98
Мэри Лэйни приподнимается и наклоняется вперед, надрывно кашляя и выплевывая при этом слизь и частички засохшей крови. При помощи соответствующих механизмов и кнопок я приподнимаю изголовье так, чтобы оно оказалось под углом около шестидесяти градусов к кровати, и затем нажимаю на кнопку вызова медсестры.
- Мы здесь, Мэри, - говорю я, беря ее руку и гладя ее. - Вы находитесь в больнице, и вам ничего не угрожает.
Приступ кашля проходит, и теперь она сидит абсолютно неподвижно. Ее глаза - узенькие щелки, окруженные темно-фиолетовыми синяками - смотрят вперед.
Она старается вспомнить все то, что с ней произошло.
Затем она издает тихий стон. Ее плечи начинают содрогаться, а по распухшим щекам текут слезы.
- Он уже больше не может причинить вам зла, - говорю я.
- Он… он… А вы…
Она выдавливает из себя слова в паузах между вдохами и тихими всхлипываниями.
- Мы его еще не поймали, - говорит Букс. - Но поймаем. Однако для этого нам нужна ваша помощь, Мэри.
Все еще всхлипывая, она начинает осматривать свои руки и ноги и проводить ладонями по своему телу так, будто ищет припрятанное оружие. Затем подносит пальцы к распухшему лицу.
- Я - специальный агент Букмен, а это - Эмми Докери, аналитик ФБР, - говорит Букс. - Мне очень жаль, но нам крайне необходимо поговорить с вами прямо сейчас.
После недолгого колебания Мэри кивает, и ее тело перестает вздрагивать от всхлипываний. Я протягиваю ей салфетку, и она осторожно вытирает лицо. Затем она смотрит на меня.
- Вы… нашли меня, - говорит она. - Это были вы. Вы… не оставили меня.
Я снова беру ее за руку и ласково ей улыбаюсь.
- С вами все будет в порядке.
- Что он… Что Уинстон натворил? Он уби… убивал людей?..
Я перевожу взгляд на Букса, и тот кивает:
- Он находится в розыске, потому что совершил убийство. А точнее, целую серию убийств.
Она воспринимает эту новость очень болезненно. Впрочем, судя по записи последнего "сеанса Грэма", во время которого Грэм разговаривает с Мэри, изувечивая ее лицо, она, наверное, уже поняла, что он совершал какие-то злодеяния.
- Так, всем отойти в сторону! - громко говорит врач, заходя в палату.
- Ну-ка, Мэри, быстренько, - произносит Букс. - Это важно. Он не говорил ничего такого, что позволило бы понять, куда он направится и что намерен теперь делать? Ну хоть что-нибудь, а?
Букс становится на пути у врача и не подпускает его к Мэри.
Мэри прокашливается.
- Он сказал… сказал…
- Я вынужден настаивать на том, чтобы вы ушли. Мне необходимо заняться пациенткой, - требует врач.
- Подождите, это важно, - говорит Букс. - Продолжайте, Мэри. Что он сказал?
Мэри с трудом сглатывает и закрывает глаза.
- Он сказал, что вы никогда его не поймаете, - произносит она. - Он сказал, что он - невидимка.
99
Врач выпроваживает нас из палаты, чтобы осмотреть Мэри. Два вооруженных федеральных маршала стоят на страже у двери ее палаты. Мы с Буксом идем по коридору.
- Мы найдем его, - говорю я. - У меня есть кое-какие…
- Иди домой, Эмми, - говорит Букс, обгоняя меня.
Я жду, когда он обернется. Но он не оборачивается.
- Я не пойду домой.
- Но здесь ты оставаться не можешь. Здесь могут находиться только те, у кого имеется соответствующее разрешение. А у тебя такого разрешения уже нет.
Я поспешно иду вслед за ним. Он всегда ходил очень быстро.
- Я могу помочь тебе найти его, - говорю я. - Это как раз то, что я делаю лучше всего, Букс. Перестань дуться.
Букс доходит до лифта и нажимает на кнопку.
