- Господин штандартенфюрер, лейтенант Штунд прибыла по вашему приказанию.
- Сейчас из самолета перегрузят в санитарный фургон тяжелораненую фрау. Вместе с ней поедете в госпиталь и будете постоянно находиться в ее палате. В данный момент она без сознания. Вам придется выполнять функции сиделки и попутно будете стенографировать все, что произнесет она в бреду. Записывать каждое слово, каждый слог. Вопросы есть?
- Кто она по национальности? На каком языке говорит?
- Немка, может говорить на русском, английском, немецком. Вы знаете русский и английский?
- Нет.
- Ничего, думаю, знание этих языков вам не понадобится, вы должны зафиксировать все, что выйдет из ее уст в беспамятстве, даже стон. Как только сознание вернется к ней, вы будете отозваны. Еще вопросы есть?
- Эта женщина - враг?
- Нет, но вас это не касается. Идите.
Штольц сел в машину.
- В управление, - приказал шоферу.
Тот развернул автомобиль и выехал на шоссе. Гардекопф ожидал расспросов начальства, но Штольц молчал. Обер-лейтенант уже жалел, что напросился сопровождать Миллер. Он больше всего боялся, что до выздоровления Эльзы Миллер его направят опять в "Мелодию", заставят снова вернуться к пыткам, которые Гардекопф возненавидел с первого дня службы. Под руководством Миллер впервые он почувствовал себя уверенно. Благодаря ей он стал обер-лейтенантом и надеялся со временем получить чин гауптмана. О большем Гардекопф не мечтал. И вот сейчас, когда Миллер находится в тяжелом состоянии, его карьера может закончиться.
Размышляя о своей судьбе, Гардекопф даже не подозревал, что Штольц внимательно наблюдает за ним. Миллер хорошо отзывалась об обер-лейтенанте, постоянно подчеркивала, что довольна им. Сейчас Штольц заметил, как изменился хозяин "Мелодии": с лица исчезла тупость, готовность к любой работе, страх за свою судьбу. Гардекопф стал спокойнее, увереннее, было видно, что он чувствует себя солдатом, а не палачом.
Приехав в управление, поднялись в кабинет штандартенфюрера.
- Раздевайтесь, - сказал Штольц Гардекопфу, снимая свою шинель и вешая ее на вешалку.
Гардекопф тоже снял шинель, повесил фуражку, подпоясался ремнем с кобурой пистолета и стал у стола по стойке "смирно".
- Садитесь, - Штольц указал на кресло с правой стороны стола. - Расскажите, что произошло с оберстом генерального штаба и гауптманом Миллер. Вы в курсе дела?
- Только по данным СД, господин штандартенфюрер. Сам я не выезжал на место происшествия. Когда привезли фрау Миллер, я тотчас отвез ее в госпиталь и все время находился там.
- Расскажите все, что вам известно об этом деле, по порядку, начните с приезда оберста генерального штаба.
- Слушаюсь. С того момента, как оберст генерального штаба прилетел к нам, фрау гауптман приказала мне постоянно быть при нем. Из каких соображений она отдала этот приказ, я не знаю, были у нее какие-то подозрения или она не доверяла СД, об этом мне тоже ничего не известно. Следуя приказу Миллер, до самого отъезда оберста в мотопехотную дивизию я находился или при нем, или рядом с ним, дублируя СД.
- Миллер не говорила вам, что поедет с оберстом?
- Нет. Она не собиралась ехать, так как сопровождать оберста должен был оберштурмбанфюрер Гейнц. Скорее всего, что фрау Миллер уехала неожиданно даже для себя, потому что не успела предупредить мепя. При всех отлучках она уведомляла меня, что будет отсутствовать.
- Значит, вы считаете, что она уехала в мотопехотную дивизию неожиданно для нее самой?
- Не совсем так. Мне кажется, ее что-то насторожило в самый последний момент.
- Что именно?
- Точно не знаю, но, вероятно, ей не понравился маршрут, по которому собирался ехать оберст генерального штаба.
- Кто выбирал маршрут и почему он мог не понравиться Миллер? - поинтересовался Штольц.
