- Хотя бы тем, что дадите мне некоторые справки.
- Великолепно, начинайте, - вздохнул Арендт.
Гартман откинулся на спинку стула и задумчивым взглядом скользнул по таблицам, устилавшим письменный стол.
- Предположим, господин профессор, что кто-то решил бы серьезно навредить вашей работе. Какой бы он, по вашему мнению, выбрал путь?
- Я, право, не знаю, - нерешительно проговорил Арендт. - Возможно, что попытался бы украсть часть моих выкладок или уничтожить ряд важных установок в моей лаборатории.
- Можно ли было бы в результате этого окончательно остановить ваши опыты, сорвать их? - спросил Гартман. - Или вы могли бы снова восстановить ваши расчеты и установить новое оборудование?
- Естественно, я смог бы сделать это, - ответил профессор, - но на это ушло бы много времени.
- Для врага это было бы неполной победой, - Гартман встал и заходил по комнате взад и вперед. - Это лишь малая толика… Они, скорее всего, уничтожили бы одним ударом ваше дело или использовали бы в своих целях вас.
- Это, очевидно, не так-то просто. Как эти люди, о которых вы столько говорите, собираются это сделать?
Гартман остановился перед профессором.
- Очень просто. С вашей помощью.
- С моей помощью?
- Конечно! Если бы им удалось перетащить вас на свою сторону, все результаты вашей многолетней исследовательской работы были бы безнадежно потеряны для нас и достались бы врагам.
- Простите… - Арендт не на шутку рассердился. - Или вы мне не доверяете?
- А хотя бы и так… - холодно произнес Гартман.
- Тогда я немедленно слагаю с себя руководство институтом и передаю свою тему…
- Дальше? - не отставал Гартман.
- Вам этого мало? - возмутился профессор. - Пожалуй, я могу уйти, прежде чем меня посадят в тюрьму. Или вы полагаете, что я не найду себе применение в других странах?
- Все ясно! - Гартман радостно улыбнулся и успокаивающе положил; свою ладонь на плечо профессору. - Примерно так я и представлял себе вашу реакцию… На то же, видимо, рассчитывают и они. Вы один из наших заслуженных ученых, пользуетесь большим доверием нашего правительства и нашего народа…
- Зачем же тогда было выкладывать мне весь этот вздор? - проворчал Арендт. - Я нахожу вашу шутку, если это была шутка, в высшей степени неуклюжей.
- Давайте присядем, - предложил Гартман. - К сожалению, это была не шутка. Дело гораздо серьезнее. Представьте себе, что некие люди убедительно внушили бы вам, что мы не доверяем вам. Они представили бы вам ловко сфабрикованные доказательства того, что мы считаем вас ненадежным человеком, что мы собираемся предпринять против вас какие-то меры, которые ограничили бы вашу личную свободу. Если бы вы возмутились этим, они предложили бы вам соблазнительное место в другой стране. Поверьте мне, господин профессор, что этот сам по себе неуклюжий прием они использовали уже не раз, и довольно успешно. Вспомните хотя бы профессора Флаха! Он покинул республику и несколько месяцев спустя, в Бонне, покончил жизнь самоубийством, когда узнал, что с ним вели двойную игру.
Арендт побледнел.
- По-видимому, это все же исключительный случай, - проговорил он. - Я. конечно, догадываюсь, зачем вы мне все это рассказали. Видимо, службе государственной безопасности не очень хочется, чтобы я встретился с несколькими моими старыми коллегами в Западном Берлине. Угодно вам или нет, но я сдержу свое слово.
- Так вы уже получили приглашение на встречу в Западном Берлине? - настороженно спросил Гартман.
- А вам будто это неизвестно? - иронически осведомился Арендт. - Я думаю, что вы могли бы это знать.
- Нам было известно, что вас попытаются уговорить… Кто же вас пригласил? - спросил Гартман.
- Сын моего старого друга профессора Паули. Он был у меня сегодня. Его отец и несколько других ученых ждут меня в следующий вторник в отеле на Штейнплац. По-моему, все очень мило.
