- Инфаркт. Первый был лет десять назад. Он ходил с ритмоводителем, принимал таблетки от давления и все такое прочее, но истекло его время. Они вообще не очень близки были.
- Я знаю. Она не слишком много о нем говорила.
Флойд Фиск его звали.
- Ну да. Я бы тоже не знал, но она мне сказала, что ей мать звонила. Из Сан-Диего. Сказала, что Флойд оставил одну вещь, которую хотел передать Берк. Чуял, наверное, что срок подходит, или просто на всякий случай. Но Берк говорит, что он оставил письмо… Типа там последние желания и все такое.
- Что он ей оставил?
- Она не знает. И мать ее тоже не знает. Чем бы оно ни было, хранится оно в трех запечатанных коробках у них в гараже. В письме сказано только, что вскрыть их должна Берк. И в любом случае ее мама хочет, чтобы она их забрала.
Группа по плану должна была выступать в "Касбахе" в Сан-Диего первого августа, в пятницу, открывая концерт "The Mindfockers" и "Mad Lads".
- Понятно, - ответил Кочевник, потому что это казалось нейтральной и подходящей репликой.
Какое-то время оба они молчали. Сигареты догорели, собаки затихли. Майк шевельнулся на скамейке и сказал:
- Я вот тут подумал. Помнишь ту поляну, где ежевика росла? Что-то там было не так.
- Прости?
Кочевник вполне расслышал, но фраза застала его врасплох.
- Не так, - повторил Майк.
Это точно, подумал Кочевник. Он уже второй день ощупывал череп, выискивая, не растет ли где опухоль. А можно ее вообще так обнаружить? Он не знал.
Майк еще раз затянулся, почти обжигая пальцы. В свете разгоревшейся сигареты шевельнулись татуировки на веревках мышц.
- Ежевику собирал когда-нибудь? - спросил он, и Кочевник покачал головой. - Когда я второй раз сбежал из дому, нашел работу на ферме. У этого фермера среди прочего ежевика росла. Ну, помню, сезон заканчивался в… в конце июня, первая неделя июля как максимум. Так вот, они… они очень нежные. Ягоды нежные, а не эти гадские колючки. Но им нужно много дождей, а такая жара их должна была высушить начисто. Я тут думал… или задумался, точнее сказать: как это сейчас на лозах вообще могли быть ягоды? В такую жару и сушь? Понимаешь?
- Не совсем, - признался Кочевник. - Может, они какие-то… ну, стойкие, да?
- Я думаю, это просто дикая ежевика, - тихо сказал Майк. - Растущая там, где ей не следует.
- Ну да.
"Какая разница?" - чуть не сказал он, но это прозвучало бы как неуважение, а выказывать неуважение Майку Дэвису не рекомендуется никогда, никому и ни при каких обстоятельствах.
- Девушка у колодца, - продолжил Майк после короткой паузы, - мне кое-что сказала.
Кочевник кивнул. Он вспомнил, как Майк передал ее слова: "Девочка говорит всем добро пожаловать, и не надо бояться".
- Ты же нам передал.
- Не это. - Майк слегка повернул голову, и Кочевник сквозь завесу дыма уловил быстрый блеск глубоко посаженных темно-карих глаз, будто первую демонстрацию оружия, которую лучше не игнорировать. - Мне сказала. Только мне. По-английски.
Кочевнику было страшновато спрашивать, но Майк ждал.
- И что это было?
- То же самое "добро пожаловать". В смысле что мне здесь рады. - Майк уже было загасил догорающую в чашке сигарету, но затянулся еще раз. - И знаешь… я видел… я понял…
Он судорожно вдохнул, и Кочевник заметил, что глаза у него влажные. Кочевник отвернулся, потрясенный не меньше Майка.
- Я понял, - продолжал Майк, когда снова смог говорить, - что она искренне.
Кочевник не знал, что сказать, а потому мудро решил промолчать. Он глядел на бассейн, на неподвижную поверхность воды.
- Ты знаешь, - проговорил Майк отстраненно, будто сам себе задавал вопрос, - сколько раз мне такое говорили искренне? Вот если посчитать… впервые, выходит. Я привык, брат, что меня отовсюду вышвыривают. По крайней мере - пытаются вышвырнуть к хренам. Иногда я говорю: "О’кей, иду по-хорошему", - иногда говорю: "А ну, давайте!" И так всю жизнь, Джон. Всегда было и всегда будет. Только вот эта девочка… Она и правда была бы мне рада. Улавливаешь, что я хочу сказать?
