Он вырвал из старой тетрадки один чистый листок, потом аккуратно оборвал его неровный край, чтобы у листка был приличный вид, потом сел за стол, взял ручку - нашел одну с красной пастой и очень обрадовался - и стал писать с решительным, мощным нажимом:
ВНИМАНИЕ, АЛЕКСАНДР БРЯНОВ! СЛУШАЙ КОМАНДУ!
ВО-ПЕРВЫХ, НЕ ВЗДУМАЙ ВЫБРОСИТЬ ЭТОТ ЛИСТОК, ДАЖЕ ЕСЛИ ТЕБЕ ПОКАЖЕТСЯ, ЧТО В НЕМ НАПИСАНА ПОЛНАЯ ЧУШЬ! ПРЯЧЬ ЕГО, НО ТАК, ЧТОБЫ ОН САМ МОГ ЛЕГКО ПОПАСТЬСЯ ТЕБЕ НА ГЛАЗА! ЧИТАЙ ЕГО ВСЕГДА ВНИМАТЕЛЬНО. ЭТО - ИНСТРУКЦИЯ, БЕЗ КОТОРОЙ ТЫ РИСКУЕШЬ ПОТЕРЯТЬ ВСЕ…
Это "все" Брянов не смог бы определить словами, но очень ясно чувствовал всю глубину его значения…
Фрагмент 5
К ЗАПАДУ ОТ МОСКВЫ
В просторном холле на втором этаже красно-кирпичной дачи, похожей с фасада на боярские палаты, а с тыла - на мавританский дворец, в глубоком кресле черной кожи, у самого окна, сидел человек и читал книгу - исторический роман о временах монгольского нашествия. Человек был одет в красный спортивный костюм, и на спине его красовалась фирменно вышитая аббревиатура: "СССР".
Костюм подарил человеку руководитель олимпийской сборной; было это, казалось, совсем недавно.
На вид человеку можно было дать что-нибудь около семидесяти, но на самом деле вот-вот должно было стукнуть семьдесят восемь. Он выглядел сухощавым, даже поджарым. Густая доныне седина с характерно выдававшимся надо лбом облагороженным вихром, близко посаженные темные глаза под крутыми бровями, ровная полоска усов над волевым, упрямым ртом и общая угловатость черт выдавали в нем украинца.
Князь московский Иван Калита уже тянул-толкал ордынский "экспедиционный корпус" в сторону неуемной Твери, когда зажегся глазок на черной штучке, стоявшей на подоконнике, и она запела вроде сверчка.
Человек неторопливо отложил книгу на полочку торшера текстом вниз и взял штучку, из которой сразу вытянулся усик антенны.
- Слушаю! - твердо сказал он, не поднося штучку к уху.
- Петр Иванович, - донесся из нее голос. - Тут к вам приехал товарищ.
- Новиков. Из снабжения.
- Кто?
- Пропусти, - распорядился пожилой человек в спортивном костюме.
Он устало вздохнул, и пульс его вырос на пять - десять ударов. К нему приехали по важному делу, возможно, - последнему важному делу в его жизни, возможно, что по самому важному… История покажет…
Тот, кто приехал к нему с визитом, не был "Новиковым" и не был "из снабжения". Точно так же, как и сам человек, только что читавший исторический роман, никогда не был "Петром Ивановичем". Он неторопливо спустился вниз, зашел в одну из небольших комнаток и, протянув руку к электрическому счетчику, нажал на нем маленькую кнопочку, каких на обычных счетчиках не бывает. С этого мгновения всем наичутким микрофонам в радиусе пятидесяти метров - если таковые еще чудом сохранились после чисток или невзначай проросли вновь - полагалось оглохнуть от шума некой сверхмощной бормашины.
Не боясь сентябрьской прохлады, человек вышел из дома в том же костюме и с наслаждением вдохнул сыроватый сосновый дух.
Издали, вдоль дорожки, от ворот дачи к дому, направлялся гость, человек в штатском - в легкой синей куртке нараспашку поверх строгого серого костюма, в белой сорочке и синем же галстуке.
Хозяин дачи убрал антенну, повернул свою черную штучку другим концом вперед и почти незаметно наставил его на пришельца. Дело было для гостя необидным: дополнительная проверка наличия "клопов" и прочей техники. Штучка не стала пищать… и тогда гость ускорил шаг.
