Они нужны людям - чтобы избавляться от проблем. Правительствам и корпорациям - чтобы их секреты оставались секретами, а враги молчали. Избитым женам - чтобы избавляться от тиранов-мужей. Очень много есть фильмов, где профессиональные ликвидаторы делают то, что необходимо сделать. А откуда они берутся? Да больше всего из военных. Из таких, как он, обученных выбирать цель и посылать пулю. Один выстрел - одна жизнь. А почему нет?
Максимус в "Гладиаторе" на самом деле и есть такой профессионал. Выученный для войны, преданный своими начальниками, окровавленный, но не согнувшийся, этот человек выходил на арену убить или погибнуть.
"Вот и я, - думает Джереми. - Я это могу".
У него есть винтовка и автоматический револьвер сорок пятого калибра, купленный для самозащиты. И для них полно патронов - здесь же, в шкафу на полке. "Ремингтон" мало отличается от винтовки, с которой он работал в Ираке. Прицел не такой мощный, но на стрельбище на севере Темпля он по-прежнему попадает в цель за пятьсот ярдов - почти всегда. Кое-какие деньги у него имеются, не так чтобы куча, но есть действующая кредитная карта. И темно-синий пикап, побитый и поцарапанный, семилетний уже, но на нем можно добраться куда хочешь.
Все, что ему нужно, чтобы начать работу, - это цель.
Или цели.
Пять штук, быть может.
Если положить их всех, можно будет выбрать, куда податься. Скажем, в Мексику. Видит Бог, там смогут использовать его талант - против наркобаронов. Потому что если он будет профессиональным ликвидатором, то работать захочет только ради правого дела. А эта группа… эта кодла панков в телевизоре, трындящая, что солдаты Армии Соединенных Штатов убивают в Ираке детей, что эти солдаты должны стыдиться и страдать - за что? За выполнение своего долга? За простое выполнение приказов, за то, что жертвуют будущим не только своим, но и своих жен и детей… Эти сволочи закидывают дерьмом память Криса Монтальво и всех ребят, что там жизнь положили?
Эта группа на стороне неправого дела.
"Наверное, надо бы поспать сейчас, - думает Джереми, - дать себе отдохнуть". Он думает: надо бы пойти утром в аптеку, взять антисептика какого-нибудь и бинтов и руку перевязать. Можно пойти хорошо позавтракать в "Крэкер-боллер" на Дженерал-Брюс-драйв. Можно зайти в библиотеку, выйти в сеть и найти сайт "The Five". Проверить, посмотреть, где они когда будут. Составить план. Можно бы взять с собой стволы, остаток денег и кредитную карту - и в Даллас, где они завтра будут играть. Выцедить их, выражаясь фигурально.
В наши дни профессиональный ликвидатор может заработать много денег. Но сперва должен показать потенциальным работодателям, что дело свое знает. Хотя опыта ему и так не занимать.
Эта группа со своим враньем… Нельзя, чтобы они и дальше испускали этот яд. Да, у нас свободная страна, слава Богу, и каждый имеет право на свое мнение, но это… это уже не свобода слова, это излучение ненависти.
"Мы над этим работаем", - сказал длинноволосый гад.
А это действие врага, явное и простое. Это рак, разъедающий страну изнутри.
Лежа тихо и неподвижно, Джереми вдруг понимает, что нашел смысл жизни.
Он закрывает глаза, слушая шум крови в жилах.
И когда в голове у него тихо шелестит язвительная подначка: "Ты мой пес?" - он не колеблется с ответом.
- Да, - говорит он. - Да, я такой.
Глава шестая
Кочевник увидел, что на крыльце для него оставили свет. Непонятно было только, забота это или упрек.
Он вышел из такси на темную пригородную улицу, расплатился с водителем. Такси уехало. Ночь переходила в "предутреннюю печаль" - так называлась песня, которую Ариэль с Терри написали для диска, записанного "The Five" в прошлом году.
Ночь близится к утру, уже четвертый час.
