Секретарь горкома говорил о том, что для помощи тресту принимались все меры. Из промышленных организаций города, из учреждений горком направил на уголь всех, кто мог оказаться там полезным. Была предпринята и чрезвычайная мера…
В нескольких километрах от Ново-Надеждинска находилась исправительно-трудовая колония. Большинство осужденных работали на лесозаготовке. Часть этой рабочей силы и было решено перебросить в угольные разрезы. А так как охрану в них организовать практически было невозможно, пришлось войти, в вышестоящие инстанции с ходатайством о расконвоировании заключенных.
Такое решение показалось вполне разумным, так как первые выходы расконвоированных на производство заметно облегчили напряжение с рабочей силой. Но скоро положение ухудшилось. Начальники разрезов объясняли это тем,, что допуск к работе неподготовленных людей сказался на состоянии техники: часто выходили из строя транспортерные линии, электрооборудование, плохо обслуживался железнодорожный подвижной состав.
На совещании так много говорилось о трудностях и проблемах, что они могли показаться неразрешимыми. И Федор удивлялся спокойствию Евсеева, который, казалось, был занят только своим блокнотом. А когда выступления закончились, он вдруг почти удовлетворенно сказал:
- Что ж… Информацию мы получили исчерпывающую. Полагаю, за три дня члены комиссии обдумают создавшееся положение и на следующем совещании мы услышим конкретные предложения по ликвидации прорыва. На сегодня - все.
* * *
Утром Федор зашел в партком треста. Секретарь парткома Николай Иванович Патрушев встретил его приветливо, как знакомого.
- Производства вашего я не знаю, - сразу после приветствия приступил к делу Федор, - поэтому хотел попросить вас порекомендовать мне человека, который бы познакомил меня с вашим хозяйством.
- Думаю, что помогу вам, - просто ответил Николай Иванович. - С транспортом тоже что-нибудь придумаем…
Патрушев взялся за телефон. Транспорт - конную пролетку - нашли в жилищно-коммунальном отделе. Провожатый тоже скоро объявился.
- Наш старейший работник, двадцать пять лет проработал диспетчером треста - Иван Владимирович Лоскутов.
Федор и Лоскутов вышли из управления.
- У нас в тресте действуют четыре разреза, - рассказывал Иван Владимирович, когда они отъехали от управления. - Три из них соседствуют друг с другом, а Восточный - на отшибе, километров за десять отсюда. Так что начнем с ближних. Вы были когда-нибудь на открытых разрезах?
- Ни на открытых, ни на закрытых, - ответил Федор.
- Не беда, познакомим, - улыбнулся Иван Владимирович.
Лоскутов привез Федора на Южный разрез. В конторе разреза им пришлось задержаться, так как в карьере работали взрывники. И они скоро напомнили о себе: где-то неподалеку бухнули четыре взрыва.
- Ну, вот… Через десять минут можете отправляться, - сказал начальник разреза. - Люди вернутся на места.
Когда они очутились возле первого экскаватора, Иван Владимирович сказал:
- Вот отсюда начинается путь нашего угля. На всех разрезах этот путь одинаков, если не считать отдельных обстоятельств. Здесь, на Южном, как видите, сухо. На Северном и Восточном - потруднее, грунтовые воды мешают. Приходится откачивать. А сейчас пойдем за угольным потоком…
Экскаваторы подавали уголь на транспортерную линию, которая поднималась по склону карьера вверх. Ивану Владимировичу и Федору понадобилось более получаса, чтобы подняться до обогатительной фабрики, куда поступал уголь со всех забоев и где его освобождали от попадающейся в нем породы, передавая дальше, на погрузочную эстакаду.
На погрузке висела пыль.
- Как видите, - говорил Лоскутов, - загружается сразу четыре вагона. Как только они наполняются, паровоз подтягивает следующие.
- А если не подадут вовремя состав? - спросил Федор.
