- Адамс… - едва слышно произнесла Эвелин, пытаясь защититься от ослепительного света, бьющего по глазам.
- Адамс… - тихо повторил Батлер. Лицо его сразу осунулось. Он тяжело поднялся из-за стола и выключил лампу прожектора.
Наступившая темнота ударила по натянутым до предела нервам Эвелин. Она потеряла сознание.
- Выйди, милочка! - толкнул ее Вильямс и, подняв со стула, вывел из кабинета.
Майор, приподняв одну штору, заглянул в густо разросшийся сад, подступавший вплотную к окну.
"Адамс… - думал он. - Сразу видна его работа. С помощью этой записи он попытается воздействовать на Перси, а может, и на меня, раз я отвечаю за лейтенанта. Устраивать скандал нельзя ни в коем случае. Остается один-единственный путь - сделка с Адамсом. Я, майор Батлер, шеф одного из отделений Си-Ай-Си, бессилен против какого-то занюханного наци".
XIII
Проехав Потсдамскую площадь, Сид сбавил скорость, предъявил на контрольно-пропускном пункте свои документы солдатам Национальной Народной армии ГДР и стал спускаться по Лейпцигерштрассе. Хотя Паули не раз бывал в Восточном Берлине, он не переставал удивляться. Каждый раз ему казалось, что он попал в другой мир.
Залитая неоном Курфюрстендамм, поток автомобилей, нервно снующие по улице люди, кричащие о последних сенсациях продавцы газет, рекламы кинозвезд - все это осталось позади.
Здесь все выглядело спокойнее, солиднее и серьезнее. Сид обратил внимание на транспарант, призывающий к запрещению ядерного оружия.
"У нас тоже многие выступают против атомного вооружения. Но здесь борются не в одиночку, а всем государством. Они используют все средства: радио, кино, прессу…"
Сид вспомнил разговор, происходивший месяц назад в пресс-клубе с одним восточным журналистом. Тогда он посмеивался:
- Ваши газеты скучны и неинтересны. То, что вы печатаете, не имеет ничего общего с журналистикой.
Его коллега снисходительно улыбнулся:
- Если вы подразумеваете под словом "журналистика" ходкий бульварный материал, то вы правы. Убийства, вызывающие омерзение, гаденькие постельные истории, ненормальные браки, проституция, преступления любого вида, коррупция - вот что помещаете вы под броскими заголовками. Неужели развод или преступление стоят внимания читателя?
- "Внимание", возможно, не то слово, - заметил Сид. - Но этот материал увлекателен, читается с жадностью, в общем, сенсационен.
Коллега из Восточной Германии сказал, что, по его мнению, все это выглядит довольно жалко.
- Настоящей сенсацией было бы выступление вашего государственного деятеля, посвященное разоружению, или протест боннского парламента против запрета Коммунистической партии Германии.
- Политика… Голая политика. Без конца одно и то же!.. - последовало возражение Сида. - Но у нас пишут обо всем. Мы свободны. И не носим идеологических корсетов.
- У вас своеобразное представление о свободе. Может быть, по-вашему, это свобода, когда людей, выступающих за мир и взаимопонимание между народами, оскорбляют и преследуют, в то время как известные всему миру поджигатели войны, недобитые фашисты и реваншисты в открытую могут заниматься своим пакостным ремеслом. Вместо них в тюрьмах у вас сидят подставные лица. Напишите об этом в своих газетах - это будет действительной сенсацией.
Тогда до Сида не доходил смысл этих слов. А теперь он сам пришел в ГДР как враг. Враг вот этих самых людей, которые идут по улицам, которые знают, чего хотят, и говорят об этом громко, заявляют на своих собраниях и пишут на транспарантах.
"Я гнусный, мелкий воришка из политического отребья, - горько подумал о себе Сид. - И оправдания тут быть не может".
На мгновение он подумал, не развернуться ли ему и не дать ли тягу отсюда. Но тут вспомнил о фотоснимках, которые Батлер выслал бы Дорис.
