2
Леди Пестерн на протяжении войны и скудных послевоенных лет умудрилась не отказаться от формальностей. По этой причине на каждом из редко устраиваемых теперь обедов с гостями лежал отпечаток спектакля, исполняемого от случая к случаю. Тем более что как искусный домашний стратег она сумела удержать в "Герцогской Заставе", хотя и в урезанном виде, штат обученной прислуги. Влезая в длинное платье шестилетней давности, Карлайл подумала: если продуктов и дальше будет не хватать, то ее тетя скоро уподобится легендарным русским аристократам, которые с полной невозмутимостью садились за банкетный стол, на котором подавали черствый хлеб и воду.
С Фелисите, которая продолжала дрожать и никак не могла прийти в себя, она рассталась на лестничной площадке.
- Ты увидишь его за обедом, - сказала Фелисите, - и поймешь меня. - С вызовом обреченного она добавила: - И мне безразлично, что думают другие. Если я и запуталась, то от этой путаницы меня пробирает дрожь восторга. И если захочу покончить с этим, то не по совету других людей, а только потому, что… О, Боже, что же делать!
Затем Фелисите ушла к себе в комнату и захлопнула за собой дверь. Подкрасившись и закурив сигарету, Карлайл задумалась: несчастная девочка несомненно напугана, а самой ей в продолжение уик-энда предстоит роль амортизатора между Фелисите, ее матерью и приемным отцом. И хуже всего то, размышляла она, что я люблю их всех и кончу тем, что окажусь в крупной ссоре со всеми троими сразу.
Она спустилась в гостиную. Не обнаружив там никого, она от нечего делать пересекла лестничную площадку и, открыв величественные двойные двери, заглянула в бальный зал.
Посреди большого пустого помещения, как островок стояли полукругом стулья с золоченой обивкой и пюпитры. Центром островка был огромный рояль. На его закрытой крышке в сюрреалистическом беспорядке валялись зонтики от дождя и солнца. Она пригляделась к ним и узнала один, черно-белый, наверняка из Парижа, которым лет десять, если не больше, тому назад ее тетя укрывалась на скачках в Эскоте. Она вспомнила, что сидела с нею в тот день в королевской ложе и туда проник фотограф. Зонтик подарил некий полномочный индийский представитель по случаю первого брака тети, и с той поры леди Пестерн не расставалась с этой игрушкой. Ручка изображала птицу с красными рубиновыми глазами. Стержень был до нелепости тонким и составным, с соединительными кольцами из платины. Пружинный замок в корпусе из темной бронзы, безжалостно украшенный драгоценными камнями, погубил не одну пару перчаток. В детстве Фелисите иногда разрешалось отвинчивать верхнюю и нижнюю секции стержня, и по неизвестной причине эта операция доставляла девочке огромное удовольствие. Карлайл взяла эту достопамятную вещь, нажала на замок и, улыбнувшись по поводу такого легкомыслия, поспешила тут же закрыть зонтик. На стуле у рояля громоздились какие-то музыкальные принадлежности, а сверху лежала написанная от руки программка.
Она прочитала: "Репертуар для танцев: (1) В новый путь под старые напевы, (2) Скелтон, (3) Сандра, (4) Крепкий парень".
За шеренгой стульев немного особняком красовалось имущество барабанщика - всевозможные барабаны, трещотки, бубен, тарелки, проволочные щетки и скорлупа кокосовых орехов. Карлайл осторожно нажала ногой на педаль и подпрыгнула от неожиданности, когда клацнули тарелки. "Вот была бы потеха", - подумала она, - "усесться и начать колотить во все эти штуки. Интересно, как выглядит за этой работой дядя Джордж?"
