- Ты прав! - согласился Гункин и, подхватив меня под руку, повел по ступенькам на тротуар.
- Хорошо, я Туровскому ничего не сказал... А кто эти люди?
- Будущие энтеэсовцы! Хочу с ними перебраться на ту сторону!
- С одобрения немцев?
- Ты же знаешь, кого мы готовим в лагерях под Берлином!
- Полицаев, маленьких бургомистров...
- Полицаев, провокаторов, карателей, одним словом, холуев на оккупированной территории, - перебил я Гункина в ожидании его реакции.
Он только уныло кивнул головой и, не отпуская моей руки, спросил:
- Вы куда? Немного вас провожу.
- Очень хорошо. Нам отвели помещение на Марковщине, покажешь дорогу. Ладно?
Мы шли впереди, следовавшая за нами группа громко о чем-то заспорила. И тут же нас нагнали Силка и Федор.
- Скажыть, начальники, - обратился к нам Силка,-хиба той, шо пысав про ритуальны убийства, той Даль, росыянин?
- Говорят тебе - немец! - рубанул рукой Курбатов.
-Отец Владимира-Иоганн, датчанин, мать-полунемка, полуфранцуженка. Родился Владимир в Луганске в 1801 году, под конец жизни принял православие. В тридцатых-сороковых годах был одним из самых популярных писателей России под псевдонимом Казак Луганский.
Удивленно поглядел на них Гункин и покачал головой, - стал прощаться:
-Заходи сегодня вечерком ко мне, расскажешь, что на свете делается. - И объяснил, как пройти на Марковщину.
Устроившись, я предложил ребятам побродить по городу, а сам отправился на Ветеринарную во Вторую городскую больницу. Уж очень заинтересовало меня предположение Гункина о связи Ксении Околович с бегством полковника Тищенко и группы его товарищей. Повод был: привет от брата.
Некрасивая женщина маленького роста, подозрительно на меня уставясь, выслушала меня, холодно поблагодарила и, сославшись на занятость, поднялась.
- Ради бога, извините меня, Ксения Сергеевна, что затрудняю, но мне позарез нужно встретиться с вашим главным врачом, Чертковым, кстати, это в его интересах, - и посмотрел многозначительно ей в глаза, небольшие, серовато-голубые, холодные...
На ее лице появилась настороженность. Она внимательно, оценивающе измерила меня взглядом и уже более мягко сказала:
- Вы ошиблись, господин Дорба, Нестор Иванович возглавляет не нашу, а Первую городскую больницу, на Лабазной. Но ходить к нему сегодня не советую, я только что оттуда - у него неприятности, так что он вряд ли сможет принять.
Я решил бросить пробный камень:
- Немцы, конечно! Был сегодня у Родько, рассказывал, будто витебчанки, желая спасти военнопленных и вышедших из окружения бойцов и командиров, вступают в фиктивные браки, свидетельствуют в городской управе, что они местные жители, и тем обеспечивают возможность получить паспорта, хотя подобные добрые дела чреваты неприятностями!
- Да, да, конечно, господин Дорба. Но мы, врачи, спасаем людей на другой манер, мы их лечим! - И встала.
Я попрощался, подумав: "Может, она боится провокации, или в кабинете вмонтирован микрофон, а скорей всего, осторожничает! Надо ее поймать на улице или зайти на дом".
Протянув уже руку к дверной ручке, но вдруг увидев, как она поворачивается, я инстинктивно отскочил в сторону - эту молниеносную реакцию усвоил давно. Начальник даже самой захудалой контрразведки обязан это делать безукоризненно. Распахнув дверь, в кабинет влетела молодая девушка и единым духом выпалила:
- Всех, во главе с полковником, довела до Курьина к Райцеву... Что? - И осеклась, быстро оглянулась и вытаращила испуганно на меня свои большие глаза.
Ксения Сергеевна побледнела и, глядя то на меня, то на нее, выдавила:
- Ты что, Тамара, путаешь? Я посылала к больной Раевой в Курьино... Как она?
