- Не очень. Но… больно, товарищ капитан-лейтенант.
- А с пушкой что? Почему не стреляли?
- Заклинило, - вместо Хайбрахманова ответил на вопрос Мартиненко, - ствол не опускается.
Мослаков переместился к пушке, вцепился в рукоять поворотного механизма и не смог провернуть ее - шестеренки сцепились мертво, будто их поставили на тормоз. Попробовал отработать назад - та же самая картина.
С "дагестанца" тем временем вновь пальнули из гранатомета, над черной тихоходной плошкой вспухло облачко розового сверкающего дыма, затем из дыма вырвался лихой оранжевый хвост и пошел пластаться по пространству.
Не обращая внимания на гранату, летевшую на "семьсот одиннадцатый", Мослаков присел на корточки перед пушкой, сдернул железную нахлобучку, прикрывавшую поворотный механизм, глянул на лоснящиеся от смазки шестеренки. Все в порядке. Странно, тогда почему не опускаются стволы пушки?
Свист гранаты нарастал. Спокойно, даже презрительно глянув в ее сторону, словно граната не представляла никакой опасности, Мослаков передвинулся на наружную сторону щита и понял, в чем дело.
Несколько пуль пробили насквозь кожух. В пробоины было видно маслянистое черное железо - оружейник обильно смазал поворотный механизм пушки, не пожалел "сала". Мослаков стянул железный чехол, увидел, что одна из пуль всадилась между шестеренками, даже чуть надломила зуб у той шестерни, что была побольше, и застряла в сжиме между зубьями.
Мослаков попробовал вытащить пулю пальцами, но попытка не удалась. Он стиснул зубы и вцепился в пулю ногтями - ободрал себе ногти, но с ней не справился.
Приподнялся, увидел, что Мартиненко закончил бинтовать Хайбрахманова и теперь сидел, безучастно опустив усталые руки между колен и запрокинув голову назад, к железной стенке бака. Глаза у Мартиненко были закрыты.
Он словно не слышал свиста настигающей сторожевик гранаты, вытянувшееся лицо его было бледным - Мартиненко не был похож на знакомого всем балагура и любителя розыгрышей, которого боялись даже офицеры.
- Мартиненко! - крикнул капитан-лейтенант. Ему показалось, что матрос мертв.
Мартиненко открыл глаза, по-боксерски выпятил подбородок.
Свист гранаты нарастал, он теперь вгрызался не только в уши - вгрызался даже в кожу, проникал в поры, запутывался в волосах, в корнях их, в складках одежды.
У Мослакова отлегло от сердца: слава богу, Мартиненко жив.
- Мартиненко, быстро в машинное отделение, - скомандовал он. - Принеси оттуда отвертку! Иначе они добьют нас быстрее, чем мы им ответим, - Мослаков вспомнил, что Мартиненко зовут Станиславом, и добавил просяще, совсем не по-командирски: - Быстрее, Стас!
Тот кивнул, на четвереньках прокатился по палубе и исчез. Хайбрахманов продолжал сидеть на палубе, вытянув ноги и плотно прижавшись спиной к металлической стенке. На свист гранаты он также не обращал внимания.
Капитан-лейтенант невольно отметил, что время остановилось. Ну, сколько может лететь сюда граната с "дагестанца"? Три секунды, четыре, пять?
Пять, и не больше, а такое ощущение, что с момента выстрела прошло не менее получаса.
Граната шлепнулась в воду в пятнадцати метрах от борта "семьсот одиннадцатого", взбила узкий оранжевый султан брызг и взорвалась. Над водой понесся черный клокастый дым. Несколько осколков достали до сторожевика, с грохотом прошлись по борту, один всадился в правый ствол пушки, взбил веер искр, соскользнул вниз, на металл палубы, завертелся, будто живой, у ног Мослакова. Хайбрахманов, сидевший у серой металлической стенки, дернулся и вскрикнул. Мослаков кинулся к нему:
- Что, Фарид?
- Задело… Снова задело.
Он ухватился одной рукой за плечо, сжав пальцы. Между ними проступило несколько капель крови.
- Вот е-мое! - у Мослакова с собой не было даже индпакета. Он выругался, оглянулся с надеждой, словно бы хотел увидеть прикрепленную к борту аптечку либо фельдшерскую сумку, застонал с досадою. Хотел было бежать в рубку, но не успел - на него свалился вымахнувший из-за угла Мартиненко.
