* * *
Генри мгновенно обернулся и облегченно выдохнул. В дверях стояла Целестина. Похоже, страхи жены постепенно стали передаваться и ему.
– Почему ты не в постели? – мягко спросил он и подошел к жене.
– Джеймс скоро приедет, – тихо сказала она. – Пожалуйста, не рассказывай ему о моих… видениях.
– Конечно, если ты этого не хочешь.
– Ты искал извещение о смерти, Генри?
– Да, – кивнул он.
– Нашел?
– Нет.
– Я не могу понять, куда оно делось.
– Давай не будем больше это обсуждать, – предложил Генри.
Она обняла его:
– О, дорогой, как бы я хотела сейчас отправиться с тобой в какое-нибудь другое место.
– К сожалению, именно сейчас это невозможно.
– Да, я знаю и уже смирилась с этим.
Он нежно погладил ее по волосам.
– Ты мой ангел, – сказал Генри и поцеловал жену. – Ты самая лучшая женщина на свете.
В дверь позвонили.
– Это, должно быть, Джеймс, – хозяин дома еще раз поцеловал жену и направился в прихожую.
* * *
И действительно, это был Джеймс Маркхам. Он был не один. Рядом с ним улыбалась модно одетая рыжеволосая девушка. Генри показалось, что она очень даже подходит Джеймсу. Он был бы искренне рад за друга, если бы тот, наконец, обрел свое счастье.
Но самым большим счастьем для Джеймса была Целестина, которая ему, увы, не принадлежала.
– Джеймс, привет! – воскликнул Генри. – Заходите!
– Разрешите представить, мисс Агнес О’Донни, моя правая рука, – с улыбкой произнес Джеймс.
– Ах вот вы какая! – сказал Генри, обращаясь к девушке. – Мы с женой наслышаны о вас, мисс О’Донни. Джеймс очень доволен вашей работой и ценит вас.
Джеймс рассмеялся:
– Лучше не рассказывай такие вещи, не то мне придется повысить мисс О’Донни зарплату!
Целестина вышла к гостям. Джеймс заулыбался, увидев ее:
– Рад тебя видеть, Целестина.
Молодая женщина постаралась сделать так, чтобы никто не заметил ее подавленного состояния. Она сердечно поприветствовала Джеймса и его спутницу.
– Вы уже собрали вещи? – поинтересовался Джеймс.
– Конечно! – ответил Генри.
– Я знаю, ты любишь старомодные печатные машинки, – сказал Джеймс. – Если что, то тебе не обязательно брать свою, можешь воспользоваться моей. Она стоит в кабинете.
Он посмотрел на часы:
– О, уже полдень. Как вы смотрите на то, чтобы пообедать вместе? Я угощаю.
Целестина и Генри охотно приняли приглашение. Машина Джеймса ждала у дома. Он назвал водителю адрес одного фешенебельного ресторана, и через двадцать минут вся компания уже сидела за столом и листала меню.
– Ах, да, пока я не забыл, – спохватился Джеймс, – вот ключи.
Он положил связку ключей на стол, и Генри спрятал ее в кармане пиджака.
– Хорошо, что в Ландсмоор-хаузе снова затеплится жизнь, – улыбнулся Джеймс. – А почему вы решили поехать на поезде?
Генри поморщился:
– Как ты знаешь, я вожу машину только в случае необходимости. А поздней осенью дороги уже скользкие, то дождь, то заморозки, то туман… В общем, сплошное мучение и риск. Так что в это время года я предпочитаю перемещаться на поезде.
– В этом смысле ты прав, – согласился Джеймс. – Ты же знаешь, как вам ехать?
– Да, сначала до Бристоля…
– Верно. А вот оттуда добираться не очень удобно. Старый поезд, который ходит до Ландсмоора, трудно назвать комфортабельным.
– Думаю, мы потерпим.
– Не сомневаюсь. Оттуда вам ехать минут сорок. Как только прибудете в Ландсмоор, позвоните Говарду Равеналу. Я тебе давал его номер телефона. Он знает, что вы приезжаете, заберет вас на вокзале и отвезет в Ландсмоор-хауз. И еще, недалеко от дома находятся руины – держитесь по возможности от них подальше.
