– Хорошо, – прервал расспросы Колубаев. Ему не нравилось, что старший сержант милиции при нем вмешивается в следственный процесс. – Возвращайтесь в машину, Федорчук. Сейчас поедем в местный отдел милиции. Мне надо доложить областному прокурору. А вы расскажете здешним сотрудникам о приметах разыскиваемого Заколова.
Как только старший сержант отошел, следователь поинтересовался у эксперта, чьи пальчики он ищет на внешней стороне дверцы?
Глава 38
Есенин развалился в единственном кресле в комнате вместе с пленниками. С одной стороны, и за ними пригляд нужен, особенно за этим шустрым студентом, который уже несколько раз каким-то чудом выкручивался из гиблых ситуаций. С другой стороны, в тюрьме и потом на зоне Владимир ни разу не смотрел телевизор. Сейчас он жадно глотал любую информацию и искренне возмущался происками американских империалистов, притеснением рабочих в Европе, негров в южной Африке, арабов в Палестине, и даже смутный прогноз о глобальном потеплении климата его сильно расстроил. Где как, а здесь, в Казахстане, летом и так жара лютует! А что будет после потепления?
Владимир вспомнил, что в этом кресле обычно вяжет и следит за событиями на экране мать. Смотреть телевизор без дела, просто так, ей почему-то всегда было совестно. "Вот проверну с Беком дело – и одарю старушку кучей денег, – подумал Есенин, – пусть купит себе цветной телевизор. В магазине таких нет, но у барыг достать можно. А лучше пусть отца заставит бирюльками фронтовыми позвенеть. Ему, как ветерану, талон на покупку выдадут".
Раздался условный стук в окошко. Есенин приоткрыл дверь, непривычно улыбчивая физиономия Ныша юркнула под рукой. Вор на всякий случай кольнул взглядом окрестности и тихо закрыл замок.
– Чего лыбишься? – спросил он Ныша. – Тачку достал?
– А то! Меня Бек для этого и держит.
– Куда поставил?
– Через дом. Под кусточком на развилке.
– Правильно.
– Ныш соображает. Я "Волгу" взял. Нравится мне она, барская машина.
– Зачем "Волгу"? Слишком заметная тачка.
– Зато быстрая. Я еще номера с нее свинтил да на какую-то служебную "Волгу" присобачил. А нам их циферки позаимствовал. Уж больно мне понравились: 0005.
– Лихачишь! Ну, черт с тобой, на один денек тачка. Сейчас будем собираться, парня с девкой паковать.
Есенин обернулся, собравшись идти в комнату, но Ныш его одернул:
– Погоди. Я что еще узнал, пока у станции мотался. Студента нашего все менты в округе разыскивают. У них его полные приметы. Говорят, что это он кассира замочил.
Ныш глубокомысленно замолчал.
– Он? Не ты? – удивился Есенин.
– На него вешают, – уклончиво ответил Ныш. Темные глаза наэлектризованно засверкали, он придвинулся и зашептал: – И еще. Убийство мента на вокзале и поезд раздолбанный тоже ему приписывают.
– Да ты чего мелешь?
– Верняк говорю. От мента слышал. Прикинь, мы с тобой ни при чем получаемся! Здорово, а?
– Я и так ни при чем, – Есенин отдернул назойливую руку и отодвинулся от Ныша.
– Ага, особенно с поездом, – съехидничал Ныш. – Только я не врублюсь, там про двух убитых ментов слухи ходят. Для страха, наверное, приврали.
Ныш улыбался, и было в его улыбке что-то детское и озорное, словно нашкодил в школе, а учительница заподозрила другого. Есенин задумался. В груди мягко расплывалось блаженное тепло. Громадная ледышка неприятностей таяла, тяжесть, давившая последние сутки, плавно отпускала. Такой фарт грех не использовать.
– Студент должен пропасть, – возбужденно зашептал он. – А еще лучше, покончить жизнь самоубийством, будто раскаялся. Так, так, так… – Он заходил из угла в угол, делая по два коротких шага и резко разворачиваясь. – Что-нибудь придумаем. Ты говорил, что в карты шаришь?
– А то!
