- О, разве тебе не известно, что подо всем лежит вера, - сказал Хью. - Под простым лежит сложное. Не имей я веры, я бы мог стать чертовски хорошим диалектиком кьеркегоровского направления. Почему не сказать, что, коль скоро СССР проповедует атеизм, он не в состоянии испортить религию? А раз так, то неведомо для себя он является подлинным оплотом Господа. Религиозные убеждения в коммунистическом окружении должны сиять невероятной красотой. Потому что вам приходится за них расплачиваться. Следовательно, в России существует социальный климат, производящий мучеников и святых, тогда как мы плодим евангелистов. Гарри, только поддайся диалектике Кьеркегора, и ты в большой беде. Это тревожно. Возможность того, что все мы найдем конец в ядерной войне, побуждает нашего среднего гражданина гоняться за удовольствиями. И Запад действительно быстрее строит дворцы удовольствий, чем церкви. И начинает расти тайная надежда: а может, Судного дня и не будет! Если мир взорвется, то и власть Бога разлетится в пыль. Люди могут подсознательно так считать. Отсюда и ухудшение качества работы. Люди везде стали хуже работать. Со временем мы понесем от этого больший урон, чем русские. Лаве не нужно качество. - Он снова вздохнул - издал долгий задумчивый звук и умолк, потом похрустел пальцами. - В любом случае, - с улыбкой произнес он, - разумно, отмечая победу, перебрать наиболее мрачные мысли. Таким образом не подпускаешь к себе дьявола. - Он вытянул руку и похлопал меня по колену. - Я волнуюсь, - сказал он, - потому что дважды награжден. А это, милый мальчик, многовато. Видишь ли, помимо очень удачного утра с Харви, есть еще одно обстоятельство. Я ведь твой крестный, не так ли?
- Дассэр.
- Хорошим был крестным?
- Преотличным.
- Теперь твоя очередь оказать мне услугу.
- Какую, Хью?
- Через семь месяцев у нас с Киттредж родится ребенок. Я хочу, чтобы ты был крестным.
Самолет не рухнул, а продолжал лететь.
- Это великолепная новость, - сказал я, - и большая для меня честь.
- Тебя выбрала Киттредж, как и я, возможно, с большей радостью.
- Я и описать не могу, что я чувствую.
А на самом деле я не чувствовал ничего. Мне подумалось, не умру ли я, прежде чем выясню, что же произошло с Биллом Харви. И действительно, пройдет более восьми лет, прежде чем я узнаю полное содержание записи их разговора.
Часть III
Вашингтон
1
Через тринадцать дней после того, как я вернулся в Соединенные Штаты, русский патруль обнаружил наши "жучки" на линии Альтглинике - Москва. Будь я по-прежнему в Берлине, вокруг меня все гудело бы от того, что мы потеряли туннель, а здесь, в Вашингтоне, эта новость отдавалась глухим перекатом. В моей повседневной жизни снова происходила целая серия изменений.
Во-первых, изменились отношения с Киттредж. Как будущий крестный, я стал теперь членом семьи. Порой я чувствовал себя в ее присутствии двоюродным братом с не вполне здоровым к ней отношением, хотя мы были самые что ни на есть здоровые люди. Беременность только усилила у Киттредж желание флиртовать. При встрече или при прощании она целовала меня в губы влажными губами. А я не знал, как на это отвечать. Студенческая атмосфера в Йеле едва ли способствовала моему сексуальному образованию, как и уроки в Сент-Мэттьюз. Там мальчики, которые провели летние каникулы, тиская девчонок, поучали нас, остальных, вернувшись осенью в школу: они говорили, что, когда у девчонки губы влажные и она присасывается к тебе, значит, ее к тебе тянет и она готова на все.
И Киттредж была готова на все. Никогда еще она не казалась мне такой хорошенькой, как в те первые месяцы беременности. Ее лицо с правильными чертами выглядело еще прекраснее, обогащенное тем лучшим, что было в ней. Я чувствовал в ней женщину - этой сухой фразой я пытаюсь передать осознание того, что мог представить себя с Киттредж в постели. Ночь, проведенная с Ингрид, дала мне необходимую дозу опыта: теперь я знал, что Киттредж не только необыкновенно изящное существо с прелестными манерами, но что у нее есть тело, которое может слиться с моим, и (тут-то и сказывался мой великий опыт) это тело обладает запахом (я полагал, совсем иным, чем по-кошачьему острый запах Ингрид).