В руке он держал отвертку с прозрачной плексигласовой ручкой.
- Товарищ кап…
Мослаков не дал ему договорить, перехватил отвертку.
- Стас! Фарида снова ранило! Дуй срочно в рубку за аптечкой!
Эх, Акопова бы сюда - медбрата, знающего что почем в медицине… но Акопова на сторожевике не было - остался на берегу: подошла пора дембеля - радостной штуки для всякого служивого.
Втянув сквозь зубы воздух, Мартиненко ошарашенно помотал головой и исчез. Капитан-лейтенант тронул Хайбрахманова пальцами: "Потерпи малость, сейчас тебя Мартиненко перевяжет" и переместился к пушке.
Обломок зубца Мослаков выковырнул легко, тот, поддетый отверткой, сам вывалился наружу, а вот пуля, мягкая, со сплющенной оболочкой, сидела в шестеренке прочно. Мослаков попробовал поддеть ее отверткой, раскачать, но не тут-то было. Мослаков приподнялся, проворно переместился к борту, глянул на солнце.
Из-под красных секущих лучей словно из зловещей плоти на сторожевик шли два катера. Третий, продолжая грязно чадить, оставался на месте. Капитан-лейтенант покосился на Хайбрахманова. Тот сидел в прежней позе, прижав руку к плечу и закрыв глаза. Мослаков вновь переместился к пушке.
Воткнул отвертку между зубьями, попробовал расшатать шестерни - не удалось, шестерни были насажены на ось мертво. Он попробовал вогнать острие отвертки в саму пулю, в свинец, отщипнул немного мягкого металла - крохотный кусочек, - бросил его под ноги.
Тем временем вновь подоспел запыхавшийся Мартиненко, прильнул к Хайбрахманову, начал стягивать ему бинтом плечо.
- Терпи, Фаридус, до свадьбы все заживет, - забормотал Мартиненко квело, сам не веря в то, что говорил, поморщился от сострадания к товарищу и, захватив открытым ртом побольше воздуха, резко выдохнул и продолжил свое бормотанье: - Терпи, казак, атаманом будешь!
Мослаков тем временем отщипнул от пули еще кусочек свинца, отбил его за борт, затем, закряхтев, перевалился через пушку, вцепился пальцами в торчок рукояти, подергал его в одну сторону, потом в другую, пробуя провернуть шестеренку… Не получилось. Надо было выковыривать свинец дальше.
Сердце колотилось громко, вламывалось в голову, норовя снести затылок, глаза выедал пот, Мослаков сопел, плевался, сипел, отползал к борту, привставал, вглядываясь вперед, - скоро ли они войдут в соприкосновение с хищными белоснежными катерами - и вновь с отверткой отползал назад, к пушке с заклиненными стволами.
Благополучно отковырнув отверткой еще два куска свинца, потом клок медной рубашки, потом еще небольшой клочок…
Если бы это делать дома, в Астрахани, на причале, нежась в шортах на солнце и обливая себя водой из шланга - это один коленкор, а здесь, под пулями - коленкор совсем другой. Мослаков застонал от досады, вновь вогнал отвертку между шестеренками, стараясь вытолкнуть остаток пули.
- Ну! Ну! Ну!
На носу сторожевика, задыхаясь и частя, по-собачьи затявкала скорострельная пушчонка. От этого тявканья сделалось легче. Балашов не растерялся, достойно встретил катера, похожие на хищных белобоких касаток.
Над головой у Мослакова просвистело несколько пуль. Он невольно поймал себя на мысли, что пригибаться надо было раньше.
У одного из катеров была срублена мачта - Балашов действительно оказался метким стрелком… Молодец, мичман!
В бок рубки всадилась струя пуль, взбила длинный сноп искр, несколько пуль, отбитых металлом, шлепнулись на палубу, заскакали резво и опасно. Мослаков дернул головой - показалось, что в череп воткнулось несколько гвоздей. Глянул встревоженно на матросов - не зацепило ли их рикошетом? Нет, не зацепило.
