- Вот что: вам нужен человек, который убил вашу дочь. Мне нужен Джонни Фейворит. Возможно, нас интересует один и тот же парень. Мы не узнаем этого, пока не найдем его.
Толстые пальцы Круземарка сложились в кулак. Кулак был большой. Он резко ударил им в ладонь другой руки, и эхо шлепка напомнило треск сломавшейся доски.
- Ладно, - сказал он. - Я был Эдвардом Келли. Это я заплатил Фаулеру двадцать пять "косых".
- Почему вы выбрали имя Келли?
- По-вашему, следовало назваться собственным именем? Идея насчет "Келли" принадлежала Мег и не спрашивайте меня, почему.
- Куда вы дели Фейворита?
- Привезли на Таймс-сквер. Был канун нового, 1943 года. Мы высадили его прямо в толпу, и он ушел навсегда. Так нам казалось.
- Давайте порассуждаем, - предложил я. - Вы думаете, я поверю в то, что заплатив за Фейворита двадцать пять "косых", вы "потеряли" его в толпе?
- Так и случилось. Я сделал это для своей дочери. Я всегда давал ей то, чего ей хотелось.
- И ей захотелось, чтобы Фейворит исчез?
Круземарк натянул махровый халат.
- По-моему, они обделали что-то вместе перед тем, как он отправился за океан. Некий фокус-покус, которым они баловались в то время.
- Вы говорите о черной магии?
- О черной или белой - какая разница? Мег всегда была странной девчонкой. Она играла с картами "Таро" раньше, чем научилась читать.
- С чего началось это увлечение?
- Не знаю. Суеверная гувернантка, один из наших поваров из Европы… Никогда не знаешь, что скрыто в людях, когда нанимаешь их.
- Вы знали, что ваша дочь содержала гадательную палатку на Кони-Айленд?
- Да, я помог ей в этом. Она была для меня всем, и я баловал ее.
- Я нашел у нее в квартире мумифицированную человеческую руку. Знаете об этом?
- "Рука славы". Это талисман, якобы открывающий любой замок. Правая рука осужденного убийцы, отрезанная, пока шея еще находится в петле. У Мег есть этот сувенир. Рука принадлежала некоему уэльскому разбойнику по имени "Капитан Силверхилз", осужденному в 1786 году. Она купила ее в парижской антикварной лавке несколько лет назад.
- Значит, обычный сувенир из заокеанской поездки, то же, что и череп из чемодана Джонни Фейворита. Наверно, у них были одинаковые склонности.
- Ага. Фейворит отдал этот череп Мег в последний вечер перед отплытием. Все дарят своим девушкам роскошные кольца или фирменные свитера. Он подарил череп.
- Мне казалось, что к тому моменту Фейворит уже порвал отношения с вашей дочерью.
- Официально - да. Может быть, это было лишь игрой.
- А почему вы так думаете? - Я стряхнул дюймовую палочку пепла на пол.
- Потому что в их отношениях ничего не изменилось.
Круземарк нажал кнопку возле двери.
- Хотите выпить?
- Немного виски не помешает.
- Шотландское?
- Бурбон, если есть. Со льдом. Ваша дочь когда-нибудь упоминала женщину по имени Эванджелина Праудфут?
- Праудфут? Не припомню, может быть.
- А как насчет "ву-ду"? Она говорила с вами о "ву-ду"?
Дверь распахнулась.
- Слушаю, сэр? - осведомился человек в сером.
- Мистер Энджел выпьет бокал бурбона со льдом. Для меня - немного брэнди. И еще, Бенсон…
- Да, сэр?
- Принесите Энджелу пепельницу.
Бенсон кивнул и закрыл за собой дверь.
- Он что, дворецкий? - спросил я.
- Бенсон мой личный секретарь. То есть, дворецкий с мозгами. - Круземарк оседлал смонтированный на полу велосипед и начал крутить педали, размеренно набирая воображаемые мили. - Вы что-то сказали о "ву-ду"?
