Наконец, коридор привел их в большую комнату, но земляные потолки здесь были все еще довольно низкими; если потянуться рукой и подпрыгнуть, до них можно было дотронуться.
Внезапно дядя Соломона развернулся, и она замерла на месте, ожидая, куда он направится дальше. Он положил руку на бедро и опустил голову, прежде чем сделать пару шагов, не преследуя какого-либо направления. Затем он указал рукой на стул.
- Присядешь? В смысле, не хочешь присесть? Ты голодна? Хочешь пить?
Она уставилась на него, пытать понять тон его голоса. Его слова были достаточно мягкими и приятно звучащими, но в них было нечто такое, что выдавало его печаль. Она посмотрела на покосившийся стул с перевязанными ножками и решила, что постарается сделать все, чтобы казаться нормальной. И присесть на предложенным стул показалось ей приемлемым действием. Но не есть или пить. Она не заслуживала такой роскоши. Она принимала пищу для того, чтобы оставаться в живых ради Соломона, и это все.
С каждым шагом по грязному полу Хаос ощущала себя все более нечестивой и отвратительной шлюхой. Она оглядела мебель, расставленную в комнате. Ее смастерили лишь из ветвей деревьев и веревки: в помещении находились два стула без спинок и небольшой столик между ними. Не зная, куда деть любопытный взгляд, она позволила себе оглядеть окружающую обстановку. Хаос заметила пару книг, которые лежали рядом с большим голубым фонарем, подушку оливкового цвета и одеяло, которое было сшито из лоскутков ткани. Все эти предметы выглядели знакомо. Она вспомнила, что это одеяло находилось в домике у чернокожего мужчины.
- Хочешь пить?
Она вновь бросила взгляд на дядю Соломона и отрицательно покачала головой.
- Ты, должно быть, голодна?
Она вновь покачала головой, не в состоянии произнести свой ответ вслух.
Он кивнул и смотрел на нее в течение некоторого времени, затем слегка повернул голову в сторону.
- Не голодна и не хочешь пить, - он с сомнением покачал головой. – Должно быть, они хорошо вас кормили, пока вы были там?
- Нет! - воскликнула Хаос, когда отчаянно покачала головой.
- Естественно, они не делали этого, - и его голос звучал так, словно он подтверждал для себя все то, что обдумывал сейчас.
Хаос немного качнулась и сжала пальцы, вонзая ногти в мягкую область между суставами своих сцепленных рук. Один... два... три... Затем она повторила это действия, аккуратно и незаметно причиняя себе боль, ожидая окончания разговора, чтобы она могла вернуться обратно к Соломону.
Ее сердце бешено забилось в груди, когда он приблизился к ней. Опускаясь вниз, он уселся на колени прямо перед ней, так что их глаза практически оказались на одном уровне.
- Мне нужно знать, что они сделали с моим сыном, - прошептал он.
Путанные мысли заполонили ее разум. Как Соломон мог быть его сыном?
- Мастер считает... что именно он является отцом Соломона, - прошептала она, затем сглотнула, ощущая возрастающий страх от произнесенных ею слов. Почему она сказала это? Она хотела отвернуться от его прищуренного взгляда чуть склоненной набок головы.
Он покачал головой, не сводя своего пристального взгляда с нее.
- Не смей... не смей произносить этого вслух.
Даже несмотря на мягкость и доброту произнесенных им слов, она явственно ощутила скрывающийся за ними гнев. Хаос кивнула и потупила взгляд, стискивая свои кулаки настолько сильно, что побелели костяшки.
- Мне нужно знать, что они сделали с моим сыном... - вновь проговорил он мягким тоном, - чтобы я знал, чем могу помочь ему.
Он очень старался быть с ней милым, она слышала это. И именно это так мучило ее. Она отчаянно желала заслужить его расположение, но тогда ей придется рассказать ему о тех вещах, после которых он еще больше возненавидит ее. Возможно, ей просто нужно было ответить на его вопросы и не думать об остальном. Если она огорчит дядю Соломона еще больше, то это никак не поможет его племяннику.
