* * *
Фриссон устроился в кабинете шефа: в половине десятого вечера тот был уже дома.
- Эй, сержант, приведи сюда Карпо! Да пошли кого-нибудь за бутербродами. Я с утра ничего не ел! - крикнул Фриссон.
Впереди сержанта шел Карпо. Он был бледен и держался руками за живот.
- Садись, - приказал ему инспектор. Сержанту он передал несколько монет и попросил принести два бутерброда с ветчиной.
Карпо сидел и время от времени глухо стонал.
Фриссон молча наблюдал за ним. Так прошло несколько минут. Вошел сержант и передал инспектору бутерброды.
- Быстро, - отметил тот, - спасибо.
Левой рукой он держал бутерброд, а правой высыпал из конверта содержимое карманов Карпо Из кармана своего жилета он достал золотую брошку и положил с вещами Карпо. Тот все еще сидел с опущенной головой и тихо стонал.
Съев один бутерброд, Фриссон вытер ладонью губы.
- Ну что же ты молчишь, дорогой Карпо? - сказал он спокойно.
В ответ Карпо простонал и поднял голову.
- О чем говорить? - пробурчал вор.
- Ты мог бы поздороваться, - весело ответил ему Фриссон, - затем начал бы рассказывать, как попал в эту переделку... Кстати, ты можешь стонать, если тебе это доставляет удовольствие. Меня это не беспокоит, только пусть стоны не слишком мешают твоему объяснению.
- Что мне объяснять, господин инспектор? - возразил Карпо. - Иду я по парку и вдруг кто-то лягнул меня в живот. Потом два жандарма запихивают меня в автомобиль, везут сюда и бросают в грязную камеру. Разве я должен объясняться? Где тот, что меня изувечил? Почему он не арестован? Я пострадал невинно, а он ушел! Разве это справедливо? Я вас спрашиваю, господин инспектор.
Не торопясь инспектор откусил кусок от второго бутерброда и с улыбкой разглядывал Карпо.
Тот опустил глаза и увидел на столе черную коробку, ножик, пачку папирос, спички, карандаш, мелочь и... брошку.
"Что за брошка? - подумал Карпо. - Ох, ох, устроит мне этот флик подвох. Это не моя брошка!"
Фриссон пальцем правой руки перебирал вещи на столе. Постепенно он отодвинул в одну сторону все, кррме золотой брошки. Он взглянул на вора, откусил еще кусок бутерброда и стал медленно жевать.
Керпо опустил голову, сильнее прижал руки к животу и снова застонал.
С полным ртом Фриссон сказал ему:
- Думай, дружок!
Пока он ел, Карпо продолжал стонать. Фриссон вынул платок, вытер губы и пальцы, сунул платок обратно в карман и откинулся на спинку стула. Он улыбался, слегка похлопывая себя по животу.
- Ну вот теперь я чувствую себя лучше. Можно хоть всю ночь с тобой беседовать.
Карпо с тоской в глазах поднял голову.
- О чем же беседовать, господин инспектор? - взмолился он.
- Можешь мне рассказать, какими судьбами ты очутился так далеко от товарной станции, да еще в этом квартале. Ты также можешь объяснить мне, почему пошел за тем долговязым в парк и за что он лягнул тебя в живот. У твоего рыжего приятеля, наверное, сотрясение мозга, если, конечно, они у него есть в голове. Потом мы можем потолковать об этой черной коробке. Да вот и об этой милой брошке тоже можно поговорить.
- Это не моя брошка! - крикнул Карпо.
- Вот хорошо, что ты признался. Я не ожидал найти у тебя в кармане эту безделушку, и когда увидел ее, подумал, что она не твоя и что ты ее украл.
- Видит бог, не крал я брошки.
- Да ты, друг Карпо, не волнуйся. О брошке мы можем и потом поговорить. Правда, ювелир, у которого ты стащил ее, несомненно, скажет, что это его вещичка... Но об этом потом. А теперь скажи мне, что ты делал в парке?
