- Напомню вам, что я священник, - веско произнес он. - Я уважаю Евангелие, права человека и Женевскую конвенцию. Вам следует также знать, что как солдат я воспитан на военной теории Мао Цзэдуна, согласно которой каждый пленник - это потенциальный союзник. Не беспокойтесь, я тоже ненавижу насилие.
Сказав это, он поднял руку и влепил молодому человеку звучную пощечину. На щеке у того на секунду проступил отпечаток всех пяти пальцев Чжэна.
- А происходит вот что, - продолжал он, - он должен что-нибудь получить взамен на сведения, которые мне расскажет, я ясно выражаюсь?
Я предпочел воздержаться от дальнейших замечаний, но, все-таки сомневаясь, остался в комнате и сел, следя за происходящим. Чжэн говорил с пленником очень резко. Раза два он что-то прокричал. Молодой человек в страхе отвечал. Так они некоторое время общались. Я не понимал ни слова, но по крайней мере побоев больше не было. Они снова что-то прокричали друг другу, и молодой человек принялся плакать.
- Он уже у меня в руках, - пояснил мне Чжэн. - Теперь он скажет нам то, что нам необходимо знать.
- Что именно должен сказать нам этот молодой человек? - спросил я.
- Ну, много всего, хотя и не то, что я думал, - ответил Чжэн. - Если действительно тайное общество захватило отца Жерара, то этот несчастный, видимо, не знает, где того прячут. Информация такого рода распространяется только среди высших иерархов. Это уж точно. Поэтому мне нужно от него имя и, если он знает, адрес кого-нибудь, за кем мы сможем следить.
- Он скажет?
- Думаю, да.
- Если вы снова будете его бить, я предпочитаю выйти из комнаты.
- Этого не потребуется, - ответил Чжэн. - Он очень напуган.
- Что вы ему сказали?
- Ничего особенного, - ответил Чжэн, - только то, что человек, на которого он донес, помощник в архиве, находится в больнице в очень тяжелом состоянии, и если он не будет сотрудничать, я выдам его полиции. Здесь полиция - дело серьезное. Я сказал еще, что за подобное преступление его могут депортировать во внутренние районы страны, а его мать скорее всего оставят дома. Этого было достаточно.
Молодой человек перестал плакать. Потом сказал что-то, а Чжэн занес в блокнот. Закончив писать, Чжэн поднял руку и снова влепил ему пощечину, на этот раз более легкую, чем первая.
- А теперь за что вы его бьете? - спросил я, нервничая.
- За предательство, - сказал он. - Никто не должен быть доносчиком, даже под давлением. Он сам меня попросил, чтобы я это сделал.
Я снова замолчал. Нет, решительно этот мир - нечто новое для меня.
- Что мы с ним будем делать? - спросил я.
- На некоторое время он останется с нами, - сказал Чжэн, - до тех пор, пока не распутаем этот клубок. Он сам попросился пожить в одной из наших явочных квартир, потому что знает, что теперь в опасности. С информацией, которую он мне дал, можно продолжать расследование. Пойдемте. Кто-нибудь им займется.
В машине Чжэн сообщил мне и другие сведения. Пленник назвал имя и адрес руководителя секты в Пекине. Одного из главных радикалов, кстати сказать.
- Он поклялся, что не знал, что помощнику в архиве собираются причинить вред, - добавил Чжэн. - Сказал, что был не согласен с методами этой группы, что она не представляет всей секты, и поэтому он их предал. И еще сказал, что ничего не знает о пропавшем французском священнике.
- И вы ему поверили? - спросил я сгоряча.
- Ну, - предложил Чжэн, - если хотите, можно вернуться, и вы его будете бить.
- Нет, все в порядке. Это был только вопрос. Извините.
На карте было отмечено место на севере Пекина. Но я не мог знать, далеко мы или близко. Мне все еще не удавалось понять, как устроен этот демонический город, хотя он уже казался мне знакомым.
- Приготовьтесь, подъезжаем, - сказал Чжэн.
В это время зазвонил его мобильный. Должно быть, это был Ословски - Чжэн говорил по-французски.
- Немец? - спросил он.