- Джонни Фейворит состоял в гарлемской секте "ву ду" в те времена, когда баловался черепами. Интересно, упоминала об этом ваша дочь?
- Насчет "ву-ду" - никогда.
- Доктор Фаулер сказал мне, что когда вы забрали из клиники Фейворита, он страдал от амнезии. Он узнал вашу дочь?
- Нет, не узнал. Он вел себя, как лунатик. Почти ничего не говорил. Просто сидел, уставившись в окно машины.
- То есть, он отнесся к вам как к чужим?
Круземарк во всю мочь крутил педалями.
- Мег этого и хотела. Она настаивала, чтобы мы не звали его "Джонни" и помалкивали о наших былых отношениях.
- Вам это не показалось странным?
Я услышал звяканье хрусталя за дверью за секунду до того, как Бенсон постучал. Дворецкий "с мозгами" вкатил в комнату портативный бар. Он налил порцию мне и крошечный бокал для хозяина и осведомился о дальнейших пожеланиях.
- Чудесно, - заметил Круземарк, поднося к носу бокальчик в форме тюльпана. - Большое спасибо, Бенсон.
Дворецкий ушел. Заметив возле ведерка со льдом пепельницу, я загасил сигарету.
- Однажды я слышал, как вы просили дочь подсунуть мне кое-какое пойло. Вы еще сказали, будто научились на Востоке искусству убеждать.
Круземарк оделил меня странным взглядом.
- На этот раз все чисто.
- Убедите меня. - Я подал ему свой бокал. - Выпейте это сами.
Он сделал несколько внушительных глотков и вернул мне напиток.
- Слишком поздно для игр. Мне нужна ваша помощь, Энджел.
- Ну так играйте со мной в открытую. Ваша дочь хоть раз виделась с Фейворитом с тех пор, как вы его высадили?
- Ни разу.
- Вы уверены?
- Ну конечно, уверен. У вас есть повод для сомнения?
- Моя работа - подвергать сомнению то, что говорят мне люди. Откуда вам известно, что она ни разу его не видела?
- У нас с ней не было секретов. Она не стала бы скрывать от меня подобное.
- Похоже, вы разбираетесь в женщинах похуже, чем в корабельном бизнесе, - заметил я.
- Я знаю собственную дочь. Если она и видела его, так это в тот день, когда он убил ее.
Я пригубил виски.
- Сработано - не подкопаешься, - похвалил я. - Парень с абсолютной потерей памяти, не знающий даже собственного имени, пятнадцать лет назад уходит в нью-йоркскую толпу, исчезает бесследно - и вдруг, появляется ниоткуда и начинает убивать людей.
- Кого еще он убил? Фаулера?
Я улыбнулся.
- Доктор Фаулер покончил жизнь самоубийством.
- Это нетрудно было подстроить, - фыркнул он.
- Неужели? А как бы вы подстроили это, господин Круземарк?
Старик уперся в меня стальным пиратским взглядом.
- Не дергайте меня за язык, Энджел. Если бы я хотел шлепнуть Фаулера, это было бы сделано уже давно.
- Сомневаюсь. До тех пор, пока он помалкивал о дельце с Фейворитом, он был для вас гораздо полезнее живым.
- Мне следовало разделаться с Фейворитом, а не с Фаулером, - проворчал он. - Кстати, чье убийство вы расследуете?
- Я не расследую чьих-либо убийств. Я ищу человека с амнезией.
- Чертовски надеюсь, что вы его найдете.
- Вы сообщали полиции о Джонни Фейворите?
Круземарк потер квадратный подбородок.
- Пришлось. Мне хотелось направить их в нужную сторону, не впутывая себя.
- Я уверен, что вы состряпали хорошую версию.
- Я выдал им просто конфетку. Они расспрашивали меня о романтических увлечениях Мег. Я дал им имена пары ребят, которых она когда-то упоминала, но отметил, что единственным серьезным романом в ее жизни был Джонни Фейворит. Естественно, после этого они захотели узнать о нем побольше.
- Естественно, - согласился я.
