Он отстегивает на теле немца парашютные карабины и стаскивает с его плеч ранец. Расстегивает клапана карманов и извлекает оттуда поочередно две плитки шоколада, пачку прессованного изюма, небольшую ракетницу с запасными ракетами, таблетки сухого спирта и спички, в непромокаемой упаковке.
- Живем, Санек! - радостно восклицает старшина и сует ракетницу и шоколад тому в руки, а остальное быстро распихивает по карманам.
После этого Сашкиной финкой они отрезают от купола парашюта несколько строп и большой кусок шелка, которые заталкивают в оставшуюся котомку. Парашют сворачивают, туго перетягивают его стропами, суют внутрь несколько камней и топят в снеговом озерце, расположенном неподалеку.
Затем возвращаются назад, Дим стаскивает с ног летчика меховые унты и швыряет их Сашке - бери.
- Не, - вертит тот головой, - оставь себе, твои пьексы совсем развалились.
- Бери, я тебе сказал! У меня сорок пятый, а это как раз твой размер.
Сашка сует унты в мешок.
Сняв с Вернера летный планшет, который Дим вешает себе на плечо, моряки волокут его к озерку где утопили парашют, и тоже сталкивают туда. Знакомец Геринга сразу же исчезает в густой ледяной воде.
- Туда ему и дорога, - произносит Сашка и утирает вспотевший лоб.
После этого друзья возвращаются к своей последней останове. По пути Сашка достает из кармана плитку шоколада, с молчаливого согласия Дима освобождает ее от бумажной упаковки, разламывает и протягивает половину старшине. Друзья жуют шоколад на ходу и мычат от наслаждения.
У сиротливо лежащего на небольшом валуне "Суоми" они останавливаются. Дим берет автомат в руки, вывинчивает шомпол и с размаху бьет прикладом по камню. Затем сует металлическую часть под слой мха, а приклад и шомпол прячет за пазуху.
- Пригодится, для костра, - бросает он другу, и моряки исчезают в тундре.
С плато вновь доносится протяжный волчий вой…
Когда потускневшее солнце завершает свой бесконечный путь к горизонту, а с затянувшегося тучами неба начинает сеять мелкий зернистый снег, друзья подходят к обширному, преградившему им путь озеру. Его извилистые берега заросли карликовым лесом и чахлым кустарником, в котором тоскливо пищит какая-то птица.
- Ушли порядочно. Тут сделаем привал, - оглядывается Дим на бредущего за ним в импровизированной накидке их парашютного шелка приятеля.
Они находят место посуше на небольшой скальной площадке, оставляют на ней котомку, шомпол и приклад, после чего исчезают в леске, откуда возвращаются с охапкой хвороста и полной шапкой красно-бурых подберезовиков.
Пока Дим колет финкой на тонкую щепу автоматный приклад и разводит костер, Сашка достает из кармана их самодельную снасть, берет из вороха сухих веток две подлиннее, и идет к ближайшему заливчику. Там он крепит к ним узловатую шелковую нить, наживляет крючки половинками размоченной во рту изюмины и забрасывает в воду.
Когда старшина, щурясь от дыма и прихватив рукавом ватника конец шомпола, печет над огнем издающие дразнящий запах грибы, на берегу раздается радостный вопль и вскоре оттуда появляется Сашка, торжественно несущий в руках среднего размера серебристую рыбину.
- Подвезло нам,- улыбается Дим. - Что за порода такая?
- Да похожа на хариуса, а там, кто его знает? Здесь все по чудному.
Старшина кладет шомпол с уже испеченными грибами на лежащий на камне лоскут шелка, вытаскивает из кармана пакетик с прозрачными таблетками и протягивает другу.
- На, Санек, погрызи.
- Что это?
- Леденцы с ментолом, у фрица в планшете нашел. Там, кстати и карта. Идем мы, судя по ней, верно, разве чуть отклонились к югу. Но топать еще далековато. Верст триста.
- Ну, как тебе леденцы? - интересуется он, снизывая финкой грибы на шелк и насаживая на шомпол рыбину.