- Маршрут для поездки оберста мог выбрать только один человек - оберштурмбанфюрер Гейнц, а не понравился он фрау Миллер по простой причине - на этой дороге не так давно на нее было совершено нападение партизан, во время которого был смертельно ранен Фосс.
- Очень интересно. А была другая дорога, менее опасная?
- Да, объездная, она оставляет лес в стороне, и вероятность нападения незначительна.
- А не могла ли сама Миллер предложить оберсту дорогу, идущую через лес?
- Нет.
- Почему?
- Даже нам она запретила ездить по этой дороге. После нападения партизан фрау собрала нас и объявила, что она слишком дорожит своими людьми, чтобы разрешить им ездить по лесной дороге. Однажды она поплатилась за это. Фосс умер от ран, а она лишь чудом осталась жива. В заключение Миллер предупредила, что если кто-нибудь нарушит ее приказ, к тому будут применены самые строгие меры взыскания. Исходя из этого, я считаю, что она не могла предложить оберсту генерального штаба эту дорогу. Один из офицеров рассказал мне, что Миллер, Гейнц и оберст перед отъездом в мотопехотную дивизию о чем-то беседовали в комнате Миллер. После этого разговора, по словам офицера, фрау была чем-то сильно расстроена.
- Следовательно, вы исключаете ее инициативу в выборе маршрута?
- Абсолютно.
- Хорошо, - кивнул Штольц, - лично вы, обер-лейтенант, довольны своей службой?
- Так точно, - ответил Гардекопф, поднимаясь с кресла.
- Сидите. А что вы можете сказать о своем командире гауптмане Миллер?
- Миллер - требовательный офицер, служить под ее командованием нелегко, но весь наш небольшой состав никого другого не желал бы. Несмотря на то что она не разрешает выпить и одной лишней рюмки, она справедлива и заботится о своих подчиненных. Прикомандированные к нам от СД говорили, что такого знающего, справедливого и бесстрашного командира, каким является фрау гауптман, встретишь нечасто.
- Отзывы о Миллер неплохие, а любовника она себе не завела? - продолжал выспрашивать Штольц.
- Ничего подобного никто из нас не замечал. Она была очень дружна со штурмбанфюрером Крегером, заместителем начальника СД, но, мне кажется, их связывало что-то другое. Ходили разговоры, что они вместе выполняли какое-то задание. После гибели Крегера ни с кем, кроме своих подчиненных, не встречалась.
- Чем бы вы хотели заняться, пока Миллер будет находиться в госпитале? Вернетесь к своим обязанностям в России или возьмете небольшой отпуск?
- Я хотел бы попросить отпуск до ее выздоровления. Три года я не был в отпуске и не просил бы его сейчас, если бы не ранение фрау Миллер. Мои подчиненные справятся с поставленной перед ними задачей.
- Хорошо. Оформляйте отпуск. Мне нравится ваша преданность своему командиру. Если появится необходимость, я вас отзову. О самочувствии Миллер докладывайте мне. Вы свободны.
В приемной Гардекопф подошел к дежурному офицеру.
- Привет, Вилли.
- Хайль, господин обер-лейтенант.
- Ты не знаешь, в какой госпиталь определили Миллер?
- В госпиталь для старших офицеров, он находится на Вильгельмштрассе.
Встречный ветер распахивал полы шинели, обдавал мелким снегом. Обер-лейтенант шел, слегка наклонясь вперед, глубоко вдыхая воздух. Он был доволен разговором со штандартенфюрером, но его волновало состояние Эльзы. Гардекопф знал, что Миллер находится на привилегированном положении в управлении. Ей доверяли. Но тогда почему к ней приставили сиделку, в функции которой входило фиксировать каждое слово, произнесенное гауптманом в бреду? Неужели Штольц подозревает Миллер в чем-то? Но в чем? В гибели оберста генерального штаба она не виновата. Гардекопф в этом уверен, хотя Штольц может думать иначе… Если бы данная ситуация сложилась у любого другого сотрудника абвера, Гардекопф не удивился бы. Слежка друг за другом, проверки, доносы считались обычными вещами, по фрау Миллер тщательно проверена, в противном случае ей не поручили бы то, чем она занималась в России. Судьба Гардекопфа зависит от того, как твердо будет стоять на ногах Миллер после выздоровления.