Он остановился перед институтом и сообщил о себе дежурному. Тот проверил удостоверение Сида, выписал пропуск и послал его к какому-то секретарю. Несколько минут спустя Сид вошел в кабинет Арендта.
Профессор сразу же вспомнил своего старого друга Паули и возбужденно заговорил:
- Да-да, ваш отец… Тогда мы, молодые доценты в Гёттингене, всегда были вместе. В свое время я очень часто бывал в вашем доме. Как поживает ваша мама? Она была очаровательной молодой дамой.
- Она умерла, - ответил Сид.
- Как жаль… Отец, наверное, очень тяжело переживал… - Профессор на миг умолк, а затем спросил:
- У вас есть братья или сестры?
- Нет.
- Тогда я вас знаю, - Арендт улыбнулся. - Вы были еще ребенком, когда я вас видел в последний раз. Я помню, как принес вам однажды…
Сид внимательно всмотрелся в лицо профессора. Голос его стал казаться ему каким-то очень знакомым. Ну конечно же! Перед ним вырос образ из далекого детства. Это тот самый "дядя", который по воскресеньям приходил к ним в дом к обеду. И всякий раз у него был для маленького Сида какой-нибудь сюрприз.
- Я вспомнил! - искренне обрадовался Сид. - Вы мне принесли большую железную дорогу с лесовозом.
Арендт кивнул.
- Верно. С вашим отцом я виделся последний раз в Гамбурге. Это было примерно лет двадцать назад. После этого мне приходилось только читать его работы в научных журналах. Он талантливый физик.
Глядя мимо Арендта, Сид медленно выговорил:
- В ближайший вторник мой отец приедет в Берлин. Он просил меня пригласить вас и еще нескольких коллег к себе на обед в отель на Штейнплац. К сожалению, в среду он вынужден будет снова улететь в Гамбург. Он был бы очень рад увидеться с вами. Если бы у него было больше времени, он, разумеется, сам навестил бы вас.
Профессор был приятно удивлен.
- Разумеется, я приеду в отель на Штейнплац. Это прекрасное место для встреч.
Арендт взглянул на календарь.
- Так вы говорите - во вторник. Гм… С двух часов дня я как раз свободен. Впрочем, не могли бы вы во вторник утром заглянуть сюда еще раз или позвонить мне?
- Разве может что-нибудь помешать? - поторопился спросить Сид.
- Нет, нет! - заверил его профессор. - В крайнем случае я приеду под вечер. Мне бы только не хотелось, чтобы из-за моего опоздания ваш отец оттягивал обед…
Сид стал поспешно прощаться. У него не было больше сил продолжать эту ужасную сцену. Когда он вышел на улицу, ему стало не по себе. Как все это мерзко!..
…А ведь была эта игрушечная железная дорога. И мать, ласковая и энергичная. И отец, всегда такой далекий от земных забот. И этот вот профессор Арендт, которого он потом совсем забыл.
На смену дорогим воспоминаниям явились ненавистные физиономии Перси, Мюллера и этого типа в роговых очках.
"Как я докатился до этого? - в отчаянии подумал Сид. - И зачем им нужно, чтобы я заманил Арендта в Западный Берлин? Чего они хотят от него? Но уж если им интересуется Си-Ай-Си, значит, ему грозит страшная опасность. Мне надо предостеречь его, я должен рассказать ему обо всем. А если он не поверит мне?.. Но если он не появится в отеле, фотографии будут высланы Дорис. Я потеряю и ее, и ребенка".
Сид завел мотор своего "вагена" и медленно повел машину по улицам. Задумавшись, он проехал мост и неожиданно для себя очутился у Трептов-парка.
"А не пройтись ли мне немного?" - подумал он, остановил "ваген" и вошел в парк.
Сухие дорожки были аккуратно подметены. Оголившиеся ветви громадных деревьев тянулись в свинцово-серое осеннее небо. В парке шумели ребятишки, запускавшие бумажных змеев. Это были отличные змеи, самой разнообразной формы и конструкции, поднимавшиеся на разную высоту.
Сид смотрел на детей и радовался вместе с ними, когда модель почти вертикально взмывала вверх.