Хозяин указал ему на боковую тропинку, усыпанную хвоей, и сам пошел туда первым, так что здоровались оба на ходу.
- Добрый день, Петр Иванович, - сказал гость.
- И тебе доброго здоровья, майор, - ответил хозяин.
Справа от него по тропинке между вековых сосен шел майор ГРУ Вячеслав Павшин.
Слева же от майора, плечом к плечу с ним, двигался не кто иной, как сам Святогор (так именовали хозяина дачи в узких кругах) - генерал-полковник ГРУ, условно "в отставке", человек-легенда, глава целого семейного клана хватких полковников разведки, Георгий Иванович Никоненко.
- Пока все идет по плану, - стал докладывать Павшин. - Серьезных отклонений нет.
- Серьезных?..
- Да. - Павшин искоса взглянул на генерала. - К настоящему моменту установлены четверо…
- Четверо… Значит, все-таки можно считать: эпидемия…
- Ну… маленькая, Петр Иванович, не будем преувеличивать.
- Вроде гриппа. Канарский грипп.
- Красиво звучит, Петр Иванович. Думаю, что надо оставить. Только один признак не совпадает. Наше не заразно.
- Я до сих пор сомневаюсь.
- Спецы изучали… Божатся.
- Ну, скажите им, пусть не божатся, - сумрачно приказал генерал.
Павшин немного помолчал, соображая, как правильно воспринимать это приказание, заодно выдержал паузу, чтобы дождаться нового.
- Так что с ними? - подтолкнул доклад генерал.
- Точно по директиве. Задержаны. Изолированы. Со всеми проведена соответствующая работа.
- Никого не напугали?
- Что вы, Петр Иванович! Все как у Христа за пазухой. Спасибо говорят.
- Не там они за пазухой, майор… Ну, продолжай. Что с остальными?
Павшин сначала усмехнулся про себя, а потом продолжил:
- По уточненным сведениям, в эпицентре воздействия могло оказаться еще двое граждан с нашими паспортами, не больше. Что касается иностранцев, то списки составлены… Разработка тяжеловата. Нужно вводить много лишних людей… Вероятность утечки возрастает. Спецы полагают, что "чужие" останутся только носителями. Без "адаптера" расширение памяти вряд ли возможно. Так что "союзников" мы пока обогнали. Это факт. Теперь о Канарейке…
Павшин запнулся, успев заметить, что генерал морщится.
- Не нравится мне эта ваша "Канарейка"… - сказал "Петр Иванович". - Каламбуры ни к чему. Это и есть утечка.
- Согласен, Петр Иванович. Поменяем…
- Пусть будет, как кулик на своем болоте.
- Кулик?.. Неплохо, согласен. Значит, информация о Кулике. Вероятность того, что направленное воздействие дало положительный результат, очень велика. - Эту подготовленную протокольную фразу Павшин проговорил весомо и неторопливо. - Он пришел за лекарством. "Ключ" мы давали на него в эфир трижды. Для уверенности. Последний вариант "чистой картинки" вы видели - с пальмами, про потерянный рай. Теперь вся проблема - в совпадении образов. Надеемся, что все в порядке.
- Какой контроль был во время передач?
- По полной программе. В "слепую пробу" взяли не меньше ста человек. Теперь будут покупать сливочный шоколад с кокосовой начинкой.
- В аптеках?
- Шутите, Петр Иванович!.. Спецами мы довольны. "Рефрен" прошел. Телевизор был включен в изоляторе. Так что проверили трижды. Картинку-"ключ" видели только те, кто оказался под воздействием. Для остальных - шоколад… и сладкая жизнь.
- До гробовой доски.
"Вот Гамлет хренов!" - уже со злостью подумал Павшин, улыбаясь.
Не дойдя двух десятков шагов до выкрашенной в зеленый цвет бетонной ограды, генерал повернул обратно к дому.
- Ты говорил, что была нештатная ситуация…
- Петр Иванович, в пределах допустимого. У Кулика было плановое дежурство по охране дачного поселка. Мы ему обычный распорядок жизни не ломали, но группу прикрытия, естественно, пришлось послать. А тут, как назло, какая-то шпана на участок полезла. Ну, они там повоевали немного. Все обошлось.
- Добро, что твой Кулик Кавказ не охраняет, а то пару дивизий пришлось бы за ним для прикрытия таскать. Что еще?