"Нет, - решил он, - фрау Миллер ни в чем не виновата, и надо попытаться отвести от нее любые подозрения". Гардекопф остановился, закурил, несколько минут постоял, раздумывая, потом резко повернулся и быстро зашагал к госпиталю для старших офицеров.
Минут через двадцать он остановился у старинных ворот, за которыми виднелось пятиэтажное здание госпиталя. Ворота были закрыты, он постучал в окно привратницкой. Спустя несколько секунд в привратницкой зажегся свет, открылась дверь и на пороге появился заспанный пожилой солдат вермахта, в наброшенной на узкие плечи шинели.
- Чем могу быть полезен господину обер-лейтенанту?
- Недавно в госпиталь привезли раненую женщину. Тебе известно это?
- Так точно.
- Где ее поместили?
- Об этом надо спросить у дежурного врача. Вас провести к нему?
- Да, пожалуйста.
Солдат пропустил Гардекопфа через привратницкую, запер на ключ дверь и повел его по темной аллее к приемному покою. Седой майор медицинской службы (Гардекопф определил его воинское звание по шинели, висевшей на вешалке) сидел за столом в белом халате и что-то писал в толстой тетради.
- Вы ко мне?
- Да, - ответил Гардекопф, вплотную подходя к столу.
- Часа два назад в госпиталь привезли раненую женщину. Она жива?
- Вы имеете в виду гауптмана Миллер?
- Да.
- Жива. Она находится в отдельной палате в хирургическом отделении.
- Как ее самочувствие?
- Очень слаба. Потеряла много крови, ранение для жизни не опасное, по пролежит у нас долго. После серии уколов пришла в сознание, сейчас спит. Если желаете увидеть ее, я провожу вас в палату, там сейчас дежурит ваш сотрудник.
- Я знаю.
Врач молча вышел из-за стола и повел Гардекопфа в хирургическое отделение, расположенное на втором этаже. У палаты, на двери которой стоял номер 21. майор медицинской службы остановился:
- Подождите меня здесь, я принесу вам халат. Чемодан оставьте в коридоре.
- Какой чемодан? Ах, да…
Гардекопф только сейчас сообразил, что у него в руке чемодан с вещами. Он поставил его у стены и стал ждать врача.
Лейтенант Штунд, находившаяся в палате Миллер, услышала шаги и выглянула в коридор. Она видела Гардекопфа на аэродроме в автомобиле Штольца и решила, что он пришел по его приказанию. Тихо прикрыла за собой дверь.
- Господин обер-лейтенант, Миллер спит. Заходите в палату. Я отлучусь на несколько минут. Вы не возражаете?
- Не возражаю. И попрошу, пока я буду там, не входить. Поняли меня?
- Поняла. Я буду ждать вас в коридоре.
Подошел врач и подал Гардекопфу белый халат. Тот накинул его на плечи и тихо отворил дверь в палату, где лежала Эльза. Осторожно подошел к кровати. Эльза не спала, она внимательно смотрела на Гардекопфа. Он улыбнулся во весь рот. Левой рукой он сжимал несходившийся на груди халат, а правой стягивал с головы фуражку. Вид у него был очень смешной, Эльза слабо улыбнулась.
- Вы, Гардекопф? - чуть слышно спросила она. - Я, я, вместе с вами прилетел в Берлин.
- Мы в Берлине?
- Да. Вам повезло, оберст генерального штаба погиб, оберштурмбанфюрер Гейнц застрелился.
Обер-лейтенант спешил сообщить ей эти новости, боясь, что другого такого удобного случая не представится. А то, что эта информация нужна Миллер, он нисколько не сомневался. Если ее в чем-то подозревают, то зная, что свидетелей нет в живых, она сумеет оправдаться.
Миллер поняла, о чем думал Гардекопф, сообщая ей эту новость.
- Спасибо, Вольдемар… - Она впервые назвала его по имени.
Гардекопф и не догадывался, что она помнит его имя. Эльза помолчала с минуту, потом добавила:
- …что вы не оставили меня одну. Приходите.