Он с удовольствием бы и сам стал запускать с ними этих змеев. Очень ему захотелось повозиться с ребятней, поговорить с ней. Тут он снова вспомнил, почему он здесь.
"Узнав, кто я, ребятишки заплевали бы меня", - подумал Сид. Он устало поднялся и медленно поплелся обратно, к своему "вагену".
У Батлера было хорошее настроение.
Мюллер недавно доложил ему, что Арендт согласился.
- Вы послали за мисс Эвелин? - спросил он Вильямса.
Сержант кивнул:
- Она уже здесь, сэр!
- Прикажите ей войти.
Эвелин вошла в кабинет. Она была очень бледна.
Батлер стал внимательно разглядывать ее.
- Камеры военной полиции не очень комфортабельны, не так ли?
Эвелин молчала.
- Я даю вам последний шанс, - продолжал майор. - В Восточном Берлине вы провернете для нас одно дельце, очень горячее. Согласны?
Эвелин кивнула.
- Тем лучше. В определенный час, точное время мы вам еще назовем, на остановке "Фридрихштрассе" вы встретитесь со связным, который вам расскажет о деталях. На подготовку задания даю вам десять дней.
- Для чего же столько времени? - спросила Эвелин.
- Об этом вам тоже скажет связной, - ответил Батлер. - Сейчас можете возвращаться к себе домой, но будьте готовы к вызову. Выезжайте из дома не позже чем через полчаса после вызова.
- Хорошо! - сказала Эвелин и встала…
Приготовив глазунью, Сид без особого аппетита проглотил ее. В раковине под водопроводным краном постепенно вырастала целая гора грязной посуды.
Сид твердо решил поехать в Брауншвейг после выполнения задания.
"Во всем этом деле совершенно очевидна какая-то подлость, - думал он. - Мне надо что-то предпринять. Но что? Я не могу допустить, чтобы Арендт попал в ловушку, и нельзя допустить, чтобы Батлер выполнил свою угрозу и выслал снимки Дорис".
У двери раздался звонок.
"Наверное, Винкельман! - вспомнил Сид. - Боже мой, я совсем забыл - ведь надо было оформить контракт!"
Сид вскочил и поспешил к входной двери.
На пороге стоял представительный мужчина. Никогда раньше Сид его не встречал.
- Адамс, - учтиво представился незнакомец. - Мне надо поговорить с вами об одном очень срочном и важном деле.
- Прошу! - Сид отступил в сторону, пропуская посетителя.
"Что могло ему понадобиться от меня? Впечатление он производит хорошее. Не пришел ли он потолковать о моем новом месте? Возможно, это и есть тот самый главный редактор, о котором рассказывал Винкельман…"
Сиду очень хотелось поверить в это. Он подпишет любой договор и избавится от Батлера. До последнего мгновения он жил ожиданием какого-то чуда. Вот оно произойдет, и он навсегда покончит со всем этим кошмаром.
Адамс разделся и прошел вслед за хозяином в гостиную.
- Вы сотрудник Си-Ай-Си, - без предисловий обратился он к Сиду.
- Кто мог вам сказать такую чепуху? - испуганно перебил его Паули. В один миг все его надежды рухнули.
- Ну конечно же, - хохотнул Адамс, - разве вы могли ответить мне по-другому? Итак, вы сотрудник Си-Ай-Си. Чтобы вас испытать, к вам подослали работающую в Си-Ай-Си фрейлейн Эвелин. Вы неплохо провели ночь в домике этой дамы и позже были шантажированы с помощью киноаппарата и магнитофона, которые незаметно для вас засвидетельствовали факт вашего посещения… Вы хотите что-то сказать, господин Паули?
- Нет! - отрывисто прозвучал голос Сида.
- Теперь вы получили задание - завлечь профессора Арендта в Западный Берлин. Чего от него хотят американцы?
Сид лихорадочно соображал. "Может, это посещение - попытка американцев проверить мою благонадежность?.."
Он решил прикинуться, будто слышит обо всем этом впервые.
- У вас богатая фантазия, господин Адамс!