- Для тебя все закончилось, - произносит он. - И у нас с тобой все закончилось. Я не могу руководить операцией, если мои подчиненные открыто игнорируют мои распоряжения. Это подрывает дисциплину во всем подразделении. Если бы ты была взрослым человеком, ты бы это понимала. Но ты не взрослая. Ты ребенок, Эмми. Ребенок. У нас с тобой все закончилось. - Он рассекает рукой воздух. - Закончилось.
Я упрямо мотаю головой - и в самом деле, наверное, как ребенок.
- Я смогу его найти. Я - твой самый большой шанс. Почему бы тебе не…
- Извини. - Лифт тренькает, и его створки расходятся в стороны. Букс заходит в лифт и поворачивается ко мне. - Для тебя все закончилось.
Двери начинают закрываться. А вместе с ними закрывается и лазейка, через которую я могла бы вернуться к своей работе.
Букс не дает дверям закрыться и выходит из лифта. При этом он оказывается так близко ко мне, что я невольно пячусь.
- Ты думаешь, что можешь топтать кого тебе вздумается и все должны просто мириться с этим? - шипит он. - Зачем тебе нужно было привлекать меня к этому делу, Эмми?
- Я…
- Я скажу тебе зачем, - продолжает он. - Ты решила привлечь меня к этому делу, так как полагала, что сможешь топтаться по мне и делать, что тебе заблагорассудится, да?
- Нет, вообще-то я хотела, чтобы ты занимался этим делом, потому что директор прислушается к тебе и потому что ты один из лучших агентов ФБР…
- Ой, перестань нести вздор, хорошо? Я ведь имею право на то, чтобы по отношению ко мне ты была по крайней мере честной. Тебе нужен был кто-то, кем ты могла бы манипулировать, и ты знала, что сможешь манипулировать мной. - Он тычет указательным пальцем чуть ли мне не в лицо. - Знаешь что? Ты использовала меня в последний раз.
- Значит, убийца будет продолжать убивать только потому, что ты не можешь смириться с тем, что я не вышла за тебя замуж.
Букс делает шаг назад, его рот приоткрывается.
- Ого! А ты та еще штучка!..
Да, пожалуй, это уже чересчур.
- Я… Извини, Букс. Я не хотела этого говорить.
Букс играет желваками, стараясь не встречаться со мной взглядом.
- Если ты не покинешь больницу в ближайшие пять минут, я добьюсь, чтобы тебя арестовали.
- Агент! - Один из федеральных маршалов бежит по коридору по направлению к нам. - Госпожа Лэйни сказала, что может говорить.
- Прекрасно, - воодушевляется Букс, видимо, радуясь еще и тому, что у него появился повод прекратить этот неприятный разговор.
- Она… Э-э… - Федеральный маршал приподнимает одно плечо, как бы извиняясь. - Она сказала, что хочет, чтобы к ней пришла госпожа Докери.
Букс слегка наклоняет голову, затем бросает на меня стальной взгляд.
- Госпожу Докери освободили от обязанностей, связанных с расследованием данного дела.
- Да, сэр, но… - Федеральный маршал прокашливается. - Она сказала, что будет разговаривать только с госпожой Докери.
Издав тихий, но отчетливый стон, Букс проводит пальцами по волосам.
Я не могу удержаться от легкой улыбки.
- Да, неловкая ситуация, - говорю я.
Букс устремляется мимо меня в сторону палаты Мэри.
- Ну пошли уже! - громко говорит он мне на ходу через плечо.
100
- Он казался таким… нормальным, - сетует Мэри Лэйни.
Голос у нее все еще хриплый. Ей только что сменили повязку, фиксирующую нос. В синяках вокруг ее глаз теперь наряду с фиолетовым и черным проглядывает уже и голубой цвет. Я смотрю на нее и едва удерживаюсь от слез.
В подвале ее дома была обнаружена алюминиевая бейсбольная бита "Луисвилл Слаггер" со следами ее крови. Именно этим предметом Грэм несколько раз ударил ее по лицу, в результате чего оно распухло и стало похожим на уродливый воздушный шар.