– Почему? – с иронией в голосе спросил Генри. – Там водится нечистая сила?
Холодок пробежал по спине Целестины. Она с напряжением смотрела на Джеймса.
– Ха-ха, в точку! – рассмеялся он. – Ну, об этих развалинах действительно рассказывают всякие жуткие истории. Какие-то связаны с нечистой силой, какие-то – с темными преступлениями и убийствами. В любом случае, место жутковатое. Да и по руинам, в конце концов, разгуливать небезопасно – того и гляди что-нибудь обвалится.
Генри усмехнулся:
– Ты умеешь успокоить, Джеймс. Ну, мне нужно будет работать, а у Целестины вряд ли хватит духа одной гулять по старым развалинам.
– Тогда все в порядке, – сказал Джеймс и поднял свой бокал. – Хочу выпить за ваше благополучие и за ваше чудесное пребывание в Ландсмоор-хаузе!
Целестина тоже подняла свой бокал. Агнес О’Донни как раз сидела напротив нее, и когда женщина прикоснулась своим бокалом к ее, то увидела, что черты лица Агнес вдруг стали меняться, принимая другой облик. Буквально на глазах мисс О’Донни превращалась… в Глорию Маркхам.
– Что же ты делаешь? – спросила она. Целестина сразу же узнала голос погибшей подруги. – Разве ты не видела, что со мной произошло? Ты уверена, что хочешь такого же конца, как у меня? Оставайся в Лондоне!
"Я не могу отпустить Генри одного в Ландсмоор-хауз", – мысленно ответила она.
Ее собеседница "слышала" ее "слова":
– Ты должна образумить Генри.
"Это исключено".
– Ну, тогда он сам подписал вам приговор. Считай, что он уже виноват в том, что произойдет. Проклятие Ландсмоор-хауза станет для него погибелью!
Звон бокалов вернул Целестину в реальность. Ее бокал выскользнул из руки и упал на стол.
– Как неловко с моей стороны, – стала извиняться Целестина.
– Ничего страшного не случилось, – произнесла Агнес.
– Действительно, это же не перелом ноги, – согласился Джеймс. – Сейчас нам быстро поменяют скатерть и дадут новый бокал.
Он подал знак официанту, и пока тот устранял последствия неловкости Целестины, Агнес пристально наблюдала за женой писателя. Ей было интересно, почему Целестина так странно на нее смотрела.
* * *
Носильщик вез чемоданы и сумки Уорнеров к поезду. Генри заказал купе, так что поездка обещала быть комфортной. Он купил несколько журналов. В одном издании была опубликована статья о нем, которую он хотел почитать в дороге. Он уселся поудобнее и зажег сигарету.
Целестина знала, что ее муж с удовольствием покидал Лондон. Обычно и ей это нравилось. Она не рассказала мужу, что в ресторане "общалась" с Глорией Маркхам. Она уже и так достаточно рассказала ему невероятных вещей.
Сказать, что она нервничала – значит не сказать ничего. Женщина очень хотела успокоиться, но страх неизвестности проникал в нее все глубже и глубже. Она откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.
Внешне Целестина казалась спокойной, но в ее голове, не переставая, роились жуткие мысли. Она слышала, как Генри листает журнал. "Вот бы мне его спокойствие, – подумала Целестина. – Я бы тогда точно так же, как он, была уверена, что в Ландсмоор-хаузе нас не ждет ничего плохого. Но у меня не получается".
Муж отложил газету:
– Не хочешь чего-нибудь почитать?
Она отрицательно покачала головой. Читать ей не хотелось, она ни на чем не могла сконцентрироваться:
– Читай, не беспокойся, я не скучаю.
– Мы можем сходить в вагон-ресторан.
– Я не голодна.
Он снова взялся за еженедельник:
– Мне нужно серьезно поговорить с этим Джоном Боуденом.