- Даже не знаю.
Это казалось разумным ответом.
- Вот чего я про себя знаю, так это то, что всегда понимаю, когда мне лапшу на уши вешают. Вот прямо сейчас ты ни хрена не видишь в моих словах смысла, потому что обыкновенная мексиканская девчонка воду раздавала, ну так что? И ты думаешь, что я дурак и туплю на ровном месте. Так?
- Я не думаю, что ты дурак, - сказал Кочевник. - Откуда такие мысли?
Майк медленно проморгался и раздавил в чашке остаток сигареты.
- Да потому что я и правда дурак. Да нет, бас-гитару шевелить я умею. Свою партию веду. Я профессионал, что бы это ни значило. И пока меня умные берут с собой, я еще долго буду мотаться по дорогам.
- Мне кажется, что кто читал "Моби Дика" в детстве, уже не дурак. А тебе?
- А, ты про это. Нет, я больше в смысле схимичить, а не прочитать. Была такая мысль, что, если смогу продраться через книгу такой толщины и ее понять, тогда… - Он резко прервался; вынул новую сигарету из пачки. - Стану таким умным, как Уэйн, - закончил он и прикурил от зажигалки.
Покойный брат Майка, погибший на лесопилке. Мальчик, лицо которого у Майка на левом плече. Кочевник молчал - просто ждал продолжения. Майк заговорил дальше - хрипло и печально:
- Уэйн во всем был чемпионом. Звезда-защитник в футболе, отличник, общий любимец… бомба, не человек. Его ждала стипендия в университете Мак-Низа. Он себе на лето работу нашел на лесопилке. Ребята каждое лето на такую работу нанимались, год за годом. Лопнула цепь, груз бревен сорвался с крюка… И это все о нем, как говорится. Только он не сразу умер. Его, изувеченного и разорванного, в больнице еще пытались сложить обратно, но он… не стал бороться, типа. Не то чтобы к нему сознание вернулось… но он бы никогда, блин, уже ходить не смог, так ему разбило хребет. Черный то был день. А я брата любил, и очень. Он из тех был ребят, из которых хорошие отцы получаются. Понимаешь? Ну, внимательные.
- Понимаю.
- Тебе ничего, что я про это? - спросил Майк, прищурившись. - Накатило на меня сегодня. Ты не против?
- Ага. В смысле не против, давай.
- Как-то не очень красиво, - сказал Майк.
- Да ты и сам не очень, - ответил Кочевник, и Майк мрачно улыбнулся. Улыбка долго не продержалась, но все же была.
Он еще затянулся и задумался. Потом сказал:
- Понимаешь, он меня накрывал. Я просто болтался в его тени, и никто от меня ничего не ждал. Мне так легче было жить. А его не стало, и мои старики… Они по нему горевали, скажем так. Горевали, горевали и горевали еще раз, и наш дом вообще превратился в сточную яму для горя, будто лампочки одна за другой лопались и никто их не заменял. И очень скоро я уже возненавидел и его, и все, что было с ним связано, и они, типа, ненавидели меня, потому что я был дебильный братец, дубина, хулиган и музыкант. Когда они на меня смотрели - не часто бывало, - я понимал: они видят то, что осталось. Нет в нашем доме больше ни звезды футбола, ни студента из почетного списка, ни выпускника Мак-Низа. Все, птичка улетела. И я понимал, что должен убраться из этого дома и от этих людей, чтобы мне можно было любить Уэйна по-прежнему. Чтобы думать о нем как о горе, на которой держится небо, а облака у него в зубах. Мой старший брат. - Майк снова затянулся и пустил струи дыма ноздрями, как дракон. - И он первый мне бы сказал, чтобы я уходил. Вот я и ушел. Пару раз возвращался, когда попадал в беду. Но потом как-то раз ушел совсем от этой ненависти и воплей, и на хайвее меня подобрал какой-то черный хмырь лет ста двадцати от роду на потрясающем старом золотом "кадиллаке" с хвостовыми плавниками. Он мне сказал, что зовут его Гровер Мак-Фарленд, едет он в Новый Орлеан из Монтгомери в Алабаме, играть на блюзовом фестивале. Но еще он сказал, что у него сценический псевдоним - Каракатица Мак-Фарленд, потому что он умеет играть на басу так глубоко, что прямо залегает на илистое дно и там лыбится. - Майк сам улыбнулся, вспомнив. - Был он алкаш, в карты жульничал, имел двух жен сразу и в пятьдесят девятом застрелил проповедника в Паскагуле. Но этот сукин сын, упокой Господь его душу, не врал. По крайней мере насчет игры на басу. - Майк тронул изображение гитары на правой руке. - Вот это была его, лучшая, что я помню. На которой он учил меня. Он ее называл "Эльвира, повелительница черненьких".