Она осмотрелась. Здесь состоялся ее первый бал; родители специально для этого купили дом. Как далеко в прошлом остались те довоенные годы! Карлайл представила зал полным гостей и вспомнила необыкновенную, ни с чем не сравнимую радость той ночи. Вспомнила, каким шелковистым на ощупь был шнурок ее программки, когда она нервно сжимала его затянутыми в перчатки пальцами. Она увидела вписанные в программку имена, которые позднее не раз перечитывала в убористо напечатанных списках раненых и убитых. Крестик в разделе танцев после ужина стоял рядом с именем Эдуард. "Я не считаю это правильным, - сказал он, осторожно ведя ее в танце и разговаривая так беспечно, что, как всегда, она не могла угадать его намерений. - У нас нет своего дела, мы только и умеем что танцевать". - "Ну, если ты не шутишь…" - "Шучу, шучу, конечно". - И он начал один из их романов: "В великолепном бальном зале "Герцогской Заставы", лондонского дома лорда по имени Пестерн и Бэгот, звучала музыка, в воздухе реяли ароматы оранжерейных цветов…" - Вступила она: "…и молодой Эдуард Мэнкс кружил свою кузину в вихре танца". Чудесно, подумала она. Да, это было чудесно. И последний танец был отдан ему, она устала, но держалась, двигаясь без всякого усилия воли, совсем машинально; в самом деле так, словно плыла, вспомнилось ей. "Спокойной ночи, спокойной ночи, все просто замечательно". А потом, когда часы пробили четыре, она поднималась по лестнице - скорее в постель - с легкой от усталости головой, опьяненная благодарностью ко всему миру за такое обилие счастья.
"Как молоды мы были, - подумала Карлайл, всматриваясь в стены и паркет зала, - и как далеко ушло то время". "Облик розы", - так назывался тот танец, и вздох ее слился с последней музыкальной фразой, прозвучавшей в ее воспоминаниях.
Но за этим балом ничего не последовало. Были другие балы с заранее расписанными танцами, встреча-другая с Эдуардом, письма от него - он находился в России и писал специальные статьи. А потом - война.
Карлайл вышла, пересекла лестничную площадку и вернулась в гостиную.
Там все еще никого не было. "Если мне вскоре не удастся ни с кем поговорить, - подумала она, - у меня начнется черная хандра". Она нашла парочку иллюстрированных журналов и принялась листать их, размышляя о странностях фотографии: люди, сидящие, танцующие или смотрящие на что-то, не показанное на снимках, способны полностью завладеть нашим вниманием.
Леди Дартмур и м-р Джереми Трингл смеются шутке на открытии вечера "Чем меньше, тем дороже"; "Мисс Пенелопе Сентон-Кларк положение в Сэндауне представляется серьезным. Рядом с нею рассматривает свою карточку участника гонок капитан Энтони Барр-Барр";
В "Тармаке": мисс Фелисите де Сюзе за серьезным разговором с Эдуардом Мэнксом. "Не удивляюсь тому, - подумала Карлайл, - что, на взгляд тети Сесиль, они хорошая пара", - и отложила журнал. У нее на коленях лежал еще один: его глянцевую обложку целиком занимало изображение вершины холма, беспорядочно усеянного цветами; по колено в них стояли молодые мужчина и женщина незаурядных физических данных и во все глаза с выражением счастья и живого удовлетворения смотрели на нечто неразличимое в поразительно голубом небе над их головами. В верхней части обложки красовалось название - "Гармония".
Карлайл полистала журнал. Наткнулась на ежемесячный театральный обзор Эдуарда. Язвительный и умный, он был чересчур хорош для этой глянцевой пустышки. Эдуард говорил, что платят в журнале очень хорошо. Дальше шла статья о генетике, подписанная "Консультант журнала "Гармония"", - излишне эмоциональный рассказ о миссии по спасению голодающих; хорошо знавшая эту тему, Карлайл с неприязнью перевернула страницу. Следующий материал под названием "Светящаяся жизнь" она пропустила с содроганием. Двухстраничная статья "Расплата за преступления" оказалась очень острым, но чрезмерно откровенным рассказом знающего человека о наркобизнесе. В ней прямо назывались две латиноамериканские фирмы, имеющие в Англии обширные связи. В редакционном предисловии журнал предлагал читателям присылать подобную информацию и обещал сохранять инкогнито источника. Обиженным советовали возбудить дело о диффамации. Затем журнал обещал новую статью на эту же тему. Потом шел очередной кусок из романа с продолжением известного автора и, наконец, в центре двухстраничного разворота - набранное аршинными буквами рекламное объявление:
РУКА ПОМОЩИ Спросите об этом Г. П. Ф.