В унынии повисли стрелки до рассвета.
Иду куда-нибудь. Мне все равно сейчас.
Мне незачем домой, когда тебя там нету.
Песня малость отдает Лореттой Линн, несколько нервная и неровная от пульсирующего звука "Б-52 фарфисы". Такую песню мог бы записать Джо Кинг Карраско и "Crowns" где-нибудь в середине восьмидесятых.
Как бы то ни было, а сейчас было именно это предутреннее время воскресенья.
С воскресными утрами та фишка, думал Кочевник, идя к ступеням домика в юго-западном районе Далласа, что после субботних вечеров всегда приходят они.
Было тихо, только собака лаяла где-то квартала за два. Задувал слабый ветерок, и светила сквозь деревья луна, только начинающая убывать. "Жестянка" с трейлером стояли перед домом, напротив детской площадки, где вчера днем качалась на качелях Ариэль. Он смотрел на нее из окна, просто смотрел. Он знал, что она пыталась снять Нила Тэпли с зелья. Он знал, что она была неравнодушна к Нилу, опасно неравнодушна, позволила себе слишком погрузиться в его испытания и проблемы. Она слишком за него переживала, вот и все. Если слишком за человека переживать, он может разбить тебе сердце. Если слишком близко подойти, слишком жить его жизнью, то ты на это сама напросишься. Кочевник видал, как распадаются группы в результате того, что казалось влечением, желанием, любовью, назови как хочешь. Так что пока он тут император, в его группе такого не будет. Не важно, что вы спите в одной комнате или в одной кровати, и что вы чаще вместе, чем порознь, и что тебе нравится, как человек пахнет, и ты балдеешь от его улыбки и голоса, и что-то в этом человеке взывает в тебе к чему-то, чего еще нет, но что хочется, чтобы было.
В этой группе ничего такого не будет.
Он взошел по ступеням, открыл сетчатую дверь и аккуратно ее затворил, следя, чтобы не хлопнула. Хотелось надеяться, что входная дверь не заперта, - иначе придется спать на полу здесь, а не на полу внутри. Через пару секунд он узнает, какой вариант его ждет.
Пять часов назад он был в совсем другой обстановке.
Грохочущее эхо его электрифицированного голоса над головами зрителей в "Кертен-клаб":
- Привет, люди! Спасибо вам, что пришли, и надеемся, что вам понравится.
Быстрая барабанная дробь Берк, потом пульс большого барабана - сто двенадцать ударов в минуту, шипение тарелок и первый струнный звук, чудовищное "ре", загремевшее из табачного цвета "стратокастера" Кочевника. Ариэль встречает его своим "фа", и вместе они уходят на "соль" на ее глянцево-белой "Шектер Темпест". Майк берет низы на своем огненно-красном "Фендере" семьдесят восьмого года. Терри зависает в ожидании. В зале многие знают, что за песню они слышат, знают по начальным аккордам, потому что она была на первом диске "The Five", названном по имени группы, и они начинают вопить, а Кочевник подходит к микрофону и поет, выхваченный из темноты алым прожектором, самым хриплым, самым рычащим голосом:
Я по главной улице ехал не спеша,
Для моей конфетки эта скорость - тихий шаг.
Вдруг сирены взвыли за моей спиной.
Леди Правосудие гонится за мной.Злой коп!
Она была злой коп!
Сказала, что я - урод,
Что задницу мне надерет.
Она была злой коп!
И каждый раз, когда Кочевник пел строчку "Злой коп!", фаны в зале подхватывали припев и размахивали банками пива - своего рода ритуал именно для этой песни, который сложился еще во время первого турне. Как возникают такие обычаи, гадайте кто может, но Кочевник посмотрел на Ариэль и довольно кивнул, потому его уже уносила волна энергии. Многоцветные огни переливались вокруг, разного градуса синее, желтое и ярко-оранжевое. Поверхность микрофона на стойке вспыхивала, будто звезды взрывались. Он смотрел на свой мир.
