- Ночью поднялся бы по склону Чангзе, - спокойно начал объяснять он. - Нашел бы удобную позицию для стрельбы ближе к вершине, на высоте около двадцати четырех тысяч футов. И с первыми лучами солнца все мы тут, на Северном седле, были бы как на ладони, в пределах дальности эффективной стрельбы. В магазине моей винтовки "Ли-Энфилд" десять патронов. Я бы снял всех вас, даже не меняя магазина.
Мне показалось, что меня сейчас стошнит. Вскинув голову, я принялся разглядывать высокий заснеженный склон Чангзе, нависающий над нами с западной стороны.
- А откуда ты знаешь, что этот ублюдок не сидит там теперь и не целится в нас? - спросил я.
- Потому что мы тут с половины пятого утра следим, не поднимается ли по склону Чангзе какой-нибудь огонек, - ответил Жан-Клод. - И ничего не видели. Даже немецкие супермены герра Гитлера не способны подняться по этому опасному склону в темноте.
- Но после восхода солнца…
- Мы наблюдали, - сказал Же-Ка. - Ничего. Мы видели одного боша - высокий человек нес ружье Ри-шара с оптическим прицелом, - который направился к тропе на ледник и исчез среди кальгаспор. Остальные убирали тела наших друзей, которых они убили, а также раскидывали и закапывали угли и остатки наших палаток и ящиков.
Я покачал головой. В армии я не служил и поэтому не разбирался в тактике, не говоря уже о стратегии. Но мне никогда в жизни еще не было так страшно, даже во время самых опасных передвижений по скалам или льду. Словно прочитав мои мысли - или выражение лица, - Дикон снова положил мне руку на плечо.
- У нас есть план, Джейк. Поверь мне. Не забывай, что это немцы. Они очень высокомерны. В течение сегодняшнего дня они пойдут за нами - прямо по лестнице, которую мы им оставили, чувствуя себя в безопасности, поскольку уверены, что у нас нет настоящего оружия, чтобы им угрожать, - и тогда мы убьем столько, сколько сможем. И только потом начнем тактическое отступление в горы.
На этот раз я рассмеялся. Громко и от всей души. Наверное, меня было слышно даже в третьем лагере, где люди в белых анораках тащили прочь тела наших друзей. Но это не было истерикой.
- Что? - спросил Жан-Клод.
Я заставил себя умолкнуть, но по-прежнему улыбался.
- Только мой друг Ричард Дикон, граф Уотерсбери, хочет он того или нет, может называть восхождение на вершину Эвереста "тактическим отступлением".
Глава 11
Немцы начали подъем около пяти пополудни. Они вырубали ступеньки на склоне ниже лестницы - "кошек" с 12 зубьями у них не было, и кроме того, мы сняли закрепленные веревки, и поэтому, чтобы добраться до лестницы, им потребовалось почти три часа.
Дикон по-прежнему считал, что они планируют быстро подняться по лестнице, удерживая нас на расстоянии с помощью ружей и автоматического оружия, выскочить на Северное седло - мы предполагали, что за вычетом Карла Бахнера, мертвого и похороненного в расселине, нам противостоят не больше десяти одетых в белое фрицев, - перестрелять нас всех, сжечь лагерь, сбросить угли (и наши трупы) в ближайшую расселину и до наступления темноты вернуться в свой невидимый лагерь среди ледяных пирамид ниже нашего бывшего третьего лагеря. К ужину.
Таков, сказал Дикон, их план.
Первая часть плана выполнялась с точностью хронометра. Вырубая ступени на склоне, они находились вне пределов досягаемости двух пуль нашего пистолета - Дикон все равно не собирался стрелять с такого расстояния, - и вскоре все шестеро одетых в белое людей собрались у основания лестницы. Мы знали об этом, потому что меня отправили пробурить отверстие для наблюдения в снежном гребне приблизительно в двадцати ярдах восточнее карниза, а Жан-Клод проделал то же самое в двадцати ярдах к западу. Теперь у нас был хороший обзор на восток и на запад, и никто не застанет нас врасплох, вырубая ступени в другом месте 1000-футового склона Северного седла.