- Я буду здесь постоянно. Быстрее поправляйтесь.
- Спасибо. Постараюсь… Вас зовут, - она глазами указала на дверь.
Он повернулся и увидел врача, приоткрывшего дверь.
- До свидания, фрау гауптман.
- До свидания.
В коридоре Гардекопф спросил у расстроенного врача.
- Что случилось?
- Ей нельзя разговаривать. Если ей станет хуже, мне голову снесут. Я думал, она спит и разрешил вам взглянуть на нее, а вы стали с ней беседовать. Где эта дура, ваша сотрудница?
- Сейчас подойдет. Извините, доктор, я не меньше вас переживаю за состояние здоровья фрау гауптман.
- У вас это от избытка эмоций, а мне приказано глаз с нее не спускать. Я предупрежден…
- Очень хорошо, - перебил врача Гардекопф. - Теперь я буду спокоен за здоровье Миллер. Такой специалист, как вы, сумеет ее выходить, - неумело попытался загладить свою вину лестью Гардекопф.
В коридоре показалась лейтенант Штунд. Гардекопф небрежно кивнул ей, давая понять, что его визит закончен. Женщина, ничего не спрашивая, скрылась в палате Миллер.
XXVIII
Прошло две недели. Миллер медленно выздоравливала, набиралась сил. И все было бы нормально, если б не сильные головные боли, которые донимали ее иногда по вечерам. Профессор, лечивший Эльзу, успокаивал ее:
- Фрау гауптман, головные боли - временное явление. При сотрясениях мозга они всегда сопутствуют течению болезни. Дней через десять вы забудете об этих неприятных часах.
После слов профессора ей становилось легче. Больше всего Эльза боялась, что после ранения она по состоянию здоровья не сможет заниматься разведывательной деятельностью. Это волновало ее настолько, что, возможно, в какой-то мере было причиной головных болей.
Гардекопф каждый день приходил в госпиталь. Только ему известными путями он добывал для Миллер настоящее сливочное масло, итальянскую колбасу, яблоки, цитрусовые. Задерживался он в палате ненадолго, но по полдня ходил с кем-нибудь из выздоравливающих во дворе госпиталя. Кроме него к Миллер никого не пропускали, даже ее родственников Нейсов.
Как-то во время обхода профессор сообщил, что во второй половине дня приедет Штольц. То, что ей разрешили свидание с начальством, свидетельствовало о том, что она поправляется. Чувствовать, что выздоравливаешь, очень приятно, особенно если время болезни имеет для тебя большое значение.
Эльза тщательно готовилась к приезду штандартенфюрера. Она понимала: от этой встречи будет зависеть ее дальнейшая судьба. То, что Гардекопф в первый же день, как только сознание вернулось к ней, сообщил о смерти оберста генерального штаба и оберштурмбанфюрера Гейнца, обрадовало ее и насторожило одновременно. Миллер уже давно убедилась, что ее заместитель не так глуп, как считают многие. Очевидно, у него был разговор со Штольцем о покушении партизан на автомобиль, в котором ехал оберст. Сказать о Миллер что-нибудь плохое он не мог, так как отлично понимал, что многим обязан Эльзе. Кроме того, она видела, что Гардекопфу нравится служить под ее началом.
После обеда Миллер лежала в постели и обдумывала свое нынешнее положение. Неожиданно дверь палаты открылась, и в комнату вошел Штольц. В руках он держал большой сверток. Эльза сделала попытку подняться, но штандартенфюрер, заметив ее движение, взмахом руки запретил это делать.
- Лежи, Эльза, я немного посижу у постели и пойду. Извини, совсем нет свободного времени. Несколько раз собирался проведать тебя, но каждый раз что-нибудь мешало. Как самочувствие?
- Сейчас почти хорошо. Правда, иногда сильно болит голова. Большое спасибо вам, что при чрезмерной занятости сумели выкроить немного времени для меня, - Миллер сделала вид, что растрогана.