- Больше практически ничего. Клиент, как говорится, зреет. Когда картинка станет достаточно полной и он подаст признаки тревоги, дезориентации, тогда мы перейдем к следующему этапу. Во всяком случае лиха беда начало… Мы ведь сами решили, что непредсказуемость событий будет лучшим способом проконтролировать их развитие… В этих условиях.
- Значит, вы уверены, что Кулик уже клюнул букашку.
- Уверены. На девяносто девять процентов. Мы же его не можем сейчас усадить за подробную автобиографию. Во всяком случае, эту "букашку" ему захотелось закусить пилюлей. Это показатель.
- Добро. Доклад принят. Информируй.
Там же, где сошлись, они и разошлись. Генерал поднялся на террасу, а потом, когда майор Павшин покинул участок, он снова выпустил из черной штучки усик антенны и по-свойски позвал какого-то Михалыча.
Через пару минут глухая дверца, рядом с воротами, пропустила внутрь низенького человека лет шестидесяти, в очень опрятном, но самом обыкновенном вахтерском одеянии. Генерал, оставив черную штучку дома, спустился на ту самую, прямую дорожку, что пролегала от дома к воротам, и двинулся Михалычу навстречу.
- Вот что, Михалыч, - сказал генерал, наклонившись над ним, - пора послать весточку Дяде Ване.
"Вахтер" прищурился и заговорщически прошептал:
- Слушаюсь, товарищ генерал. - И добавил погромче: - А какую?
- А пошли-ка ты ему, Михалыч, пачку "Казбека".
- Какую пачку? - тише уточнил "вахтер".
- Из самых старых запасов. Открывай фронтовой НЗ. Самое время Дяде Ване закурить наших…
По пути наверх, на второй этаж своего мавританско-боярского терема, каких немало появилось под Москвой перед началом нового тысячелетия, генерал Никоненко выпил рюмочку "Юбилейного" и вернулся в кресло.
Иван Калита грозил Тверскому княжеству, собирал земли… Теперь весь мир мог исчезнуть, со всеми землями. И все могли объесться шоколада - насмерть. Вспоминая, как прекрасно лежать под пальмой на далеком тропическом острове.
Фрагмент 6
МОСКВА. РАЗНЫЕ МЕСТА: ОТ ЗАПАДА - К ЦЕНТРУ
Один шаг - назад, два шага - вперед.
Тактический девиз вождя мирового пролетариата очень пригодился Александру Брянову.
Целый вечер он, занавесив окна, создавал у себя в квартире особое "информационное пространство" и наконец, решив, что дело сделано и можно еще один раз рискнуть самым дорогим, то есть - собственным сознанием, проглотил капсулу мнемозинола, как ему было прописано: перед сном.
Наутро он открыл глаза и, тут же уткнувшись взглядом в первый транспарант-указатель, с минуту смотрел на него как баран на новые ворота.
БРЯНОВ! ЧУДИЛО! ВНИМАНИЕ! НЕ ДУМАЙ, ЧТО ТЫ - САМЫЙ УМНЫЙ! ИДИ, КУДА УКАЗАНО!
Было указано в коридор, куда он с постели двинулся бы и так, без всяких дурацких приказов.
Нет, память у Брянова не отшибло напрочь. Он помнил, как накануне все эти инструкции писал и развешивал, но, как ни странно, он оказался теперь очень заинтригован: чего же он в конце концов от самого себя хотел добиться?..
Он двинулся почти не по своей воле, очень мудро решив, что не всегда утро вечера мудренее, и очутился у двери туалета. На крышке унитаза лежала табличка с четвертым по счету указателем:
ВНИМАНИЕ, БРЯНОВ! КНИГА - ИСТОЧНИК ЗНАНИЙ! ЧИТАЙ - ПРОСВЕЩАЙСЯ!
Рядом с унитазом стоял узкий ящичек, где хранились всякие аэрозоли. На крышке ящичка размещалась самая оперативная библиотечка Брянова. Сверху она оказалась прикрыта вчерашней газетой.
Он снял газету. Под ней лежал детектив без всяких предупреждающих знаков. Зато под детективом обнаружилась книга, которую при обычном течении жизни он никогда бы не посмел оставить в сортире: у Брянова были некие домашние, чисто личного пользования, понятия о приличиях. Этот намек был даже серьезней листка бумаги, прикрепленного к книге так, что один конец торчал из нее, как закладка, а другой на сгибе закрывал часть обложки.