Карпо издал еще два стона и, не глядя на Фриссона, ответил:
- Гулял.
- Один?
- Нет, господин инспектор. Я гулял вместе с Жоржем, моим приятелем.
- И часто ты гуляешь в парке с твоим приятелем Жоржем?
- Да вы сами знаете, господин инспектор, что я только пять дней назад вышел на волю.
- И сразу же захотел погулять с приятелем в центральном парке, так далеко от твоего уютного дома?
Карпо с досадой отвернулся.
Фриссон поглядел на него и улыбнулся.
- Вот ты и обиделся! Это нехорошо. Мы мирно беседуем, а ты в бутылку полез... Может быть, у тебя с Жоржем были какие-то причины, потянувшие вас в парк? Но объясни мне, почему Жорж вдруг сделал сальто-мортале через плечо незнакомого джентльмена и шлепнулся оземь с такой силой, что потерял сознание, а ты подпрыгнул в воздух и ударился животом о ногу того же джентльмена?
Голос Фриссона повышался.
Карпо молчал. Он думал, что этот флик, наверное, что-то знает.
- Молчишь? - продолжал Фриссон. - Почему ты шел левой стороной бульвара, а Жорж правой? И почему, как только долговязый джентльмен свернул в парк, ты перебежал бульвар за ним? И по какой причине вы пошли следом за этим господином, когда тот ушел из кафе "Клюни"?
Фриссон привстал, с силой стукнул кулаком по столу.
- Говори же, отродье кривой матери и блудного осла, что ты там делал? А не хочешь, упеку тебя обратно на пять лет, передам дело о золотой брошке, что была у тебя в кармане, следователю Сегоньяку и спета твоя песенка!
- Не надо, господин инспектор. Не надо Сегоньяка! Он мне тогда три зуба выбил и ребро сломал.
- Как ты смеешь клеветать на честного сотрудника республики? На допросе ты бесился, бросался на пол, бился о стул, выбил себе три зуба и сломал ребро, а потом имеешь нахальство заявлять, что тебя избил Сегоньяк, человек, который плачет, когда отрубает голову цыпленку для воскресного стола! Чего доброго скажешь, что я тебя лягнул ногой сегодня. Довольно притворяться!
Фриссон взял Карпо за волосы и поднял его голову.
- Говори, нечего стонать, как девица, потерявшая... каблук от туфли.
- Господин инспектор, ничего особенного не было.
- Ах так, ничего особенного?!
- Да, да, господин инспектор. Вот именно. Ничего особенного.
- Ты шутишь. Пойми ты, подобие испанского мула, здесь шучу я! Тебе не положено. Выкладывай по порядку.
В этот момент вошел сержант и, подойдя к инспектору, стал шептать ему на ухо.
Фриссон слушал внимательно, время от времени кивал головой.
Сержант вышел.
Инспектор сел на свое место. Карпо был встревожен приходом сержанта. Он подумал, что его приятель, наверное, все рассказал. В голове он прикидывал, сколько ему дадут за неудавшееся покушение на грабеж.
"Пожалуй, не больше года, - подумал он. - А за брошку, если дело передадут Сегоньяку, наверное, пять".
И он решил все выложить.
Постонав раз, другой для порядка, он поднял голову и начал:
- Насчет брошки и господина следователя Сегоньяка лучше не надо. Я вам все расскажу, как было.
Фриссон вынул из ящика стола конверт и вложил в него все, кроме брошки и черной коробки. Брошку он отодвинул в сторону.
- Давай, - сказал он.
Карпо вздохнул.
- Это дело нам подсунул один господин.
Фриссон поднял брови.
- Мы с Жоржем сидели в баре "Рыжий конь" третьего дня вечером, пили пиво, беседовали о том о сем, сами знаете, господин инспектор.
- Небось говорили, где бы что-нибудь украсть.