(Наставника, Философа, Друга)
Карлайл просмотрела этот раздел. Здесь журнал печатал письма молодых женщин, спрашивавших совета по поводу поведения их суженых, письма молодых мужчин, просивших наставить их в выборе жен и места работы. Замужняя женщина как будто готова была последовать совету неизвестного ученого мужа в делах самого интимного свойства, вдовец просил помощи эксперта в связи с намеченной им женитьбой на женщине двадцатью годами моложе. Карлайл уже собиралась перевернуть страницу, когда глаза задержались на фразе:
"Мне восемнадцать, и я неофициально помолвлена. Мой жених безумно ревнив, и манера его поведения…"
Она прочитала письмо до конца. Стиль выдавал несомненно знакомую руку. Журнал явно не раз открывали на этой странице. В месте сшивки были следы сигаретного пепла. Неужели Фелисите?.. Но подписано "Туте"! Могла ли Фе выбрать себе такой псевдоним? Мог ли ее неизвестный корреспондент?.. Карлайл терялась в догадках, от которых ее отвлек легкий шум - какой-то металлический щелчок. Она подняла голову. В гостиной - никого. Звук повторился, и она поняла, что он доносится из кабинета дяди, небольшой комнаты, в которую можно было попасть из дальнего угла гостиной. Она увидела, что дверь в кабинет распахнута и там горит свет. Вспомнила о неизменной привычке дяди - полчаса перед обедом сидеть у себя в кабинете, размышляя над очередным наваждением, и о том, что всегда любила в эти полчаса посидеть с ним рядом.
По пушистому ковру она подошла к двери и заглянула в кабинет.
Лорд Пестерн сидел у камина. В руке он держал револьвер и, похоже, заряжал его.
Несколько мгновений Карлайл колебалась. Затем неожиданно для нее самой высоким голосом спросила:
- Чем занимаешься, дядя Джордж?
Он вздрогнул, и револьвер едва не выскользнул из его рук.
- Привет, а я уж думал, ты забыла обо мне.
Она пересекла комнату и села напротив.
- Готовишь оружие против грабителей?
- Нет, хотя у тебя есть основания так думать, - он бросил на нее взгляд "стреляного воробья", как однажды выразился Эдуард. - Я готовлюсь к большому событию в своей жизни. - Он махнул рукой в сторону маленького столика возле его локтя. Карлайл увидела на нем несколько патронов. - Всего-навсего отделяю пули, - сказал лорд Пестерн, - чтобы стрелять холостыми, понимаешь? Люблю все делать сам.
- Но о каком большом событии речь?
- Увидишь сегодня вечером. Ты и Фе должны быть непременно. Состоится праздничный концерт. Кого из молодых людей ты предпочитаешь?
- У меня никого нет.
- Почему?
- Мне хватает тебя.
- Ты чертовски высокомерна, моя девочка. Не удивлюсь, если у тебя откроется какой-нибудь комплекс - эдипов или еще чей. Я заглядывал в учебники психологии, когда интересовался браком с соглашением о количестве детей и условиях развода.
Лорд Пестерн надел пенсне, отошел к своему столу и принялся рыться в одном из ящиков.
- Что произойдет сегодня вечером?
- Специальное удлиненное представление в "Метрономе". Я играю в оркестре. Танцы с одиннадцати. Мое первое появление на публике. Бризи включил меня в состав. Очень любезно с его стороны, правда? Ты получишь удовольствие, Лайла.
Он вернулся с ящиком - в нем вперемешку лежала всякая всячина: куски проволоки, лобзик, бритвенные лезвия, свечные огарки, ножи для резки по дереву, старые фотографии, электромоторчик, тюбик с клеем, инструменты и шлифовальный порошок в промасленной бумаге. Карлайл прекрасно помнила ящик. Он был отрадой ее детства в дождливые дни. Из этого барахла лорд Пестерн умело мастерил человечков, ловушки для мух и крошечные кораблики.
- Мне кажется, - заговорила Карлайл, - я знаю здесь каждую вещицу.
- Этот револьвер особо точного боя подарил мне твой отец, - заметил лорд Пестерн. - Ему сделал два таких знакомый оружейник. Револьвер не нужно перезаряжать после каждого выстрела, как любое прицельное оружие, понимаешь? Пара револьверов стоила ему кучи денег. Мы с ним всегда их путали. И однажды он нацарапал на рукоятке одного свои инициалы. Мы даже ссорились из-за того, какая пушка лучше, а потом дулись друг на друга. Взгляни.