- Станет погрузка, - ответил Иван Владимирович. И добавил: - Если бункеры будут загружены, то и транспортеры с экскаваторами остановятся. Тут все между собой связано. Может случиться и наоборот: экскаватор выйдет из строя - после него тоже все остановится…
- А составы кто обслуживает? Дорога или вы?
- У нас свой транспортный цех. Мы передаем дороге готовые маршруты. Конечно, они их проверяют перед отправкой.
- Я слышал о плохом состоянии подвижного состава, - вспомнил Федор совещание в горкоме. - От кого это зависит?
Иван Владимирович ответил не сразу.
- По-разному судить можно, - сказал он. - Мы-то порожняк как принимаем? Обшивка вагонов цела, люки закрыты и - ладно. А дорожные вагонники все смотрят, от них ничего не уйдет. Вот и бывает, что нас обвиняют. А может, состав-то уже с изъянами пришел к нам? Впрочем, это не оправдывает.
На обогатительной фабрике порода отбиралась вручную. Подошли к начальнику смены, мужчине лет за шестьдесят. Иван Владимирович, видимо, хорошо знал его.
- Здорово, Макарыч! - крикнул ему еще издали. Тот ответил легким прикосновением к фуражке.
- Как дела?
- Как сажа бела, - ответил тот. - Маемся вот… - Он кивнул в сторону транспортеров. - Понагнали этих, а они не шибко стараются: глаз да глаз надо, а то враз порода пойдет. Наши-то совестливые, даже ребятишки стараются.
Федор понял, что речь идет о расконвоированных.
- А в чем их нерадивость проявляется? - спросил Федор.
- Настоящий горняк свою марку держит: чистый уголь - его гордость, - сказал Макарыч. - А сейчас своих-то осталось вовсе ничего. Вот и приходится глядеть, а когда и поскандалить.
- Надо, - поддержал его Иван Владимирович.
Перед отъездом зашли к начальнику разреза.
- Познакомились? - спросил он.
- В общих чертах, - ответил Федор. - Хотел спросить вас: какие поломки бывают чаще всего?
- Разные, - ответил начальник. - Больше всего подводит подача угля на погрузку. Заметили, как растянуты у нас транспортерные линии?
- Заметил.
- На каждой такой линии по четыре-пять транспортеров. Полбеды, если остановится начальный, его видно. А если забарахлит где-то в середине? Об этом мы от погрузки узнаем: звонят, спрашивают, почему уголь не подаем? А мы грузим. Откуда нам знать?
- А причины таких остановок выявляются?
- Конечно. Самая серьезная авария, когда электрооборудование летит. Ремонтировать его долго. Часто ленты рвутся. Пустить их легче, но все равно трата времени, да и вагоны задерживаем. Ну, и дисциплинка…
- Расконвоированных у вас много?
- Не сказал бы, человек семьдесят наберется.
- А работают как?
- Есть всякие. Некоторые не хуже наших. Таких, конечно, немного, - сказал начальник. - А есть и лентяи.
Федор понимал, что слабая дисциплина среди расконвоированных - это неизбежная издержка в сложившихся обстоятельствах. На это следует указать руководству колонии, у них-то меры воздействия есть.
На Западном разрезе ничего нового для себя Федор не увидел. И только собрались уезжать, начальнику разреза позвонили из треста. По его лицу было видно, что произошел неприятный разговор.
- Час от часу не легче! - положил трубку начальник. - С дороги звонили: кто-то оборвал воздушные шланги у состава под погрузкой. Просят разобраться…
- Как оборвали? - спросил Федор.
- Не знаю, - ответил тот. - В прошлом месяце такое уже было: нам подали под погрузку кольцовку, а у меня угля мало. Решили половину состава поставить на Южный. Когда отцепляли вагоны, сцепщик забыл воздушные рукава разъединить. Вот и порвали…
- Но сейчас-то состав загружался полностью, - ухватился Федор.
- Понять не могу, что там произошло, - пожал плечами начальник.