- Майор Батлер мог бы порадоваться вашему ответу, - дружелюбно ответил Адамс. Затем, вынув свое удостоверение, положил его на стол.
- Прошу вас, убедитесь сами, господин Паули. Я ответственный работник Федерального ведомства по охране конституции. Я готов вам помочь. Ведь вы находитесь в довольно глупом положении, не так ли?
Сид метнул недоверчивый взгляд на удостоверение.
- Оно не поддельное, - заверил Адамс. - Если вы желаете убедиться, мы можем тотчас же отправиться в мое бюро, и там вы получите дополнительное подтверждение.
- Что вы от меня хотите? - спросил Сид.
- Мне хотелось бы сделать вам одно предложение. Разумеется, мы работаем совместно с американцами, но в некоторых деталях наши интересы расходятся. И прежде всего, когда речь заходит о чисто немецких делах. К примеру, в деле Арендта. Вы, господин Паули, немец, и я тоже немец. Поэтому в первую очередь мы должны преследовать свои, немецкие интересы.
- Что вы под этим подразумеваете? - обескураженно спросил Сид.
- Работайте с нами, для Германии! В случае если вы попадете в трудное положение, мы защитим вас. Как только вы станете ненужным для американцев, они немедленно постараются вас убрать. Правда, сейчас вы можете и дальше спокойно работать на Си-Ай-Си. Это даже нужно. Нас интересует все, что у них происходит… А платим за это мы хорошо.
На какую-то долю секунды у Сида мелькнула надежда, что благодаря Адамсу он сможет отделаться от американцев и от всего этого вообще. Он уже был готов поверить этому человеку. Но тут же решил проверить Адамса.
- Очень интересно! - сказал он. - Но не кажется ли вам, что вы меня с кем-то спутали?
Адамс улыбнулся уголком тонкого рта.
- В нашей работе подобные ошибки почти исключены. Основательно обдумайте мое предложение. Если захотите отказаться, вам вряд ли можно будет позавидовать, особенно когда мы сообщим восточным органам некоторые известные нам данные.
- Я вас не понимаю, - произнес Сид.
- Не исключена возможность, что вас разоблачат коммунисты, а это не очень-то устроит Батлера. Вам, конечно, может взбрести в голову сообщить о нашем сегодняшнем разговоре Си-Ай-Си. Я постараюсь сделать так, чтобы у Батлера сложилось мнение, что вы сами обратились к нам, чтобы освободиться от него. На такие вещи мой старый друг майор обычно смотрит очень косо.
Сид задохнулся от ярости. Он долго молча рассматривал холодное сытое лицо своего собеседника. Потом выдохнул:
- Свинья!
Адамс, ничем не выдавая своего волнения, тотчас же поднялся. Надменно усмехнулся:
- Это вы кому?..
Уже стоя в прихожей и натягивая на себя пальто, он произнес спокойным, деловитым тоном, будто ничего и не произошло:
- Я даю вам три дня сроку, чтобы вы взвесили мое предложение. Ровно три дня. После этого я снова приду сюда. Если вы опять не согласитесь, я вам гарантирую, что у Батлера вы не заработаете больше ни цента.
- Убирайтесь вон! - угрожающе сказал Сид.
Адамс вежливо кивнул ему и вышел.
Сид медленно вернулся в гостиную и остановился посредине комнаты.
"Я сам свинья! Играю роль мелкого грязного шпиона и негодяя. Поэтому он так со мной и обращался. Точно так же относятся ко мне Батлер и Перси, Мюллер и Джим. Точно так же подумала бы обо мне и Дорис, если бы вдруг узнала обо всем".
Он качнулся к столу, ухватился за спинку стула и, опустившись на него, сжал голову ладонями.
"Если бы я совершил преступление, если бы украл, обманул или даже убил кого-то, я добровольно мог бы предстать перед судом, получить заслуженную меру наказания, искупить свою вину и после этого начать новую жизнь. Но у меня нет даже такой возможности. Отдайся я в руки закона, чтобы обвинить самого себя, - и американцы, и этот Адамс сочтут меня за психопата и на суде отрекутся от меня. Ни один прокурор не решится выдвинуть против меня обвинение, ведь нет ни одного свидетеля моей вины".