Да, я был влюблен, если можно назвать любовью блаженное состояние, когда ты счастлив от того, что всего лишь провел время в компании своей любимой и ее супруга, слушая пластинки с записью "Бориса Годунова" в исполнении Нью-Йоркского симфонического оркестра под управлением Леопольда Стоковского. Проститутка утверждал, что Мусоргский очень точно воссоздает атмосферу смуты, царившую в древней царской Руси.
Киттредж в те дни нравилось больше слушать мюзикл "Моя прекрасная леди". До Вашингтона дошел слух, что это хит сезона на Бродвее, а беременная Киттредж интересовалась главным образом хитами. Стремясь противостоять Мусоргскому, она ставила Лернера и Лови. И мы слушали "Я танцевать хочу", пока Монтегю наконец не спросил:
- Неужели беременность так сузила твои интересы?
- Хью, заткнись! - сказала Киттредж, и на ее бледных щеках вспыхнули два красных пятна.
- Дорогая моя, - возразил он, - похоже, раньше тебя никогда не тянуло к танцам.
А я, предатель этого семейного очага, порадовался тому, что понимаю натуру Киттредж лучше ее мужа, и надеялся, что она это чувствует.
Несмотря на все это, Монтегю, безусловно, занимался моей карьерой. Не прошло и двух-трех дней после моего возвращения в Вашингтон, как он устроил меня на курсы ускоренного изучения испанского. Меня передвинули в сектор Аргентины - Уругвая отдела Западного полушария, где мне предстояло пройти подготовку для работы в резидентуре в Монтевидео.
- Почему в Уругвае? - спросил я.
- Потому что это маленькая страна, и ты там многому научишься.
Поскольку Монтевидео находится на расстоянии многих тысяч миль от Вашингтона, я подумал, что, возможно, он хочет держать своего крестника подальше от жены после того, как родится ребенок.
- Тебе нужно где-то учиться своей профессии, - заметил он. - Уругвай вполне подходящее для этого место. Ты познакомишься с дипломатическим корпусом, узнаешь нескольких русских, будешь вести двух-трех агентов, поймешь что почем. Я рассчитываю, что уже через несколько лет я сам стану интенсивно натаскивать тебя. Но сначала надо научиться грамматике - повседневной работе в резидентуре, некоторым "надо" и "нельзя" в шпионаже.
Признаюсь, хотя за последний год я сотню раз слышал слова "разведка" и "контрразведка", я все еще не был уверен, что знаю разницу между ними.
- А вы не могли бы натаскивать меня сейчас, пока я буду работать в Уругвайском секторе? - спросил я.
- Мог бы, - сказал он, - но все равно тебе придется подождать. Мои Четверги начнутся лишь после того, как я вернусь из Крепости после лета.
- Значит, через два месяца.
- Ты недооцениваешь время, которое проведешь в секторе Аргентины - Уругвая.
Возможно, так оно и было. Но в ту пору я думал иначе. Слишком я был занят поглощением содержимого папок с материалами по географии, политике, экономике, культуре и профсоюзам Уругвая. Довольно скоро я уразумел, что Уругвай - маленькая, похожая на кокосовый орех страна, расположенная на берегу Атлантического океана между Бразилией и Аргентиной. В Уругвае умеренный климат (ура! нет джунглей! отлично!), это Швейцария Южной Америки (гм!), государство, где существуют полусоциалистические нормы социального обеспечения (пф!), край пампасов и скотоводства с единственным большим городом Монтевидео; вся страна с населением менее четырех миллионов человек живет экспортом мяса, кож и шерсти.
Моя работа в секторе Аргентины - Уругвая состояла в основном в зашифровке и расшифровке телеграмм. Это вводило меня в курс операций, которыми вскоре мне придется заниматься. В остальном я потел на ускоренных курсах испанского, страдал от вашингтонской жары в июне и июле, ждал, пока окончатся три недели пребывания Проститутки и Киттредж в Крепости и начнутся его таинственные Четверги, а между делом развлекался, пытаясь представить себе, как выглядят сотрудники ЦРУ и агенты в Монтевидео. Поскольку шифр для обозначения Уругвая был ЛА, с кличками дело обстояло гораздо проще, чем в Берлине: не было СМ/ЛУКА-ПОРЕЯ или КУ/ГАРДЕРОБА, - все начиналось с ЛА/ВИНЫ, ЛА/ЗУТЧИКА, ЛА/МПИОНА и моего любимого - ЛА/МИНАРИЯ. Правда, под ЛА/ВИНОЙ мог подразумеваться рассыльный, а под ЛА/МИНАРИЕЙ - шофер иностранного посольства. Я мог, конечно, показать свое удостоверение и проверить, чему соответствуют эти клички по досье 201, которое хранилось в углу большой комнаты, где помещался наш сектор Аргентины - Уругвая в Аллее Тараканов, но особой необходимости в том не было, и я чувствовал себя еще слишком земным, чтобы этим заниматься. Старшие офицеры неохотно вводили меня в курс более сложных дел, словно это могло как-то их ущемить. Но я готов был ждать. Работа была гораздо спокойнее, чем в Берлине, и мало интересовала меня. Лето в Вашингтоне было жаркое. Я ждал Четвергов.