Говорю, мол, офицер, у вас потрясный вид.
А она мне - сдай назад, от тебя разит.
Зубы заговаривать мне не торопись,
Ну-ка из машины и по прямой пройдись.Злой коп!
Она была злой коп!
Они сегодня выступали уже вторыми, после "Critters". За их сорокапятиминутным выступлением пойдут местные фавориты Джина Фейн с группой "Mudstaynes", а к полуночи гвоздь программы - группа "Naugahydes" из Лос-Анджелеса, имеющая контракт на запись с "Интерскопом", исполняющая песню в новом фильме Адама Сэндлера и расползшаяся сейчас по артистической с таким видом, будто они здесь хозяева. Кочевник тоже мог носить кожаные штаны в обтяжку, когда ему было двадцать. Пусть ребята ловят момент.
Я ей - вы шикарны, форма, мол, ништяк.
Я, положим, выпил, детка, но совсем пустяк.
А она мне - болтовней ты не спасешь свой зад.
На колени и считай от сотни и назад.Злой коп!
Она была злой коп!
Желтые и синие прожектора скрещивались в воздухе над залом. Все стояли, наставив камеры. Кочевнику плевать было, что на YouTube появятся так называемые нелегальные ролики. Сейчас идет веселье, и это здорово. Пусть большая часть публики пришла на гвоздь программы, но сейчас в центре внимания на авансцене "The Five", сейчас ее время показывать, на что она способна. Барабаны Берк заполнили зал, Терри заиграл в тембре органа, начав высоко и красиво, как пение ангела, и вдруг опустив звук низко и злобно, как будто мечется накачанный амфетаминами демон.
Злой коп!
Она была злой коп!
И сразу за открывающей песней Терри начал пульсирующее вокстонное введение одной из принесенных им песен шестидесятых, "Твое тело, не твою душу", голландской группы "Cuby & the Blizzards" шестьдесят восьмого года, и Кочевник бросился в ее мотив под грохочущие в спину барабаны Берк, среди вертящихся красных огней с потолка. Это тоже была любимая песня фанов, подходящая к личности и голосу Кочевника, и он умел душу вывернуть ею. Ариэль выступила вперед сразу после припева и показала, что ее "Шектер Темпест" тоже может устроить бурю. Группа перешла к следующей песне, в которой ведущую партию чередовали Ариэль и Кочевник, - медленная блюзовая мелодия с названием "Набираю твой номер".
Набираю твой номер - гудки. Напрасно гружу провода.
Набираю твой номер - гудки. Любовь к тебе - путь в никуда.
Перережь этот провод, что держит меня, поводок из любви и тоски.
Я опять набираю твой номер, и снова гудки.
Песня кончилась первобытным плачем гитар - Кочевник и Ариэль играли гармонично, потом в диссонанс. Следующая была "Когда ударит гроза", которую Кочевник представил как новое видео с третьего и пока последнего диска группы, названного "Кет-ЦЕЛЬ-коатль оправдывает средства", который продается в фойе со всяким прочим барахлом.
- Я надеюсь, что мы сможем вытащить всех из зоны боев и доставить домой, - сказал он публике, стоя под белым прожектором. Хотел на этом и остановиться, но не смог. - А Буш и Чейни - блядские вруны.
Он собрался, ожидая реакции на эти слова. Почти вся публика завопила (что Кочевник воспринял как согласие), некоторые молчали - может быть, слишком набрались, чтобы возражать. А потом Берк повела ритм, Майк вышел с бас-гитарой и врубился в мотив. Реакция была очень хорошая, за что Кочевник был благодарен - песня очень непохожа на все, что они обычно делают.
Где-то в середине выступления Кочевник и Ариэль отступили в стороны, давая Берк исполнить соло на ударных, перешедшее в дуэль с бас-гитарой Майка, и Терри внес в эту битву рычание органа. Эта демонстрация музыкальной рубки всегда удавалась хорошо, и Кочевник заметил, что фанатки Берк - они же фанатки Джины Фейн, преданной гражданки той же нации, - в бьющем через край веселье танцевали на левой стороне сцены.