БРЯНОВ! НЕ БРОСАЙ КНИГУ В УНИТАЗ! ПРОЧТИ - НЕ ПОЖАЛЕЕШЬ!
"Ну и дебил!" - подумал Брянов о себе вчерашнего выпуска, но решил не торопиться с выводами, а сел на крышку и стал просвещаться.
Он держал в руках увесистый черный том "Божественной комедии" великого Данте.
В нем оказалось множество листков с инструкциями, напоминаниями, приказами, часть которых отсылала Брянова в разные углы квартиры.
В туалете было прохладно, и весь местный климат очень способствовал спокойным размышлениям…
Теперь Брянов стал лучше разбираться в реальности, которая в последние дни странно исказилась. Теперь он, во-первых, кое-что знал, во-вторых, кое-что знал про то, что ему оставалось неизвестным, в-третьих, знал, что не должен бы знать о том, что этого "кое-чего" не знает. Это было уже немало.
Кто-то тайно и целенаправленно подсадил ему в мозг фрагмент ложной памяти. О таких вещах - "имплантациях воспоминаний" - он знал давно из научной фантастики, но технократическая реальность теперь быстро догоняла фантастику. Что это за картинка - непонятно: она или вымышленна, как кино, или реальна, то есть где-то снята с натуры. Зачем? Это оставалось главной загадкой. Далее: картинка явно ассоциировалась с телевизионной рекламой некоего мнемозинола, которого не оказалось ни в каких аптеках, кроме одной, с дворцовыми люстрами и мраморными лестницами… Забавные декорации.
Обдумывая это, Брянов похолодел: а что, если эта телереклама является некой "матрицей" и теперь у всех, кто смотрит телевизор, есть маленький сдвиг по фазе, начинающийся головной болью и расстройством внимания. Скоро все побегут покупать этот чертов мнемозинол! И кто-то сделает очень большие деньги, как на продаже воздуха, если он начнет исчезать!
Ужас прошел сразу, как только мозги под бомбежкой страхов продолжили свою спокойную работу. Во-первых, аптека всего одна. Во-вторых, никаких очередей не было и, судя по всему, они не запланированы. В-третьих, "держи Канарейку!"… Похоже, что к нему приставлена охрана, да какая! Не меньше взвода спецназовцев. Ко всем такую не приставишь. Даже сотня таких, как он, недоделанных зомби, обойдется в копеечку кому угодно, хоть целому государству. Значит, он кто: жертва секретного эксперимента?.. Довольно компетентная жертва, если учесть его специальность: биохимия, связанная с фармакологическим воздействием на центральную нервную систему. Может быть, он выбран именно по этой причине? Он - дорогостоящий зомби. Есть чем гордиться… Если он вышибет окно и сделает кульбит со своего пятого этажа, то они запросто успеют растянуть брезент. Хороши ангелы-хранители, мать их!
Однако если бы не случайный разговор, если бы не дневник, возможно, он еще долго пребывал бы в счастливом неведении… Тем более что коварный мнемозинол, оказалось, не прояснял память: он просто способствовал восприятию "чужой картинки" как естественной части собственной памяти, то есть обеспечивал "приживление имплантанта".
Теперь оставалось решить главный русский вопрос: что делать? Пойти в милицию? Пойти на Лубянку? Прикинуться полным доходягой - мол, от ваших опытов я уже загнулся?..
На одном-единственном животном эксперименты никогда не проводят. Должна быть подопытная группа… и должна быть контрольная группа. Значит, должны жить на свете - и скорее всего где-то рядом, в Москве, ведь большой разброс вряд ли допустим - такие же бедолаги, как он сам. Это - хорошая цель: попытаться найти своих. Он наверняка удивит этих всемогущих… и тогда, может быть, они пойдут на контакт.
Выйдя из туалета, Брянов поинтересовался временем. Оказалось, что он провел в "интересном месте" почти полтора часа. Если слежка велась постоянно, то наблюдатели могли забеспокоиться…
Не убирая штор, хотя и понимая, что в комнатах на него могут быть направлены церберовы взгляды камер, Брянов снял все слишком бросавшиеся в глаза транспаранты, сложил их и убрал под подушку. Потом он вырезал несколько маленьких карточек, написал на них важные подсказки и пристроил в таких местах, на которые мог походя обратить внимание… и задуматься в том случае, если ему опять чем-нибудь интеллигентно стукнут по голове. Подсказка, оставленная в справочном окошечке телефона, к примеру, гласила:
ВНИМАНИЕ, БРЯНОВ! КЛАД ЗАРЫТ РЯДОМ! 5 ШАГОВ НА СЕВЕР, 3 НА ЮГО-ЗАПАД. ТОРОПИСЬ!