- Ну, давай же, ну! - засипел он натуженно, выковыривая отверткой остатки пули, сплюнул себе под ноги - пуля не поддавалась. Мослаков застонал, стиснув зубы, будто в жестокой уличной драке: - Ну!
Да, на катерах-быстроходах стояло современное оружие - пулеметы с глушителями. С такими пулеметами Мослаков еще не встречался - слышать о них слышал, читал в специальной литературе, но встречаться не встречался.
С одного из катеров - того, что обходил сторожевик слева, - принеслась беззвучная дымная очередь, сшибла с рубки воздушную ловушку, черную железную коробку, в которой были спрятаны старые семафорные флажки, коробка быстролетной птицей умахнула в сторону и исчезла. Кроме шипения, от струи не исходило никакого звука, следом за шипением раздался хлесткий громкий стук - это пули врезались в металл. В ноздри шибануло едким горелым духом.
- Ну, миленькая, - застонал Мослаков снова, поддевая отверткой пулю, - давай, давай, вылезай из своей норы… Давай! - Ну! Ну!
Пуля сидела прочно.
Капитан-лейтенант вытер ладонью мокрый лоб, фуражка сорвалась у него с головы, шлепнулась на металл палубы козырьком вниз, перевернулась и застыла. Еще чуть-чуть - и унеслась бы вниз, в воду. Он громко втянул в себя воздух, зашамкал старчески губами и сам себе показался в этот момент стариком - слишком тяжело ему сделалось. Мослаков протестующе замотал головой и начал бить кулаком по отвертке, по торцовой части ручки, стараясь выколотить пулю.
- Ну! Ну! Ну!
Скосил глаза в сторону - как там Мартиненко с Хайбрахмановым? Живы ли? Оба были живы.
Мартиненко, перевязав Фарида, сидел теперь рядом с ним.
- Стас! - крикнул Мослаков матросу. - Передай Балашову, пусть немедленно раздаст всем автоматы. Всей команде. Нас, похоже, собираются взять на абордаж.
Мартиненко вскинул голову, в глазах его блеснул огонек - он любил драку, вскочил проворно, но остановил себя, виновато коснулся рукой забинтованного плеча Хайбрахманова.
- А как же Фарид?
- С Фаридом пока побуду я.
Мартиненко исчез.
Капитан-лейтенант вновь начал бить кулаком по ручке отвертки: ахая, обливаясь потом, он лупил и лупил по тупому широкому концу отверточной рукояти, пока не промахнулся и не врезался мякотью кулака в шестерню. Замычал невольно: острый заусенец впился ему в кулак, в кожу, раскровянил ее, у него перехватило дыхание - хоть и мелочь это, заноза, всадившаяся в кулак, а боль приносит такую же, как и пуля.
Он отсосал кровь и вновь ударил кулаком по пятке отверточной рукояти.
С пятнадцатого или шестнадцатого удара, когда пятка стала мокрой и скользкой от крови, отколупнул еще маленький кусок свинца вместе с облаткой, кашлем прочистил себе горло, освободил дыхание. Именно этот, последний кусок принес ему странное удовлетворение, будто он одержал победу в неком неравном бою. Впрочем, так оно и было.
Осталось выколупнуть еще немного, совсем чуть-чуть, небольшую затупленную плошку, тусклым пятном посвечивающую из темного, съеденного зубчатой железной дугой пространства. Мослаков вновь наставил на пулю отвертку, ударил кулаком по рукояти и сморщился - он не только рассадил себе мякоть, он отбил всю руку.
- Нич-чего-о, - просипел он под нос едва слышно, ударил по пятке рукояти сильнее, - нич-чего-о… Не дано мыши съесть слона, даже если он - вареный.
Приподнялся глянуть, как там Хайбрахманов, и вновь успокоенно опустился на корточки. С Хайбрахмановым все было в порядке.
Вскоре поддалась и плошка - выскочила по ту сторону шестеренки и юркнула вниз, ударилась о дно кожуха. Мослаков облегченно вздохнул. Отер рукою лоб. Сзади вновь раздался гулкий удар, словно кто-то хлопнул кулаком по небу, тяжелый низкий звук покатился по воде, настигая сторожевик, взвихрил безмятежную светлую гладь, и Мослаков почувствовал, как у него горько дернулась одна половина рта: "дагестанцы" были тоже вооружены основательно.