О них, безусловно, говорили. Однажды жарким днем за обедом в кафетерии двое старших офицеров, приятелей Кэла, выложили мне по этому поводу свои мнения.
- Много шума из ничего, - сказал один.
- Монтегю - человек настолько блестящий, просто до неприличия, - сказал другой. - Да ты и представить себе не можешь, как тебе повезло, что ты попал в число избранных.
Семинар, которому было уже три года, начался в один из Четвергов - на него были приглашены сотрудники Проститутки плюс молодые офицеры, которых ему рекомендовали использовать для своих будущих проектов. Это был Четверг низкого уровня, а раз в месяц проходили так называемые Четверги высокого уровня, на которые приглашались важные гости, как, например, профессионалы - сотрудники Фирмы, приехавшие по делам в Вашингтон из своих берлог за границей.
Во всех случаях собирались за большим столом в приемной Хью Монтегю, просторной комнате на первом этаже желтой кирпичной виллы, где Аллен Даллес расположил свой Центр. Этот элегантный дом, более просторный, чем любое иностранное посольство в Вашингтоне, находился на И-стрит, на достаточно большом расстоянии от Зеркального пруда и Аллеи Тараканов. Проститутка был в числе двух-трех высокопоставленных сотрудников, которые работали с Даллесом, и это обстоятельство придавало нашему семинару особую значимость. Собственно, Аллен Даллес то и дело заглядывал к нам с сигнальным устройством, по которому его вызывали в кабинет (я помню, однажды он даже сообщил нам, что только что говорил по телефону с президентом Эйзенхауэром).
Лекции по Четвергам высокого уровня были, конечно, особенно интересны. Голос Проститутки тогда становился еще более звучным, и он не стесняясь пользовался всем богатством своего словаря. Однако, насколько все это усваивалось каждым из нас, трудно сказать. Проститутка не давал заданий. Время от времени он мог порекомендовать какую-нибудь книгу, но никогда не проверял, насколько мы прилежны, - нет, ему важно было посеять зерно. Несколько зерен дадут ростки. Поскольку сам директор не только бывал нашим гостем, но явно дал этому начинанию свое благословение и частенько кивал, как бы подтверждая, каким чудом является все, о чем здесь говорится (казалось, так и слышался голос мистера Даллеса: "Какой это удивительный мир - мир разведки, метафизический, монументальный, требующий такой проницательности!"), мне было ясно, что по Четвергам высокого уровня Проститутка будет поучать нас по-крупному. Он предпочитал вызывать на разговор себе равных, а нам, остальным, надлежало делать из этого выводы, какие сумеем. Семинары на низком уровне были для нас более полезны. В такие дни занятия, как выразился однажды Проститутка, проводились для "подзарядки мормонов". А таких было пятеро - они усердно записывали лекции, все со степенями из университетов Среднего Запада, все коротко остриженные, в белых рубашках с коротким рукавом, с ручкой в нагрудном кармашке, в темных узеньких галстуках и в очках. Они походили на инженеров, и через некоторое время я понял, что это галерные рабы в подчиненной Монтегю контрразведывательной части Технической службы, где они занимаются шифровальным делом, картотекой, анализом, прогнозами и т. п. Мне это напоминало работу в Бункере, хотя и более целенаправленную, более длительную, да по их лицам видно было, что они готовятся подняться на самую высокую ступеньку среди клерков. Признаюсь, я был снобом, но будучи сыном Смелого выходца с Восточного побережья и, следовательно, по нисходящей младшим Смелым выходцем, выпускником университета "Лиги плюща", а значит, принадлежащим к определенному ярусу в нашем управлении, разве мог я, слушая Хью Монтегю, не чувствовать себя хорошо устроенным? По Четвергам высокого уровня ему случалось пользоваться риторикой безудержного авантюриста. Поскольку память, несмотря на всевозможные подвохи, может быть безупречной, я готов поклясться, что передаю слово в слово то, что Проститутка нам говорил.