- Ну что вы! Мы говорили о девушках, о скачках, то да се. Пили пиво. И вот заходит какой-то господин в шляпе, в плаще. Оглянулся и прямо подсел к нам. Заказал у официанта три бокала вина и предложил нам выпить. Жорж стал ворчать. Характер у него такой, но я ему сказал, что добрый господин желает нам только хорошего, потому что на улице дождь и непогода. Мы выпили, и господин начал говорить, что у него есть для нас дело. Рассказывал он гладко, культурно, нисколько не смущаясь ворчания Жоржа. Говорил, что ему нужны документы и бумажник одного господина, у которого должно быть, кроме этого, порядочно долларов в карманах. Долларами он не интересуется, говорит, это дело ваше. А вот документы, письма и прочее - ему. И предложил нам еще десять тысяч франков за труды.
Стал я его спрашивать, что за господин, много ли у него долларов, что он собой представляет, где его найти и прочее и прочее. Жорж проворчал, что десять тысяч не бог весть какие деньги. На это господин резонно ответил, что за бумажник и документы и десять тысяч хорошая цена, потому что у того господина, наверное, будет по крайней мере сотня долларов в кармане. Насчет десяти тысяч и я поворчал, но наш гость на уступки не пошел. Тут я подумал, что деньги на улице не валяются, что я только что вышел из тюрьмы и надо жить. Стал спрашивать подробности.
Господин сказал нам, что сразу даст половину денег, а остальные, когда дело будет сделано. А найти человека с документами и долларами можно будет на следующий день около девяти вечера в кафе "Клюни" на бульваре Сан-Мишель. Тут он вынул из кармана вот эту коробку и сказал, что если я нажму кнопку сбоку, вон ту, и буду держать ее, коробку то есть, возле уха, то услышу писк, когда человек приблизится ко мне. Жоржу он дал слуховой аппарат для глухих и объяснил, что он тоже услышит писк, когда наш господин подойдет. Велел он нам взять эти штучки в руки, а сам отошел шагов на десять, и когда стал возвращаться, мы оба услышали писк, который становился сильнее по мере того, как господин приближался к нам.
"Вот так, - сказал он, - вы узнаете его. Он пожилой, худой и высокий, и для таких парней, как вы, не представит большого труда с ним справиться". При этом он просил не увечить долговязого потому что он был ему нужен здоровым. Вот и все, господин инспектор.
- Положим, ты кое-что забыл, - ответил Фриссон.
- Да, верно. Забыл. Он объяснил нам, что тот господин, с документами и долларами, зайдет в кафе, поищет кого-то, не найдет, а потом пойдет в сторону парка, где мы должны его накрыть. Если же он пойдет не туда, то нам следует его взять в другом подходящем месте. И еще забыл сказать, что документы мы должны были принести в ресторан "Бужено" на улице Страсбург, около Восточного вокзала, завтра ровно в двенадцать часов дня. Тогда он отдаст нам остатки денег.
- А ты собирался отдать ему документы?
- А как же, господин инспектор! Договор есть договор.
- Что-то мне не верится, - возразил Фриссон. - Расскажи, как твой заказчик выглядел.
- Я его не так-то хорошо рассмотрел, вы ведь знаете, что в "Рыжем коне" экономят электричество и там темновато.
- Это так, но не потому, что жалко денег на свет, а потому, что клиентам свет не нравится. Но разглядеть ты его все же разглядел. Давай опиши его.
Карпо вздохнул.
- Он высокий, лет сорока-сорока пяти, широкоплечий. Стоит прямо, как будто линейку проглотил. Носастый, подбородок торчит, зубы большие, как у лошади. Курил вонючие немецкие сигареты. Одет в серый костюм, серую шляпу, серый плащ.
- Если увидишь его еще раз, узнаешь? - спросил инспектор.
- Конечно.
Фриссон начал писать протокол. Он достал бумаги из ящика и вынул вечное перо. Он снова собрал вещи Карпо в конверт, а брошку положил в жилетный карман.
Карпо заметно повеселел.
"Значит, поверил!" - подумал он.