Не исключено, что через пару минут они выкатят из трюма гаубицу и выстрелят по пограничникам крупнокалиберным снарядом.
- Ладно… ладно… Раз так, то ладно… - бессвязно забормотал Мослаков, попробовал, действует ли рукоять вертикальной наводки. Она действовала, и Мослаков начал лихорадочно опускать тяжелые, покрытые серой "морской" краской стволы пушки. Приник к окуляру. "Дагестанцы" в оптике были видны как на ладони. Пушка у них была автоматической, редкой - такие среди старых пушек не встречаются, с электромотором для подачи боезапаса, со специальным охлаждением. Вполне возможно, она была где-то взята как трофей.
Немного провернув колесо вертикальной наводки, Мослаков поймал в окуляр ровную кромку моря и словно припаявшегося к воде, грузно осевшего в ней "дагестанца". Над чумазой коробкой еще продолжал висеть густой дым выстрела.
Резкий свист, взрезавший воздух, будто нож податливое спелое яблоко, неожиданно оборвался. Сделалось пугающе тихо. В страшной тиши этой было даже слышно, как журчит, булькает, пенится вода за бортом, а в глубине корпуса, будто в железном сундуке, постукивает хорошо смазанный двигатель.
Мослаков хорошо понимал, что означает эта странная и страшная тишина.
Сторожевик сейчас будет накрыт снарядом. Мослаков застонал от досады - он проигрывал во времени "дагестанцу". В следующую секунду он нажал на педаль пуска. Пушка затряслась нервно, выплюнула в воздух сразу четыре снаряда. В лицо капитан-лейтенанту ударил горячий дым. Мослаков запоздало нырнул вниз, отдышался, потом вновь прильнул к окуляру.
Справа по борту, обдирая его, вспухла длинная огненная полоса, встряхнула корабль один раз, потом другой, едва не перевернула его, обожгла Мослакову голову - у него задымились волосы. Хайбрахманова втиснуло в металлическую стенку так, что он даже привстал с открытым ртом и повис на этой стенке, будто на гвозде. По палубе во все стороны с грохотом разлетелся боцманский скарб, без которого на корабле не навести чистоту.
В воздух взвился длинный упругий конец, расплелся на лету - оборвался верхний леер. Мослаков покрутил гудящей, чужой от боли головой и снова нажал ногой на педаль пуска.
Пушка вновь послушно выплюнула четыре снаряда: два из одного ствола и два из другого.
В это же время над чумазым "дагестанцем", в которого Мослаков пустил первые четыре снаряда, взвился красный стяг, будто над революционным кораблем семнадцатого года. В следующий миг стало видно, что это огонь. Пламя. Жирное красное злое пламя, словно на "дагестанце" вспыхнул мазут. Только дыма почему-то не было, лишь пламя.
- Попал! Попал! - радостно заплясал у орудия Мослаков.
С двух других "дагестанцев", как с боевых кораблей, также ударили по сторожевику - залпом, словно сговорившись. Мослаков приник к окуляру и, задыхаясь, завращал рукоять горизонтальной наводки орудия - надо было как можно быстрее поймать в прицел очередного злобного "дагестанца".
Сторожевик качнуло в одну сторону, потом в другую, море в оптике задвигалось, будто живое, как бы стремясь увести чумазую консервную банку из-под удара. Мослаков, стиснув зубы, продолжал вращать рукоять горизонтальной наводки.
Наконец поймал. Расшлепистая черная коробка с разваленными бортами тяжело бултыхалась в воде, на ее носу суетились люди, устанавливая сразу два станковых гранатомета. Внутри этого катера, казалось, находился целый оружейный склад. Мослаков почувствовал, как что-то кольнуло его в затылок, следом сильно и протяжно, будто от холода, заныли зубы.
Один из гранатометчиков подпрыгнул, люди, окружавшие его, поспешно разбежались, и в сторону "семьсот одиннадцатого" полетел хвостатый огненный комок.
- Ну, трескоеды! - Мослаков выругался, нажал на педаль пуска.
Пушка выплюнула из двух стволов по снаряду, на мгновение умолкла и снова выплюнула по снаряду.
