он бросает свое тело вперед, опираясь на зубья "кошек", переваливается через край ледяной стены, ведущей к Северному седлу, и вгоняет правый ледовый молоток в невидимую нам горизонтальную поверхность. Затем исчезает.
Несколько секунд спустя - очевидно, Же-Ка привязался к точке опоры, которую он организовал на поверхности седла, - его голова и плечи вновь появляются над краем, и вниз начинает спускаться вторая веревка.
- Давайте сюда лестницы! - кричит Жан-Клод.
Что мы и делаем, но только после того, как все восемь человек, стоящих и сидящих под отвесной стеной, криком приветствуют его.
Лестницы, которыми пользуются спелеологи, поделены на секции по 50 футов; для того, чтобы подняться на Северное седло, нужны все четыре. Не доверяя креплению, соединяющему смежные части, Же-Ка спускается и укрепляет каждую 50-футовую секцию короткими отрезками "волшебной веревки", ледобурами и крюками. Это тяжелая работа, и когда последняя лестница надежно закреплена, Жан-Клод уже весь мокрый от пота. Он спускается к нам к подножию ледяной стены; мы хлопаем его по спине и плечам, поздравляем своими охрипшими от разреженного высокогорного воздуха голосами.
Дикон демонстрирует шерпам и всем нам свою уверенность в абсолютной надежности лестниц, отстегнувшись от общей веревки и поднявшись наверх; зубья его "кошек" вгрызаются в деревянные планки. Мы по очереди следуем его примеру - Реджи замыкает цепочку, пропуская вперед всех носильщиков. Я поднимаюсь вслед за моим старым другом Бабу Ритой, который с ловкостью обезьяны карабкается по веревочной лестнице с деревянными ступеньками, оглядываясь и улыбаясь мне, пока я не начинаю сердиться. Мне хочется прикрикнуть на него и напомнить правило трех точек - во время восхождения три части тела должны иметь надежную точку опоры (например, две ноги и рука, две руки и нога, неважно), - но для этого придется снять кислородную маску, а я уже привык к преимуществам "английского воздуха". Бабу благополучно завершает подъем и протягивает мне руку, чтобы помочь рывком перебросить тело с лестницы на край Северного седла. Затем сильные руки Бабу хватают меня за предплечье и подмышку, помогая встать.
Я отхожу на несколько шагов от лестницы и окидываю взглядом вид, от которого захватывает дух.
Мы забрались на "полку", где предыдущие экспедиции ставили свои палатки, - впадину на северной стороне Северного седла, верхний ледяной гребень которого служит превосходной защитой от ветра и лавин. Однако "полка", где в 1922 году хватало места для нескольких десятков палаток, в 1924 году сократилась до ледового выступа шириной 30 футов, годного лишь для одного ряда палаток, а теперь ее ширина составляет меньше десяти футов. Слишком близко к обрыву и слишком мало места, чтобы служить нам четвертым лагерем.
Как бы то ни было, это превосходное место для отдыха, и почти все рассаживаются вдоль южной стены "полки". Я плюхаюсь на лед рядом с остальными и жду, пока появится Реджи с тремя последними шерпами. Она предупреждает их на непальском и тибетском, чтобы они не освобождались от груза - предстоит еще выбираться с этой защищенной, но узкой "полки", - а затем садится рядом со мной и повторяет на английском то, что сказала им.
Ветры и снежные лавины сбросили с "полки" все палатки и другие следы пребывания предыдущих экспедиций, кроме одной упавшей палатки зеленого цвета - брезент превратился в лохмотья, но один шест все еще торчит - прямо у наших ног. Я указываю ногой на зеленый брезент и говорю, обращаясь к Реджи и Жан-Клоду:
- Подумать только… Здесь мог спать Мэллори.
- Вряд ли, - возражает леди Бромли-Монфор. - Это наша с Пасангом палатка; мы поставили ее в августе, когда застряли тут на целую неделю.
Я уже перекрыл кислород и снял с лица маску, но теперь жалею об этом: она могла бы скрыть дурацкий румянец, внезапно заливающий мои щеки. Мы долго сидим и любуемся потрясающим по красоте видом - у нас под ногами змейкой уходит вдаль почти весь ледник Восточный Ронгбук (отсюда видна дорога до первого лагеря), слева к небу поднимается громада Чангзе, а справа небо разрезают нависающее плечо Эвереста и крутые, неровные участки Северного седла.
Жан-Клод оглядывается на сидящих шерпов.
- Где le Diacre? - спрашивает он.
- Мистер Дикон? - говорит Реджи. - Он вместе с Ниймой Тсерингом, Тенцингом Ботиа и охапкой бамбуковых вешек пошел искать более подходящее место для четвертого лагеря.
- А мы почему сидим? - спрашиваю я.
Мы с Же-Ка с трудом поднимаемся на ноги, я снова включаю подачу кислорода, и мы идем по узкой полоске льда, отделяющей вытянутые ноги носильщиков от 1000-футового обрыва к леднику, по следам Дикона и двух шерпов, которые ведут вверх за пределы "полки", на само Северное седло.
Поднявшись на него, мы с Жан-Клодом останавливаемся, вытаращив глаза, и несколько секунд не можем сдвинуться с места. Перед нами открывается вся Северная стена Эвереста, словно кто-то раздвинул театральный занавес. Слева, позади последних гигантских пирамид изо льда от Северного седла гигантским 4500-футовым отростком вздымается Северный гребень, который затем соединяется с Северо-Восточным гребнем - Дикон по-прежнему называет его Северо-Восточным плечом Эвереста - на высоте 27 636 футов. С места соединения Северного и Северо-Восточного гребней высоко над нами до настоящей вершины Эвереста еще миля вправо по кромке гребня. Северная стена, в том числе Большое ущелье Нортона, с той точки, в которой находимся мы, кажется вертикальной, но я знаю, что это обман зрения - так выглядят все подобные стены от подножия горы. Ущелье, возможно, будет наилучшим маршрутом, особенно если сильный ветер прогонит нас с гребней.
Даже без биноклей мы с Же-Ка ясно видим две трети пути вверх по Северному гребню, прямо впереди нас, до едва заметного понижения, где Дикон планировал разбить пятый лагерь. Ниже Северный гребень состоял из неровно закругленного каменного контрфорса, который вскоре исчезал в горбатом поле из снега и льда, которое тянулось к нашей заснеженной впадине Северного седла.