- В общем, я рассказал полиции об их помолвке, о том, каким странным типом он был, и о прочих делах. О тех, что не попали в газетные заголовки в те дни, когда он был знаменит.
- Держу пари, вы поймали их на крючок.
- Они этого и хотели: вцепились в него так, что не вырвешь.
- Вы подсказали им, где они могут найти Джонни Фейворита?
- Нет, я подтвердил, что не видел его с войны. Сказал, что в последний раз слышал о нем только то, что его ранило. Если они не смогут вычислить его до того времени, им придется поискать себе другую работу!
- Они вычислят его до Фаулера, - сказал я. - Вот тут-то у них и начнутся проблемы.
- Забудьте об их проблемах, подумайте о своих. Куда отправитесь из новогоднего Нью-Йорка 1943 года вы?
- Никуда. - Я прикончил виски и поставил бокал на стойку. - Я не могу найти его в прошлом. Если он здесь, в городе, то скоро объявится, и на этот раз я буду поджидать его.
- Думаете, он охотится за мной? - Круземарк соскользнул со своего приспособления.
- А вы как думаете?
- Я не собираюсь страдать из-за этого бессонницей.
- Нам с вами не мешает держать друг друга в курсе дел, - заметил я. - Если я понадоблюсь, мой номер в справочнике. - Я не собирался оставлять свою карточку еще одному потенциальному покойнику.
Круземарк хлопнул меня по плечу и улыбнулся.
- Вы лучше всех сыщиков Нью-Йорка, Энджел!
Он проводил меня до входа, расточая любезности, как корове мясник на бойне.
Глава тридцать девятая
Моя ладонь ощущала энергичное рукопожатие Круземарка до тех пор, пока я не вышел на улицу.
- Такси, сэр? - предложил привратник, прикасаясь рукой к обвитой гирляндами шнуров фуражке.
- Нет, спасибо. Я пройдусь пешком.
Мне захотелось поразмышлять, а не болтать с "кэбби" о философии, мэре или баскетболе.
На углу здания, из которого я вышел, стояли двое. Один низенький и плотный, похожий в своей синей синтетической куртке и черных спортивных брюках на школьного тренера по футболу. Его компаньоном был парень слегка за двадцать, с короткой стрижкой и влажными, молящими глазами Иисуса с почтовой открытки. Зеленый пиджак из акульей кожи на двух пуговицах и с подложными плечами болтался на нем, как на вешалке.
- Эй, приятель, погоди минутку! - позвал тренер, в развалочку приближаясь ко мне и держа руки в карманах куртки. - Хочу показать тебе кое-что.
- В другой раз, - сказал я.
- Нет, сейчас. - Тупое рыло автоматического пистолета уставилось на меня через клиновидный вырез наполовину расстегнутой на куртке молнии. Калибр пистолета предполагал профессионализм парня или его желание выглядеть профессионалом.
- Ты ошибся, - сказал я.
- Никакой ошибки. Ведь ты - Гарри Энджел, верно?
- Пистолет нырнул под куртку и исчез.
- К чему спрашивать, если сам знаешь?
- Напротив, через улицу, есть парк. Давай пройдем туда и поговорим спокойно, где нам не помешают.
- А как с ним? - кивнул я на паренька в акульем пиджаке, нервно следившим за нами влажными глазами.
- Он идет с нами.
Паренек пристроился позади; пересекли Саттон Плейс и начали спускаться по ступеням к узкому парку, выходившему на Ист-ривер.
- Хитрый трюк, - заметил я. - Взять да отрезать карманы в куртке…
- Срабатывает четко, а?
Аллея шла вдоль кромки реки, и вода находилась в десяти футах под железными перилами. В конце маленького парка седовласый мужчина в джемпере на пуговицах прогуливал йоркширского терьера на поводке. Он шел к нам, подстраиваясь под семенящий бег пса.
- Подождем, пока этот тип слиняет отсюда, - предложил тренер. - Любуйся панорамой.