- Они... - она заставила себя встретиться с ним взглядом, потому что было неправильно избегать его осуждающего гнева и презрения. Она посмотрела ему прямо в глаза и сглотнула. - В первый день... - проговорила она едва слышно, - они совершили над ним... очищение водой.
На его лице отразилась растерянность, а напряженный лоб был покрыт блестящими бисеринками пота.
- Они связали его, - продолжила она, - обнаженного. Он был напуган, очень напуган, я могла ощущать его страх, видеть это в его глазах. - Она не стала бы утаивать детали того, что произошло, только для того чтобы избежать чувства боли. - И они обливали его ледяной водой. Мощным потоком холодной воды, используя специальный шланг, который обжигал и причинял боль сильным напором. Они обливали его... - Хаос подавила приступ подступающей тошноты, - на протяжении шести часов. И затем, - она поспешила добавить, - они позволили ему отдохнуть в темноте и подумать о своих грехах.
- На второй день они усадили его на этот стул. Они натянули на его голову грязный мешок, и он был очень напуган, когда они пристегнули его ремнями к стулу.
Я могла видеть, как часто он вдыхал и выдыхал по судорожным движениям материи, покрывающей его лицо. И затем его начали вращать по кругу... - она описала в воздухе круги, показывая ему наглядно. - Этот стул вращался снова, снова и снова, пока Соломона не начало постоянно рвать, - спешно прошептала она. - А затем они поместили его в своеобразную клетку, механизм которой напоминал вращающееся колесо для хомяков, только приспособленный для человека, который заставил его двигаться, пока он больше не смог этого выносить и не рухнул на пол, ударившись головой, но его продолжало подбрасывать снова и снова, словно тряпичную куклу. - Хаос напряглась, моргая сквозь слезы, прежде чем ее голос вновь достаточно окреп. - Потом его вновь оставили отдыхать в темноте, чтобы он мог осознать свои прегрешения.
- На третий день... - прошептала она со злым выражением на лице, презирая то, что ее тело способно на человеческие проявления чувств. - На третий день они привязали его к столу, и Мастер поливал его тело кислотой, увеча его прекрасную кожу, - она быстро почесала свои руки. - Мастер так слеп, он так слеп, кожа Соломона не опорочена грехом, - она кивнула сама себе и поспешила продолжить, пока весь ужас, что трепыхался внутри, не переполнил ее. Он хотел вырваться и поглотить ее. Она хотела того же, но Соломон будет очень расстроен, если это произойдет, однако с другой стороны, она не сможет больше причинить ему боль.
Хаос выпрямила спину, принуждая себя продолжить.
- После того как Мастер обжег его кожу, они пороли его, привязав к какой-то штуке, которая по ширине была примерно такого размера, - она согнула руку в локте, чтобы продемонстрировать ему. - И затем снова и снова они обрушивали на него череду ударов плетью, сделанной из настоящей кожи. Его кожу рассекали ударами множество раз, оставляя глубокие раны, пока он сам не захотел умереть от такой боли.
Его дядя поднялся на ноги и начал ходить из стороны в сторону, словно был растерян.
- Я знаю, что он хотел умереть. Я видела это в его глазах, когда он смотрел на меня. Он смотрел на меня, - проговорила она, ее голос стал хриплым от усилий, которые она прикладывала, чтобы не сломаться. - Он смотрел прямо мне в глаза, а они продолжали сечь его, пока он не потерял сознание, а затем... - она всхлипнула пару раз, принуждая весь ее ужас отступить. - Они уволокли его обратно в камеру, а мне пришлось ухаживать за его ранами, чтобы он мог немного оправиться и быть готовым к следующему осквернению. – Наблюдая за перемещениями его дяди, рот Хаос превратился словно в открытый кран, который ей было не под силу закрыть, и грязные признания лились из него, чтобы раскрыть все содеянное ею.