Же-Ка свистнул, и я увидел, как приподнялась голова Дикона в белом капюшоне - позади узкой кромки снега на краю обрыва, не видимая для людей внизу и даже для снайперов среди ледяных пирамид или на леднике. Жан-Клод поднял вверх руки в перчатках и показал шесть пальцев, потом сделал жест, как будто карабкается по лестнице.
Отлично, они поднимаются. Шестеро. Разумеется, все вооруженные.
Весь этот день мы были очень заняты. Пасанг и Реджи, выполняя инструкции Дикона - по крайней мере, следуя плану, который они с Ричардом разработали утром, - свернули лагерь, упаковали самое необходимое в пять рюкзаков, а затем отнесли еще пять вещмешков, а также свернутую большую палатку Уимпера к одной из расселин на Северном седле. Потом они опустили груз, который мы втащили сюда вечером, и свернутую и туго перевязанную палатку вместе с шестом в темноту расселины и засыпали снегом колышки с растяжками. При должном упорстве этот склад можно найти, если пройтись по всем нашим следам на Северном седле, но у немцев нет никаких причин для поисков - в качестве приманки мы оставили им часть снаряжения и две палатки Мида на месте четвертого лагеря, чтобы они могли все это сжечь с присущей тевтонцам скрупулезностью; кроме того, мы оставили на Северном седле очень много следов.
Когда я спросил Дикона, что делают Реджи с Пасангом и зачем, он ответил:
- Нам понадобятся продукты, снаряжение, одежда и печки, если мы спустимся этим путем после того, как найдем тело Перси.
"Если? - с тревогой подумал я. - Этим путем? А какой еще есть путь с Эвереста?"
Эти вопросы я отложил на потом.
В данный момент я зарылся лицом и всем телом в снег - три украденных ружья и нечто похожее на пистолет-пулемет "шмайссер" открыли по нам огонь. Немцы не знали, где мы находимся, и поэтому пули ударяли в ледяную стенку и снежные валы вдоль всего карниза шириной 60 ярдов, по обе стороны от веревочной лестницы. Остальные пули свистели у нас над головами.
Меня удивил тот факт, что никто мне не рассказывал - и я нигде не читал об этом, - что звук пролетающих рядом пуль очень похож на жужжание пчел на деревенской пасеке с белыми деревянными ульями.
В меня стреляли первый раз в жизни, и, несмотря на то, что пули ударяли далеко от того места, где я укрылся за снежным валом, они вызвали странную и довольно любопытную физическую реакцию: я испытывал непреодолимое желание спрятаться за чем-нибудь или за кем-нибудь, даже за самим собой, а самым сильным моим побуждением было зарываться в снег и скалы Северного седла, пока я не превращусь в кого-то другого.
"Вот, значит, как чувствуешь себя на войне, - подумал я. - И именно так ведет себя трус во время боя".
Я перестал вжиматься в снег, заставил себя немного приподнять голову и огляделся.
Мы с Же-Ка и Диконом тоже трудились весь день: помимо наблюдения за немцами внизу - эта обязанность перешла к Реджи и Пасангу, когда они присоединились к нам ближе к полудню, - мы, пригнувшись, перетаскивали самые большие глыбы льда, какие только могли найти, за снежный вал ледовым карнизом, где Мэллори и предыдущие экспедиции ставили палатки своего четвертого лагеря. И где теперь оканчивалась веревочная лестница.
Вчера вечером Дикон привязал еще по десять футов своей "волшебной веревки" к концам лестницы, закрепленным колышками, затем выдернул старые колышки и вбил новые у задней стены карниза. Для одного жутко уставшего человека это была очень тяжелая работа, даже без учета высоты. Ричард в одиночку поднимал и привязывал невероятно тяжелые грузы к веревке подъемного устройства, педали которого мы крутили наверху.
Теперь шестеро поднимавшихся по лестнице немцев стреляли из пистолетов - в основном "люгеров", насколько я мог разглядеть со своего наблюдательного поста, - а также из какого-то незнакомого мне автоматического оружия. Они понимали, что сильно рискуют, но с учетом прикрывающих их снайперов и подавляющего огня, который не позволял никому приблизиться к лестнице, должно быть, чувствовали себя в относительной безопасности.