Кочевник читал на Yahoo статью, где говорилось, будто финские ученые провели испытание одной рок-группы, выясняя, насколько изматывает эта работа. Они выяснили, что нагрузка сравнима с физическим трудом примерно за такое же время. Работа гитариста и ведущего вокалиста похожа на копание канав или перестановку мебели, ударник работает не меньше каменщика, а басист выматывается примерно как мясник. Температура тела взлетает до ста градусов, выступает испарина, пульс мечется от ста двадцати восьми до ста сорока четырех ударов в минуту. Концерт шел к концу, и Кочевник ощущал его всеми клетками, а еще предстоял последний номер и на бис - если публика захочет. Основную часть выступления они закончили песней "Отчаяние не бывает красивым" - высокооктановый рок, завершающийся яростным взрывом барабанов и тарелок Берк, а потом сошли со сцены, давая вареву пару минут покипеть. Когда группа вернулась на свои места. Кочевник поблагодарил зрителей за реакцию, напомнил, что в фойе продаются диски и футболки "The Five", а потом произнес с нажимом в микрофон: "Вселенная провоняла керосином", - вторая песня ретро, принесенная Терри, "Затемнение в Грэтли", гаражной рок-группы "Gonn" тысяча девятьсот шестьдесят шестого года. Песня-землетрясение, топот динозавра, который, как иногда опасался Кочевник, может толкнуть толпу на уличный бунт, если ее еще разогреть выпивкой. Песня кончалась смазанным гулом расстроенных гитар.
- Спасибо, Даллас! Веселье продолжается! - крикнул Кочевник в микрофон.
Берк бросила барабанные палочки в толпу обожателей, и группа "The Five" ушла со сцены, освобождая место следующей, а работники клуба унесли аппаратуру туда, где она хранится.
В артистической за сценой они пробыли всего несколько минут, заглатывая воду из бутылок и расхватывая с тарелки сырые овощи и три пиццы-пеперони - одна без сыра. Тут подошел Джордж.
- Классно выступили, парни, просто классно! - сказал он. Он никогда не произносил таких слов, если думал иначе. - Джон, слушай, тут с тобой говорить хотят.
- Потом, - ответил Кочевник, устраиваясь на складном стуле с пиццей без сыра в зубах.
- Ну да… я сказал, что ты устал, но он говорит, что ему уезжать надо. Проехал двести миль, только чтобы тебя увидеть, говорит. Просит тебя подписать шесть дисков и четыре футболки.
- Потом, - повторил Кочевник. Джордж не уходил. Кочевник нахмурился. - Слушай, отстань! Дай передохнуть!
- Шесть дисков, четыре футболки, - повторил Джордж. - Это недолго.
- Тащи его сюда, если ему так загорелось. Мы все подпишем.
- Уже просил. Он говорит, что ты должен к нему выйти и что ему нужен именно ты.
- Странный какой-то тип, - заметил Майкл. Он сидел, закинув ноги на стол с пиццей. - Непонятный.
- Я никому ничего не должен, - заявил Кочевник Джорджу. - И вообще я сейчас ем. Скажи ему, чтобы подождал.
- Надо выйти, - сказала Ариэль. Она устроилась рядом с Терри, оба на складных стульях, а Берк сидела, ссутулясь, на деревянной скамье, разминая мышцы шеи пальцами. - Может, он фанатскую страничку ведет.
- Я одно могу сказать: это деньги, - добавил Джордж. - И никому из вас не будет вреда, если на секунду выйти из этой пещеры и показаться фанатам.
- Это не на секунду, - напомнил Кочевник. Он понял, что Джордж не уйдет, не добившись какого-то компромисса. - Ладно, - сказал он, сдаваясь и поднимая руки. - Дай мне пять минут.
- Приятно быть популярным, - усмехнулась Берк. - Это наверняка фрик, и у него в постели кукла с твоим лицом.