- Я ухаживала за его ранами, - продолжила она, и ее голос звучал все более рвано, вместе с ужасом, который нарастал в ней с каждым новым признанием. - Я сделала все, что могла, обеспечивая ему комфорт, который он заслуживал.
Его дядя пробормотал что-то, чего она не смогла разобрать, пока правда выплескивалась из нее с невероятной скоростью.
- На четвертый день... - она поднялась на ноги, в попытке насытить тело большим количеством кислорода, ее мышцы и кровь наполнились злостью. - На четвертый день они пропускали через его тело электрический ток до тех пор, пока его рвота, моча и испражнения не оказались повсюду! - ее голос был наполнен яростью, которая соответствовала по силе жестокости тому, что они с ним сотворили. - Мастер желал полностью очистить его, - проговорила она, стискивая ладони и глубоко впиваясь ногтями в кожу, пока она раскачивалась вперед-назад, словно для того чтобы демоны не смогли вцепиться в нее своими когтями. Ей необходимо было выговориться, это было только ее наказанием, но ужас внутри становился все сильнее, словно произносимые слова, заставляли его бурлить, превращая в неистовую кипящую массу.
- Потом они забрали его у меня, - пронзительно прокричала она то, что гудело в ее голове. - И не пускали меня к нему. Они увели меня и занялись мной, пытая мое тело снова и снова, вот тут, - она указала трясущимся пальцем на то место, где именно они совершали свои зверства. - Они измывались и заставили мое тело кровоточить. Они заставили его кровоточить, и это правильно, это было правильным, я бы хотела, чтобы они никогда не останавливались! - внезапно она замолкла и кивнула, нуждаясь в том, чтобы он знал, насколько были правдивы ее слова. Ее мышцы задрожали, словно от того что дьявольские насекомые жалили ее по всему телу. Хаос сделала большой круг по комнате, пытаясь стряхнуть их и двигаться быстрее.
- Остановись.
Но Хаос не смогла бы сделать это, даже если бы хотела, она не знала, как это остановить. Ее взгляд был прикован к центру комнаты, где находился дядя Соломона, пока она проходила по кругу, оставляя следы на полу, и это внушало ей уверенность в том, что теперь она не собьется с намеченного курса. Она воссоздала стену, которую они не могли пересечь, пока продолжала двигаться и говорить, наказывая себя.
- И в ту ночь, в ту ночь они пришили мои веки таким образом, чтобы те находились в открытом положении, принуждая меня к тому, чтобы я смотрела. Я почувствовала себя плохо и попыталась прикрыть глаза, и они были правы, что сделали это, они были настолько правы в принятом решении. Мне следовало смотреть, мне нужно было смотреть, - проговорила она, выкрикивая слова все громче, чувствуя нарастающий шум вокруг нее.
Она могла только смотреть на его дядю, двигалась по кругу. В его глазах застыл ужас, о, она отлично понимала этот взгляд, и это был правильный взгляд. Он все осознал, и она кивнула ему, кивнула, тем самым давая ему понять, что он способен принять самые мерзкие детали.
- И затем они привязали меня к стулу, и напротив привязали его, - она протянула руку вперед, таким же образом как Хаос хотела протянуть руку и коснуться Соломона в тот день, моля о прощении. - Мне пришлось смотреть. Я видела, как они иссушали его кровь, очищая ее при помощи... инструмента. Я не знаю его названия, но у него были острые металлические зубцы. - Она могла очень четко воспроизвести инструмент в своей памяти и даже почувствовать его в своей руке, пока продолжала все быстрее ходить. - Он щелкал вот так сверху, и металлические зубцы впивались в кожу, - задыхалась она. - И затем Мастер оттягивал поршень на приспособлении назад, чтобы забирать кровь из его тела, только это не было плохо! Это не было плохо! - пронзительно прокричала она. - Мастер ошибался, Королева, она, она лгала ему, обманывала его!
Ее простынь упала, и она побежала, понеслась по кругу как нечестивая шлюха. Она видела, как его дядя пытается остановить ее, схватить. Она сильно затрясла головой, издав рычание, отталкивая его рукой от себя.