- Вкусные, и во рту холодят, - шепелявит Сашка.
- Я ж тебе говорю, с ментолом, это от простуды. Я такие на Северо-западном пробовал, отобрал у пленного офицера. Готовились, все-таки фрицы к войне основательно, все предусмотрели, не то, что мы, - хмурится Дим.
- А все равно, под Москвой и Сталинградом их разбили, и здесь, на Кольском, они увязли.
- Это точно, - соглашается старшина и подбрасывает в костер веток.
- Хлипкие они уж очень. Вот мы с тобой из плена почти месяц идем. Полуживые, и без всего. А тот фриц, - кивает он головой назад, - с раскрытым парашютом в мох свалился и рожа всмятку. Ну да черт с ним, давай есть.
Дим разламывает густо парящую рыбу на две части и большую отдает Сашке.
- Чего это ты меня все время подкармливаешь - то свою часть шоколада отдал, то эти таблетки, а теперь вот и кусок побольше? - обижается тот.
- Это потому, что салажонок ты еще, Санек, да и в лагере почти дошел. Так, что давай, наворачивай. А мне не впервой. Считай третий раз из окружения выхожу - жестко прищуривает старшина глаза.
Приятели жадно глотают сочную рыбью мякоть, а потом принимаются за грибы.
- На вот еще, хлебни, у фрица в кармане нашел, - протягивает старшина другу миниатюрную плоскую фляжку.
- Когда успел? - я и не заметил.
- И В Ростове мало кто замечал, я пацаном беспризорником был и по карманам ловко притыривал,- беззвучно смеется Дим.
С одесского кичмана,
Сбежали два уркана,
Сбежали два уркана,да домой,
Лишь только уступили,
В ростовскую малину,
Как поразило одного,
грозой
с чувством напевает он и подмигивает Сашке.
- Вот жалко курева у фрица не оказалось, видать здоровье берег. Щас бы в самый раз подымить.
Сашка отвинчивает колпачок, делает глоток из фляжки и морщится.
- Ну, как, получше "шила"? - интересуется старшина.
- А я его на "охотнике" один раз только и пробовал, боцман не давал. Тоже говорил, что салага.
- Это коньяк. Давай теперь ногу твою поглядим и спать.
Морщась, Сашка поднимает до колена широкую штанину робы. Нога - от щиколотки до лодыжки, у него синяя и распухшая. Дим отпластывает финкой от парашютного лоскута длинную ленту и крепко бинтует ею ногу матроса.
- Порядок. Теперь спать.
Друзья, как и в прошлый раз, сдвигают в сторону от прогоревшего костра горячие угли, вынимают из котомки унты и скользкое полотно шелка, после чего укладываются на теплый базальт.
Унты они суют себе под головы, полотнищем накрываются сверху и закрывают глаза. С неба невесомо продолжает сеяться мелкий снег.
Утром, когда они просыпаются, накидка и все тундра кругом, покрыты его серебром, которое искрится в лучах восходящего солнца.
- Лето и зима одновременно, - бурчит Сашка, стряхивая снег с шапки, и сладко зевает. - Впервые по настоящему выспался. Без кошмаров.
- Еще бы, - откликается, лежащий рядом Дим. - Мы согрелись и неплохо пошамали.
Затем друзья встают, умывают снегом чумазые лица, и старшина ощупывает унты. Они полностью сухие.
- Снимай свои "гады", - кивает он на Сашкины, истертые до дыр ботинки. Тот присаживается на котомку, сбрасывает ботинки с ног и шевелит бледными, распухшими от сырости и стертыми в кровь пальцами.
Дим разрезает надвое, служивший им скатертью за ужином кусок шелка и протягивает куски товарищу. После этого стаскивает с ног свои размокшие пьексы, и отрезает от одной из шелковых накидок, еще два куска.
Приятели туго наворачивают на ноги эти шикарные портянки, и вновь обуваются.
- Дим, тепло, как в печке и веса никакого,- притопывает кожаным унтом о базальт Сашка и улыбается потрескавшимися губами. - И кашель меня почти не бьет.
