- Подыгрывать и тем, и другим - не самый лучший способ спастись. Что именно вы придумали с Маргарет Круземарк?
- Ничего. До вчерашнего дня я даже не знала, кто она такая.
- Можно быть более откровенной, Эпифани.
- Каким образом? Что-нибудь выдумать? - Она обошла низенький столик. - После вчерашнего звонка к вам со мной связалась это женщина, Круземарк. Она сказала, что когда-то давно была подругой моей матери. Маргарет хотела приехать и повидать меня, но я торопилась в центр, и она пригласила меня зайти к ней, когда у меня будет время. До моего прихода мы вообще не упоминали Джонни Фейворита, честное слово.
- Ну хорошо, - согласился я. - Поверю вам, потому что некому опровергнуть. Где вы провели прошлую ночь?
- В "Плазе". Я решила, что шикарная гостиница - последнее место, где кто-либо будет искать черную девушку из Гарлема.
- Вы по-прежнему живете там?
- Не могу себе этого позволить, - покачала она головой. - И вообще, я не чувствую себя в безопасности. Не могу сомкнуть глаз.
- Но здесь вы почувствовали себя хорошо, - заметил я. - Когда я пришел, вы крепко спали.
Вытянув изящную руку, она разгладила лацкан моего пальто.
- После вашего прихода я чувствую себя в полной безопасности.
- В обществе храброго и здоровенного сыщика?
- Не принижайте себя. - Эпифани ухватила меня за оба лацкана и подошла вплотную. Ее волосы пахли чистым, высушенным солнцем бельем. - Вы должны помочь мне…
- Я приподнял ее подбородок и провел кончиками пальцев по ее щеке, наши глаза встретились.
- Можете остаться у меня дома. Это удобнее, чем спать здесь, в конторе.
Она поблагодарила меня так серьезно, будто я был учителем, похвалившим ее, ученицу, за хорошо выполненное домашнее задание.
- Я отвезу вас туда прямо сейчас.
Глава тридцать вторая
Я поставил "шеви" на углу Восьмой-авеню и 23-й улицы, перед старым зданием Гранд-Опера, где когда-то размещалось управление железной дороги.
- Это та самая цитадель, в которой "Юбилейный" Джим Фиск забаррикадировался от своих разъяренных акционеров, - заметив заинтересованный взгляд Эпифани, пояснил я. - Тут же Джима скосил пулями на задней лестнице гостиницы Гранд-Сентрал Нед Стокс.
- А где находится гостиница Гранд-Сентрал? - спросила Эпифани, когда я запер дверцу машины.
- Вниз по Бродвею, неподалеку от Бликер-стрит. Теперь она называется "Бродвей-Сентрал". Когда-то дом принадлежал фирме "Лафарж".
- Вы в самом деле знаток города, - заметила она, беря меня под руку.
- Детективы напоминают таксистов: учатся географии прямо на работе.
Всю дорогу до центра я развлекал Эпифани болтовней в манере автобусных экскурсоводов. Похоже, ей очень нравилось играть роль экскурсанта, так как постоянно одолевала меня своими вопросами.
Она пришла в восторг при виде отделанного кованым железом фасада старого коммерческого здания на 23-й улице и призналась, что никогда не была в этом районе города. Мы миновали ресторан "Кавэно".
- Бывало, "Алмазный" Джим Брэди ухаживал здесь за Лилиан Рассел. В конце прошлого века этот квартал был в большой моде. Центром города считались Мэдисон-сквер, а выше, на Шестой-авеню находились шикарные универмаги: Стерн-Вразерс, Альтмане, Зигель-Купер и Хью 0‘Нейлс. Теперь их используют под склады, но выглядят они по-прежнему. А вот и мой дом.
Вытянув шею, Эпифани подняла глаза на викторианский "дворец" из красного кирпича, украшавший наш Челси. Ее улыбка говорила о том, что девушка очарована изящными железными балконами, украшавшими каждый этаж.
- Который ваш?
- Шестой, - указал я. - Под аркой.