Фриссон допрашивал его еще часа два, добиваясь подробностей. Наконец, протокол был составлен, и Фриссон отправил Карпо в камеру, а когда сержант вернулся, сказал ему, что будет утром в девять часов и что следовало бы покормить воров завтраком, но не выпускать до его прихода.
Разговаривая, Фриссон вынул брошку и перебрасывал ее из одной руки в другую.
- Хорошая штучка, - заметил сержант.
- Да, купил подарок дочке по случаю дня рождения, а из-за этих мерзавцев не смог поздравить ее. Будет мне дома нагоняй!
Флеминг
Портье гостиницы "Жорж" открыл дверь.
- Добрый вечер, господин Флеминг.
- Добрый вечер. Разрешите мой ключ.
Портье передал ему ключ от комнаты 417 и проводил взглядом до лифта. Он был доволен постояльцем. Вел тот себя тихо, большую часть дня проводил в городе. Женщин к себе не приглашал и не пьянствовал. Идеальный клиент. Аккуратно платил по счету, давал чаевые - не слишком мало и не слишком много. Знающий клиент. Если б кто-нибудь сказал ему, что тридцать минут назад на Флеминга напали два бандита, от которых тот с легкостью отбился, он бы не поверил. А это было так.
После нападения в парке Флеминг решил не заходить к Пьеру и Аннет. Он быстро направился к метро, на следующей станции пересел на другую линию и через две остановки вышел на улицу. На такси он доехал до Королевской площади, а потом опять на метро с пересадкой добрался до Северного вокзала, откуда пешком отправился в гостиницу. На переходах и в такси он убедился, что слежки за ним нет.
В номере он снял плащ и по привычке переложил содержимое карманов в пиджак. С удивлением рассматривал черную зажигалку, которую вынул из левого кармана плаща. Откуда она? Такой у него не было.
Флеминг посмотрел на часы - без четверти десять. В одиннадцать тридцать его будет ждать человек у входа в метро.
Он достал небольшой набор отверток и пинцетов и умелыми движениями разобрал зажигалку. Она состояла из двух частей: верхней, к которой прикреплялись механизм и бачок зажигалки, и нижней - занимавшей около половины корпуса. Осторожно отвернул винт. Через открытое дно он увидел миниатюрную электронную схему на транзисторах.
Собрав зажигалку, он стал составлять записку. Обдумывал каждую фразу, часто зачеркивая и заменяя слова, выражения, чтобы добиться максимальной ясности. Готовый текст переписал и зашифровал. Сжег черновик и спустил пепел в канализацию. Шифровку, написанную мелкими четкими цифрами на папиросной бумаге, он засунул в пачку папирос. Туда же положил зажигалку и несколько сигарет.
На улице опять было сухо и тепло. Он надел кепку и спустился вниз.
Доехал на такси до Оперы, а затем - на метро до нужной станции... Все спокойно. Слежки нет.
По дороге Флеминг снова обдумывал события вечера. Он последовательно рассмотрел все, что произошло с того момента, как он вышел из гостиницы, и до того, как покинул парк после неудавшегося нападения. Он уже решил, что дело было организовано "Черными рыцарями" по наводке Шредера. Надо было по ходу событий определить цель, которую преследовали нападающие. Где и когда подсунули ему зажигалку-радиоуказатель? Он не сомневался, что зажигалка служила тем признаком, по которому грабители нашли его. Но почему не использовали фотографии, которые Шредер сделал на корабле? Он, видимо, решил, что радио будет надежнее. Фотографии, сделанные на открытом воздухе, на солнце, не всегда соответствуют виду человека в вечернем освещении. Кроме того, подумал он, фотография могла остаться у бандитов, а это едва ли было на руку "рыцарям".
Вероятнее всего ему подсунули зажигалку на улице перед входом в ресторан. Раньше было бы опасно, так как он мог ее обнаружить. Шредер не мог подойти к нему, но он мог кому-то показать его. Подсунуть вещицу - дело нехитрое.