– Он снова позволил себе пару нелицеприятных замечаний в твой адрес?
– Парень явно против меня что-то имеет, и я не могу понять, что именно.
– Не обращай внимания, Генри. Всем мил не будешь.
– Он никогда не пишет ничего про мои книги, его подколки касаются только лично меня. Мне интересно, для чего он это делает. Я ему позвоню из Ландсмоора.
– Я бы не стала этого делать, Генри. Такие вещи не решаются по телефону. Ты должен побеседовать с ним лично.
– Да, ты права, так будет лучше. Я свяжусь с ним, как только мы вернемся в Лондон. Уж я-то эту статейку не забуду.
Генри поднялся.
– Я принесу нам что-нибудь выпить, – сказал он и быстро вышел из купе.
* * *
Целестина задумчиво смотрела в окно. Уже начинало смеркаться. На небе висели тяжелые, мрачные дождевые облака.
Хотя они еще не приехали в Ландсмоор, она уже могла себе представить, как он выглядит. Ее мысли снова заполнили страх и мысли о смерти.
Если они с Генри будут держаться вместе, то с ними ничего не может случиться. "Мы будем бороться за наше счастье и за наши жизни и победим!" – упрямо подумала Целестина, и это наполнило ее уверенностью. Впервые за день тяжелое предчувствие беды отступило.
Она отвернулась от окна и пронзительно вскрикнула. Оказывается, она была не одна в купе. Здесь был тот самый старик!
* * *
Он сидел напротив нее и сверлил ее мрачным взглядом. Уже само его присутствие приводило Целестину в ужас, ее сердце бешено колотилось.
На нем был надет сильно поношенный костюм. Ворот рубашки был расстегнут, и женщина увидела красный рубец на его шее. "Как будто кто-то пытался задушить его веревкой", – испуганно подумала она.
Она с нетерпением ждала возвращения мужа. Генри должен сам увидеть, что этот жуткий старик существует на самом деле, что она его не выдумала!
В его глазах читался упрек.
– Ты все-таки поехала, – серьезно сказал он. – Хотя мы тебя предупреждали.
– Мы? – спросила озадаченная Целестина.
– Я и Глория. Этого оказалось недостаточно. Как можно быть настолько глупыми?
– Мой муж и я не нуждаемся в наставлениях и поучениях, в том числе и от вас! – резко ответила она.
– Вы совершаете самую большую глупость в вашей жизни.
– Даже если это и так, вас это не касается!
– Тебе это даром не пройдет, Целестина!
– Да кто вы вообще такой? И почему вы меня беспокоите?
Старик чуть заметно улыбнулся:
– Возможно, мне не безразлична твоя судьба.
– Я этому не верю. Какие цели вы преследуете? Как вас зовут?
– Мое имя – Эдгар Браун.
Целестина была уверена, что никогда не слышала это имя:
– Что вам нужно от меня, мистер Браун? Оставьте меня в покое!
– Загородный дом Маркхамов так и тянет вас к себе, верно? Как магнит притягивает железо…
– Возможно, – ответила женщина.
– Когда-то там было очень красиво, – сказал Браун. – Давно, когда Маркхамам еще принадлежал хлебозавод.
– Вы знали Эрнеста Маркхама?
– Да, я на него работал, – старик снова кивнул.
– Кем? – изумилась Целестина.
– Управляющим конного завода. Семья Маркхамов владела не только хлебозаводом, но еще и конным заводом. На их землях паслись роскошные лошади. Я отвечал за их разведение, фактически за всю племенную работу. Лошади были смыслом моей жизни. В те времена хлеб еще развозили на телегах, запряженных лошадьми. А когда это стало нерентабельным, хлебозавод перешел на грузовые машины. Лошадей вдруг стало слишком много. Никчемных дармоедов, как говорил Эрнест Маркхам. А когда крупная скотобойня сделала ему выгодное предложение, он тут же продал почти всех животных и оставил меня без работы. Но меня поразило не это, а тот факт, что эти восхитительные животные были безжалостно забиты на мясо.