Интересный выбор сделал Грэм в данном случае: бейсбольная бита. Есть ли в этом какой-то особый смысл? Я, конечно, очень сомневалась, что он будет истязать Мэри так, как истязал другие свои жертвы. Я не верила, что он станет обливать ее кипятком, или снимать с нее скальп, или врезаться в ее нервные узлы вокруг коленей и локтей и на запястьях. Но почему бейсбольная бита? Почему бы ему не использовать огнестрельное оружие, чтобы решить проблему одним нажатием на спусковой крючок?
- Я имею в виду, что он был немного странным и непредсказуемым, - продолжает Мэри, - но при этом казался абсолютно безобидным. Возможно… недовольным самим собой. Но, похоже, он воодушевился, когда мы с ним познакомились. Он был любезным и ласковым.
Произнося эти слова, она смотрит на нас - по крайней мере, я думаю, что смотрит, судя по положению ее головы. Ее лицо так сильно опухло вокруг глаз, что их почти не видно, а потому очень трудно понять, куда они смотрят.
- Я знаю, что теперь это звучит как какой-то бред, - произносит она.
- Вовсе нет, Мэри, - говорю я. - Уинстон Грэм одурачил многих людей. Он оказался большим ловкачом. Ему удавалось проникать в дома одиноких женщин, которых он никогда раньше не видел. Это требует особых умений по части надувательства.
Мэри берет из пластиковой чаши несколько тоненьких кусочков льда, запихивает их в рот и начинает сосать.
- Когда я встретилась с ним в первый раз, он сказал, что он - серийный убийца.
- Так оно и есть, - говорю я.
Мэри не знает, что нам известно об их первом разговоре из записи одного из "сеансов Грэма". Она даже не знает о существовании этих "сеансов". Букс не захотел рассказывать ей о них сразу.
- Это было в баре, где я работаю, - говорит она. - Он… - Мэри подносит руку к уху, как будто разговаривает по мобильному телефону. - Со стороны казалось, что он записывает то, что говорит, на какое-то затейливое устройство. Он держал его возле уха так, как держат сотовый телефон. Я сказала, что заметила это, и он, похоже, тут же мной заинтересовался. Он сказал мне, что убил множество людей. Я подумала, что он просто шутит.
- Любой бы так подумал, - говорю я.
Мэри рассказывает нам о нескольких свиданиях с Грэмом - свиданиях, о которых мы и сами уже знаем, но помалкиваем об этом. Она не сообщает всех подробностей, которые были зафиксированы в записях "сеансов Грэма", но в общем и целом рассказывает то же самое. Вечер, когда он прокрался в бар, чтобы тайком понаблюдать за ней ("Думаю, это было своего рода первым намеком, - предполагает она, а затем добавляет: - Как бы то ни было, мне это польстило. Обычно мужчины не обращают на меня особого внимания"). В следующий раз они встретились поздним вечером, чтобы выпить чего-нибудь вместе после того, как закончилась ее работа. Затем у них было свидание вечером в субботу - на той неделе, когда Грэм устроил себе что-то вроде отпуска. Еще на одном свидании они уже лежали вместе у камина, целовались и обнимали друг друга. Именно на этом свидании они впервые заговорили о серьезных отношениях.
Разговор продолжается около трех часов. Букс, который из всех знакомых мне людей лучше всех умеет выуживать информацию из тех, кого он допрашивает, - терпеливо, уделяя внимание всем подробностям, - расспрашивает обо всем, что они говорили и делали, и о том, какие чувства при этом испытывала Мэри. Рассказывая, она держит в руках мою руку.
- Меня все это ужасно смущает, - говорит Мэри после того, когда мы заканчиваем ее расспрашивать. - Вы, должно быть, думаете, что я идиотка.
- Я думаю, что вы человек, к которому нельзя остаться равнодушным, - говорю я. - И он тоже так думал. Мне кажется, он действительно запал на вас, Мэри. Он ведь вас так и не убил. А всех остальных, кто угодил к нему в лапы, убил. И не просто убил, Мэри. Он их истязал. Истязал зверски. А вас - не убил. Хотя у него имелись все основания вас убить, он не смог заставить себя сделать это. Вы были для него особенным человеком, не таким, как все остальные.
- Мне просто повезло, - сказала она.