- Прошу вас, Ксения Сергеевна, и вы, девушка, не беспокойтесь! Я не предатель, клянусь честью! Час назад я разговаривал с Гункиным, и он рассказал о бегстве полковника Тищенко и его товарищей из больницы, намекал, что вы могли оформить им паспорта, и собирался посоветоваться с бургомистром Родько. Я уговорил этого не делать. Тем не менее впредь будьте осторожней. Подобно вам, я хочу бороться с фашистами. Со мной в Витебск прибыло шесть военнопленных. Все они настоящие люди, и я надеюсь, что вы обе нам поможете добраться до Райцева.
Женщины чувствуют, в моменты крайнего напряжения, опасность тонко. Моя искренность, может быть, чрезмерная горячность, их убедили. Они успокоились. Я просидел у них с добрых полчаса и договорился зайти к Околович вечером и рассказать, что делается во Франции и Германии. Тамара Бигус, провожая меня, лукаво посмеиваясь и протягивая мне руку на прощание, не утерпев, заметила:
- И как такой плотный, сильный мужчина ухитрился молниеносно скользнуть за дверь?
- Когда такая красивая девушка ее распахивает - все живое, в том числе такой медведь, как я, должно посторониться... А теперь до вечера!
День стоял по-настоящему весенний: небо голубое-голубое, светило ласково солнышко, и на душе было радостно. Свершилось что-то очень важное. Предстоит сделать первый решающий шаг. Раскрыть новую страницу жизни "Такова воля судьбы, - подумал я, - странные совпадения: встреча с Гункиным в нужную минуту, потом темпераментная, веселая Тамара. Интересно, на какую стезю я ступил восемнадцатого апреля тысяча девятьсот сорок второго года?"
Не торопясь, я бродил по городу, время от времени останавливаясь. У некоторых церквей и общественных зданий стояли полицаи на часах. Заинтересовавшись, я подошел ближе и увидел через отворенную дверь над чем-то трудящихся людей, видимо, горожан, понял, что это изоляционно-трудовой лагерь.
Мое любопытство привлекло внимание часового. Он что-то крикнул, и тут же появился разводящий и направился ко мне. И в этот момент ко мне подошли Федор и его два товарища - Михаил и Георгий. Откозырнув, Федор отрапортовал:
- Гуляем, как приказали, господин начальник!
Полицай, намеревавшийся, видимо, проверить мои документы, попятился, откозырнул и повернул обратно. Мы двинулись дальше.
- Гулять надо с пользой! Скажем, узнать расположение военных объектов, штабов, зенитных установок и раздобыть карту города. И чем информация о враге будет обширней и разнообразней, тем ласковей нас примут!
Мост над Двиной, к которому мы подошли, охранялся немецкими часовыми. Полюбовавшись красавицей рекой, мы направились на улицу Толстого в городскую полицию, чтобы, по словам Родько, выполнить формальность, поскольку он обо всем договорился, и получить талоны в столовую.
На Марковщину домой мы пришли уже под вечер. Действовал комендантский час, и, чтобы попасть к Околович, следовало торопиться, что я и сделал.
Дом, где жила Ксения Околович, стоял напротив 2-й больницы. Я поднялся на четвертый этаж и позвонил. Дверь открыла Тамара Бигус, со словами:
- А мы вас ждем!
В небольшой прихожей меня встретила с любезной улыбкой Ксения Сергеевна, жестом приглашая войти:
- Познакомьтесь, Мария Афанасьевна Кузнецова. Моя добрая подруга и помощница.
Сидящая в кресле женщина с пышными, вьющимися волосами протянула руку, потом вскочила, поцеловала меня в щеку, воскликнув:
- Спасибо вам за Ксюшу! За всех!
- Не надо меня благодарить, не надо! Это долг каждого русского. Кем бы он ни был.
- А теперь, друзья, давайте сядем за стол, и вы нам расскажете о том, что происходит в мире, а мы поделимся своими новостями, - попросила хозяйка.