- Уж кто бы говорил, - ответил ей Майк.
Кочевник вышел из комнаты, вниз по короткой лестнице и в дверь мимо мрачного охранника в черном, в зал клуба, где ходили, разговаривали и пили люди, ожидая следующей группы. Тут же его увидели, узнали, стали ему кричать, салютовать кружками, направили с полдюжины камер сотовых телефонов, начали хлопать по плечу, по ладоням, - все сразу. Какие-то девчонки бросились к нему, улыбаясь до ушей, а их парни отошли чуть назад. Кочевник продолжал идти, хотя дорога перед ним начала сужаться. Вот почему, в частности, он не любил выходить в зону для публики после выступления в больших залах: никогда не знаешь, не попытается ли чья-нибудь подвыпившая подруга схватить тебя за задницу, а ее не менее подвыпивший бойфренд тут же начнет в твою сторону махать кулаками, или какому-нибудь обдолбанному ковбою не понравится, как тебя приветствуют, и он захочет проверить, правда ли ты так крут, как думаешь, или найдется идиот, который решит, что ты украл у него песню, написанную им в мечтах, и пусть и ты, и все вокруг об этом узнают, или прицепится к тебе крепче суперклея какой-нибудь хмырь и начнет рассказывать, как ты классно поешь и что ни у кого другого такого голоса нет, и будь другом, послушай вот этот дома записанный диск, потому что это потрясающе… В общем, никогда не знаешь, что может стрястись. Все это с ним уже бывало - и еще многое другое.
Он увидел, что Джордж стоит у стойки, где продаются сувениры. Подсчитывает, естественно. Чья-то рука схватила Кочевника за плечо, он обернулся, чтобы хлопнуть по ладони какого-то парня - волосы дыбом, футболка "Kings of Leon". Пробрался через еще одну группу людей, будто выстиранных в пиве, и Джордж сказал: "Вон тот, вот там", - и провел его мимо трех девиц, у которых платья были будто напыленные разными оттенками красного.
Вдруг Кочевник оказался прямо напротив здоровенного парня с ежиком каштановых волос и длинным небритым подбородком. Одет этот человек был в мешковатые джинсы и синюю рубашку в белую полоску с длинными рукавами. Глаза у него были запавшие, как будто он только что проснулся от тяжелого сна. А в руках - зеленый пластиковый пакет.
- Вот он, - повторил Джордж.
Кочевник не понял, к кому из них он обращается.
- Привет, - сказал тип.
- Как она, жизнь? - спросил Кочевник, замечая одновременно, что три красные девицы приближаются к нему справа. Две блондинки, не натуральные ни по цвету волос, ни по размеру буферов, но которая посередине с рыжеватыми волосами - та класс.
- Лучше всех, - ответил посетитель. Он яростно моргал - то ли нервничал, то ли ему очки нужны. И потом он вдруг резко шагнул в сторону, а за ним оказалась худощавая женщина.
- Джон Чарльз! - сказала она и улыбнулась, но работала только одна сторона рта. - "Трилистники", вперед!
""Трилистники"? - подумал он. - Школа в восточном Детройте? "Трилистники"?"
Кто эта женщина, он понятия не имел. Невысокая, изможденная, за тридцать, похоже. Опирается на металлические искривленные ходунки с резиновыми наконечниками, как ходят старики в больницах. Яркий радостный лиловый шарф обернут чалмой вокруг головы и заколот спереди золотой булавкой в виде бабочки. Химия, подумал Кочевник, поняв, что у женщины нет волос. Скулы и подбородок торчали так, будто хотели проткнуть кожу. Бесформенные джинсы и белая блузка, на плечи наброшен розовый свитер.
- Знаю, что не припомнишь. Я Мерил Буониконти. В смысле была - теперь я Мерил Каприата. Это мой муж Рей.
- Много о вас слышал. - Рей пожал руку Кочевнику. - Вы сегодня потрясающе выступили.
- Спасибо.