- Тут дело не в везении, - говорит Букс. - Он бил вас алюминиевой бейсбольной битой. Ему было бы совсем не трудно прикончить вас, если бы он захотел это сделать. Хотите верьте, Мэри, хотите нет, но, несмотря на то что повреждения на вашем лице ужасны, он не бил вас так сильно, как мог бы. Даже один мощный удар с размаха этой битой мог бы серьезно повредить ваш мозг. Думаю, его терзали сомнения.
- Вы шутите! - произносит она.
- Нет. Нечто подобное иногда происходит при попытках самоубийства, когда люди хотят вскрыть себе вены на запястьях. Поначалу они сомневаются, смогут ли сделать это, а потому у них получаются небольшие, поверхностные порезы. Они как бы пробуют. Такие порезы называются пробными. Они вызваны сомнениями. Это потом эти люди набираются мужества и вскрывают себе вены. И он тоже сомневался.
- И наносил "пробные" удары, - говорю я.
- В общем-то да, - соглашается Букс. - Он мысленно твердил себе, что ему необходимо вас убить, но каждый раз, когда замахивался, он наносил удар не в полную силу. Потому что в глубине душе осознавал, что он не может убить вас. Уж слишком сильно он был к вам привязан.
Мэри горько смеется.
- Должна сказать, что, когда он лупасил меня битой, у меня в мозгу промелькнуло много мыслей. Но мысли о том, что он "уж слишком сильно ко мне привязан", среди них не было.
Однако Букс прав. Грэм ведь использовал бейсбольную биту, а не пистолет или нож. Он сомневался - сомневался до самого последнего момента, - убивать ему ее или нет.
- И… и что теперь? - спрашивает Мэри.
Букс вздыхает.
- Вы проведете день-другой в больнице. Мы будем за вами присматривать. Когда вас выпишут, мы поместим вас в безопасное место. Увезем вас куда-нибудь.
Мэри кладет ладонь себе на грудь.
- Вы полагаете, он вернется?
- Нам необходимо принимать в расчет и такой вариант. Но не переживайте. Он не узнает, где вы находитесь. Мы примем особые меры предосторожности и приставим к вам охрану.
- А кого? Вы имеете в виду агентов ФБР?
- Или федеральных маршалов. В общем, профессионалов.
Мэри с унылым видом опускает голову.
- Я не хочу прятаться. Я не могу прятаться.
- Это придется делать лишь до тех пор, пока мы его не поймаем, - говорю я.
- Вам все еще угрожает опасность, - произносит Букс. - Он может передумать и решить, что не стоит оставлять вас в живых. Или же что вы ему нужны, и попытается забрать вас с собой.
Мэри качает головой и глубоко вздыхает. Затем она пристально смотрит на меня.
- Я сделаю это, если вместе со мной поедете вы, - говорит она.
101
"Что-то не так. Что-то здесь не так".
Я сижу в кафетерии больницы и снова читаю свою копию записей "сеансов Грэма", терзаемая непонятным беспокойством. Денни и Софи, тоже приехавшие в Пенсильванию, сидят рядом со мной и просматривают свои копии. Толку от изучения этих "сеансов Грэма" пока что мало, но на данный момент это все наши зацепки.
- Почему он стал записывать эти свои "сеансы Грэма" лишь в прошлом месяце? - спрашиваю я. - Лишь в августе. Он ведь начал совершать преступления еще в сентябре две тысячи одиннадцатого года, а делать эти записи ему пришло в голову только одиннадцать месяцев спустя. Почему?
Денни берет в рот кончик зубочистки и грызет его.
- Кто знает? Наверное, он решил, что память о нем как о гениальном преступнике следует увековечить.
Я качаю головой.
- Он слишком педантичен, а потому, совершая преступления, регулярно вел бы записи "сеансов Грэма". Не думаю, что он когда-либо потакал своим прихотям. Его поступки и то, чем он похваляется в дневнике, говорят об этом. Дисциплина, тщательная подготовка, самопожертвование, сдержанность.
- То есть вопрос в том, чем же было вызвано это решение, да? - спрашивает Софи. - Что изменилось в августе две тысячи двенадцатого года? Этому предшествовал длительный период начиная с сентября две тысячи одиннадцатого года, когда он начал совершать преступления.