- Ну, не вздумай плакать. Вот так бесстрашный гауптман! О ней легенды рассказывают, а она без всякой причины начинает реветь, как маменькина дочка, - грубовато прикрикнул на нее штандартенфюрер, но Эльза видела, что ему понравилась ее реакция. Она снова попыталась подняться.
- Лежи, - приказал Штольц и ласково погладил ее по плечу. - Как тебе здесь? Претензии к врачам есть?
- Есть.
- Какие?
- Считаю, что меня можно выписывать из госпиталя. Дома я поправлюсь быстрее,
- Об этом не может быть и речи. До тех пор пока профессор не решит, что ты совершенно здорова, я не желаю слышать ничего подобного. Ты поняла меня?
- Да, - вздохнула Эльза.
- Ты должна быть совершенно здоровой. В абвере калек не держат.
- Я буду лежать здесь столько, сколько потребуется для полного выздоровления.
- Отлично. Ко мне вопросы есть?
- Как дела у моих подчиненных?
- Нормально, работают неплохо. Ты сможешь ответить на несколько вопросов?
- Конечно. Я готова ответить на все ваши вопросы, господин штандартенфюрер.
- Почему вы поехали по лесной дороге и как произошло нападение на ваш автомобиль?
- Выбирая маршрут для оберста генерального штаба, начальник местного отделения СД оберштурмбанфюрер Гейнц не советовался со мной. Курьер ему всецело доверял, считая, что он лучше знает, где партизаны могут напасть, а где их ожидать не следует. Я была против этого маршрута, поскольку дорога находится под постоянным наблюдением партизан. После покушения на меня, во время которого был смертельно ранен Фосс, я запретила ездить по этой дороге своим подчиненным. О том, что Гейнц выбрал для оберста генерального штаба именно этот путь, я узнала за пятнадцать минут до отъезда оберста в мотопехотную дивизию. Я пыталась убедить его отказаться от этого маршрута, но он полностью полошился на Гейнца. Правда, видя, что я рассержена и взволнована, он потребовал от начальника СД объяснить, почему выбран именно этот маршрут. Гейнц подумал с минуту, а затем произнес, обращаясь не ко мне, а к оберсту: "Мне понятно, господин оберст, поведение Миллер. Не так давно на этой дороге на нее было совершено нападение. Но с момента покушения на фрау мотопехотная дивизия взяла дорогу под свой контроль. По ней постоянно патрулируют грузовики с солдатами мотопехотной дивизии. В данное время дорога безопасна, я так считаю. Последнее слово за вами, господин оберст". - "Я согласен с вами, оберштурмбанфюрер, поедем по лесной дороге".
Я была возмущена и заявила обоим, что остаюсь при своем мнении. А чтобы никто не смог упрекнуть меня в трусости, поеду с оберстом, но по возвращении из поездки буду звонить в Берлин. Гейнц ответил, что оберст не нуждается в моем сопровождении, лучше если я займусь своими делами и не буду мешать ему работать. Тогда я вынуждена была признаться Гейнцу, что мне тоже поручена охрана оберста генерального штаба, тот подтвердил мои полномочия и сказал, что я поеду с ним в автомобиле. Времени для переодевания у меня не было, не успела я предупредить и Гардекопфа о том, что уезжаю. Дорога действительно патрулировалась солдатами мотопехотной дивизии, но Гейнц недооценил партизан. Мы были почти на середине пути, когда на дорогу полетели гранаты… Дальше я ничего не помню. Очнулась уже здесь, в госпитале. Это все. Больше добавить мне нечего.
Помолчав, Штольц спросил:
- Гейнц не оказывал тебе знаков внимания, ухаживать за тобой не пробовал?
- Он знал мое отношение к нему и если даже питал ко мне какие-то чувства, то признаться в этом боялся.
- Оберштурмбанфюрер застрелился после того происшествия. Оставил посмертную записку, где очень высокопарно отзывается о тебе. Пишет, что любил тебя. Что ты скажешь на это?
- Скажу, что это очередной трюк старого авантюриста. Я могу согласиться с тем, что Гейнц ненавидел меня, но что любил - не поверю никогда.
- Все. Ты не устала, девочка?
- Это не имеет значения. Спрашивайте обо всем, что вас интересует, господин штандартенфюрер.