- Вы твердо уверены, что этот посетитель - сын вашего друга?
- Разумеется! - обиженно откликнулся Арендт. - Я знал его еще тогда, когда он был ребенком. Ну а теперь вы, наверное, скажете, что лучше бы я не принимал этого приглашения, так как на той стороне ждут злые разбойники, которые хотят засунуть меня в мешок и утащить.
Гартман сделал успокаивающий жест.
- Нет, я не хочу этого делать. Встречайтесь на здоровье со своими коллегами.
- Ах, вы не сомневаетесь во мне! - продолжал, саркастически улыбаясь, профессор. - Как я рад! Но прежде вы все же позволили себе сыграть шутку со мной?
Умеющий прекрасно владеть собой, Гартман спокойно ответил:
- Вы так же хорошо, как и я, знаете, что Западный Берлин - это осиное гнездо. Там всячески стараются нам навредить. Обстановка слишком серьезная, чтобы можно было шутить.
- Ну хорошо, - переменил тон Арендт. - Я не политик, я исследователь. Вам не надо так беспокоиться за меня. А вообще, уважаемый коллега, мне кажется, у вас слишком богатая фантазия.
Гартман усмехнулся.
- Господин профессор, человек - очень странное создание. По той или иной причине он может за один день или за одну ночь превратиться в архангела, дурака или… стать преступником. И никто не заметит этого. Зато если на его пиджаке будет недоставать одной пуговицы, то это сразу же бросится в глаза каждому.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил Арендт, недоумевая.
- Ничего особенного. Вы ученый и с огромным напряжением сил работаете в своей области. У вас не хватает времени, чтобы интересоваться всеми людьми, которые… ищут знакомства с вами. Порой, - Гартман улыбнулся, - вы можете не заметить у вашего собеседника и недостающей пуговицы.
- Вы намекаете на оторванность ученых от жизни, на их рассеянность, которая уже вошла в поговорку?
- Нет, - сказал Гартман. - Я думал не об этом. Я очень хорошо понимаю, что такого человека, как вы, мало может интересовать все, что находится за пределами вашей науки. Но ведь вы, господин профессор, работаете в обществе. В этом же обществе работаем мы, я и мои коллеги. Мы призваны вас защищать в случае опасности. Наша работа не из легких.
- Вероятно, вы правы, - после некоторого раздумья проговорил ученый. - Но что требуется от меня?
- Очень немногое. Доверять нам. И еще - это было бы очень хорошо - безотлагательно сообщать нам обо всем, что заметите странного или подозрительного вокруг себя.
- Я буду немедленно вас извещать.
Гартман поднялся.
- Благодарю вас, господин профессор!
XV
Эвелин сложила свои вещи на кровать. Небольшой чемоданчик из крокодиловой кожи она отставила в сторону и остановила свой выбор на простом стандартном чемодане.
"На той стороне не должны заметить, что я приехала с Запада", - подумала она и принялась укладывать вещи.
Она понимала, что ее шансы на возвращение в лучшем случае составляли пятьдесят на пятьдесят. Если уж Батлер назвал это заранее горячим дельцем, значит, оно в самом деле опасно.
Однако опасность не пугала Эвелин. Ее уже не раз посылали на Лейпцигскую ярмарку в ГДР, да и в другие социалистические страны. Риск стал неотъемлемой частью ее существования, своеобразным стимулятором. Он был нужен ей, чтобы как-то заполнить пустоту жизни.
"Мне дают хоть какую-то свободу действий только в том случае, когда я попадаю в трудное положение. Каждый мой шаг они заранее расписали и в то же время ожидают от меня, что в критический момент я сама найду выход из положения", - горько думала Эвелин.
Она подошла к зеркалу.
"Боже мой, как может внутренне измениться человек, внешне почти не меняясь!"