Паренек с липкими глазами облокотился на перила и ycтавился на баржу, рассекавшую течение в проливе у Вэллфер-Айленд. Тренер стоял за мной, балансируя на цыпочках, будто призовой петух. Йоркширский терьер задрал ногу над мусорной урной. Мы ждали.
Я поднял глаза на ажурные переплеты моста Куинсборо и на застывшее в их изгибах синее, безоблачное небо. "Любуйся панорамой". Какой прекрасный день. Лучшего для смерти и не выпросишь, так что любуйся панорамой и не рыпайся. Спокойно глазей на небо, пока не исчезнет единственный свидетель, и старайся не думать о радужных, с примесью нефти, волнах под ногами, пока ребята не перебросят тебя через перила с пулей в глазу.
Я покрепче сжал ручку "дипломата". С тем же успехом мой курносый "Смит-Вессон" мог быть и дома, в ящике стола. Человек с собакой уже находился в двадцати футах. Я перенес вес тела на другую ногу и посмотрел на тренера, ожидая, что он сделает ошибку. На секунду он отвлекся на владельца собаки, и этого было достаточно.
С силой размахнувшись чемоданчиком, я ударил его в промежность. Он искренне завопил и согнулся вдвое; случайный выстрел грохнул из-под куртки. Шума от него получилось не больше, чем от чиханья.
Йоркширский терьер натянул поводок и визгливо залаял. Я схватил "дипломат" обеими руками и опустил его на голову тренера. Он хрюкнул и рухнул наземь. Я пнул его по локтю, и Кольт-Вудсман с жемчужной рукояткой запрыгал по асфальту.
- Зови полицию! - заорал я разинувшему рот джентльмену в джемпере, когда паренек с глазами Христа и короткой кожаной дубинкой в костлявом кулаке насел на меня. - Эти типы хотят убить меня!
Я прикрылся "дипломатом" как щитом, и кулак паренька скользнул по дорогой телячьей коже. Я пнул его, и он, приплясывая, отскочил. Длинноствольный кольт лежал маняще близко, но я не мог рискнуть и наклониться. Паренек тоже заметил его и попытался отрезать мне путь, но недостаточно быстро. Пинком я сбросил пистолет в реку.
На мгновение я открылся, и он смазал мне по шее своей тяжелой дубинкой. Теперь пришел мой черед завопить. Боль вышибла слезы из глаз и воздух из легких. Я как мог прикрывал голову, но паренек овладел положением. Он нанес мне косой удар по плечу, затем взорвалось мое левое ухо. Падая, я увидел, как человек в джемпере сгреб своего тявкающего пса в охапку и вопя, побежал вверх по ступеням.
Я проводил его взглядом сквозь розовый туман боли, стоя на четвереньках. Голова гудела, как охваченный пламенем паровоз. Паренек ударил еще раз, и паровоз скрылся в тоннеле.
В кромешной тьме мигали лучики света. Грубый асфальт под моей щекой был липким и скользким. Открыв один глаз, я увидел, как паренек помогает подняться на ноги тренеру.
У того выдался крутой денек. Он держался за пах обеими руками. Приятель поторапливая, тянул его за рукав, но тренер не спешил и, прохромав ко мне, ударил прямо в лицо. "Получай, падаль", - расслышал я прежде, чем он повторил удар. После этого я уже ничего не слышал.
Я находился под водой. Тонул в ней: только это была не вода, а кровь. Поток крови нес меня, переворачивая раз за разом. Задыхаясь, я жадно разевал рот, но глотал только сладкую кровь.
Наконец, кровавый прилив вынес меня на далекий берег. Я услышал ревущий прибой и пополз, чтобы он не увлек меня назад. Мои руки коснулись чего-то холодного и металлического. Это была кривая ножка парковой скамейки.
Из тумана донеслись голоса:
- Вот он, офицер. Это тот самый. Боже мой! Гляньте, что они с ним сделали.
- Спокойно, приятель, - произнес другой голос. - Теперь все в порядке. - Сильные руки подняли меня из кровавой лужи. - Расслабься, парень. Все будет хорошо. Ты меня слышишь?