Чумазый "дагестанец" оказался будто заколдованным. Один снаряд лег около одного его борта, подняв высокий фонтан воды и опрокинув его прямо на суетящихся людей. Второй - лег около другого борта и также поднял фонтан, но завалить его на чумазую жестянку у снаряда не хватило сил, и огромный столб воды вертикально рухнул вниз.
Жестянка как ни в чем не бывало шла за сторожевиком, целя своим кривым носом в "семьсот одиннадцатого".
Только сейчас, запоздало, Мослаков понял, что и гранатометчики тоже промахнулись, - их опасный хвостатый шар ушел в небесные дали и оттуда кувыркнулся в воду с большим перелетом.
- Хы-ы-ы, - обрадованно засипел капитан-лейтенант, - не все козе на аккордеоне играть.
Слева раздалась автоматная очередь, несколько пуль пропели над головой Мослакова, и он прокричал надорванно, тонко, не узнавая самого себя:
- Мартиненко! Немедленно к орудию! Мартиненко!
Матрос Мартиненко, чумазый, с выпачканным сажей лбом, клешнястый, цепкий, похожий на краба, молча встал к пушке.
- Стой здесь мертво, - приказал ему Мослаков, - а я узнаю, что за автоматная стрельба тут образовалась. Не нравится мне эта стрельба.
А события в "эскадре" Оганесова развивались так.
Один из катеров-быстроходов был вдребезги разбит прямым попаданием снаряда - только рваные железки лихими птицами взвились в безоблачное небо и попадали в воду. От катера в несколько секунд остался лишь ребристый остов, да и к тому нельзя было подступиться - на ребрах резво плясали языки пламени. Среди ребер плавал кровавый обрубок - все, что осталось от Карагана, командовавшего этим катером.
Единственный человек, который спасся с этого катера, был Репа - белесый ушастый парень с рябым от угрей лицом. Его отбросило от катера метров на двадцать, он упал в воду и вынырнул из нее, будто поплавок; отчаянно размахивая руками, захрипел на все Каспийское море:
- Рятуйте! Люди добрые, рятуйте!
Футбольный тренер, услышав хрип Репы, выругался.
- Бросьте ему линь, в конце концов, - распорядился он. - Пусть только перестанет блажить.
Через несколько минут его втянули на катер Футбольного тренера. Кроме Репы, из экипажа Карагана в живых не осталось никого.
- Ну, блин! - Футбольный тренер сжал кулаки. - Ну, блин! - Лицо его было растерянным; не оборачиваясь, через плечо, он крикнул "быку", сидящему на связи: - Срочно выйди на Астрахань! Мне нужен хозяин!
На удивление Оганесов оказался на месте. И связь была хорошей - ни треска, ни писка, ни щелканья.
- Ше-еф! - взревел Футбольный тренер и умолк - что-то перехватило ему горло.
- Успокойся, гроссмейстер, - поняв, что с подчиненным не все в порядке, мягко проговорил Оганесов, - нет таких преград, которых мы с тобою, чемпион, не одолеем. Ну… Ну! Пришел в себя? Рассказывай, что произошло.
Футбольный тренер гулко сглотнул слюну и, мотая головой от ярости, проревел:
- Шеф, они потопили один наш катер. Вместе с людьми.
- С кем? - словно бы не поняв, о чем идет речь, спросил Оганесов.
- С людьми.
- Кто погиб?
- Караган со своими "братками". Одного только удалось спасти.
- Сделайте баш на баш: потопите одного погранца. У вас же для этого есть все возможности.
- Е-есть, - скучным тоном отозвался Футбольный тренер.
- Сколько их?
- Кого? - тупо спросил Футбольный тренер.
- Ну, погранцов этих?
- Один.
- Тьфу! Тем более потопите, - в мягком спокойном голосе Оганесова появились раздраженные нотки.
- Е-есть, шеф! - Футбольный тренер даже руку к голове приложил. Как в армии. Хотя голова у него была непокрытая. - Пустим на дно за милую душу. Против нас погранец не устоит.
- Помогай тебе Аллах, - благословил Футболиста тренера шеф.
Футбольный тренер вызвал по радио соседа - катер Никитина.
- Слышь, моряк с печки бряк, - Никитина он звал только так, - шеф велел нам потопить погранца.
Ему было отчетливо слышно, как присвистнул Никитин, изумленно и нехорошо.