Уже около пяти лет она работала на американскую секретную службу. До этого она была наивной, даже сентиментальной девчонкой, полной надежд на будущее. До тех пор пока в ее жизнь не вошел Билл Мортимер.
В то время Эвелин работала чертежницей в патентном учреждении.
Как-то, когда она после окончания работы стояла на автобусной остановке, подъехал элегантный открытый автомобиль и остановился у тротуара прямо перед ней. Энергичный, красивый мужчина открыл дверцу, повернулся к Эвелин и, улыбаясь, произнес:
- Хэлло, мисс, автобус подан!
Эвелин почувствовала восхищенно-ревнивые взгляды стоявших рядом девушек. Мужчина низким и мягким голосом снова повторил:
- Прошу…
Эвелин, встретившись с ним глазами, беспрекословно, как загипнотизированная, села рядом с ним.
В тот же вечер она стала его любовницей.
Билл Мортимер относился к разряду сердцеедов, пользующихся неизменным успехом у женщин. Его мужественная красота и сила преодолевали любое сопротивление. Взгляд его серых глаз, нежных и холодных, всегда немного насмешливых, обезоруживал Эвелин. Она беспрекословно повиновалась ему. Однажды он попросил сделать для него копию с чертежа, над которым она в то время работала, - она сделала ее. В течение нескольких недель она доставляла ему дубликаты чертежей различных конструкций - эти чертежи были поданы ее шефу как заявки на получение патента.
Так продолжалось некоторое время, и вдруг…
Некое иностранное общество заявило протест против выдачи одного патента и доказало, что такое же изобретение было зарегистрировано у них на восемь дней раньше. Сходство чертежей оказалось совершенно поразительным, и шеф предпринял расследование среди своих служащих.
Эвелин в отчаянии бросилась к Мортимеру. Он спокойно посоветовал ей уволиться со службы.
Эвелин так и сделала. Ее шефу не пришло в голову заподозрить ее в чем-нибудь. Он даже дал ей отличную рекомендацию. А потом состоялся процесс, и шеф приговорен был к уплате большой договорной неустойки.
Вскоре Мортимер, оставив своей любовнице немного денег, исчез.
Прежде чем Эвелин сообразила, что он ее бросил, откуда-то появился его приятель - он повез ее к Батлеру.
Майор с ней не церемонился. Он предложил ей "выгодное" место в Си-Ай-Си, а когда она возмущенно отказалась, объяснил ей, что уже в течение длительного времени она фактически работала на них: Мортимер был их человеком. Ей оставалось только выбирать между немецким судом и работой на американскую секретную службу.
Когда Эвелин поняла, чем она была для Мортимера, силы покинули ее.
А через некоторое время она согласилась на предложение Батлера.
Ничего другого он и не ожидал.
Эвелин взглянула на часы. Время у нее еще было. Встреча со связным на остановке "Фридрихштрассе" должна состояться только через два часа.
Она ненавидела свое элегантно обставленное бунгало, которое служило единственной цели - быть золоченой оправой для нее, для ее тела. Когда обставляли этот дом, с ее личными вкусами и желаниями никто не посчитался.
Эвелин знала, что даже ее собственное тело больше не принадлежало ей. Оно принадлежало только Си-Ай-Си.
Она подняла чемодан и быстро вышла из спальни. На кухне присела на один из белых стульев и закурила.
Вся ее былая ненависть к Мортимеру странным образом обратилась теперь против Батлера, ставшего для нее воплощением всякого зла. Если б можно было убить его! Два года назад ей дали пистолет и обучили метко стрелять.
Во время занятий по стрельбе, проходивших в специально оборудованном под тир подвале, несколько раз присутствовал Батлер. Безмолвно, но внимательно наблюдал он за тренировками своих агентов. Эвелин тогда показалось, что он чувствует, как она его ненавидит.
Она раздавила сигарету и встала.
С чемоданом в руке Эвелин уходила из своего бунгало, так и не обернувшись ни разу.
Батлер с удивлением обнаружил, что начинает нервничать.