Карлайл осторожно взяла револьвер.
- Ничего не вижу.
- Где-то тут есть увеличительное стекло. А инициалы - под курком.
Карлайл нашарила в ящике и вынула лупу.
- Верно, теперь я вижу - К.Д.В., - сказала она.
- Мы с ним были классные стрелки. Он оставил мне оба револьвера. Второй - в коробке, а коробка валяется в каком-то ящике.
Лорд Пестерн вынул плоскогубцы и сжал ими патрон.
- Ладно, коль у тебя нет молодого человека, - сказал он, - пусть его роль возьмет на себя Нед Мэнкс. Это порадует твою тетку. Для Фе никого не нужно - Карлос разозлится.
- Дядя Джордж, - начала Карлайл, пока он выламывал патрон, - ты хорошо относишься к Карлосу? Только честно.
В ответ он забормотал и захмыкал. Карлайл улавливала лишь обрывки фраз:
- …у них свой путь… собственная судьба… неверно подходят к делу. Он дьявольски хороший аккордеонист, - вдруг сказал он во весь голос и добавил нечто туманное: - Гораздо лучше оставить это мне.
- Что он из себя представляет?
- Увидишь его через несколько минут. Я знаю, о чем говорю, - сказал лорд Пестерн и вынул пулю из патрона.
- Никто почему-то не хочет говорить о нем. Он ревнив?
- Фе ведет себя чересчур своевольно. Заставить ее немного утихомириться - это неплохо.
- Тебе нужно много холостых патронов? - спросила просто так Карлайл.
- Мне нравится это занятие. Наперед ничего знать нельзя. Вдруг меня попросят повторить номер. Я предпочитаю быть наготове.
Он взглянул на Карлайл и заметил журнал, который она принесла с собой и положила к себе на колени.
- Я думал, ты не обратишь внимания на эту чепуху, - сказал лорд Пестерн с усмешкой.
- Ты его выписываешь, дорогой?
- Не я, а твоя тетка. Они печатают много скандальных материалов. Не боятся говорить то, что думают, честное слово. Видела статью о наркотиках? Имена, названия, а если даже кому-то не нравится - придется проглотить. Полиция, - неизвестно к чему сказал лорд Пестерн, - сплошь надутые некомпетентные люди. Никакого от них толку. Нед, - добавил он, - пишет туда обзоры.
- Возможно, он еще и Г.П.Ф., - пренебрежительно заметила Карлайл.
- У Г.П.Ф. хорошие мозги, смущенно буркнул лорд Пестерн, - и собачье чутье. Дельный парень.
- Дядя Джордж, а ты случаем не знаешь, - вдруг спросила Карлайл, - не обращалась ли Фе за советом к этому Г.П.Ф.?
- Не сказал бы тебе, даже если бы знал, дорогуша. Извини.
Карлайл покраснела.
- Ты прав, конечно, если она рассказала тебе по секрету. Но обычно Фе ничего не может держать про себя.
- Спроси ее сама. Она умеет выкидывать фортели и похлеще.
Лорд Пестерн бросил пули в корзину для бумаг и вернулся к столу.
- Я теперь сам немного пописываю, - сказал он. - Взгляни-ка на это, Лайла.
Он протянул племяннице лист нотной бумаги, на котором с многочисленными следами от ластика была записана мелодия, а поверх строчек - текст.
- Этот крепкий парень, - читала Карлайл, - не стрелок ли он? Точно, хоть в руках его аккордеон. Он стреляет, как играет, равных ему нет. Он играет, как стреляет, - прямо на тот свет. Хи-де ох хи. Йип. Хо де ох ду. Йип. Целься метче, парень, не пальни в закон. Крепкий парень, - вот он, вот он, твой аккордеон. Во. Бо. Бо.
- Чудесная вещь, согласна? - самодовольно спросил лорд Пестерн.
- Поразительная, - пробормотала Карлайл, и тут звук голосов в гостиной спас ее от дальнейшего изъявления восторгов.
- Это мальчики, - оживился лорд Пестерн. - Пошли встречать.