Потом, прижимая трубку к уху, попросил меня достать из бардачка блокнот и ручку.
- Да, произнесите имя по буквам, пожалуйста, - сказал он в трубку и начал диктовать: - Г-и-с-б-е-р-т. Гисберт? О’кей, да. Это имя? Да, говорите. К-л-а-у-с. Клаус, да, Гисберт Клаус, ясно, отель "Кемпински", номер 902, да, мы записали, до свидания.
Он положил трубку и объяснил:
- Кажется, сюда, в Пекин, прислали немецкого агента. Нужно будет съездить в отель "Кемпински" и выяснить, кто это такой. Дело сложнее, чем я полагал.
Некоторое время он размышлял. Остановил машину, написал что-то по-китайски на листе бумаги и протянул мне.
- Лучше всего будет, если вы сами съездите в отель и посмотрите, с кем мы имеем дело, а я тем временем поеду проверить данные, сообщенные нашим юным заложником. Отель всегда полон иностранцев, и вы пройдете незамеченным. Вот имя и номер комнаты. Вы умеете открывать двери номеров в отелях?
- Нет, если у меня нет ключа.
- В таких отелях двери открываются не ключами, а карточками. Вот, держите.
Он протянул мне что-то вроде металлического чехла для документов с лампочкой в верхней части.
- Включаете здесь, - объяснил он мне, - потом проводите этой пластинкой по щели считывающего устройства двери, которую вы собираетесь открывать. Ключ сам считает информацию и передаст на карточку, которая находится внутри. После этого доставайте ее и открывайте. Это просто.
Я попробовал, и действительно это оказалось довольно просто.
- Несколько советов: войдите в холл, выберите себе место в кафе, закажите кофе и читайте газету. Дождитесь, пока обслуга привыкнет к вашему присутствию. Если вы не заметите вокруг ничего необычного и если объекта не окажется среди посетителей, идите к телефону и позвоните в его номер. Если ответа не будет, продолжайте звонить через короткие промежутки времени. Когда вы удостоверитесь, что в номере никого нет, поднимитесь наверх, на этаж выше, чем тот, что вам нужен. Это мера предосторожности. Потом спуститесь по лестнице на нужный этаж. Проверьте, прежде чем открывать, нет ли в двери щепок, волосков, кусочков бумаги - в общем, чего-то, что может упасть. Если обнаружите что-то подобное, то положите на прежнее место, когда будете выходить. Перед тем как входить в ванную, посмотрите, не мокрый ли пол, потому что вы можете оставить следы. Многие чемоданы с кодовым замком открываются комбинацией 000. Ничего не берите. Осмотрите все и оставьте на прежнем месте. Не касайтесь предметов из стекла и пластика. Открывайте дверь, используя платок. Понятно?
- Надеюсь, что да, - ответил я, нервничая.
- На данный момент это все. Да, поставьте сотовый телефон в режим вибровызова. Я не собираюсь вам звонить, но, возможно, кто-нибудь по ошибке наберет ваш номер. Такое, увы, случалось с нашими агентами в разгар работы, и я не буду рассказывать о последствиях.
Я вышел из машины, но прежде чем Чжэн уехал, вспомнил кое о чем. И сделал знак, чтобы он опустил стекло.
- Как произносится отель "Кемпински" по-китайски? - спросил я. - Это чтобы сказать адрес таксисту.
- Вы правы, я об этом не подумал. - Чжэн покачал головой. - Черт, из-за таких мелочей и проигрывают войны.
- Я думаю так же, - сказал я.
Он написал нужные слова на листке бумаги и подал мне.
- Покажите водителю, для них привычно, что у иностранцев пункт назначения написан на бумаге.
- Как в исламских странах.
- В исламских?
- Да, - ответил я ему, - но там это относится не только к иностранцам. Это относится ко всем.
- Тема интересная и увлекательная, - ответил он с серьезным выражением лица, - но боюсь, что сейчас не вполне подходящий момент для обсуждения. Желаю вам удачи. И будьте осторожны, немцы люди проницательные. Если вы живете в Париже, то должны сами знать, какие они. В девять часов вечера я позвоню вам по сотовому, постарайтесь оказаться в уединенном месте.