На белоснежной скатерти-простыне расставлены тарелки, рюмки, какая-то рыба в большом блюде и пузатый графин с водкой.
-Прежде чем поделиться нашими маленькими тайнами, - начал я после второй рюмки, - хочу поведать о себе и о том, что довелось пережить за этот год во Франции и Германии, а потом, если сочтете возможным, послушаю вас.
Женщины закивали головами. Известно, что откровенность вызывает у собеседников ответную реакцию. И я начал свой рассказ о себе, своей деятельности в НТСНП, настроениях белой эмиграции в Югославии, о том, с какой целью был послан Байдалаковым в Париж. Как встретил там своего лицейского товарища Ивана Каткова-участника Сопротивления, как свела меня судьба с Жераром, Лили Каре, как надул Гуго Блайхера и намекнул о полученном от "Икс" задании, какую работу провести с военнопленными.
Они слушали меня затаив дыхание. Поражал раскрывавшийся иной мир. А Тамара то и дело подкладывала мне в тарелку и подливала в рюмку, каждый раз касаясь коленом моей ноги, что все больше развязывало мне язык.
- Мы, как солдаты в окопах, "исповедуемся" друг перед другом, - начала после недолгой паузы историю своей жизни
Околович. - Вы, Иван Васильевич, родились в помещичьей усадьбе, селении с поэтическим названием Бандуровка, а я, дочь священника, - в небольшом эстонском городке Аренбурге. По сравнению с вашей моя жизнь скучна и однообразна. Отец, не стану о нем говорить, тяжело... Помогали старшая сестра, дядя, ныне арестованный немцами в связи с убийством заместителя бургомистра Витебска Брандта. Училась, стала врачом и к началу войны получила назначение врача-ординатора туберкулезной больницы имени Кагановича, на Марковщине. Одиннадцатого июля сорок первого года вошли немцы, и с этого момента я очутилась на оккупированной территории. Восемнадцатого июля был объявлен приказ о явке всего медперсонала в немецкую комендатуру.
-Все было так неожиданно, все так верили в сталинское "ни шагу" и вдруг - такое! - вмешалась Мария Афанасьевна.
- Я решила вместе с легко раненным и скрывающимся у нас в больнице офицером, - продолжала Ксения, - перейти линию фронта. И мы отправились по Смоленскому шоссе до Рудни. И уже надеялись на успех, как нас километрах в пятнадцати за городом остановил немецкий патруль и "в связи с военными действиями" приказал возвращаться. Объяснила я свое отсутствие тем, что навещала больного в деревне и простудилась. На другой день, узнав о моем прибытии, назначенный немцами заведующий горздравом Купреев, поговорив со мной, решил назначить меня главврачом Второй городской больницы. Вскоре посетил меня брат, Георгий, и познакомил с белоэмигрантом Николаем Федоровичем Гункиным, который вскоре занял пост начальника паспортного стола. Под предлогом наличия в больнице тяжело раненных нетранспортабельных больных, я попросила предоставить мне право являться лично и оформлять документы. Разрешение я получила и, пользуясь им, имела возможность под видом паспортов больных перерегистрировать большое количество паспортов, нужных мне для оказания помощи целому ряду советских граждан. У нас уже имеется десять конспиративных квартир. Мы все больше и больше бойцов переправляем к партизанам. Восьмого меня вызвали в деревню Курино, где со мной вел долгую беседу начальник разведывательного отряда Ефимов, с которым, надеюсь, вы еще познакомитесь, и дал ряд заданий.
Околович поднялась, подошла к буфету, что-то отодвинула и, вытащив флакон с прикрепленным к нему рецептом, прочитала:
"Первое-указать на плане Витебска сгоревшие кварталы, а на сохранившихся отметить размещение штабов, частей и огневых точек. Второе - следить за продвижением войск и особо тщательно за прибытием химкоманд. Добыть противогаз.
Третье - узнать структуру, методы работа и вооружение полиции. Установить ее личный состав и политическую характеристику отдельных работников.