Я подумал о вражеских рыцарях, которые карабкались по осадным лестницам на стены замков во времена Средневековья. Конечно, Северное седло можно считать нашей крепостью, но эти немцы из нацистской партии, которые поднимались по веревочной лестнице, совсем не похожи на рыцарей, черт бы их побрал. Скорее на диких гуннов.
Жан-Клод знаками показывал Дикону, Реджи и Пасангу, которые сидели на корточках позади снежного вала прямо напротив лестницы, насколько высоко поднялись немцы. Пять пальцев и кулак означали пятьдесят футов. Шесть пальцев и кулак… восемь пальцев и кулак.
Мы установили спелеологическую лестницу длиной 115 футов. Немцы приближались к самому верху, стреляя туда, где им привиделось какое-то движение. Снайперы теперь стреляли в снежный вал у верхнего края карниза с лестницей. Я понятия не имел, куда попадают пули от "шмайссера", но дрожал от страха, слушая треск близких очередей. Размеренные выстрелы бывшей снайперской винтовки Дикона доносились издалека, откуда-то с ледника.
Признаюсь, мне было очень страшно.
Однако не до такой степени, чтобы ослушаться приказа Дикона, который два раза свистнул. Мы с Жан-Клодом низко пригнулись, отступили на несколько шагов назад, к седлу, и со всех ног бросились к тому месту, где среди громадных ледяных глыб, которые мы подкатили к снежному валу над карнизом, ждали Пасанг и Реджи.
Же-Ка остановился перед снежным валом и заглянул в туннель, который вырыл загодя. Вскинутый вверх кулак сообщил нам, что немцы по-прежнему поднимаются, а восемь пальцев означали, что до конца лестницы им осталось около 20 футов.
Теперь самое для меня трудное - я не был уверен, что справлюсь, пока не сделал этого. Перебросив свое тело через снежный вал, я перекатился на живот и пополз к дальней стене карниза.
Пули ударили в стену в пяти или шести футах надо мной, отколов необыкновенно острые кусочки льда, впившиеся мне в лицо. Другие пули вошли в ледяной край карниза впереди. Но Дикон оказался прав: даже снайпер с винтовкой "Ли-Энфилд" с оптическим прицелом не сможет меня достать, если я не буду высовываться. "Хотя, - подумал я, - когда-нибудь мне придется уходить с этого долбаного карниза".
Но и это было запланировано.
- Давай, - выдохнул Ричард, перемещаясь за груду скрепленного болтами металла - подъемник с велосипедным сиденьем, рулем, шкивом, фланцами и длинной опорой. - У нас несколько секунд.
Я кивнул. Мы прислонились спиной к ледовой стене позади нас, уперлись "кошками" на ботинках в намеченные заранее места, согнули ноги и толкнули изо всех сил.
Тяжелая металлическая конструкция заскользила по двум направляющим желобам, которые мы утром соорудили с помощью ледорубов. Пришлось даже вылить на снег четыре термоса драгоценной талой воды, чтобы в желобах образовалась ледяная корка.
Сотни фунтов металла двигались без особого труда, и Дикон стоял сзади - вместо отсутствующий задней опоры, рискуя получить пулю, - чтобы направить подъемник в нужное место. Мы сбросили груду металла с края карниза.
Дикон упал за несколько секунд до того, как град пуль ударил в заднюю стену нашего карниза, и зарылся в снежный вал наверху.
Снизу послышались крики. Эти крики удалялись. Пули продолжали лететь, но уже реже.
Же-Ка показал три пальца. Его любимый "велосипед"-подъемник сбил с лестницы трех немцев. Падение с лестницы должно было быть очень долгим - не только вертикальные 100 футов ледяной стены, но и сотни футов очень крутого склона ниже. Крики падающих немцев смолкли, и внезапная тишина показалась мне почти болезненной. Но поднятые вверх три пальца Жан-Клода показали, что три немца по-прежнему поднимаются к нам. "Если только они не отступают вниз по лестнице", - внезапно подумал я, и эта мысль была для меня как молитва.