- Где сейчас состав?
- Под нашей эстакадой.
- Попытаемся-ка быстрее доехать туда. Может быть, состав еще не отправлен, - предложил Федор.
- Я знаю, что не отправлен, - сказал начальник.
- Тогда поторопимся, - распорядился Федор.
Начальник молча поднялся.
Угольный маршрут стоял под погрузочной эстакадой. Возле состава Федор со спутниками встретили мастера вагонного участка с дороги.
- Когда отправят состав? - спросил начальник разреза. - Мы же остановились.
- Пойдемте, узнаем, - ответил тот. - А за остановку отвечайте сами.
Скоро отыскали слесаря, который устранял неисправность.
- Где оторванные рукава? - спросил Федор.
- Они не оторваны, а отрезаны, - сердито отозвался пожилой рабочий. - Вон валяются…
Возле вагона лежал коротенький кусочек мягкого шланга с соединительной муфтой. Федор поднял его. Сомнения не было: порез свежий.
- А где сам рукав? - продолжал Федор.
- Не было. Утащили, наверное.
- Да кому он нужен? И кто бы это мог сделать? - невольно вырвалось у Федора.
- Сволочь какая-то, - ответил слесарь. - Башку оторвать надо за такие шутки. - И обратился к своему мастеру: - Все. Можно отправлять.
Вечером Федор встретился с Евсеевым. По производству он ничего существенного сказать ему не мог, но обратил внимание на жалобы в адрес расконвоированных. И еще положил перед ним огрызок воздушного шланга, который прихватил с собой.
- Вот это уже серьезно, - нахмурился Евсеев. - Что вы намерены делать?
- Завтра с утра я договорился о поездке на Восточный разрез. Оттуда недалеко до колонии, и я думаю проехать туда, - сказал Федор. - Посмотрю, как они организовали эту расконвойку. Отдельно займусь шлангом.
- Что же, все это разумно, - согласился Евсеев. И попросил: - Коли уж будете там, то предупредите начальника колонии, что мы ждем его послезавтра вечером в горкоме. Пусть послушает наши разговоры. Ему полезно.
* * *
На следующий день Федору Григорьеву на Восточный разрез попасть не удалось. Утром, когда они с Иваном Владимировичем ждали в тресте свою пролетку, туда приехал начальник Ново-Надеждинского горотдела милиции. С ним был милиционер.
Начальник поздоровался с Иваном Владимировичем как со старым знакомым и спросил:
- Кто из начальства на месте?
- Мы только Патрушева видели, про других не знаю, - ответил Лоскутов. - Срочное дело?
- Срочное-то срочное, а еще больше - непонятное. На вашей Южной обогатительной только что драка произошла с мордобойством, да такая, что вся работа стала… Ваши разодрались с заключенными с расконвойки. Я до колонии не мог дозвониться, а у треста с ней прямая связь. Вот и забежал попросить: пока еду на Южный, пусть вызовут туда начальство колонии и конвои…
- А из-за чего драка-то? - спросил Лоскутов.
- Представления не имею.
И он поспешил к Патрушеву.
Федора происшествие насторожило.
- Иван Владимирович, я должен быть сейчас не на Восточном разрезе, а на Южном. Поедете со мной?
- Я в вашем распоряжении, - просто ответил Лоскутов.
…Ехали быстро, едва поспевая за ходком начальника милиции, и через полчаса прибыли на место.
- Стоит фабрика-то, - сразу определил Иван Владимирович, прислушиваясь к необычной тишине.
Начальник смены рассказал о том, что произошло.
За неделю до сегодняшнего дня в смене, которая часа два назад приступила к работе, на одном из транспортеров порвалась только что поставленная лента. Ремонтники сразу установили причину: на половину ширины и на метр в длину полотно было вырезано. Авария вызвала не досаду и горесть, как всегда бывало, а гнев угольщиков: ленту кто-то испортил намеренно. Никто не сомневался, что это дело рук кого-то из расконвоированных.