– Возьми там на комоде колоду, подготовь. Может, понадобится. Как стемнеет – выезжаем.
Возбуждение не покидало Есенина. Оно требовало выхода. В нем вновь зашевелился поэт. Есенин еще несколько раз отмерил шагами диагональ прихожей и вернулся в комнату к пленникам. Для поэта нужны слушатели. По телевизору закончились новости и начался праздничный концерт.
Есенин приглушил звук и обернулся:
– Слушай, студент, что я придумал.
Заколов грустно смотрел на вора и корил себя. Опять он сплоховал, и теперь его судьба зависит от этого жесткого человека с седым ежиком волос и наколками на руках. Сейчас он предложит нечто унизительное и непотребное. И придется выбирать между плохим и очень плохим.
Но Есенин заговорил стихами:
– Катаклизмы сжимают Европу, Ястребы крылья расправили в Штатах. Предлагаю по-пролетарски плюнуть в рожу господам республиканцам, а заодно и демократам. И пока они вооружаются, милитаризуются без всякой меры, надо нашей стране Советов принять срочные и экстренные меры. И хоть будет и нам в обиду – мы растопим к чертям Антарктиду. Будут плавать они и кричать: СОС, спасите, мол, наши души. Мы их палками будем бить. Раньше надо было нас слушать. И настанет день, я уверен, возведем мы их всех на плаху. Я писать стихи не умею, и по-русски пошлю их … к черту.
– С последней рифмой что-то не так, – выслушав бурную речь с отрывистыми ударами кулака по воздуху, заметил Тихон.
– Девушка… – Есенин покосился на Нину и, как показалось Тихону, даже покраснел.
"Бывают же порывы чувств у человека", – удивился Заколов и вслух похвалил:
– Хорошо получилось. Прямо вот так с ходу и на злобу дня. Да вам надо в газетах публиковаться!
Есенин заинтересованно нависал сверху и скромно молчал. Чувствовалось, что похвала ему нравилась. Тихон подергал связанные руки.
– Может, хотя бы девушку развяжете?
– Скоро развяжем. Обоих, – заверил Есенин и посмотрел в окно, где сгущались сумерки.
Заколову ответ не понравился, и он решил покритиковать поэта:
– Только если растает Антарктида, и нашей стране не поздоровится. Ленинград уйдет под воду, и друзей-кубинцев смоет.
Есенин на некоторое время ушел в себя. Вид у него был озабоченный. Вскоре он встрепенулся:
– Там надо добавить следующее: А Москва же стоять будет вечно, в Ленинграде плотину построим, а кубинцев мы переселим на Камчатку – там тоже море.
Он скромно выждал и спросил:
– Ну как?
– Похоже на программу партии и правительства по борьбе с мировым империализмом.
В комнату вошел Ныш. Пережевывая пищу, он деловито спросил:
– Чем этим гаврикам будем затыкать рты? Может, по кумполу для верности долбануть?
Морщины на лице вора прорезались отчетливее, глаза словно погрузились в тень. Он шевельнул пальцами и вяло произнес:
– Тряпку с кухни возьми. А потом подгоняй машину. Пора.
Глава 39
Руслан Колубаев сидел в кабинете начальника Туркестанского отделения милиции и угрюмо пил очередную чашку зеленого чая. Он уже несколько часов торчал на этой станции. Осмотрел с Гурским угнанный милицейский автомобиль, два раза звонил в область с докладом, бродил около вокзала, вглядываясь в озабоченные лица застрявших из-за аварии пассажиров. Голод заставил съесть два сомнительных пирожка с рисом и крошками мяса в пристанционном буфете. Теперь его мучила изжога. Чай не помогал. После каждого глотка следователь косился на массивную трубку телефонного аппарата, с надеждой ожидая сообщения о задержании Заколова. Тогда с чистой совестью можно будет отправиться домой и как следует выспаться.
– Ну, может, по маленькой накатим? Праздник все-таки, – в очередной раз предложил начальник отделения капитан Кусыев. Именно с ним Колубаев встретился на месте крушения поезда.