- Погрызи еще леденец и мне дай, - запихав в мешок остатки шелка, протягивает к нему широкую ладонь напарник.
Матрос достает из кармана бушлата леденцы и оделяет одним приятеля. С минуту они посасывают их и щурятся от удовольствия.
- Я уж и забыл, какой он есть, сахар, оказывается сладкий, - шутит старшина.
- А шоколад? - вскидывает белесые брови Сашка.
- Так он же горький был. Ну, ты давай, достругивай приклад и готовь костерок, а я к озеру, может рыба какая сдуру поймалась. Заодно и веток там наломаю.
Не появляется он довольно долго, потом над озером гулко разносится выстрел, и Сашка испуганно вскакивает.
Через минуту из кустарника появляется Дим, несущий в руке какую-то птицу и волокущий за собой несколько корявых сухостоин.
- Ух ты, куропатка! - удивленно восклицает Сашка и всплескивает руками.
- Держи, - бросает ему еще теплую, рыжеватой окраски птицу, старшина.
- В березнячке подшиб. Там их целая стайка почками кормилась. Хороший у "вальтера" бой, - похлопывает он по рубчатой рукоятке торчащего за поясом пистолета.
- А вот рыбы нету, удочки я снял. Дай-ка мне портмоне фрица, там много бумажек. Я с вечера мха подсушил, может, приспособлю какую под цигарку.
Сашка достает из внутреннего кармана бушлата кожаный бумажник и протягивает Диму, а сам начинает ощипывать куропатку.
Тот, присев на корточки, достает из бумажника тонкую пачку рейхсмарок, несколько фотографий и какие-то сложенные вчетверо листки - судя по всему письма.
Снимки привлекают внимание старшины, и он поочередно внимательно их разглядывает.
На одном погибший в парадной форме офицера "люфтваффе" и с какой-то расфранченной девицей в мехах, на втором в летном комбинезоне у "мессшершмита", а на третьей - рядом с грузным человеком, в высокой фуражке и мундире с аксельбантом, увешанном крестами, спесиво смотрящим в объектив.
- Вот тебе Геринг, - показывает Сашке фото Дим. - Я видел его портрет в одной немецкой комендатуре, которую мы разгромили под Оршей.
- Ну и боров, - хмурится матрос, - заканчивая ощипывать птицу и смахивая рукой перья с колен.
- И карта у этого фрица интересная, с их аэродромами и воинскими частями, пригодится нашим. А вот из этого послания я себе самокрутку и сварганю, - разворачивает одно из писем старшина. - Судя по всему от "фрау" - бумага тонкая и духами пахнет.
Он ловко сворачивает из странички "козью ножку", достает из кармана бриджей горсть сухого бурого мха и набивает ее. Потом берет из горящего костра ветку и прикуривает.
- У-у-у, - с наслаждением затягивается, и выпускает изо рта густую струю дыма, - даже башка закружилась.
После этого Дим забирает из рук Сашки ощипанную и ставшую намного меньше куропатку, ополаскивает ее в ближайшей лужице и водружает на шомпол.
- На, жарь пока, а я вон на ту горку взберусь, погляжу, как нам лучше озеро обходить - кивает на высокую сопку.
Когда зарумянившаяся птица начинает издавать дразнящий запах и постреливать в языках пламени голубоватыми искорками капающего с нее сока, старшина возвращается и, тяжело дыша, садится у костра.
- Черт! Как вкусно пахнет. Да ты настоящий кок.
Затем разжимает ладонь и показывает Сашке два лежащих на ней кусочка металла. Это изъеденный временем железный наконечник стрелы и позеленевшая бронзовая пряжка, с головой льва внутри
- Вот это да! - восклицает матрос, - я такие в Эрмитаже видел, где взял?
- Там, - показывает Дим на вершину сопки.
- На ней какое-то непонятное нагромождение камней, их довольно много, вроде колонн.
- А больше ничего нету?
- Нет, - да и это я случайно обнаружил. Наколол ногу обо что-то, нагнулся, смотрю, лежат подо мхом. Сколько им лет интересно и чьи они, а, Сань?