Вдруг Майк поднял голову, посмотрел в сторону улицы.
- Машину слышишь?
Кочевник прислушался.
- Нет, - решил он. - Она пока не вернулась.
- Ей бы найти хорошую девочку, чтобы за ней приглядывала, - сказал Майк. - Достает она меня иногда.
Кочевник докурил сигарету и погасил ее в чашке. Ему хотелось встать и убрести прочь, поспать несколько часов перед тем, как надо будет складываться и ехать в Эль-Пасо. Концерт только в пятницу вечером, но можно с тем же успехом выехать раньше и несколько дней поваляться где-нибудь у бассейна. Он надеялся, что от продажи дисков и футболок они получили достаточно, чтобы хватило на "Мотель-6" в нешумном районе. Но он не ушел, чувствуя, что еще нужен Майку.
- Никогда не думал играть для заработка, - снова заговорил Майк после паузы, когда прислушивался к машине, которой не было. - В детстве хотел быть ветеринаром. Любил зверей, всегда умел с ними ладить. Только там математика нужна, химия, вся эта фигня. А мне сообразиловки не хватает. Даже учителя говорили… И тетка в библиотеке, она мне сказала: "Ты мал еще, ума не хватит на такую большую книгу". Она сказала: "Пойди поставь на полку и возьми такое, что ты будешь читать". А потом пригляделась и говорит: "Так ты брат Уэйна Дэвиса? Для него книгу берешь?"
Майк наклонил голову и закрыл глаза на несколько секунд, а Кочевник снова отвернулся, глядя куда-то вдаль.
- Хорошие слова, правда? - спросил Майк. Кочевник не ответил, и он добавил: - "Добро пожаловать". Хорошие слова.
- Для начала, наверное.
Майк не стал развивать мысль, а Кочевник не хотел допытываться. Слишком много страдания вкладывал Майк в свою речь, чтобы еще и расспрашивать.
После долгой паузы Кочевник сказал:
- Я, наверное, завалюсь. - Он просто из вежливости подождал, пока Майк скажет "о’кей".
Несколько шагов к дому - и он обернулся.
- Тебе же не обязательно ждать. Тебе самому тоже надо…
- Нормально, - прервал его Майк. - Мне и тут хорошо.
- Тогда доброй ночи, - сказал Кочевник.
- Доброго утра, - поправил его Майк.
Кочевник поднялся по ступеням, открыл скользящую стеклянную дверь, вошел в дом тихими кошачьими шагами и задвинул дверь обратно. Оставшийся во дворе Майк взял в зубы сигарету и потянулся за ручкой и блокнотом.
Глава седьмая
На запад, на запад ехала "Жестянка", увлекая за собой трейлер, по федеральному шоссе I-20 через выжженный солнцем ландшафт в сторону Эль-Пасо.
Весь списочный состав группы был в наличии. Берк в самом начале восьмого привез красный пикап со стикером международной ассоциации гей-родео. Она влезла в спальный мешок и не шевельнулась до половины одиннадцатого, почему "Жестянка" и не выехала до полудня. Но времени хватало, и все было хорошо.
- Триста восемьдесят два на YouTube, четыреста шесть на MySpace и четыреста пятьдесят четыре на нашей странице, - сообщил Джордж, посмотрев на сотовом статистику обращений к видео. - Но еще не вечер, парни, еще не вечер.