– Какой тут праздник, – Руслан устало покосился на теплую, давно открытую бутылку водки, прислушался к жжению в пищеводе. Тоскливое нетерпение в глазах капитана кололо неприязненными льдинками, и следователь сдался: – Наливайте.
Капитан живо плеснул водку по стаканам и скороговоркой выпалил:
– За светлый праздник всех трудящихся, и чтобы вы быстрее поймали этого гада. – Он махнул рукой, крякнул и потянулся за бутербродом с вареной колбасой: – Закусывайте, Руслан Ахметович, закусывайте.
Руслан тоже глотнул водку, поморщился и запил остывшим чаем.
– Это вы, милиция, должны преступника поймать. Мое дело изобличить его, представить доказательства и довести до суда.
– Конечно, а как же, – торопливо согласился Кусыев, после выпитого его щеки порозовели, а взгляд стал мягким. – Мы обязательно поймаем. Все силы, так сказать, на это брошены. Все мои сотрудники на службе, никто не отдыхает.
– Затаился студент.
– Не иначе, – согласился капитан и снова налил водку. – Будь он у нас, давно бы поймали. У нас поселок маленький, все на виду. – Милиционер, не дожидаясь следователя, торопливо выпил, обтер губы и пошуровал в ящике стола. – А вот еще банка килечки завалялась. Сейчас открою.
Робко скрипнула дверь, в кабинет вошел Гурский.
– Разрешите? – покосившись на капитана милиции, спросил эксперт.
– Входите, Семен Григорьевич, – поспешил ответить Колубаев, отодвигая стакан с остатками водки. – Не стойте в дверях. Что у нас новенького?
Следователь всем видом показывал, что он, как областной чиновник, здесь главный.
– Вот какое дело, Руслан Ахметович, – Гурский по-хозяйски расположился за столом и разложил бумаги. – Машину мы с вами вместе осмотрели. Внутри все чистенько, как я и говорил, будто протерли. Только на руле отпечатки сотрудника ГАИ, который перегонял машину сюда. Это вы знаете. Но я и снаружи осмотрел, по совету Федорчука. – Гурский потянулся за бутербродом. – Можно? А то все домашнее, что с собой прихватил, уже съел давно.
– Конечно, угощайтесь, – начальник отделения милиции придвинул тарелку. – А если желаете, можно пять грамм для аппетита.
Он выудил откуда-то снизу еще один стакан и приподнял бутылку.
– Нет-нет, – остановил его эксперт. – Устал я, боюсь, сразу в сон потянет. – Он аккуратно откусил колбасу, причмокнул: – Неплохая. Сейчас бы лучше сырокопченую, что в предпраздничном наборе нам дали. Да, Руслан Ахметович?
– Вы о чем-то хотели доложить, Семен Григорьевич? – прервал коллегу следователь. Изжога постепенно стала отпускать, но глотнуть очередную порцию водки при эксперте, он стеснялся.
– Ах да! – Гурский быстро дожевал бутерброд и отряхнул руки. – На правой задней дверце я обнаружил пальчики. Снял на всякий случай. Конечно, может, и случайные, думаю, но свежие, хорошо видны. Местные товарищи с картотекой поработали и что выяснили?
Гурский замолчал и обвел присутствующих многозначительным взглядом.
– Да не томите вы! – поторопил Колубаев.
– А пальчики эти принадлежат гражданину Есенину Владимиру Васильевичу – вору-медвежатнику.
– Нашему местному? – встрепенулся начальник милиции.
– Вашему! Потому мы и нашли их в картотеке.
– Так он же срок отбывает?
– Отзвонил я уже. Поинтересовался. Гурский, как говорится, не первый год замужем. Вышел ваш поэт вчера. На свободу с чистой совестью, как пишут журналисты.
– Интересно! – Следователь задумался. – Что получается? Есенин либо закрывал дверцу, либо случайно к ней прикоснулся. Может, еще на вокзале в Кзыл-Орде. Допустим, при проверке документов.
– Может, и так. Хотя по расположению пальчиков – будто прикрывал дверцу.
– Ладно. Пока считаем его вероятным свидетелем. Надо с ним потолковать. – Следователь перевел взгляд на капитана милиции: – Выясните, где он проживает.