Внезапно перед ним в полной ясности предстало его нынешнее положение: он стал человеком вне общества. Его гражданских прав больше не существовало. Он стал только объектом чьих-то холодных расчетов, единицей в штате контрразведки, человеком, лишенным собственной воли и достоинства.
XIV
- Гартман? Хорошо, просите! - Профессор Арендт положил трубку на рычаг и недовольно зашелестел таблицами, разложенными на письменном столе.
Он не любил, когда ему мешали работать.
С этим Гартманом из министерства государственной безопасности он познакомился всего недели две назад, когда тот приходил сюда, чтобы обсудить, как лучше сохранить в тайне проводившиеся исследования.
"Что ему опять понадобилось от меня? Какие-то перестраховщики… В конце концов, мы работаем над новыми видами теплостойких пластиков и не производим никакого вооружения…" - Профессор неодобрительно покачал головой.
Он жил в мире научных расчетов, вычислений и смелых экспериментов. Он знал, насколько важна его работа для развития экономики ГДР, но поверить, что кто-то с Запада может помешать его деятельности из политических соображений, как неоднократно напоминал ему Гартман, поверить в это было свыше его сил. Поэтому Арендт с неудовольствием ждал посетителя, о котором ему только что доложили.
- Доброе утро, господин профессор! - сказал вошедший Гартман, протягивая Арендту свою крепкую ладонь.
Это был мужчина среднего роста, с неприметными чертами лица и спокойными серыми глазами.
- В последнее время вы довольно часто удостаиваете меня своим вниманием, коллега Гартман. Чем это я так заинтересовал службу госбезопасности?
Гартман ожидал подобного вопроса. Он уже привык к тому, что его появление воспринималось без особого удовольствия. Такова уж была его профессия - он всегда появлялся в тот момент, когда возникала угроза, о которой никто пока и не подозревал.
- Господин профессор, - начал он, - вам, конечно, известно, что означает для нашего государства успех вашей работы. К сожалению, вашей деятельностью заинтересовались несколько человек, которые с удовольствием помешали бы вам.
На лице профессора появилось недоумение.
- Вы говорите об этом все время. И все же я никак не могу понять ваших заявлений. Мои научные изыскания, в конце концов, идут на пользу всему человечеству.
Хотя Гартману был чужд профессорский идеализм, он утвердительно кивнул:
- Согласен. Только не забывайте одну особенность вашей работы. Она должна усилить нашу экономику, нашу роль на мировом рынке. Это будет еще одним доказательством превосходства нашего общественного строя. А это уже область политики. Враги стараются затормозить наше развитие. В выборе средств и способов для достижения своих целей они не стесняются: эмбарго, саботаж, кража патентов и прочее.
- К чему вы рассказываете мне все это? - прервал его Арендт. - Я сижу здесь, в своем институте, и работаю. Никто мне не мешает, и я никому не мешаю. Впрочем, - прибавил он с оттенком иронии, - вы ведь приставлены ко мне как ангел-хранитель…
Гартман с удовольствием поддержал шутливый тон профессора.
- Совершенно верно. И этот ангел-хранитель должен время от времени действовать. Иначе он не оправдает своего назначения.
- У вас такой вид, будто мне в данное время необходимо ваше покровительство? - осведомился профессор.
- Да.
Арендт ощутил легкое беспокойство. Хоть он и считал опасения Гартмана преувеличенными и докучливыми, он отдавал, тем не менее, должное деятельности представляемых Гартманом органов.
- У вас появились какие-то сведения? - спросил он.
- Да.
- Какие же?
- То, из чего я исхожу, еще не доказательства. А о вещах, которые ничем нельзя подтвердить, лучше не говорить. Но вы могли бы помочь нам найти доказательства.
- Дельфийский оракул не смог бы лучше ответить на мой простой вопрос, - рассердился Арендт. - Как я могу помочь вам в деле, о котором сам ничего не знаю?