Я стоял на оживленной улице, похожей на Тринадцатое шоссе в Боготе. Бесконечные магазины, продавцы, разговаривающие посреди тротуара, галдеж, уличные забегаловки. Мне стало жаль, что нет времени пройтись медленно, глазея по сторонам, потому что я вдруг почувствовал тоску по своему городу, который отсюда казался таким далеким. Но нужно было спешить, и я сел в первое же такси.
В холле "Кемпински" было чрезвычайно много народу; полагаю, из-за огромного потока иностранцев и потому, что отель был соединен с торговым центром, никто не обратил на меня внимания. Я сел и, следуя указаниям Чжэна, заказал кофе, взял старый выпуск "Геральд трибюн", который лежал на столике, и принялся читать, краем глаза наблюдая за посетителями. Кто из всех этих блондинов с розовыми икрами и толстым брюхом Гисберт Клаус? Хотя речь шла о секретном агенте, я подумал, что он, вероятно, одет как турист. Тут мне в голову пришла одна мысль: если он профессионал, то мог гораздо раньше заметить мое присутствие. Естественно, если только он не такой же, как я, то есть импровизированный агент, в таком случае мы оба - марионетки в руках наших наставников. Кто давал ему советы? Я не собирался анализировать причины, по которым Германия заинтересована в знаменитой рукописи, поэтому стал размышлять на другую тему - а именно о том, как бы постараться узнать, не настал ли подходящий момент подняться к нему в номер и обыскать там все. Было четыре часа дня. В это время большинство постояльцев гостиниц, если только они не больны, обычно не сидят в своих комнатах. Я не знаком с привычками немецких агентов, поэтому направился в телефонную кабину, набрал номер и довольно долго слушал гудки. Потом я позвонил еще несколько раз - до тех пор, пока не осталось сомнений (он ведь мог быть в ванной), - и направился к лифтам.
Несколько человек поднимались вместе со мной, но на десятый этаж я ехал один. Вышел в коридор, спустился по лестнице, нашел нужную дверь и достал устройство, которое дал мне Чжэн. Оно отлично сработало, дверь открылась, но, закрыв ее, я сообразил, что допустил первую ошибку - не проверил, нет ли в створке волосков или кусочков бумаги. В конце концов, посмотрю, когда буду выходить. Сердце прыгало у меня в груди, пока я шел по маленькому коридору, который вел в комнату, но я сделал над собой усилие и успокоился.
Все было в порядке. С чего начать? На кровати лежал небольшой медицинский чемоданчик, и я принялся обыскивать его. Каково же было мое удивление, когда я увидел надпись по-испански: "Кремы для проктологических анализов". Потом я просмотрел несколько документов, в которых говорилось о воспалениях прямой и ободочной кишки и англоязычный журнал под названием "Наука и проктология в Америке". Как необычно, сказал я про себя. Судя по всему, мы имеем дело с агентом, у которого тяжелый геморрой. Очень по-человечески. Я продолжил обыск. На ночном столике нашел старый номер журнала "Космополитен", после чего направился к шкафу. Тут мое удивление еще более возросло, потому что, открыв ящик, я обнаружил кучу трусиков разных цветов и покроя. Он, что, прибыл вместе с женой? У меня не было на этот счет никакой информации, хотя, честно говоря, размеры комнаты, и особенно кровати, наводили на мысль о том, что это двухместный номер. Потом я открыл одну из дверец гардероба. Внутри висели многочисленные женские платья и костюмы; один из них, белого цвета, лежат сложенный на полу: видимо, уже ношеный.
Я вытащил бумагу, которую дал мне Чжэн, и еще раз проверил имя: Гисберт Клаус. Может, Гисберта? Нет. Невозможно, чтобы Гисберт оказался дамой, поэтому я продолжал искать. В ванной нашел женскую косметичку: румяна, прокладки, незнакомый крем под названием "Вагизил", лак для ногтей. Там же стоял отключенный дорожный утюжок, а на крючке висело вечернее платье небесно-голубого цвета, готовое к тому, чтоб его надели. Рядом с платьем были разложены миниатюрные трусики с голубым шитьем, бюстгальтер и прозрачная комбинация. Ничего, что указывало бы на присутствие мужчины.