- Наверное, викингов, они с северными народами воевали, нам учитель по истории рассказывал. Слыхал о таких?
- Угу, - бормочет старшина, - разглядывая пряжку.
- Ну ладно, давай порубаем и в дорогу, - откладывает он ее в строну.
Сашка рассекает куропатку на две равные части, протягивает одну Диму и они с наслаждением едят дымящееся мясо.
- Жирная, подъелась за лето, - произносит старшина и вытирает широкой ладонью текущий по подбородку сок. Сашка молча жует, блаженно щуря глаза и мыча от удовольствия. Через несколько минут от птицы не остается даже косточек.
Дим вытирает руки о мох, свертывает очередную цигарку и, улыбаясь, смотрит на Сашку. Тот, причмокивая, облизывает масляные пальцы.
- Теперь слушай, - произносит старшина. - Обходить озеро будем с юга, там равнинная тундра, а с севера сплошная цепь сопок. В них замаемся. Вот сейчас перевалим, ту невысокую горку, - показывает он на последнюю к югу сопку и, как говорят, "вперед с песнями".
Спустя час, их медленно бредущие фигуры, виднеются на далеком склоне.
Взобравшись на вершину, где тонко свистит летящий над тундрой ветер, друзья останавливаются. Внизу, на несколько километров, примыкая одной стороной к озеру, а другой уходя в безбрежную тундру, тянется обширная низменность, в центре которой что-то неясно чернеет.
Старшина напряженно всматривается в ту сторону, протирает слезящиеся глаза и сдавленно шепчет, - кажись самолет.
Не сговариваясь, друзья падают в мох и замирают.
- Это, наверное, тот, из которого немец выпрыгнул, - шепчет Сашка.
- Щас узнаем,- хищно ощеривается Дим и тянет из-за пояса "вальтер". - Ты, давай, лежи и наблюдай, а я малость разведаю.
После этого, передернув затвор, он ужом ползет вниз.
Сашка достает из-за пазухи ракетницу, взводит курок и ощупывает висящий на поясе нож. Тянутся утомительные минуты.
Наконец сбоку слышится шорох и появляется голова Дима.
- Кажись наш, бомбер, но вокруг никого, - сообщает он и утирает вспотевший лоб.
- Ур..! - радостно вскидывается Сашка и осекается под яростным взглядом старшины.
- Молчи, карась, - шипит тот, - я ж сказал "кажись", точно не разглядел. Вот туман рассеется, тогда и увидим.
Они вновь замирают и напряженно вглядываются в искрящееся над низиной марево. Снег под лучами солнца тает, и согревающийся воздух призрачно дрожит над тундрой.
Когда фосфорицирующие стрелки швейцарского "лонжина" на Сашкиной руке подбираются к полудню, туман редеет, и сквозь него проступают очертания уткнувшегося в землю самолета.
- Точно, наш русский, Ил-4, - взволнованно произносит старшина. Нас на таком, под Ржевом сбрасывали, после бомбежки.
- А теперь, матрос двигаем вперед, только тихо, - бросает он Сашке.
Тот молча кивает, они крадучись спускаются с сопки и, чутко прислушиваясь, медленно идут к машине.
Дим впереди, держа наготове взведенный пистолет, а Сашка чуть сзади и в стороне. Так учил его старшина.
Первое, что им бросается в глаза - оторванное от фюзеляжа, искореженное крыло, с красной звездой на нем и многочисленные рваные дыры в корпусе самолета. Погнуты и лопасти одного из винтов, а правый двигатель густо закопчен.
- Да, досталось ему, - шепчет старшина и, когда друзья приближаются к машине почти вплотную, замечает лежащее у самого корпуса, напротив большой пробоины, застывшее тело человека в оленьей одежде, с размозженной головой. Рядом с ним валяется искореженный автомат ППШ.
Старшина поднимает вверх согнутую в локте левую руку, приказывая напарнику оставаться на месте, и на секунду замирает.