- Давайте войдем.
Вестибюль не представлял из себя ничего особенного, если не считать черных резных грифонов на камине. Эпифани уделила им внимания не более, чем бронзовым табличкам на фасаде. Чуть внимательней она была к седовласой женщине с леопардом на поводке, что вышла из служебного лифта.
Две комнаты и кухонька с окнами на улицу - вот из чего состояла моя квартира. Не слишком шикарно по нью-йоркским стандартам, но когда я открыл дверь, на лице Эпифани появилось такое восхищенное выражение, словно перед ней был особняк Дж. П. Моргана.
- Люблю высокие потолки, - заметила она, уложив пальто на спинку кушетки. - Они помогают чувствовать себя важной персоной.
Взяв ее пальто, я повесил его вместе со своим в шкаф.
- Они что, выше, чем в "Плазе"?
- Почти такие же. Ваши комнаты больше.
- Но не сравняться с баром внизу. Хотите выпить?
Она с удовольствием согласилась, и я отправился на кухню, а когда вернулся с бокалами, она стояла, опираясь о дверной косяк и не сводя глаз с двухспальной кровати в соседней комнате.
- Не беспокойтесь, - заметил я, подавая ей напиток. - Мы выработаем какое-нибудь соглашение.
- Не сомневаюсь, - произнесла она чуть хрипловатым, не лишенным намека голосом, сделала глоток и села на кушетку у камина. - Он действует?
- Действует, когда я не забываю купить дров.
- Я вам напомню. Грех не пользоваться им.
Открыв свой чемоданчик, я показал ей плакат Эл?
Сифра.
- Знаете что-нибудь об этом типе?
- Эль Сифр? Кажется, он какой-то "свами". Несколько лет ошивается в Гарлеме, по крайней мере, с тех пор, когда я была еще маленькой девчонкой. У него собственная маленькая секта, но он проповедует везде, куда пригласят: для "Папашиной Благодати", "Отца Божественного", мусульманских сект - для кого угодно? Однажды он даже выступал с кафедры "Абиссинских Баптистов". Пару раз я получала его плакаты почтой и вывешивала их в витрине аптеки, как делаю с Красным крестом и Сестрой Кенни. Вы понимаете, это долг обществу.
- Вы когда-нибудь встречались с ним лично?
- Никогда. А к чему вам знать об этом человеке? Он как-нибудь связан с Джонни Фейворитом?
- Возможно. Но я не уверен.
- Вы просто не хотите сказать.
- Давайте для начала кое о чем условимся. Не пытайтесь выкачать из меня информацию.
- Извините. Обычное любопытство. У меня тоже "ставка" в этом деле.
- Вы замешаны в нем по уши. Вот почему кое-какие вещи лучше не знать.
- Боитесь, что я кому-нибудь о них расскажу?
- Нет. Я боюсь, кто-нибудь решит, что у вас есть что рассказать.
Кубики льда задребезжали о стенки пустого бокала Эпифани. Я повторил коктейли и сел рядом с ней на кушетку.
- Скажу вам честно, Эпифани, - продолжал я. - В поисках Джонни Фейворита я не продвинулся нисколько с тех пор, как ты впервые встретились. Он был вашим отцом. Должно быть, ваша мать рассказывала вам о нем. Постарайтесь припомнить хоть что-нибудь, пусть совсем незначительное.
- Она почти не говорила о нем.
Эпифани гладила пальцами сережку, маленькую камею, оправленную в золото.
- Мама сказала, что он человек "силы и власти". Она называла его волшебником. Обеа - один из многих путей, которые он исследовал. Мать сказала, что он научил ее многому в черной магии, больше, чем ей хотелось бы узнать.
- Что вы имеете в виду?
- Поиграй с огнем и обязательно обожжешься.
- Ваша мать не интересовалась черной магией?
- Мама была доброй женщиной: ее душа была чистой. Однажды она поведала мне, что Джонни Фейворит подошел к истинному злу так близко, как хотела бы подойти она.
- Наверное, это его сильно развлекало, - заметил я.