По выполнении команды ему надлежало оказаться там же, откуда он недавно вышел, - у главного хранилища секретной информации в виде бессмертного творения Данте.
Закончив эту мозговую фортификацию, он взял черную книгу еще раз и, открыв на первой попавшейся странице - 63, - вдруг ясно вспомнил волну, катившуюся от него к берегу, пальмы, особняк, гору с охристой вершиной… Та, которую он заметил у самых дверей особняка, приближалась. И он тогда двинулся из воды обратно, на берег. Он пошел ей навстречу.
Хрупкая фигурка, легкое светлое платьице, шляпка с широкими волнистыми полями, затенявшая лицо. Он шел к ней с непреодолимым желанием сорвать эту шляпку, увидеть, вспомнить ее глаза. С десяти шагов он уже разглядел голубенькие цветочки на ее платье… наверно, незабудки. Он видел ее улыбку, ровный-ровный ряд зубов, властные, прямые морщинки у рта. "Не молода", - успел подумать за кадром Брянов… Руки тонкие-тонкие! Все жилки - наружу. Но какое движение! Как красиво поднималась эта рука! Какие чудесные пальцы!
Она сама сняла эту проклятую шляпу…
Серые глаза…
Ослепительные, пшеничного золота волосы! Золото Рейна.
Россыпь веснушек! Он перецеловал их все!
"Сколько ей лет? - где-то в космосе пролетела бряновская мысль. - Тридцать где-то… Тридцать пять…"
Лицо тонкое и немного - но даже красиво - иссохшее, изможденное, как у балерины. Она балерина, странно не помнить этого. Последний сезон в Берлине.
Шляпа уже куда-то делась. Может, ее унесло волной. Ее голос… "Ты собрался уплыть в Буэнос-Айрес без меня?"
Ее невесомые руки обнимают его за шею… Запах ее кожи… Запах волос… Губы… губы… сухие и властные… Волна догоняет, щекочет ступни… Брянов зажмурился и потряс головой. "Нет, Элиза…" Он захлопнул книгу, будто опасаясь начертанных в ней заклинаний. Чертовщина! "Воспоминание" стало ярче, яснее… опаснее. Оно расширилось! Оно могло затмить годы - обыкновенные, серенькие тысячи дней! А вдруг действительно затмило?.. Брянов перевел дух, повел лопатками - майка прилипла к вспотевшей спине… Он достал из ящика с аэрозолями приготовленный для записей остро отточенный карандаш и в третий раз открыл книгу великого Данте. Она была толстой, и на страницах оставались широкие поля - вот причины, по которым Брянов избрал ее средством переписки с самим собой. Рядом со строкой, "Я очутился в сумрачном лесу" он опустил острие карандаша на чистое поле и вывел аббревиатуру: "ЛВ!" - "ложное воспоминание!"
Пришлось признаться себе: он много бы отдал за то, чтобы такое воспоминание стало своим, настоящим… "Ты собрался уплыть в Буэнос-Айрес без меня?" Острие карандаша замерло. "Willst du nach Buenos Ajres ohne mich schwimmen?" Она говорила с ним на немецком! "Nein, Elisa…" Он не говорил ей таких слов тогда, но Александр Брянов произнес шепотом эту фразу теперь, а спустя мгновение, уже в московской реальности, перевел на родной язык:
"Конечно, Элиза, я не уплыву от тебя ни в какой Буэнос-Айрес". Острие карандаша сделало пометку "NB" и двинулось с красной строки: "Похоже, я знаю немецкий. Подозрительно хорошо. Проверить, учил ли его раньше. Проверить: взять сложные тексты, слушать радио. Вероятно: еще один "подарочек"".
Приняв ледяной душ - для нейтрализации всех лишних размышлений, - Брянов позвонил в институт: прийти не смогу, есть веские семейные обстоятельства.
Надо искать "родственников", братьев по несчастью.