- Я должна все рассказать! Я должна рассказать правду!
- Прекрати! - взмолился он.
- Они положили его в гроб с проделанными в нем отверстиями. Затем зафиксировали ремни вокруг гроба и опустили его в воду, и дыхание Соломона… у него не осталось воздуха, просто не осталось воздуха! – Хаос кричала, исторгая голосом настоящий ужас, пока убегала от мужчины, который пытался поймать ее. - Они топили его, - кричала она с безумным взглядом. - Они топили его в гроооообуууу!
Внезапно из ниоткуда появился чернокожий мужчина и схватил ее, схватил ее очень крепко своими сильными руками, но Хаос не прекращала кричать. Она не могла остановиться, она еще не закончила!
- Они вернули его к жизни! - истошно вопила она. - Они вернули его из мертвых. Они вернули его назад, засунули шланг в задний проход и заталкивали его туда. Они насиловали его снова и снова, стараясь наполнить его дыханием ада!
Сила ее крика разрывала ей горло, но она не прекращала, она продолжала и продолжала истошно кричать, исторгая все мучения, что были внутри нее. Сильные руки продолжали крепко стискивать ее, удерживая, пока ужас бушевал внутри ее тела.
Она боролась, чтобы сделать вдох, и когда у нее получалось это, то начинала кричать сильнее и сильнее.
Послышался крик Соломона, он пронзительно кричал, его голос достиг ее, переплетаясь с ней.
- Хаоооооооооооооооос! - вот что он кричал! Вот что он выкрикивал, пребывая в полном отчаянии и невыносимом ужасе! И сила, эта мощная сила сокрушила стену вокруг нее, возвращая ее обратно на грязные руины, так же как они заталкивали его в тот гроб! Приняв надругательство над собой и позволив им забрать свой последний вздох - вот какой ценой он спас ее. Он спас ее ценой того вздоха, того самого… прекрасного… вздоха!
Глава 10
Действительность появлялась вспышками и тут же ускользала от Соломона. Это напомнило ему о том, как однажды он уснул на заднем сидении "Шевроле" дяди Джо. Мир, окутанный темнотой, только время от времени вспыхивал в свете уличных фонарей, когда он на короткий миг приоткрывал глаза. Только теперь перед ним мелькали образы лиц, звуки голосов, какие-то запахи. Принадлежащие его дяде… Хаос. Даже чернокожему мужчине. И точно так же, как когда он был маленьким мальчиком, Соломон смотрел на происходящее вокруг сонными глазами, просыпаясь лишь для того, чтобы утолить жажду или облегчить мочевой пузырь.
Определенная последовательность действий повторялась вновь и вновь, словно сменяющие друг друга события, которые всегда оканчивались одними и теми же действиями: сном и теплыми объятиями. Он не противился этому. Не было сил. Он просто наблюдал за происходящим через отяжелевшие веки, закрывая их по желанию или открывая. Закрывая. И вновь открывая. Совершенно не понимая, что каждое такое мгновение, отсчитывалось проходящими днями, а не минутами.
И затем настал, наконец, тот день или ночь, когда он осознанно распахнул глаза, сталкиваясь с полнейшей темнотой. На него обрушилось чувство панического страха, и он подскочил на ноги, судорожно хватая ртом воздух. Окружающая его темнота внезапно превратилась в воду и заполнила его легкие, а одеяла сковали ноги, словно ремни.
- Тише, Соломон.
Он дернулся от голоса Хаос и в следующую секунду ощутил ее теплое тело рядом с собой. Он обхватил ее и обернул свои руки и ноги вокруг девушки.
- Я с тобой, - ласково проворковала она, нежно поглаживая его по спине сверху-вниз, скользя по бедру, ногам, снова и снова. Потом она запела его любимую песню, вновь увлекая его в безопасное, теплое место. В объятия целительного сна.