Попытка ответить родила лишь булькающие звуки. Я цеплялся за скамейку, как за спасательный плотик в бурном море. Крутящийся красный туман рассеялся, и я увидел честное, простое лицо полицейского. Я сосредоточился на его жетоне, пока его номер почти не стал разборчивым. Пытаясь сказать "спасибо", я вновь издал булькающий звук.
- Расслабься, приятель, - повторил патрульный с простоватым лицом. - Через минуту нам помогут.
Закрыв глаза, я услышал первый голос:
- Это просто ужасно. Они пытались застрелить его.
- Останьтесь с ним, - попросил патрульный, - пока я не найду телефон и вызову скорую помощь.
Шум голосов снова вырвал меня из забытья. Патрульный благодарил человека с собакой, называя его "мистером Гротоном". Он попросил его зайти в удобное для него время в участок, чтобы написать заявление. Гротон пообещал сделать это сегодня днем. Я снова прохрипел слова благодарности, и патрульный опять принялся успокаивать меня.
Казалось, именно в эту минуту прибыла скорая помощь, но я знал, что этому предшествовало очередное забытье.
- Полегче, - говорил один из санитаров. - Возьми его за ноги, Эдди.
Я сказал, что могу идти, но колени подогнулись, едва я попытался встать. Меня уложили на носилки, подняли и понесли. Пожалуй, следить за происходящим не имело смысла. В машине пахло блевотиной. Заглушая вой сирены, хохотали водитель с напарником.
Глава сороковая
Мир снова приобрел свои первозданные очертания в приемном покое больницы Бельвю. Сосредоточенный юный практикант промыл и зашил мой рваный скальп и пообещал сделать все возможное с тем, что осталось от левого уха. Димедрол облегчил эту процедуру. Я улыбнулся медсестре сквозь сломанные зубы.
Меня как раз повезли на рентген, когда появился детектив из полицейского участка. Шагая рядом с креслом-каталкой, он спросил, знаю ли я людей, которые попытались меня ограбить. Я ни единым словом не разочаровал его в этой версии, и он ушел с описанием тренера и паренька.
После того, как кончили просвечивать мою голову изнутри, док посоветовал мне немного отдохнуть. Меня уложили на койку в палате для несчастных случаев, угостив еще одним уколом под ночную рубашку.
Поглощая порцию тертой моркови, я узнал, что меня собираются оставить в больнице на ночь. Рентген не обнаружил трещин, но не исключалось сотрясение мозга. Я чувствовал себя слишком паршиво для того, чтобы поднимать шум, и после ужина сестра проводила меня к платному телефону в коридоре, откуда я позвонил Эпифани, чтобы сообщить, что не приду домой.
Я как мог успокоил ее, добавив, что ночной сон мне не помешает. Она сделала вид, что поверила.
- Знаешь, что я сделала с двадцаткой, которую ты мне дал?
- Нет.
- Купила дров для камина.
Я заверил ее, что спичек у меня предостаточно, и она, рассмеявшись, попрощалась. Я начинал влюбляться в нее. Это было плохой приметой.
Снов я почти не видел, но призрак Луи Сифра все же раздвинул тяжелый занавес из снотворного, чтобы подразнить меня. Утром все позабылось, но один образ остался в памяти: ацтекский храм, вздымающийся над людскими толпами, крутые ступеньки которого были липкими от крови. Наверху стоял Сифр в своем сюртуке из блошиного цирка; смеясь, он поглядел вниз, на украшенных плюмажами дворян, и подбросил истекающее кровью сердце высоко в воздух. Жертвой был я.
На следующее утро в палате неожиданно появился лейтенант Стерн. На нем по-прежнему был тот же самый мохеровый костюм, но отсутствие галстука на синей фланелевой рубашке говорило о том, что он не на службе. Лицо, впрочем, выдавало легавого за версту.
- Похоже, кто-то как следует потрудился над вами, - заметил он.
Я показал ему мою улыбку.
- Жалеете, что это были не вы?
- Будь это я, вы бы не вышли отсюда раньше, чем через неделю.
- Вы забыли цветы.