Глаза старика вдруг заблестели.
– Но животные просто так это не оставили. Они вернулись! Маркхамы лишили их дома и жизни, но мои любимцы снова вступят в свои права! – хрипло заявил старик, поднялся и вышел из купе. Дверью он снова не воспользовался. Целестина вскочила.
– Мистер Браун! Мистер Браун! – звонко закричала она, распахнула дверь купе и выскочила в коридор. Перед ней с двумя бокалами в руках стоял Генри.
– Ты видел его? – взволнованно спросила Целестина.
– Кого? Этого Брауна?
– Да, мистера Брауна.
– Сожалею, любимая, я никого в коридоре не видел.
– Но он только что вышел из нашего купе!
– Нет, Целестина, мимо меня никто не проходил.
Молодая женщина мучительно вздохнула.
– Почему ты так смотришь на меня? – спросила она с раздражением.
– Как я на тебя смотрю?
– Ты сам знаешь как.
– Извини, пожалуйста. В порядке уточнения – мне больше нельзя смотреть на свою собственную жену?
– Можно, но только не так. Я ведь знаю, что ты сейчас обо мне думаешь. Я теперь знаю, как его зовут, – сказала Целестина. Она должна была выговориться. – Его имя Эдгар Браун. Когда-то он работал на Эрнеста Маркхама и был управляющим его конезаводом. Когда Эрнест Маркхам отдал почти всех лошадей на бойню, Браун потерял свою работу. Он сидел прямо здесь, где ты сейчас, Генри!
– Как ты объяснишь то, что я его не вижу?
– Возможно, он показывается только мне.
– Тебе это не кажется странным, любимая?
– Как ты тонко это сформулировал, но я догадываюсь, что ты хочешь этим сказать. Что у меня не все дома, да? Что я постоянно придумываю несуществующие вещи! Генри, мы не должны к этому так пренебрежительно относиться. Я считаю, что это серьезные предупреждения из потустороннего мира. Глория Маркхам и Эдгар Браун хотят нас оградить от неприятностей, и нам стоит к ним прислушаться. На Ландсмоор-хаузе лежит проклятие. Но у нас еще есть время вернуться. В Бристоле мы можем пересесть на первый же поезд и вернуться в Лондон.
– Об этом не может быть и речи, Целестина! – решительно сказал писатель. – Я не дам себя запугать какому-то смехотворному привидению.
– Ты считаешь его смехотворным только потому, что до сих пор с ним общалась только я. Но, поверь мне, скоро это изменится.
– Я решил написать в Ландсмоор-хаузе свою новую книгу, и никто и ничто не заставит меня изменить этого решения, – категорично заявил писатель.
Целестина понимала, что любые дальнейшие разговоры не имеют смысла, и поэтому замолчала.
* * *
Они вышли в Бристоле и поехали дальше, в Ландсмоор. Начал накрапывать дождь, и когда они доехали до крохотного городка, в небе словно распахнулись все шлюзы.
Это был не просто дождь, а настоящий ливень, не хуже тропического. Дороги быстро превратились в реки, несущие грязь и камни. Генри оставил жену в зале ожидания, а сам отправился искать телефон.
Вскоре он еле втиснулся в маленькую телефонную будку. Дождь не унимался и от души хлестал по стеклам. Генри набрал номер, который ему дал перед отъездом Джеймс Маркхам.
– Слушаю! – раздалось на том конце.
– Добрый вечер, мистер Равенал, говорит Генри Уорнер. Мы только что прибыли в Ландсмоор.
– Ну и мерзкую погодку вы выбрали для путешествия!
– Как ни странно, в Лондоне погода была относительно хорошей.
– Я через пятнадцать минут буду у вас, – пообещал Говард Равенал и положил трубку.
* * *
Вскоре появился Говард. Упитанный мужчина преклонных лет зашел в зал ожидания, в котором, кроме Уорнеров, никого не было. Он немного волочил правую ногу и сильно горбился, его рот был слегка перекошен, как будто он пережил инсульт, а глаза явно косили. На нем был черный резиновый плащ, с которого стекала вода.