Четвертое - установить, какие цели ставит перед собой руководящий состав организующегося Белорусского народного дома.
Пятое - составить список кандидатов и комсомольцев, оставшихся в Витебске, с указанием их политических настроений.
Шестое - раздобывать и снабжать отряд образцами фашистской литературы, приказами.
Седьмое - дать полные сведения об административных работниках русской типографии, их политнастроениях, о корреспондентах газеты "Новый путь" Витбиче, Горском и Андрееве".
Она положила пузырек с рецептом обратно и, остановившись возле меня, заметила:
- Не думайте, что я такая дура и там все так и написано! Дудки! Да, кое-что уже сделано, я надеюсь, что вы с товарищами поможете. А о полковнике Тищенко и его группе расскажет Тамара, она водила их к партизанам.
-Расскажу по дороге в Курьино, хорошо? Ха-ха-ха! Берете меня за проводника? - и озорно сверкнула глазами.
- Я думаю задержаться в Витебске еще несколько дней и за это время постараюсь собрать нужные сведения, полагаю, мне удастся выполнить по пунктам все!
- Все не надо. Кое-что уже сделано. Марии Афанасьевне удалось узнать о том, какие цели преследует Белорусский народный дом, а теперь она занята составлением списка комсомольцев...
Вдруг послышались выстрелы, потом прозвучала автоматная очередь.
- Это у кирпичного завода стреляют! - определила Тамара. - Который уже раз, - она взглянула на часы. - Половина одиннадцатого. Через десять минут на нашей улице появится патруль. Немчура в своей точности до идиотства доходит. Все, кому нужно, знают, когда и где ходят фрицы.
Мы встали и направились к окну, выходившему на Ветеринарную. Ксения погасила лампу и раздвинула широко тяжелую портьеру. Сверху неосвещенная улица проглядывалась с трудом.
Тамара, поглядывая из окна на улицу, принялась рассказывать, как, пользуясь скрупулезной точностью немцев, особенно баварцев, - а их видно по красным сытым рожам, - она уже знает, когда и как почти безопасно идти через Витебские ворота.
- А там рукой подать до Четвертой ударной армии генерал-полковника Еременко. Мне рассказывали, что в районе Понизовье-Лионозово-Рудня командованию 358-й стрелковой дивизии партизаны сообщают данные о расположении вражеских частей да еще поставляют фураж...
- Во! Смотрите! - воскликнула Околович, ткнув пальцем в сторону улицы.
По мостовой шагали, с автоматами на плечах, три немца в касках.
Я стал прощаться. Договорились о новой встрече и о том, что примерно через неделю Тамара поведет нашу группу через Витебские ворота.
7
За городом царила весна. Проснувшийся от зимней спячки лес был полон жизни. На деревьях распускались листья. С громким щебетом летали птицы. Где-то куковала кукушка. Солнце весело проглядывало сквозь бледно-изумрудную зелень крон кленов, тополей, ясеней, и только могучие дубы, собираясь с силами, набирали почки. В лощинах, у старых пней мелькали семейки коричневых сморчков. Лужайки и открытые полянки, залитые светом, напоминали персидские ковры: ярко-желтые лютики, одуванчики, темно-фиолетовые колокольчики, красные наперстянки и буковицы, розовый клевер... над ним роились разноцветные бабочки, толклись столбами мошки, летали осы. А в траве копошились букашки.
Мы шли по лесу, не спуская глаз с маячившей шагах в двадцати-тридцати от нас стройной фигурки проводницы.
-Дорога мне знакома, знаю примерно, где есть вероятность наткнуться на немцев. Договоримся так: не упускайте меня из виду, поднимаю левую руку - ложитесь и ждите; правую - расползайтесь по сторонам; обе - бегите на выручку, только осторожно.