Выйдя из ресторана, он очень скоро обнаружил, что за ним идет какой-то рыжий, и поэтому был готов к защите. Удивляло его теперь, почему рыжий не стукнул его по голове? Видимо, были указания грабителям не причинять ему серьезных увечий. Рыжий даже не пытался схватить его за горло, а сразу через плечо полез во внутренний карман пиджака и тем самым дал возможность схватить его руку, перебросить детину через плечо.
Второй тоже не применил силы.
Несомненно "рыцари" не хотели причинить ему вреда. Но зачем нападать? Чтобы захватить его документы, бумажник?
Флеминг снова вернулся к событиям, связанным с поездкой в Европу. Он был уверен, что его истинные цели были известны только небольшой группе лиц в Центре. Таможенный и паспортный досмотр в Нью-Йорке прошел нормально. Единственная причина интереса Шредера к нему - бумажник с номером четыре. Любопытство Шредера к Флемингу появилось после того, как он увидел бумажник. Он обыскал каюту, пытался вызвать его паролем - песней "Хорст Вессель", подослал свою жену с целью узнать его адрес.
Шредер был доверенным лицом "рыцарей", но не был членом группы. В этом Флеминг теперь был совершенно уверен. Не сомневался он и в том, что Шредер ездил в США, чтобы выяснить обстоятельства развала и исчезновения американской организации "рыцарей". Группе он привез мало сведений. Не у кого было их получить. Наиболее активный - и опасный - "рыцарь" погиб в автомобильной катастрофе "при таинственных обстоятельствах". Так писали в газетах. Другие члены организации поспешили удрать. Вполне понятен поэтому тот интерес, с которым Шредер рэссматривал бумажник номер четыре и его владельца.
Руководитель группы фон Нейман, несомненно, знал о наличии бумажника с таким номером. Он знал также, что его владелец ни разу не пытался установить связь с ним за все время существования организации. Он должен был заинтересоваться личностью Флеминга.
"Но Шредер сфотографировал меня на пароходе, - вспомнил Флеминг. - Фон Нейман имеет фотографии всех членов... Стой! Не спеши! Если мы схватили комплект фотографий у первого немца, которого арестовали в 1946 году, это не значит, что у фон Неймана должен быть второй комплект".
Немец, о котором вспомнил Флеминг, был первым членом "Черных рыцарей", обнаруженным органами государственной безопасности, и арест его послужил началом изучения и разоблачения деятельности организации.
Флеминг знал, что при создании группы Борман стремился всячески обеспечить тайну ее существования. Он даже не познакомил членов организации друг с другом и лишь одному доверил список паролей и мест предполагаемых встреч. Надо было думать, что он передал ему лишь один комплект фотографий, который потом попал в руки органов госбезопасности. Действительно, Флеминг вспомнил, как он встретился с одним из членов организации, выдавая себя за "рыцаря". Ведь сошло!.. И если у фон Неймана нет фотографий, он тем более должен быть заинтересован в выяснении личности владельца бумажника с номером четыре. Ведь он мог быть членом группы; мог быть американцем, случайно нашедшим бумажник в Германии в конце войны; мог быть сотрудником Федерального бюро расследований США; мог быть кем угодно!
Несомненно, Шредеру показалось подозрительным нежелание Флеминга сообщить ему о себе. Ответ Флеминга на песню "Хорст Вессель" должен был подсказать Шредеру, что американец знает кое-что об организации. Флеминг укоризненно покачал головой. "Зря ты так ему ответил! - подумал он. - Надо было пропустить это мимо ушей. Вот и нажил себе хлопот!"
Флеминг не стал себя долго корить по этому поводу. Дело сделано. Обратно не вернешь! Но инцидент имел, как ему показалось, и положительное значение. Появление на сцене нового "рыцаря" неожиданно, после провала в США, вызвало некоторое замешательство в рядах "Черных рыцарей". Иначе трудно было понять необходимость "ограбления", столь грубого и непродуманного. Мог же фон Нейман предугадать, что попытка окончится неудачей и грабители попадутся в руки полиции! Что они попались, Флеминг догадался по полицейскому свистку, раздавшемуся после "ограбления".