Виновника не нашли.
Сегодня Макарыч, сдав свою смену, по обыкновению задержался на фабрике. Проходя по участку, заметил двух заключенных, раскуривающих возле вагонетки, и вдруг, посуровев, обратился к одному из них:
- А ну, покажи ботинки!
- Чего? - презрительно зыркнул на него тот.
- Покажи ботинки, говорю!
- Иди-ка ты, дядя!.. - отвернулся заключенный.
Макарыч взял его за рукав, но тот, обернувшись, с силой отбросил старика. Тогда Макарыч крикнул:
- Ребята! Все - сюда!
Рабочие окружили заключенных.
- Покажи ботинки, гад! - кричал Макарыч.
И тут заключенный ударил старика, изготовился к драке и его напарник. В это время подошел моторист Федька Коньков, не по годам сильный парень.
- Тебе что говорят? - надвинулся он на обидчика Макарыча.
- А ты, мелочь, дуй отсюда подальше! А то… - и он поднял перед Федькой грязный кулак… но тут же присел: парень схватил его за руку и, словно клещами, сдавил ему кисть.
В следующее мгновение шатнуло и самого Федьку: ввязался неожиданно и второй из откатчиков. И тут на заключенных с отчаянной решимостью бросились подростки, повиснув у них на руках, на спине. Закричали перепуганные женщины. К месту скандала бежали уже отовсюду. Начальник смены, увидев в центре свалки Федьку и Макарыча, бросился на Федькино место и остановил транспортеры.
Наконец заключенных одолели. Главного зачинщика Федька придавил под собой, другой стоял в тесном кольце рабочих. Макарыч, не замечая крови на лице, ожесточенно рвал ботинок с ноги поверженного Федькой. Подняв его над головой, он крикнул срывающимся от гнева голосом:
- Вот она где, наша лента, товарищи!
Ботинок заключенного был подбит прорезиненной трехслойной брезентовой лентой.
Скоро из колонии приехали заместители начальника по режиму и оперативной работе с двумя солдатами. Федор, представившись им, сказал, что с задержанными заключенными будет разбираться сам и поэтому поедет в колонию.
- Прошу вас сразу же изолировать их от других заключенных и надежно обеспечить охрану, - добавил он.
- Это мы сделаем, - ответили представители колонии.
- А мне что делать? - спросил начальник милиции.
- Будем считать, - сказал Федор с улыбкой, - что никакой драки не было. Просто рабочие задержали преступников, которые оказали сопротивление. - И снова обратился к приехавшим из колонии: - Вы сможете отправить меня к вечеру в город?
- Конечно.
- В таком случае, Иван Владимирович, - повернулся он к Лоскутову, - вас я на сегодня освобождаю от себя.
Приехав в колонию, Федор попросил оперативника организовать осмотр вещей, которыми пользовался заключенный, подозреваемый в порче оборудования на обогатительной фабрике.
- Как его фамилия? - спросил еще.
- Туркин.
- За что отбывает наказание?
- За побег с места ссылки.
- А за что был осужден сначала?
- За кражу государственного имущества: пять лет тюрьмы со ссылкой на столько же. Будем судить?
- Если докажем его вину - обязательно.
На допросе Туркин заявил, что подметки он выкроил из найденного куска транспортерной ленты, категорически отрицая свою причастность к порче оборудования.
Но Туркин врал. При осмотре его вещей в бараке нашли кусок новой транспортерной ленты, из которой и были выкроены подметки. Техническая экспертиза, организованная Федором на другой день, подтвердила принадлежность изъятого куска к испорченному транспортерному полотну.
Биография Туркина была небогатая. Малограмотен. Во время коллективизации уехал из деревни. Сменил много разных работ, как правило, неквалифицированных. Первый раз был арестован за переправку спекулянтам похищенного золота на одном из сибирских приисков. Во время отбытия наказания на путь исправления не стал, всячески уклонялся от работы. И здесь, в колонии, вел себя так же.