Внезапно до меня донесся шум из коридора. Я задержал дыхание, но ничего не произошло. Кто-то вошел в соседний номер. Тем не менее испуг заставил меня отдать себе отчет в том, как я рисковал, мешкая. Я заторопился. Где-то здесь должны быть вещи Гисберта Клауса. Но, открыв чемоданы, я обнаружил то же самое: женское белье и книги по проктологии. После этого решил уйти, думая, что данные, которыми меня снабдили, содержат какую-то ошибку.
К счастью, когда я оказался за дверью, в коридоре никого не было. Я стал искать волоски и кусочки бумаги на полу, но ничего не увидел. Покончив с этим, я сел в лифт, перестав наконец чувствовать беспокойную пустоту в желудке, и спустился в холл, чтобы позвонить Чжэну. Черт, но тут я столкнулся с очередной проблемой: было слишком рано, чтобы с ним связываться. Я не хотел, чтобы у него возникли проблемы из-за звукового сигнала или вибрации телефона. Можно было бы посоветоваться с Ословски, но мне не дали его номера. Так что я решил подождать, прогулявшись тем временем по торговому центру, который располагался внизу отеля, - "Люфтганза-центр". Осматривая его, я удостоверился, что все здесь немецкого происхождения, и отель, и магазин, - идеальное место для немецкого шпиона.
Пройдясь по киоскам и купив номера "Монд", "Эль Пайс" и "Либерасьон", я вернулся в кафе, располагавшееся рядом со стойкой администратора, довольный тем, что могу посвятить несколько часов отдыху и чтению, потому что, по правде говоря, утренние события заставили меня немного понервничать. Хорошая кружка пива, фисташки или картофельные чипсы, свежие газеты - именно это мне было сейчас нужно.
Первая кружка пива была только прелюдией ко второй, вторая - к третьей, а дойдя до середины статьи Сержа Жюли в "Либерасьон" по косовской проблеме, я услышал голос, обращенный ко мне:
- Вы позволите? - Толстенький человечек на очевиднейшем американском испанском просил разрешения посмотреть "Эль Пайс".
- Конечно, пожалуйста, - сказал я.
- Спасибо, я через минуту вам ее верну.
Человек сел за соседний столик и начал читать. У него был странный акцент. Он не просто говорил по-испански, но говорил очень хорошо. Я наблюдал за ним краем глаза, намереваясь произвести физиогномический анализ. Это Клаус? Не может быть. Я знаю, что имена ни в коей мере не указывают на внешность, но, честно говоря, думая о Гисберте Клаусе, я ожидал увидеть блондина-тевтона. Это просто случайность, сказал я себе и заказал еще пива.
Через минуту, возвращая мне газету, незнакомец снова заговорил со мной.
- Благодарю. Сеньор - испанец? - спросил он.
Я не знал, что отвечать, ведь нельзя было забывать, что я выполняю секретную миссию. Но, не сумев выдумать ничего подходящего, я ответил:
- Нет, я колумбиец.
- Ах, черт, до чего же приятно, - сказал толстяк. - Самый нежный кофе в мире. Гарсиа Маркес. Ботеро. Кумбия и вальенато. Позвольте представиться, я Рубенс Серафин Смит, бразилец из Соединенных Штатов.
- Серафин Суарес Сальседо, очень рад, - представился я и тут же осекся, не потому, что я ненавижу произносить свое полное имя, которое я действительно терпеть не могу, а потому что подумал, что не должен был этого делать. Проблема в том, что Чжэн не дал мне никаких инструкций на этот счет.
- А что делает благородный соотечественник Хуана Вальдеса и Того Ла Момпосины в такой дали, если не секрет? - продолжал спрашивать человек.
- Ну… видите ли, - сказал я ему. - Я журналист, готовлю репортаж о религиях в Китае.
- О, какая интересная тема! - с энтузиазмом воскликнул он. - Я всегда хотел быть журналистом. Но, видите ли, при распределении обязанностей в этой юдоли печали мне выпало быть проктологом.