-Вышли мы из Витебска 23 апреля, через Духовский овраг и улицу Фрунзе в Стадионный поселок, пересекли Витьбу и, минуя деревни Андронниково и Кашино, приближались к зоне, где уже хозяйничали партизаны. Оставалось пройти чернолесье, миновать болотце и добраться до соснового бора. - Так объяснила нам Тамара, когда мы после добрых шести часов быстрого хода уселись перекусить.
И снова в путь. Усталость брала свое - все-таки отмахали мы километров шестьдесят-спадало напряжение и притуплялось внимание. И я шагал, порой бездумно, порой размышляя о предстоящей встрече с Райцевым и о том, сумеем ли мы добраться до наступления темноты.
И вдруг Силка схватил меня за плечо, чтобы пригнулся... Возле Тамары стояли два немца. Один из них, высокого роста, держал винтовку на голове и озирался по сторонам, другой, пониже и плотней, с винтовкой за спиной, грозя кулаком, видимо, спрашивал, почему она в лесу. А наша проводница размахивала руками, якобы что-то объясняя: "На выручку!" Немцы еще в прошлом году издали указ, согласно которому подозрительные лица, застигнутые в лесу, подлежат расстрелу на месте.
Из огнестрельного оружия в нашей группе было только два пистолета - у меня и у Федора.
Мне еще не приходилось стрелять из ТТ образца 30-го года. Кроме того, поблизости могла находиться воинская часть, выславшая дозорных.
- Бежим! Будем брать живыми!
Подхватив Тамару под руки, они поволокли ее, видимо, с целью изнасиловать, к ближайшей лужайке и, взбудораженные, не услышали нашего приближения.
- Хальт! - крикнул я, когда оставалось пять шагов.
- Хенде хох! - заревел Федор.
Фашисты отпустили девушку. Высокий поднял руки, а маленький, быстро повернувшись, вскинул винтовку, но тут же получил удар по голове от подскочившего к нему Силки и, охнув, свалился.
Когда я пообещал высокому фрицу жизнь, он охотно, дрожащим голосом, торопливо даже, рассказал, что примерно в километре отсюда сидят в засаде около двух рот. Цель - облава на партизан: "Все мы солдаты двести пятой дивизии пятьдесят девятого армейского корпуса, что прибыл в феврале из Франции..."
Связав руки ему и очнувшемуся, присмиревшему коротышке- офицеру, мы двинулись дальше. На этот раз уже вместе. Из огнестрельного оружия в нашей группе у меня было два пистолета. Тамара получила трофейный "вальтер". Другой, по праву, взял Силка Криволап. А две винтовки и четыре гранаты разобрали остальные. И, таким образом, худо-бедно, но все оказались при оружии.
Уже темнело, когда мы наконец добрались до опушки леса. Предстояло перебраться через болото, поросшее камышом почти в три метра высоты.
Мы присели в ожидании, пока совсем стемнеет. Тамара, оправившаяся от шока и, как человек, избежавший беды, была в приподнятом настроении. Расположившись поудобней на моем рюкзаке, рассказывала, как связной армейской группы разведчик Ефимов, сопровождавший с ней группу полковника Тищенко, поймал руками большущего угря, переползавшего из болота в речку, что тут рядом течет. И резюмировала:
- Глупые самки ради продолжения потомства ползут посуху, плывут по рекам, добираются до моря, чтобы встретиться с бездельниками-самцами и вернуться плодить детей! Ха-ха-ха! Все мы, бабы, - дуры несусветные!
- И все-таки ведете нас, мужиков, вы! А кто родил и воспитал таких людей, как Тищенко и те тысячи с ними, как Райцев, к которому мы идем? Разве не такие славные, смелые, красивые, как вы, наша, теперь уже навеки родная, Тамара!
- Этих тоже воспитала женщина! - Она оголила левую руку. На белой коже отчетливо проступали синяки.
Все повернулись к немцам, которые, поняв, испуганно опустили глаза.
Посидев еще минут десять-пятнадцать, мы двинулись дальше. Вскоре нас остановил партизанский патруль и привел к Райцеву.
Страница моей эмигрантской жизни была перевернута!