- Может быть. Обычно подобные типы заставляют страдать девушек.
Ну, с тобой-то этого не происходит, подумал я.
- Припомните еще что-нибудь, о чем говорила мать.
Эпифани улыбнулась.
- Что ж, могу вспомнить еще одно: она говорила, что он классный любовник.
Я кашлянул. Она откинулась назад на кушетке в ожидании моего хода. Я извинился и прошел в ванную.
Горничная оставила здесь ведро и швабру, поленившись отнести их в служебную кладовую после работы. На ручке швабры висел ее серый рабочий халат.
Застегивая "молнию" на брюках, я не сводил глаз со своего отражения в зеркале. Вообще-то глупо путаться с подозреваемой. Неразумно, неэтично и, вдобавок, опасно. Занимайся своим делом и спи на кушетке. Отражение лишь безмозгло и похотливо улыбалось в ответ.
Когда я вернулся в комнату, Эпифани уже сняла туфли и жакет. Нежная шея цветком распускалась в открытом вороте ее блузки.
- Хотите повторить? - Я потянулся к ее пустому бокалу.
- Почему бы и нет?
На этот раз я сделал коктейли более крепкими. Подавая бокал Эпифани, я заметил, что две верхние пуговицы на ее блузке расстегнуты. Я повесил свой пиджак на спинку стула и ослабил узел галстука. Топазовые глаза Эпифани следили за каждым моим движением. Молчание обволакивало нас, будто накрывая огромным колоколом.
Одним коленом я опустился на кушетку и кровь молотом застучала в висках. Взяв ее стакан, я поставил его рядом со своим на кофейный столик. Губы Эпифани слегка разжались. Я притянул ее к себе ладонями за затылок и почувствовал, как она резко вдохнула и замерла.
Глава тридцать третья
Три недели воздержания не пошли на пользу моим любовным стараниям. Я обещал выступить лучше, если представится еще один случай.
- Случай здесь ни при чем. - Эпифани стряхнула расстегнутую блузку с плеч. - Секс - наше общение с богами.
- Может, - продолжим его в спальне? - Я пинком освободился от спутанных брюк вместе с трусами.
- Я серьезно, - шепотом говорила она, снимая с меня галстук и медленно расстегивая рубашку. - Есть легенда, которая старше Адама и Евы. О том, что мир начался с совокупления богов. Мы вместе - все равно что зеркало Мироздания.
- Не будь слишком серьезной.
- Все серьезно, что приносит радость. - Она сбросила на пол лифчик и расстегнула "молнию" на помятой юбке. - Женщина - это радуга, мужчина - молния и гром. Смотри. Вот так.
Оставшись в одних нейлоновых чулках и поясе с подвязками, Эпифани выгнулась на "мостик" с легкостью мастера йоги. Ее медленное, легкое движение являло собой натуральное чудо, краткий миг совершенства. Она опускалась до тех пор, пока не легла на пол, касаясь его лишь плечами, локтями и подошвами ног. Это была самая плотоядная позиция из всех, в которых я видел когда-либо женщину.
- Я радуга, - прошептала она.
- Молния бьет дважды. - Я опустился возле нее на колени и схватил алтарь ее раскрытых бедер. Тогда она сократила дистанцию и поглотила меня. Радуга превратилась в тигрицу. Ее напряженный живот, дрожа, прижался к моему.
- Не шевелись, - вновь прошептала она, ритмично сокращая скрытые в глубине мускулы. Я едва удержался от вопля, когда кончил.
Эпифани оседлала мою грудь. Я коснулся губами ее влажного лба.
- С барабанами лучше, - сказала она.
- Ты делаешь это на публике?
- Бывают мгновенья, когда в тебя вселяются духи. "Банда" или на "бамбуше", - минуты, когда ты можешь танцевать и пить всю ночь, - да, и трахаться до рассвета.
- Что такое "банда" и "бамбуше"?
Эпифани, улыбаясь, поиграла моими сосками.