Услышав это, я похолодел. Проктолог. Журналы и записи по проктологии в номере. Неужели это и впрямь Гисберт Клаус? Вычислил меня и теперь выпытывает, что мне известно? Если это так, у меня преимущество - он не знает, что я знаю, кто он такой.
- Позвольте мне заказать выпивку, чтобы отметить наше знакомство, друг мой, - сказал человек, пересаживаясь за мой столик и подзывая официанта. - Два виски со льдом! Вас устроит виски со льдом?
- Да, устроит, - ответил я, немного не успевая за развитием событий. - Большое спасибо. Это мой любимый напиток.
- Не каждый день колумбиец и бразилец встречаются в Пекине.
Он был симпатяга и весельчак. По его словам, участвовал здесь в скучнейшем конгрессе по проктологии. Он признался мне, что, как всегда, единственное, что спасало положение, - это люди. Человеческий фактор. Потом он объяснил мне что-то, чего я не понял и что имело отношение к некому спиритуалистическому направлению внутри его профессии. Я нервничал, но делал все, чтобы казаться дружелюбным. Виски, с приятной постепенностью вливаясь в меня, помогло обрести спокойствие.
Было около восьми, когда произошло нечто чрезвычайное. Вот уже некоторое время мой симпатичный приятель по третьему кругу пересказывал аргентинские шутки, когда я вдруг заметил, что кто-то подошел к нашему столу. Это была женщина лет сорока, очень красивая, в платье небесно-голубого цвета. У меня по спине будто прошел электрический ток: на ней был тот самый наряд, который я видел в ванной Гисберта Клауса! Дыхание сбилось, мне пришлось искать воздуха в стакане с виски, но в результате я закашлялся и мне пришлось поставить его на стол.
- Эй, парень, - приветливо обратилась ко мне подошедшая дама, - ты как будто смерть увидел.
- Извините, - ответил я ей, - виски попало не в то горло… Серафин Суарес Сальседо, очень рад вас видеть.
- Наш друг-колумбиец, Омайра, - сказал врач. - Видишь, из-за твоей красоты у людей дыхание прерывается. Официант! Три порции виски!
Женщина присела за столик и закурила сигарету.
- Омайра Тинахо, рада познакомиться, извините, если я заставила вас закашляться… Постучать по спине?
- Нет, спасибо, - ответил я ей. - Уже проходит. Все в порядке, спасибо.
Я поднял голову и столкнулся с ней взглядом. На мгновение я вспомнил глаза Коринн. Горячие, без юношеской заносчивости, с такими небольшими морщинками, которые придают тайну и глубину зрелым женщинам.
Принесли виски, и я не знал, что делать: алкоголь слегка ударил мне в голову. Я пил медленно, слушая шутки проктолога о Фиделе Кастро. Омайра вызывающе смеялась. Каждый раз, поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее, я сталкивался с ее взглядом, устремленным на меня.
- По твоему лицу видно, что ты очень хороший человек, - сказала мне Омайра. - Скажи, дорогуша, что ты делаешь в Пекине?
- Я журналист, - ответил я, нервничая, ослепленный ее красотой. - Работаю на французское государственное радио.
- Не говори мне, что ты живешь в Париже…
- Но я живу в Париже. Уже почти двадцать лет.
- Ах, как я тебе завидую, - воскликнула Омайра. - Жить там - моя мечта. Лувр. Сена. Елисейские поля. Шанз Элизе - так произносится?
- Да, так, - подтвердил я. - Ты там была?
- Ну да! Меня никогда не приглашали… - ответила она.
- Ну вот, здесь сидит кое-кто, кто тебя пригласит, так, журналист? - перебил Рубенс Серафин Смит.
- Конечно, Омайра, - ответил я, набирая в рот виски и уверенный в том, что падаю в сладкие сети, и в то же время видя, как там, в глубине, в зрачках Омайры, открывается некая дверца: я чувствовал, что ее душа и моя были странным образом едины. Это было безумие. Нужно было срочно, уходить.
- Будь поосторожней с этим приглашением, парень, - сказала она, пристально глядя на меня. - Смотри, как бы я не приняла его.