Встретился Федор и с начальником колонии. На его вопрос, как отбирались заключенные на расконвоирование, тот ответил не прямо.
- Я против расконвоирования возражал в принципе, - счел необходимым сказать он. - У нас колония общего режима, и отбывают в ней наказание люди самые разные. Если судить по статьям, так тут весь уголовный кодекс представлен. По решению о расконвоировании мы должны были в недельный срок направить на разрезы двести человек. И не просто направить, а еще и выявить среди них людей, подходящих по квалификации. Таких набралось всего около сорока человек. Остальных добрали без статейного учета, а руководствуясь только их поведением в колонии. Ну просто времени не было поступить иначе.
- А почему пренебрегли статейным признаком?
- Скажу, - ответил Максимов. - Самых легких - около сотни человек - мы еще за месяц до этого отправили на фронт.
- Понятно.
Не будучи специалистом в горном деле, Федор все-таки понял, что одной из причин трудностей, в которые попал Северный трест, является не только ослабление общей организации производства, но и слабая дисциплина.
В конце концов, порядок - это и есть дисциплина. Везде и во всем. Выполнение долга - ее же проявление в нравственном плане. Образцовый общественный порядок - коллективное проявление все той же дисциплины. Из необходимости соблюдения и укрепления общегосударственной дисциплины, наверное, вытекает и понятие государственной безопасности? Думая об этом, Федор прежде всего думал о людях.
Некоторые свои соображения Федор высказал Евсееву, Григорий Матвеевич знал о происшествии на Южном разрезе в общих чертах. Поэтому спросил:
- Тот заключенный действительно сознательно все это сделал?
- Если учитывать, что он не мог не знать последствия своего поступка, то другого ответа быть не может. И я думаю, как бы снисходительно ни относиться к его поступку, его нельзя расценить иначе, как вредительство. В связи с этим у меня возникло одно соображение…
- Слушаю.
- Большинство нареканий о нарушении дисциплины связано с заключенными. И я убедился в их обоснованности. Подтверждение тому инциденты с воздушными рукавами и порчей транспортерной ленты, - начал Федор. - Среди этих людей надо навести порядок.
- Каким образом? Мне нужны предложения, - сказал Евсеев.
- Без решительных мер не обойтись…
- Предлагайте решительные меры.
- Нужно пересмотреть весь состав расконвоированных.
- Это уже серьезно, - нахмурился Евсеев.
- Я понимаю, что тресту не хватает людей, но нужно чем-то временно, я подчеркиваю - временно, пожертвовать.
- Вы что? Предлагаете ликвидировать расконвойку?
Было заметно, что Евсеев или не был готов к такому обороту дела, или недоволен предложением. И Федор стал объяснять:
- Руководители разрезов не настроены против расконвоированных категорически. Больше того, говорят, что некоторые из них работают хорошо. Это одна сторона дела.
- Есть еще другая?
- Есть. Я был в колонии и разговаривал с ее начальником майором Максимовым. И понял, что отбор заключенных на работу в трест проводился без надлежащего знакомства с их личными делами, иначе говоря - формально.
- Что же вы все-таки предлагаете? - попросил уточнить Евсеев.
- На завтрашнем совещании в горкоме нужно предложить руководителям разрезов составить списки заключенных, которые хорошо себя зарекомендовали.
- Что это даст?
- Этих заключенных оставить на работе в тресте.
- А с остальными что?
- Вернуть под стражу.
Евсеев не мог усидеть на месте. Поднялся, прибрал на столе бумажки. Потом подал Федору чайник:
- Принеси-ка чайку…
Когда Федор вернулся, Евсеев встретил его вопросом:
- Сколько же людей мы вернем в колонию?
- Это зависит от того, сколько нас попросят оставить.
- Да… задачка, - размышлял Евсеев. - Мы же лишим трест рабочих рук.