- "Банда" - танец в честь Гуэде. Он очень свирепый и священный, и всегда исполняется в "хунфорте" общины. В том, что ты называешь храмом ву-ду.
- Туте говорил "хумфо".
- Другой диалект, но то же слово.
- А "бамбуше"?
- Это просто вечеринка. Члены общины выпускают излишки пара.
- Наподобие церковных посиделок?
- Ага, но тут гораздо веселее…
Мы провели день как дети, играя, принимая душ и совершая набеги на холодильник в перерывах общений с богами. Эпифани поймала по приемнику какую-то пуэрториканскую станцию, и мы танцевали, пока не изошли потом. Я вновь предложил выйти пообедать, но моя смешливая "мамбо" вывела меня на кухоньку и покрыла наши интимные части тела пенящимися сливками. Пир был послаще, чем тот, что когда-либо задавал в ресторане "Кавэно" Алмазный Билл своей грудастой Лил.
Когда за окном стемнело, мы, подобрали с пола одежду и уединились в спальне, отыскав несколько свечей в хозяйственном шкафчике. В их бледном свете ее тело напоминало созревший на дереве плод. Хотелось попробовать его со всех сторон.
В промежутках между "дегустациями" я спросил Эпифани, где она родилась.
- В Женской больнице на 110-й улице. До шести лет меня воспитывала бабушка в Бриджтауне, на Барбадосе. А как ты?
- В маленьком поселке в Висконсине, о котором ты никогда не слышала. Совсем рядом с Мэдисоном. Наверно, сейчас он уже слился с городом.
- Не похоже, чтобы ты часто его навещал.
- Я не возвращался туда с тех пор, как ушел в армию. Это было через неделю после Пирл-Харбор.
- А почему ты не возвращался? Ведь там, должно быть не так уж плохо.
- У меня там уже ничего не осталось. Мои родители погибли, пока я лежал в армейском госпитале. Я даже не смог поехать, на их похороны.
- Ты был единственным ребенком?
- Вдобавок приемным, - кивнул я. - Но они любили меня как родного. Моя же любовь к ним заменяла мне чувство патриотизма. Она была жива все эти годы, хотя в моей памяти уже стерлись их черты.
- Висконсин - повторила Эпифани. - Не удивительно, что ты разбираешься в "церковных посиделках".
- И еще в танцах на площади, самодельных машинах, велосипедных распродажах и кеггерах.
- Кеггерах?
- Это наподобие "бамбуше" в средней школе…
Она заснула в моих объятиях, а я долго лежал, не засыпая и глядя на нее. Ее дыхание нежно колыхало груди-чашечки, а их соски напоминали шоколадные поцелуи в пламени свеч. Трепет ее ресниц выдавал мечущиеся на ними тени смутных сновидений. Она походила на маленькую девочку. Невинное выражение лица ничем не напоминало страстной гримасы, искажавшей ее черты, когда она выгибалась подо мной, как тигрица.
Увлечься ею было с моей стороны безумием. Эти нежные пальцы умели крепко сжимать нож. Она, не моргнув глазом, приносила в жертву животных. Если она убила Тутса и Маргарет Круземарк, мне грозили крупные неприятности.
Я не помню, как заснул. Мой сон был чередой кошмаров. Я очутился в затерянном городе, названия которого не помнил. Улицы были пусты, а светофоры на перекрестке потухли. Ближайшие здания казались незнакомыми, не имели окон и были непривычно высокие.
Вдалеке какой-то человек клеил на голую стену рекламные плакаты. Они уже обретали чей-то облик. Я подошел ближе. С огромного листа бумаги мне ухмылялось лицо Луи Сифра: шутовская улыбка в три ярда шириной напоминала ухмылку господина Тилу с рекламы в Стиплчейз-парке. Я подозвал расклейщика, и тот повернулся ко мне, сжимая в руке кисть на длинной ручке. Это был Сифр. Он смеялся.
Плакат разошелся в стороны, как театральный занавес, открывая бесконечную панораму лесистых холмов. Сифр бросил кисть и банку с клеем и бросился бежать. Я не отставал от него, огибая кустарник с ловкостью пантеры. Все же я потерял его и одновременно понял, что заблудился сам.