– Добро пожаловать в Ландсмоор! – театрально произнес он. – Должен сказать, наши места не всегда приветствуют гостей столь недружелюбно. Сегодня дождь идет весь день.
Равенал схватился за самый большой и тяжелый чемодан.
– Нет-нет, это я возьму сам, – сказал Генри.
– Я достаточно сильный, мистер Уорнер. Такие чемоданы я могу таскать одним мизинцем.
Целестина взялась за две небольшие дорожные сумки, и маленькая процессия двинулась из зала ожидания. Уорнеры ожидали увидеть рядом со зданием вокзала припаркованный автомобиль, но они ошиблись.
На парковке стояла старая карета, запряженная двумя вороными конями. Животные одновременно повернули головы и посмотрели на Целестину своими большими темными глазами.
"Лошади, – подумала Целестина, – опять лошади".
До последнего времени она не имела ничего против этих благородных и грациозных животных. Но с недавних пор стала испытывать к ним объяснимую неприязнь. Она осталась стоять под большим козырьком.
Говард Равенал укладывал багаж. Генри пытался ему помочь, но тот категорически отказывался.
– Садитесь внутрь, мистер Уорнер. Вы же не хотите насквозь промокнуть?
– Ничего страшного, – сказал он, – я не сахарный.
Равенал открыл перед Целестиной дверь. Она залезла в карету. Генри сел рядом с ней.
– В Ландсмоор-хаузе мы затопим камин и быстро согреемся, – сказал он и обнял жену.
Джеймс Маркхам позаботился о том, чтобы холодильник и погреб были полны. Домашний бар также оказался укомплектованным. С такими запасами Целестина и Генри легко могли пережить месячную осаду.
Равенал щелкнул кнутом, и повозка тронулась. В самом Лондсмооре Уорнеры мало что рассмотрели, тем более в такую погоду. Пара старинных домов, чьи фасады давно требовали ремонта, затем какая-то деревушка, чье название замучаешься искать на карте, какие-то поля…
Ландсмоор-хауз располагался в трех километрах от городка. Целестина взволнованно выглядывала из окна. Джеймс упоминал о каких-то руинах, от которых надо подальше держаться. Целестину знобило, и она риторически спрашивала себя, почему все так получается? Кто же управлял их судьбами?
Дорога свернула вправо, и вскоре лошади встали перед большим мрачным домом.
– Вот мы и дома, – с улыбкой произнес Генри.
– Думаю, я никогда здесь не смогу себя почувствовать как дома, – тихо проговорила Целестина.
Она выпрыгнула из кареты. Ее тут же словно окатили из ведра. Она быстро побежала к входу в дом, думая о том, что теперь у них нет пути назад.
Генри и Говард выгрузили багаж, после чего писатель открыл дверь. Стены холла были увешены старыми гобеленами, изображавшими сцены охоты. Разумеется, в этих сценах участвовали и лошади. Целестине казалось, будто со всех картин животные враждебно смотрят на нее.
Говард отряхнулся.
– Ну, я, пожалуй, пойду, – деловито сообщил он.
– Исключено, – отрезал Генри. – Вам нужно с нами выпить и согреться.
Тот просиял:
– Предложение принимается с большим удовольствием! Вы позволите затопить для вас камин?
Генри охотно согласился. Пока их новый знакомый возился с камином, а Генри разливал напитки, Целестина сняла мокрое пальто.
В Ландсмоор-хаузе была вполне уютная обстановка. Большое количество антиквариата, хорошо сохранившаяся старинная мебель, как ни странно, создавали обжитой вид.
Равенал, несмотря на свой грузный вид, делал все быстро и ловко.
– Правда, я надолго не смогу задержаться, – сказал он и повесил плащ на вешалку.
– Вас ждет дома жена? – поинтересовалась Целестина.
– Да. Она не любит, когда я ухожу из дома с наступлением темноты. Она у меня боязливая, ей всегда нужен защитник.
Равенал рассмеялся. Генри протянул ему наполненный стакан.