На мальчиках были их профессиональные вечерние наряды: двубортные пиджаки со знаменитыми стальными пуговицами и серебристыми лацканами. Манжеты чуть ли не целиком вылезали из очень узких рукавов. Тот из двоих, что был повыше, довольно полный и бледный мужчина, сделал шаг навстречу хозяину, лучась радостной улыбкой.
- О-го-го, смотрите, какие здесь люди, - заговорил он.
Все свое внимание Карлайл сосредоточила на втором. Специалисты танго, киноактеры с мундштуком в руке и в двуцветных туфлях, чуть-чуть не дотягивающие до уровня звезд, молодые красавцы, державшие в своих объятиях упакованных по высшему разряду женщин постарше, которые упорно не желают уходить из танцевального круга, - все эти герои, словно по заказу, разом вспомнились ей.
- …и мистер Ривера… - говорил ее дядя. Карлайл высвободила руку, застрявшую в радушном пожатии мистера Беллера, и к ней тут же припал мистер Ривера.
- Мисс Уэйн, - сказал Карлос, избранник Фелисите.
Он грациозно выпрямился и одарил ее взглядом автоматического уважения.
- Наконец-то мы встретились, - сказал он. - Я столько слышал о вас.
Карлайл отметила про себя, что он слегка шепелявит.
Лорд Пестерн угостил всех шерри. Гости заговорили в полный голос.
- Это просто чудо, - возвестил Бризи Беллер и указал на маленькую картину Фрагонара над камином. Мои Бог, она прекрасна, ты понимаешь, Карлос? Само изящество.
- В гасиенде моего отца, - сказал Ривера, - висит картина, которую мне живо напомнила эта. Я говорю о портрете одного из моих предков по отцу. Она принадлежит кисти Гойи. - И пока Карлайл пыталась понять, каким образом Фрагонар мог напомнить Ривере о Гойе, музыкант повернулся к ней. - Вы, конечно, были в Аргентине, мисс Уэйн?
- Нет.
- Вы должны там побывать. Аргентина понравится вам необыкновенно. Кстати, постороннему человеку довольно трудно понять, какие мы на самом деле, изнутри. Испанские семьи очень замкнуты.
- О!
- Да-да. Моя тетка, донья Изабелла де Мануэлос-Ривера, говаривала, что испанцы - единственные сохранившиеся представители аристократии. - Он наклонился к лорду Пестерну и музыкально рассмеялся. - Но, ясное дело, она не бывала в некоем очаровательном доме под названием "Герцогская Застава" в Лондоне.
- Что? Я отвлекся, - сказал лорд Пестерн. - Слушайте, Беллер, что касается сегодняшнего вечера…
- Сегодняшний вечер, - прервал его Беллер, улыбаясь во весь рот, - уже в мешке. Мы раскачаем ресторан, как лодочку, лорд Пестерн. Все будет в порядке. Вечер пройдет чудесно. Вы, конечно, придете, мисс Уэйн?
- Не могу упустить такую возможность, - пробормотала Карлайл, желая одного - чтобы они перестали проявлять к ней такое ревностное внимание.
- Револьвер я уже подготовил, - нетерпеливо вставил лорд Пестерн. - Пять холостых пустышек. А что будет с этими зонтиками…
- Вы любите музыку, мисс Уэйн? Наверняка любите. Вы будете очарованы мелодиями моей страны.
- Танго и румбами? - спросила Карлайл.
Ривера наклонился к ней.
- Ночи, пропитанные ароматом магнолий, - заговорил он, - чудные ночи, наполненные музыкой. Вы находите странным, конечно, что я вынужден, - он пожал плечами и понизил голос, - играть в танцевальном оркестре. Носить этот безвкусный костюм! Здесь, в Лондоне. Это ужасно, не правда ли?
- Не понимаю - почему.
- Я думаю, - Ривера вздохнул, - я принадлежу к тем, кого вы называете снобами. Временами это становится почти невыносимым. Однако я не должен так говорить. - Он взглянул на Беллера, который с головой ушел в беседу с хозяином. - Золотое сердце. Джентльмен от природы. Мне не следует жаловаться… Какими серьезными мы, однако, стали, - весело прибавил он.