Но темнота пробуждалась в нем вновь. И вновь. И вновь. Даже несмотря на то что его могла и не окружать темнота, когда он просыпался, в его разуме все равно царила всепоглощающая тьма, не давая сделать вздох и заполняя легкие водой. Затем он слышал голос Хаос с присущей ей теплотой, и ее тихие напевы. И он снова проваливался в сон. В целительный сон. Казалось, словно его разум замыкало на время. Но он чувствовал, что становился сильнее, даже несмотря на то, что не мог двигаться. Он просто хотел оставаться в тепле чуть дольше.
Однажды ночью Соломон проснулся в полнейшей темноте. И независимо от того, сколько бы он ни пытался проморгаться, темнота не исчезала.
- Свет, - проскрежетал он. - Где чертов свет!
Раздался чиркающий звук в темноте, и вскоре забрезжил желтый огонек света, принося с собой желанное облегчение.
- Больше не гаси его, пожалуйста.
- Прости, - шокировано прошептала Хаос. - Они сказали, что мы должны экономить свечи, а ты так крепко спал, и я подождала, пока ты не провалишься в по-настоящему глубокий сон.
Слыша, что она вот-вот расплачется, он придвинулся к ней ближе.
- Эй, - прошептал Соломон негромко, протягивая руки, чтобы взять фонарь и поставить его рядом с собой. Повернувшись к Хаос, он заключил девушку в объятия.
- Прости. Ты не сделала ничего плохого, - Соломон прижался поцелуем к ее щеке, затем к виску, сжимая ее сильнее. Она захныкала и прижалась к нему еще теснее, и в это мгновение он осознал, насколько Хаос была напугана
- Я с тобой, - прошептал он, повалив ее на матрас, чтобы быть еще ближе. Соломон задался вопросом, ответ на который было сложно определить: как долго он не обнимал ее подобным образом? И обнимал ли он ее вообще? И тогда он вспомнил дни тепла и ее пения. Ее запах и нежность, ее бесконечную заботу. Она оберегала его, защищала. Это заставило его тело испытать болезненное желание заняться с ней любовью.
- Как дела у моей красивой девочки?
Она уткнулась лицом в его шею и крепче сжала его в своих объятиях, затем всхлипнула.
- Нет, нет, только не это, - торопливо проговорил он. Его отчаянное желание успокоить ее заставило испытать внезапную боль каждой частичкой своего тела.
- Не стоит. Что это на тебе? Ты что-то сшила? Это, что, твоя свадебная пижама? - поддразнил он ее. Казалось, будто она сшила себе штаны и простую рубашку из простыни. Его тело внезапно испытало прилив желания избавить ее полностью от этой одежды, чтобы он смог вновь увидеть ее обнаженное тело.
Раздался приглушенный смешок, и он притянул ее лицо для нежного поцелуя. Она издала негромкий стон, и ее губы задрожали под ним, вызывая в нем еще больше ненасытного желания. Затем на смену этим ощущениям пришли отчаянно-болезненные.
- О, Боже, - прошептал он, - мне нужно в туалет.
Хаос подскочила на ноги и поспешила в угол комнаты, затем вернулась со стеклянной банкой с закручивающейся крышкой. В ту же секунду его член дернулся от невероятного давления противоречивых потребностей, и, прежде чем он успел задаться вопросом, как собирается сделать это здесь, при ней, она опустилась на колени и приспустила его больничные голубые штаны. От вида шрамов от ожогов на своем теле его охватил неистовый страх. И затем она обернула пальцы вокруг основания его члена, и все мысли в одно мгновение улетучились, когда она направила его в стеклянную банку. Его тело облегчилось без единой капли сомнения, в то время пока его разум сосредоточился на кратком ощущении ее пальцев на его плоти.
Его взгляд опустился на грудь Хаос, желая увидеть ее еще раз. Воспоминания о том, как она ощущалась на его языке, заставило его член дернуться. Он поднял глаза на ее лицо, и они встретились взглядами на несколько коротких мгновений. Горячее напряжение проскочило между ними, и девушка издала тихий стон, когда вновь обратила внимание на банку. Когда она извлекала его член из емкости, ее прикосновения были нежнее, чем ему хотелось.