Сегодня он сиял - только что из-под душа, в джинсах и свежей футболке лимонного цвета - и чувствовал себя на миллион евро. Отчасти от радости и облегчения: он все рассказал о своих планах, и этот тяжелый момент остался позади. На него не пролился поток ненависти, никто никого не обзывает и не старается уесть. Джефф в Чикаго отмерил ему время щедро, тут проблем не будет. Концерт в "Кертен-клаб" принес три сотни с мелочью - вполне приличный улов. Не было ощущения, что он бежит с тонущего корабля: Джордж чувствовал, что создается какое-то солидное основание, что "The Five" переходит на новый уровень. Ролик оказался дорогим, не поспоришь, но вчера Джордж уже слышал о нем кучу комментариев, а все, что заставляет людей говорить о группе, - на пользу. СМИ - вот ключ ко всему. Как только они заинтересуются, это будет означать половину победы. И вот почему он не возражал потратиться на несколько дней в мотеле Эль-Пасо: потому что у них договорено интервью с "Таймс" во вторник, шесть минут на "Кей-Ти-Эс-Эм" в утренней передаче вереду, неформальный визит на ток-шоу местного радио "Кей-Ти-И-Пи" в среду, а в четверг - появление в магазине "Фрики фронтир комикс, книги и диски" на бульваре Пеббл-Хиллз. Надо мелькать в СМИ, надо, чтобы люди тобой интересовались и чтобы шли разговоры. Так что - да, он сможет их оставить в лучшем виде, чем когда пришел в команду, и ему очень важно было в это верить.
За рулем был Терри. Все достали кто айпод, кто геймбой, каждый по-своему проводил время. Терри втянул Джорджа и Кочевника в дискуссию, какая рок-опера "The Who" лучше: "Томми" или "Квадрофения"? Джордж стоял за волшебника пинбола, а Терри с Кочевником - за четыре личности Джимми. Потом разговор переполз на знаменитых авторов одного хита, из которых Берк считала самым очевидным "The Knack" с "Моей Шароной", - песню, которую крутили без конца на чьем-то дне рождения в боулинге. Берк тогда было десять, а было это лет через тринадцать после записи песни. Тут они соскальзывали на опасную почву, потому что Терри обладал энциклопедическими познаниями о бывших когда-то группах и в любой момент мог пуститься в странствие по - как говорила Берк - "царству плесени".
С горящими глазами за ленноновскими очками, со страстью в звенящем голосе Терри сказал бы, что уж точно потрясающая была группа "Kings of Leon", певец Badly Drawn Boy и группа "Band Of Horses", но если ты не слышал, как "Montells" исполняют "Тебе меня не заставить", или "Humans" играют "Предупреждение", или "Warlords" - "По-настоящему прекрасная леди", то ты не знаешь, что такое огонь и горячка чистого гаражного рока. Ты не знаешь, как может звучать в музыке первобытная сила. Если ты не дергался под "Дина хочет религию" группы "The Fabs" или под "ЛСД" группы "Pretty Things", так закрой за собой крышку гроба, потому что ничего тебе уже не поможет. А когда Терри нападал на тему "рок-звезда", то, по его оценке, ею мог быть только Фил Мэй из "Pretty Things", а увидеть его в самой его издевательской ипостаси можно в ролике "ЛСД" на YouTube, посеревшем и полинявшем, старом и любительском, но когда Фил Мэй в полосатом стильном пиджаке глядит мимо камеры и мотает головой, отбрасывая с лица длинные черные волосы, и слова будто разжевывает в клочья перед тем, как выплюнуть, вот тогда ты понимаешь, что это и есть - Звезда.
Так считает Терри.
"Жестянка" себе погромыхивала вперед по дороге, стучал и повизгивал кондиционер, разворачивался под колесами хайвей посреди желтовато-бурого пейзажа, и лишь кое-где попадались деревья, дрожащие над полинялой зеленой листвой, как скряга над золотом, окруженные колючими кустами и бурьяном по пояс. Земля лежала сухая как порох. Абилин они проехали около половины третьего. Впереди волнами ходил горячий воздух, блестела водой раскаленная поверхность дороги.
- Необычные группы, - сказал Гений-Малыш, предлагая новую тему дебатов.