Потом скользит вперед, поднимает атомат, и прижимается к обшивке машины чуть в стороне от пробоины. Затаив дыхание прислушивается - вокруг тишина, нарушаемая только размеренной капелью, где-то внутри самолета.
- Гранатой саданули, - мелькает в голове Дима, когда он замечает на одежде убитого многочисленные и разные по величине дыры.
Он делает Сашке жест занять позицию с другой стороны от зияющего в корпусе отверстия, и, когда тот выполняет это, прикладывает палец к губам. Затем левой рукой швыряет ППШ через пробоину внутрь машины. Там раздается металлический грохот и снова наступает мертвая тишина.
Держа в полусогнутой руке "вальтер", старшина осторожно переступает мертвое тело и сквозь дыру ныряет внутрь самолета.
- Саня, залазь, - слышится через минуту оттуда, и матрос следует за напарником.
Тот молча стоит посреди искореженного отсека, в который из повреждений и дыр в корпусе, проникают солнечные лучи.
В их свете видны разбросанные по отсеку в самых немыслимых позах, тела людей в военной форме и с оружием.
- Точно, наши, - произносит Сашка и поднимает с пола новенькую фуражку с синим околышем и рубиновой звездочкой на ней
- Да, судя по всему из НКВД, наверное, на задание летели.
- Смотри, Дим, этот даже полковник - шепчет Сашка и показывает пальцем на одного - в плаще и хромовых сапогах.
- С чего ты взял? - хмыкает старшина.
- У него погоны с тремя звездами. А вон тот, что рядом лежит, в кожаной куртке - майор.
- Я таких знаков различия в 41-м не встречал.
- Точно Дим, погоны совсем недавно ввели, после Сталинграда, а ты не знал?
- Нет - коротко отвечает старшина и поднимает с пола отсека валяющийся автомат.
- Новенький, - ласково проводит он рукой по лакированному прикладу и отстегивает диск. Тот полностью снаряжен.
- Теперь и воевать можно, - вщелкивает диск старшина на место и вешает ППШ на плечо.
- Знаешь, Сань, не люблю я этих чекистов. Очень уж они въедливые. Один майор из особого отдела стрелковой дивизии, когда мы вышли на ее охранение, возвращаясь с задания, мордовал нас трое суток. Пока не выяснил, что десантники. И потом смотрел волком, очень уж ему хотелось нас в расход пустить. А еще, сука, "парабеллум" мне так и не вернул. Мол, младшим командирам не положено.
- Ну ладно, Сань, на тебе тоже ППШ, - выворачивает он из мертвых рук одного из солдат автомат, - собери у всех документы, а заодно и личные вещи. Они мертвым ни к чему. А я пока летчиков в кабине посмотрю, вдруг есть кто живой?
Он отпихивает ногой, какой-то валяющийся на проходе блестящий кусок металла и выбирается наружу.
Когда Сашка появляется из самолета, с туго набитым вещмешком и полевой сумкой на шее, Дим сидит неподалеку и молча курит папиросу.
- Ну, как? - интересуется матрос.
- Всем хана, - безнадежно машет рукой старшина. - А ребята, видно, смелые были. Пилот так со штурвалом в руках и застыл. Капитан, и с двумя орденами "Красного Знамени". Штурмана расшибло в лепешку о приборную доску. Оба стрелка тоже мертвые - верхний в турели завис, а нижнего при ударе вдрызг раздавило. Это видать они того немца и завалили. Только вот что, непонятно. Парашютов у экипажа нет. Или сейчас без них летают?
- А мне вроде все ясно, Дим, на вот, погляди.
Сашка достает из кармана и протягивает ему вспыхнувший на солнце, таким же светом, небольшой слиток.
- Что это? - берет его старшина в руку и едва не роняет.
- А ты посмотри повнимательней.
Тот вертит слиток перед глазами и обнаруживает на одной из его граней небольшое клеймо в виде герба СССР и какие-то цифры.
- Никак золото?
- Именно. Там, в самолете, два ящика с ним, и на полу еще много валяется. Ты этот брусок ногой пнул, - смеется Сашка.