Звериная тропа обегала парки и луга. Я остановился напиться из ручья. Идиллию нарушил пронзительный крик.
Услышав его во второй раз, я заспешил в ту сторону, откуда он донесся. Третий вопль застал меня на маленькой поляне. На ее краю медведь раздирал женщину. Я бросился к ним. Огромный хищник встряхнул перед собой безжизненную жертву словно тряпичную куклу, Я увидел окровавленное лицо. Это была Эпифани.
Не раздумывая, я кинулся на медведя. Зверь поднялся на задние лапы и одним ударом отшвырнул меня прочь. Ошибиться было невозможно. Несмотря на клыки и влажную морду это был Сифр. Он лежал в траве обнаженный и вместо того, чтобы грызть Эпифани, насиловал ее. Я прыгнул вперед и схватил его за горло, стягивая со стонущей девушки. Мы боролись в траве рядом с ней. Он был сильнее, но я держал его за горло. Я стискивал пальцы, пока лицо его не потемнело от прилива крови. Эпифани взвизгнула подо мной, и ее вопль разбудил меня.
Я сидел в постели, окутанный простынями как саваном. Мои ноги обхватили талию Эпифани. В ее распахнутых глазах стояли страх и боль. Я держал ее за горло смертельной хваткой.
- Боже мой! Как ты себя чувствуешь?
Задыхаясь, девушка перебралась в безопасный угол постели, едва я отпустил ее.
- Ты просто сумасшедший! - кашляя, выдавила она.
- Боюсь, иногда это со мной случается.
- Что на тебя нашло? - Эпифани потерла шею. На безупречной коже появились темные отпечатки моих пальцев.
- Не знаю. Принести тебе воды?
- Да, пожалуйста.
Я прошел на кухню и вернулся со стаканом ледяной воды.
- Спасибо. - Она улыбнулась, принимая его. - Ты угощаешь этим всех знакомых девушек?
- Как правило, нет. Мне приснился сон.
- Что за сон?
- Кто-то мучил тебя.
- Ты его знаешь?
- Да. Он снится мне каждую ночь. Безумные, жестокие сны. Кошмары. Этот человек приходит снова и снова, дразня меня. Причиняя боль. Сейчас мне снилось, что он мучил тебя.
Эпифани поставила стакан и взяла меня за руку.
- Кажется, какой-то "боко" наложил на тебя мощную "уанга".
- Говори по-английски, куколка.
- Придется для начала просветить тебя, - рассмеялась она. - "Боко" - это злой хунган. Он занимается только черной магией.
- Хунган?
- Жрец обеа. То же, что и "мамбо" - наподобие меня - но мужчина. "Уанга" - то, что вы называете сглазом. Судя по всему какой-то колдун управляет тобой.
Мое сердце заколотилось.
- Кто-то пробует на мне магию?
- Похоже на то.
- Может быть, это человек из моих снов?
- Скорее всего. Ты знаешь его?
- В общем, да. Скажем, у меня с ним деловые отношения.
- Это Джонни Фейворит?
- Нет, но ты почти отгадала.
Девушка схватила меня за руку.
- Точно в такие же дела ввязался мой отец. Он был дьяволопоклонником.
- А ты не такая же? - Я погладил ее волосы.
Эпифани обиженно отшатнулась.
- Неужели ты так думаешь?
- Но я знаю, что ты - "мамбо" ву-ду.
- Я мамбо высокого ранга. Я работаю на добро, но это не значит, что я не разбираюсь во зле. Когда твой противник силен, нужно держаться настороже.
Я обнял ее за плечи.
- Ты уверена, что сможешь наложить на меня заклятье, которое защитит от дурных снов?
- Будь ты нашей веры, я смогла бы.
- С каждой минутой я верю все сильнее. Прости, что я причинил тебе боль.
- Это ничего. - Она поцеловала меня в ухо. - Я знаю способ отогнать боль.
И она показала мне его.