Жан-Клод из своего укрытия вскинул кулак.
Оставшиеся три немца продолжали карабкаться вверх, очевидно, держась за веревки обеими руками - стрельба со стороны лестницы прекратилась.
- Щиколотки, - крикнул Дикон.
Я изо всех сил уперся "кошками" в лед карниза и обхватил щиколотки Ричарда Дэвиса Дикона - после стольких лет занятий скалолазанием ладони и запястья у меня очень сильные. Тем не менее при тренировках на ровном снегу и льду Северного седла проделывать это было гораздо легче. Дикон вытянулся вперед, как цирковой акробат, и его грязно-белый пуховик Финча заскользил по ледяному желобу, который мы соорудили для подъемника Жан-Клода.
Я глубоко вонзил свой ледоруб в месте соединения задней стены и горизонтальной части карниза и зацепился за него локтем правой руки. Меня потащило вперед, к краю карниза, но затем зубья "кошек" нашли надежную опору. Едва не порвав мышцы и связки правой руки, я все же сумел остановить скольжение Дикона; верхняя половина его тела повисла в горизонтальном положении над обрывом.
Не торопясь, он прицелился из черного "люгера", выждал еще две или три секунды - могу себе представить лицо первого немца, вероятно, с голубыми глазами, смотрящего на Дикона с расстояния около 20 футов, - и выстрелил из пистолета. Теперь ружейные пули ударяли в ледяную стену вокруг Ричарда - снайперы явно нервничали, боясь попасть в своих, двое из которых оставались на лестнице, - но Дикон выждал еще несколько бесконечных, наполненных страхом секунд, прежде чем выпустить вторую пулю вдоль вертикальной стены льда.
- Назад! - крикнул он затем, и я изо всех сил потянул к себе его щиколотки, потом мощные икроножные мышцы, потом бедра и ягодицы, пока он не оказался у основания стены рядом со мной.
- Оба упали, - выдохнул Дикон. Затем, чуть громче: - Снежки!
Каждый "снежок" представлял собой глыбу льда весом не меньше тридцати или сорока фунтов. Во время долгого ожидания мы потратили уйму времени, чтобы найти и подкатить их к "складу боеприпасов", устроенному позади снежного вала.
Мы с Диконом по возможности ослабляли удар каждой глыбы о карниз - неважно, если от них отколются куски, - заходили за них и ударом ноги отправляли вниз по ледяному желобу. Реджи и Пасанг по нашему сигналу подавали следующую глыбу, и мы снова останавливали ее, обходили и пинком отправляли к краю обрыва.
Наш склад боеприпасов состоял из двенадцати ледяных глыб. Мы сбросили все. Крутой склон протяженностью больше 900 футов ниже того места, где начиналась лестница, был лавиноопасен.
Жан-Клод, пригнувшись, бросился к своему наблюдательному пункту. "Шмайссер" умолк - Дикон сказал, что при автоматической стрельбе у них быстро нагревается ствол, - и тишину раннего вечера в Гималаях нарушал только размеренный звук винтовочных выстрелов.
- Еще четверо готовы. Один сумел остановиться, бегом вернулся к лестнице и снова поднимается по ней, - крикнул Жан-Клод. - Движется быстро. Уже на полпути. Ближе… две трети лестницы.
Дикон кивнул, взял пожарный топор, который заранее положил у задней стенки карниза, сосчитал до десяти и двумя быстрыми ударами перерубил веревки, удерживающие лестницу.
Крик снизу был очень долгим и доставил мне огромное удовольствие.
- Давай, - скомандовал Ричард.
Я бросился к западному краю карниза, нырнул в узкий лаз, который мы вырыли здесь, и под грохот выстрелов выкатился по ту сторону снежного вала. Через несколько секунд Дикон запрыгнул в неглубокую траншею, вырытую в восточном конце.
Встретившись с Же-Ка, Пасангом и Реджи по ту сторону высокого снежного вала, мы с Диконом жестами показали, что никто из нас не ранен.
- Я наблюдал, - сообщил Пасанг. - Пять человек, включая того, что упал с лестницы, мертвы. Один еще шевелится, но я почти уверен, что у него сломан позвоночник. Остальные получили травмы, но немец со "шмайссером" и еще один выскочили из-за ледяных пирамид и помогли им добраться до укрытия.