Сегодня он в хорошо сшитой парадной форме сидел в зале офицерского клуба, ожидая встречи с Адамсом.
Этот проклятый немец заставлял его ждать уже целых четверть часа! Но это было не единственной причиной его раздражения.
Майор начинал терять уверенность. Могущественный шеф берлинского центра Ведомства по охране конституции был его достойным противником, столь же хладнокровным, циничным и упрямым, как сам Батлер. Но почти на десять лет моложе его. Это-то и раздражало Батлера. Он знал, что Адамс владеет тем же арсеналом разнообразных уловок, что и он сам, теми же самыми средствами борьбы. И в борьбу он вступает ни поздно, ни рано, а в самый подходящий момент.
Он заказал еще коктейль.
В этот момент в зале появился Адамс. Он небрежно бросил свой плащ и шляпу заторопившемуся солдату и только после этого кивнул Батлеру.
- Вы пригласили меня встретиться с вами, господин майор?
Батлера возмутил его высокомерный тон. Намеренно замедленным движением он вынул сигару изо рта, покровительственным жестом указал на один из свободных стульев и произнес:
- Благодарю вас, что вы пришли. Вы исключительно порядочный человек, мистер Адамс…
Адамс иронически усмехнулся:
- Этот комплимент я с полной уверенностью могу отнести и к вам.
Батлер приподнял вверх свои кустистые брови.
- Ни к чему нам задерживаться на вступлении. Мы поддерживаем значительными суммами все немецкие разведывательные службы, особенно ваше учреждение…
- За что и получаете первоклассный материал - сделка без убытка, - отрезал Адамс.
- О качестве этого материала существуют очень различные мнения, - возразил майор, стряхивая пепел с бразильской сигары.
- Почему же вы тогда продолжаете ассигновать нас?
- Потому что мы, как и вы, полагаем, что имеем дело с порядочными людьми.
Адамс пожал плечами.
- Как-то в одном баре над стойкой я прочел примечательное изречение: "Мы доверяем только господу богу, все остальные должны платить наличными". Я бы порекомендовал вам то же самое.
- Вы хотите этим сказать, что нельзя полагаться на немецкие службы? - съязвил Батлер.
Адамс спокойно и обстоятельно прикуривал сигарету, понимая, что у него более выгодная позиция, чем у майора. Он хотел использовать свои преимущества до конца и вывести майора из себя.
- Я ничего не утверждаю, мистер Батлер. Я только даю вам хороший совет. Впрочем, о нас вы никогда плохо не отзывались до сих пор.
- Конечно… - неохотно подтвердил Батлер. - Но кроме вас в Берлине есть еще множество других секретных организаций и групп. В большинстве случаев это мыльные пузыри. Вспомните хотя бы дело Штефана.
- Нас никого он не продал, - возразил Адамс. - Зачем вы экспериментируете с разными подвернувшимися под руку людьми, вместо того чтобы сотрудничать с нами? Некоторые из нас работают в этой области по двадцать лет и больше. Мы накопили достаточный опыт, - продолжал Адамс с бахвальством. - Мы не мыльный пузырь. Мы стреляем без осечек. Как это у нас получается, для вас должно быть безразлично. Так мне кажется.
- Это заметно! - разозлился Батлер. - Вы даже прибираете наших людей к своим рукам.
Адамс дружелюбно улыбнулся:
- Вы подразумеваете мое знакомство с вашей прелестной Эвелин?
- Хотя бы. Впрочем, в будущем вы уже больше не сможете продолжить эти отношения.
- Как жаль!.. - проговорил Адамс и, кивнув солдату, заказал чашечку кофе.
Батлер перегнулся через стол:
- Почему вас, собственно, постоянно беспокоят наши дела? - И услышал контрвопрос:
- А почему вы пытаетесь завербовать немецкого ученого из восточной зоны? Такие специалисты, как Арендт, нам самим пригодятся, когда мы возвратим отобранные у нас восточные земли. Мы вовсе не заинтересованы в том, чтобы вы таких людей сплавляли в Америку.