Вспомнили несколько. "Uncle Fucker", описанный как "психобилли-кантри на кристаллических амфетаминах", вспомнил Кочевник. Ариэль сказала, что видела "А Band Of Ores" в Сан-Франциско - группа "хэви-метал", одетая в стиле орков из "Властелина колец", в боевой броне и устрашающей раскраске. Джордж сказал, что для него очень странная группа "ArnoCorps". Исполняют песни по мотивам боевиков Шварценеггера и одеваются соответственно. Берк напомнила про "Empire of the Sun" с ее совершенно отвязными костюмами и странной и в то же время завораживающей вибрацией электропопа. Майк сидел с закрытыми глазами, слушая свой айпод, и мнения не имел.
- "13-th floors", - предложил Терри.
- Доисторические времена не трогаем, - напомнил ему Джордж. - Только современные группы.
- Наплевать. "13-th floors". И я вам скажу, что "13-th floors" могли бы сдуть и нас, и любую группу с любой сцены в любом городе.
- О Господи, - сказала Берк. - Нафталин!
- Пусть так. - Терри глянул на нее в зеркало заднего вида. - Но покажи мне еще хоть одну группу, которая сама создала бы себе инструменты. Покажи мне хоть одну группу, которая давала такой потрясающий звук. И они писали такие песни, которых ни одна группа в мире написать не могла бы. Покажи мне…
- Покажи мне хоть что-нибудь, оставшееся от "13-th floors", - перебил Джордж, - кроме покоробленных долгоиграющих пластинок в кладовке коллекционера. Может, эти ребята и стали легендой, но их давным-давно нету. Давай лучше будем говорить про тех, кто еще работает?
Терри несколько секунд не отвечал. А потом попросил Кочевника, сидевшего рядом с ним:
- Подержишь руль минутку? - Кочевник взялся за руль, Терри вытащил из заднего кармана джинсов бумажник. - Вам, ребята, имя Эрика Геросимини знакомо?
- Еще бы, - ответил Джордж. - Клавишник и фронтмен. Сидел на кислоте всю дорогу, да? Пропал после того, как группа распалась в… года не помню.
- В шестьдесят восьмом, в ноябре, - сказал Терри. Он вытащил из бумажника потертый на сгибах листок, отдал Джорджу и снова взялся за руль. - Не прочтешь вслух?
Остальные стали смотреть, и даже Майк открыл глаза, почуяв, что здесь что-то происходит. Джордж пробежал листок глазами.
- Блин! - тихо сказал он. - Ты шутишь?
- Прочитай.
- "Терри, - начал читать Джордж. - У меня тут нет компьютера, но я поехал в библиотеку в город. Поискал вашу группу, посмотрел ваше видео. В магазине нашел диск. Отличная клавишная хрень. Если ты столько перелопатил дерьма, чтобы меня найти, и так уж хочешь услышать мою красавицу, давай приезжай. Условия не лучшие, могу тебе сказать, но работаю над кое-чем настоящим. Хотелось бы, чтобы ты послушал молодым свежим ухом. Если едешь из Альбукерка, то по шестьдесят шестой дороге проедешь тридцать две мили, увидишь дорогу направо и знак…" - Он заморгал, поднял глаза: - Это дорога к дому Эрика Геросимини?
- Соображаешь. Там он внизу подписался, если ты читать не разучился.
- Не улавливаю, - сказала Ариэль. - Про кого это мы?
- "13-th floors" - это была… - начал Джордж, но Терри перебил:
- Я расскажу.
Он протянул руку назад и подождал, чтобы Джордж положил в нее письмо. Потом сказал:
- "13-th floors" существовала с шестьдесят пятого по шестьдесят восьмой. Они сделали три пластинки под этикеткой "Полидор" и еще пару синглов - продавались отлично, но мир не перевернули. Если сейчас найти эти пластинки в хорошем состоянии, можно заработать приличные деньги. Группа "13-th floors" выдавала экспериментальный рок, я бы даже сказал, кислотный рок. Использовали жуткие эффекты, писали совершенно отвязные тексты, инструменты делали из тыкв да железных труб. Эрик Геросимини играл на пианино "Родос", на органе "Вокс" и на "Меллотроне", и он с ними возился, разбирал, перестраивал их, состыковывал с другими клавишными. Все эти ребята сидели на кислоте прочно, да так, что работать с ними было тяжело. Концерты проваливали налево и направо, только так. Барабанщик у них прыгнул из окна "Холидей Инн" в Батесде, Мэриленд…
- Вперед, барабанщик! - воскликнула Берк, взметнув кулак в воздух.