– А что выяснять. Пять лет назад я не раз около его дома в засаде дежурил. Работал-то он все больше по крупным городам, а взяли его мы! У него здесь отец с матерью проживают.
Стремглав распахнув дверь, в кабинет вошел Федорчук и с порога ошарашил известием:
– Руслан Ахметович, Заколова видели на привокзальной площади!
– Что?!
– Я описал его внешний вид, один из сотрудников сказал, что видел незнакомого парня, подходящего под описание. Я провел работу с людьми на площади – и точно, все приметы сходятся. Один из свидетелей даже шрам над верхней губой разглядел.
– Значит, Заколов был здесь! Совсем рядом. И мы его упустили! Это что же за бардак такой! Ведь выслали ориентировку! – Колубаев вскочил и нервно заходил по кабинету. Около окна он остановился и рубанул вниз растопыренной ладонью: – Где он теперь может быть? Ведь поезда не ходят.
– Свидетели говорят, что он выпытывал адрес некого Есенина.
– Что?! – следователь замер от удивления.
– Есенина, – развел руки Федорчук, словно оправдываясь. – Так свидетели говорят.
– Ничего себе совпаденьице, – крякнул капитан Кусыев.
Колубаев подошел к столу, резко опрокинул в рот остатки водки и по-армейски развернулся:
– По коням! Надо срочно навестить вашего местного поэта.
Глава 40
– Студента в багажник. Девчонка со мной на заднем сиденье, – командовал Есенин, выводя из дома Нину.
Сзади Ныш под дулом пистолета вел Заколова.
– Тут места много, по-королевски поедешь, – Ныш хихикнул, грубо толкнул Тихона в багажник и захлопнул крышку.
Заколов недовольно стукнул изнутри.
– Будешь выделываться, пристрелю тебя и твою сучку, – прошипел Ныш, склонившись над крышкой багажника.
– Давай быстрее, – торопил Есенин.
Он уже сидел на заднем сиденье и крепко держал связанную Нину. Из тишины неосвещенных улиц доносился подозрительный шум быстро приближающихся автомобилей. Есенин точно знал, что на их захудалой улочке вряд ли кто-нибудь имел машину.
– Рви когти! – толкнул он Ныша в спину, как только тот уселся в водительское кресло.
Светлая "Волга" сорвалась с места, не включая огней. Тьма быстро поглотила тусклый отблеск заднего стекла.
– Все в порядке. Клевая тачка! – Ныш приоткрыл окошко и включил музыку.
В зеркале заднего вида появились и уперлись в глаза круглые фары с дальним светом.
– За нами, – проскрипел зубами Есенин, обернувшись назад. – Выруби музыку.
– Оторвемся! – пообещал Ныш, но музыку выключать не стал.
Он круто вывернул руль, Есенин свалился на Нину. Машина свернула в проулок, заднее крыло задело козла, по-хозяйски торчавшего на притихшей улочке. Животное откатилось в кусты. Ныш прибавил скорость, самодовольно поглядывая в зеркало. Огни фар сзади не появлялись.
Выскочив на маленькую песчаную улочку, милицейский УАЗик пошел на разгон и неожиданно затормозил, перегородив дорогу. Прокурорская "Волга", шедшая сзади, в последний момент вильнула вправо, царапнула крылом забор и остановилась впереди УАЗа.
– Ты что творишь? – водитель Миша выскочил из "Волги" и кинулся к УАЗу.
Капитан Кусыев, выпрыгнувший из милицейской машины, игнорируя недовольный возглас водителя, обратился к Колубаеву:
– Прибыли! Вот это – дом родителей Есенина.
Темные окна и пустой дворик безмолвно взирали на суету на тихой улочке. В доме напротив зажглись огни.
– Мне показалось, отсюда только что отъехала машина? – спросил Руслан.
– Быстро сорвалась. И без фар, – подтвердил Гурский.
– Глеб Николаевич мне за это башку оторвет, – вздыхал Миша, осматривая царапины на "Волге" областного прокурора.
– Так, вы осмотрите дом, – командовал следователь, обращаясь к Кусыеву, – Гурский, остаетесь с ними. А мы преследуем скрывшийся автомобиль. Михаил, за руль!