- Оставим это, - уклонился от ответа майор. - Мне хотелось бы поговорить с вами об одном деле. Из-за него я и пригласил вас сюда.
- Я слушаю, - сказал Адамс.
- У вас находится магнитофонная запись, которая весьма компрометирует моего сотрудника лейтенанта Перси. То, что произошло, - это внутреннее дело моей службы: лейтенант Перси и мисс Эвелин подчиняются непосредственно мне. Я прошу вас передать мне эту пленку.
Адамс, поудобнее устроившись в кресле, любезно произнес:
- Во сколько вы оцените эту запись?
Майор ошалело взглянул на него. Этого он не ожидал.
- Не хотите ли вы продать мне ее?
- Разумеется! - подтвердил Адамс.
Майор обрадовался. "И этот тоже продается! Он непременно заломит огромную цену, но хорошо уже, что он заговорил о цене. Это многое упростит".
Подумав, он спросил:
- Сколько вы хотите?
Адамс сделал вид, что раздумывает о цене, и вдруг тихо, но отчетливо произнес:
- Эта запись служит доказательством ненадежности вашего сотрудника. Поэтому мне хотелось бы воспользоваться этим и кое-что сделать для своего Ведомства.
- Что это значит? - Голос Батлера стал хриплым.
Адамс злорадно улыбнулся:
- Это значит, что меня не интересует эта ваша маленькая фигура - лейтенант. Могу вам к рождеству подарить этого парня, завернутого в целлофан, вместе со всеми секретными делами и бумагами, к которым он имел доступ.
- К черту! - взорвался Батлер. - Вы говорите со мной так, словно мы не сотрудничаем, а боремся друг против друга. Каждый человек может сделать ошибку.
- Ошибка в нашей профессии непростительна, - холодно возразил Адамс. - А речь о нашей с вами совместной работе может идти только в том случае, если вы предоставите мне доступ к материалам и данным, касающимся немецких интересов. К ним, естественно, относится ваша информация о советской зоне.
- Не слишком ли много вы себе позволяете? - возмутился Батлер. - Не собираетесь ли вы давать мне указания, что делать?
- Не забывайте, что вы не дома, не в Америке, - бесцеремонно перебил его Адамс.
- А почему мы здесь? - Майор перешел на спокойный тон. - Ради шутки? Или у нас с вами разные интересы? Ваша заносчивость мне не нравится.
Адамс почувствовал, что далеко зашел. Он сбавил тон:
- У нас действительно общие цели - борьба против Востока и другие. Этого я не отрицаю. Восток вас тоже беспокоит, но мы его ненавидим сильнее. Вы боитесь его экономических успехов. Вы боитесь советской конкуренции. Мы же хотим возвратить свои земли, своих людей и, если нужно, применим силу. Вы знаете об этом. Вы обещали поддерживать нас. Дали нам свои гарантии. Слова, много прекрасных слов, и все для того, чтобы в случае военного столкновения мы таскали для вас каштаны из огня. Это нас не устраивает. Поэтому мы должны полагаться на себя и не быть слишком доверчивыми.
- Я не могу позволить вам даже одним глазом взглянуть на наши материалы, - категорически заявил Батлер. - В конце концов, я ведь связан присягой.
- Если вы полагаете, что наша совместная работа в той форме, как я предлагал, невозможна, - решительно подытожил Адамс, - то наш разговор можно считать законченным. Мне, видимо, придется вести переговоры с вашим начальством.
- Не хотите ли вы показать запись полковнику? - обескураженно спросил Батлер.
- Пожалуй, мне не остается ничего другого. - Адамс приготовился подняться из-за стола.
- Подождите! - попросил его майор. - Не делайте глупостей. Может быть, мы договоримся…
- Извольте… - Адамс снова откинулся на спинку стула.
Электричка подкатила к остановке "Фридрихштрассе". Раздвинулись двери вагонов, и пассажиры высыпали на перрон.