- Мы не знаем ни о каких драмах в его личной жизни, - говорит Денни. - Родители Грэма умерли десять лет назад. У него не было ни жены, ни детей. И подружки у него, насколько нам известно, не было - по крайней мере, до Мэри. Похоже, он вообще никого не любил и ни с кем не поддерживал какие-либо отношения. Не было у него даже какой-нибудь домашней зверюшки.
Я задумываюсь над тем, что же такое произошло в прошлом августе. Тогда его методы убийства не претерпели изменений. В то время я уже пыталась во всем этом разобраться, отправляла по электронной почте письма Дикинсону и доказывала свою правоту полицейским Пеории, штат Аризона…
- Подождите, - говорю я, подскакивая на стуле и проливая при этом кофе из пластикового стакана Денни. - Подождите секундочку. Именно в августе получили огласку мои препирательства с полицией в Аризоне. Именно тогда в одной из газет, выходящих в Пеории, появилась статья, в которой приводилось мое заявление о том, что смерть Марты не была случайной и что ее убили. И в этой статье упоминалось, что я работаю в ФБР.
- Возможно, он эту статью прочел, - предполагает Денни.
- Ну конечно, он ее прочел, - говорю я. - Ничего не ускользало от его внимания. Абсолютно ничего. Итак, он читает это и думает, что теперь ФБР начнет его разыскивать.
По правде говоря, мое родное ФБР тогда вышвырнуло меня на улицу и отвергало мои предположения до тех пор, пока не появился Букс, который помог мне убедить директора в их обоснованности. Однако Грэм вряд ли мог об этом узнать. Что ему было известно - так это то, что ФБР вот-вот начнет расследование в масштабах всей страны.
- Тогда Грэм впервые почувствовал, что над ним нависла угроза, - говорю я.
- И он отреагировал на это тем, что стал вести дневник? А зачем? - спрашивает Софи. - На тот случай, если его поймают, он хотел дать обществу объяснения по поводу того, чем он занимался?
Я морщусь: нет, на это не похоже. В нынешние времена серийного убийцу вроде Грэма запросто стали бы возвеличивать в средствах массовой информации. Даже если бы мы его поймали, он вызвал бы у журналистов всех газет, журналов и кабельных телеканалов страны желание взять у него интервью и посвятить ему специальный выпуск с каким-нибудь зловещим названием вроде "Разум хищника".
- Знаете, что я думаю? - Я постукиваю кончиками пальцев по лежащим передо мной листочкам с записями "сеансов Грэма". - Я думаю, что это попытка направить нас по ложному следу. Я думаю, что где-то на этих страницах есть ложь. Что-то такое, что должно было запутать нас в том случае, если бы мы подобрались к нему слишком близко. Почему бы и нет? Если сотрудники ФБР у вас на хвосте, то почему бы не подкинуть им какую-нибудь писанину, которая уведет их в сторону?
- То есть вопрос заключается в том, где же ложь в этих "сеансах Грэма"? - спрашивает Денни.
- Это очень интересный вопрос. - Букс подходит к нашему столу. - Это нечто такое, над чем ты сможешь поразмыслить, сидя в укромном месте рядом с Мэри Лэйни.
В кафетерии, похоже, становится прохладно, и для Софи и Денни это повод уйти. Букс не садится за стол, а потому я решаю встать и оказываюсь напротив него.
- Ты уезжаешь завтра, - говорит Букс. - Денни, кстати, поедет с тобой.
- Хорошо. Замечательно. Я буду продолжать свои исследования и присылать тебе письма по электронной почте или же звонить по телефону…
- Лучше шли письма по электронной почте, - говорит Букс, даже не глядя на меня. Он трет верхнюю часть спинки стула ладонями, а затем легонько ударяет по ней. - Как бы то ни было, удачи тебе, и будь…
- О-о, Букс, перестань! Я знаю, что нарушила тогда правила поведения, но я ведь не застрелила кого-нибудь и ничем не оскорбила тебя лично. Я просто пыталась помочь человеку. А ты ведешь себя сейчас так, как будто я плюнула тебе в лицо.