- Если вчера вечером мы не ошиблись и их действительно было двенадцать, - сказал Дикон, - то теперь осталось пять - с учетом Бахнера, которого вчера вывела из игры Реджи, - и некоторые из этих пятерых теперь не в лучшем состоянии.
- Думаешь, они отступятся и уйдут? - спросил я. Сердце мое стучало так громко, что я почти не слышал собственных слов.
Дикон посмотрел на меня так, словно я испортил воздух.
- Они не отступят, Джейк, - ответила Реджи. - Они не знают, нашли ли мы уже Перси и Майера и забрали то, что у них было, но не хотят дать нам ни малейшего шанса. Потерпев вторую неудачу, они не смогут вернуться в Германию… и даже в Европу. Судя по тому, что рассказывал мне Персиваль, их будущий фюрер не склонен что-либо прощать или забывать. Эти лучшие нацистские альпинисты получат черную метку.
- Господи, - прошептал я. - Что Майер передал вашему кузену, Реджи? Какой-то революционный прицел для бомбометания? Фрагмент креста, на котором распяли Иисуса?
- Я не знаю, что это было, Джейк, - сказала она. - Но не сомневаюсь, что для политической партии Бруно Зигля это ценнее любого прицела для бомбометания или даже Святого Грааля.
- Боши снова попытаются подняться сюда, - сказал Жан-Клод. - Скорее всего, в нескольких местах стены Северного седла. Возможно, их осталось больше пяти. В этом году они явно собрали сильную команду. Снайпер снова останется сзади, прикрывая их, пока они будут вырубать ступени на склоне. Это очень грозная винтовка и очень грозный оптический прицел, Ри-шар.
Ричард скрипнул зубами. Я знал, он винит себя за то, что оставил оружие в базовом лагере.
- Думаете, они скоро снова перейдут в наступление, мистер Дикон? - спросил Пасанг.
- Сомневаюсь, - ответил тот. Мы передавали друг другу единственный кислородный баллон с маской, который оставили специально для восстановления сил, и он сделал несколько вдохов "английского воздуха", прежде чем продолжить. - На то, чтобы вырубить ступени на гладком ледяном склоне под нами, у них уйдет не один час - они справятся с этим делом только к ночи. А еще останется последний вертикальный участок из ста футов льда. Я не уверен, что они попытаются подняться по отвесной ледяной стене через несколько часов после захода солнца.
- Скорее всего, боши не знают, что у Ри-шара было всего два патрона, в "люгере" герра Вахнера, - сказал Жан-Клод. - Выстрелы должны были их удивить, да?
- Тем больше у них причин подниматься ночью. - Я попеременно вдыхал кислород и глотал воду из термоса. После первого боя, хоть и скромного, ощущения были… странными. Я не подозревал, что после боя можно чувствовать одновременно радость, уныние и опустошение. Но самое сильное свое чувство я прекрасно сознавал: я было чертовски рад, что остался жив.
- Но тогда им придется повесить на шею электрические фонарики и включать их на сложных участках, - сказал Дикон. Голос у него был почти таким же хриплым, как у меня. - Если бы я ждал их с восемью патронами в магазине "люгера", принадлежавшего Карлу Бахнеру, это была бы плохая новость для восьмерых.
- Вы так хорошо стреляете из пистолета? - спросила Реджи. - Попадете в мерцающий на груди огонек, в темноте, на таком холоде, свесившись с края пропасти?
- Да, - ответил Дикон.
Я заметил странную улыбку, которой обменялись эти двое. Что-то между ними было сказано или признано, не предназначавшееся для меня. Я почувствовал укол ревности и тут же мысленно пнул себя в зад.
- Значит, придерживаемся плана? - спросил Же-Ка.
- Да… если никто не возражает, - сказал Дикон.
Никто не возражал.
- Рюкзаки и дополнительное снаряжение для верхних лагерей готовы, правильно?
- Правильно, - подтвердила Реджи.
- Тогда берем груз и идем в пятый лагерь, прямо сейчас.