Миша зло газанул и, смяв одинокий кустик, выбрался на центр улочки.
– Вот менты провинциальные, даже машину водить не умеют, – тихо ругался он.
– Ты видел, куда скрылся подозрительный автомобиль? – спросил следователь.
– Вот сюда, налево, – подсказал Федорчук.
"Волга" послушно нырнула в проулок и через мгновение выскочила на параллельную улицу.
– Куда? – остановив машину на перекресте, растерянно спросил Миша.
– Глуши двигатель, – приказал Федорчук и высунулся наружу. Он прислушался.
В этот момент козел, затаивший обиду на четырехколесного зверя, выбежал из-за куста и с разбега боднул раскрытую дверцу.
– О, черт! – ругнулся старший сержант. – Козел!
– Что это? – Миша выбрался из машины и растерянно смотрел на помятую дверцу. – Ну, теперь мне точно несдобровать! Что скажет Туранов?
Удовлетворенный козел резво скрылся в проломе забора.
– За руль! И дуй направо! – уверенно приказал Федорчук, расслышавший звук удаляющейся машины.
Михаил лихо гнал "Волгу" по ухабистой улице, срывая злость на невидимом беглеце. Домишки закончились. Неподалеку, на фоне серого небосвода показался силуэт мчащегося автомобиля.
– Вон он! – крикнул Миша. – Теперь достанем!
Автомобиль взревел стосильным движком, набирая бешеную скорость. В свете прыгающих фар мелькала асфальтовая дорога с темными выбоинами. Изредка луч задевал темный капот впереди идущей "Волги". Расстояние сокращалось.
– Достану! – кричал разгоряченный Михаил и бросил взгляд на Колубаева: – А стрелять будем?
В этот момент с жезлом наперерез на дорогу выскочила фигура в милицейской форме. Миша ударил по тормозам. Колеса заклинило, неуправляемая машина, свистя покрышками, неслась на стоящего посредине дороги человека. Тот и не думал сдвигаться. В последний момент "Волгу" занесло и она плюхнулась задними колесами в кювет.
Миша оторопело перевел дух.
– Сидеть! Не двигаться! Документы! – над окошком уже кричал милиционер, остановивший машину.
– Сколько здесь козлов! – в сердцах вскричал водитель. – Это прокурорская машина!
– Документы! – милиционер был непоколебим. В руке появился пистолет.
– Ты на номер посмотри!
– На него и смотрю.
Из машины выбрался Колубаев.
– Товарищ, мы из областной прокуратуры. Преследуем подозреваемых. – Он потянулся за удостоверением.
– Руки! – предупредил милиционер и перевел оружие на следователя.
– Сигалиев! Вы? – следователь узнал в милиционере начальника отделения ГАИ. – Мы же с вами встречались днем.
– Покажите документы, – милиционер перешел на вежливый тон, но продолжал вести себя осторожно. Он пробежал глазами служебное удостоверение и вернул Колубаеву. – Днем я поверил вам на слово, – объяснил он и спрятал пистолет. – Как вы объясните, Руслан Ахметович, что ездите на угнанной машине?
– Что!?
– От директора птицефермы поступило заявление об угоне светлой "Волги". Государственный номер совпадает с вашим.
– Миша, в чем дело? – Колбаев вместе с водителем уже стояли перед капотом и разглядывали номерной знак. – Где прокурорский номер с нулями?!
– Не знаю, Руслан Ахметович.
– Ты от машины отходил?
– Перекусить, в туалет, в отделении посидел, – растерянно перечислял водитель.
– Получается, что номера нам подменили, – повернулся к гаишнику следователь.
– Что ж вы так? Номерки придется вернуть. Снимайте, – обратился Сигалиев к водителю.
– Товарищ капитан, вы не разглядели, кто проехал перед нами? – вмешался в разговор Федорчук.
– Темная машина со спецзнаком. Без света ехала. Я подумал, значит, так надо. Внутри две-три фигуры.
– А куда они могли направляться? – ревниво перехватил инициативу в расспросах Колубаев.