- Представление о том, что такое контрразведка, связано с трудностями, к которым мы будем снова и снова возвращаться, - заметил он, - но нам может помочь сознание того, что предмет нашего изучения находится между двумя театрами, двумя отдельными сценами, на которых властвуют паранойя и цинизм. Джентльмены, с самого начала выбирайте какую-то одну линию поведения: слишком часто посещать один и тот же театр небезопасно. Надо все время их менять. В конце-то концов, с каким материалом мы работаем? С фактами. Мы живем в таинственном мире фактов. И неизбежно становимся экспертами по умению проникнуть в суть реальных фактов, вскрывать их и выворачивать наизнанку. Мы обнаруживаем, что призваны жить в сфере искажений. И должны ассимилировать скрытые факты, выявленные факты, сомнительные факты, прозрачные факты.
В тот Четверг высокого уровня у Розена хватило безрассудства прервать Проститутку вопросом:
- Сэр, я знаю значение слова "прозрачный", но не понимаю его смысла здесь. Что значит "прозрачные факты"?
- Розен, - сказал Проститутка, - давай попробуем найти ответ. - И умолк. Я заметил, как он произнес имя "Розен". С легким оттенком скорби протянув "о". - Розен, - продолжал он, - представь себе, что ты находишься в командировке в Сингапуре; роскошная блондинка, настоящая bagatelle, постучала в дверь твоего номера в два часа ночи, и она, скажем, - это на девяносто процентов проверено - не является сотрудницей КГБ, а постучала она к тебе потому, что ты ей понравился. Вот это, Арнольд, будет прозрачный факт.
Ребята грохнули. А Розен улыбнулся - я, собственно, почувствовал, что ему приятно было вызвать маэстро на остроту. "Обожаю подкусывать", - казалось, говорил он.
- Джентльмены, - заключил Проститутка, - в нашей работе первостепенное значение имеет разумное суждение. Вот мы пытаемся проанализировать явно неудачную операцию: является ли она следствием ошибки наших противников, бюрократической неразберихи, просчета, или же, наоборот, перед нами ария с тщательно подобранными диссонансами? - Он помолчал. Пылающим взглядом уставился на нас. Так великий актер произносит свой монолог не важно перед кем - перед нищими или перед королями, он произносит его ради того, чтобы сказать то, что хочет. - Да, - продолжал Проститутка, - одни из вас в подобном случае помчатся в театр паранойи, другие запишутся в театр цинизма. Мой многоуважаемый директор, - и он кивнул в сторону мистера Даллеса, - неоднократно уверял меня, что я порой слишком долго задерживаюсь в театре паранойи.
Даллес улыбнулся.
- О, Монтегю, вы можете рассказать обо мне не меньше историй, чем я о вас. Давайте считать, что нет ничего обидного в подозрении. Оно заставляет работать ум.
Проститутка кивнул.
- Человек, обладающий талантом контрразведчика, настоящий артист. - Он произнес это слово с таким же придыханием, с каким русская старушка произнесла бы "Пушкин". - В своей паранойе он способен постичь красоту сценария противника. Он ищет способы должным образом связать между собой факты, чтобы они не стояли каждый в отдельности. Он пытается обнаружить картину, которую никто другой не видит. В то же время контрразведчик никогда не гнушается выслушать предупреждения циника. Ибо цинизм обладает своими достоинствами. Он подобен маслу, брызжущему из раздавленного семени, из каждого провалившегося плана.
В тот день я сидел рядом с Алленом Даллесом и слышал, как он хмыкнул от удовольствия. Звук был тихий, но приятный.
- Следовательно, - продолжал Проститутка, - не пытайтесь понять КГБ, пока не осознаете, что в разведке у них работают крайне гибкие и крайне косные люди и что между людьми там происходят такие же стычки, как и у нас. Мы всегда должны представлять себе, какие силы задействованы в схеме противника. Это учит нас не строить слишком всеобъемлющих или удовлетворяющих нас догадок. Цинизм учит не доверять себе, не радоваться тому, что факты сложились в отличную картину. Если картина складывается слишком быстро, возможно, ты впервые столкнулся с заранее обдуманным замыслом. Одним словом, с дезинформацией.
Эти Четверги проходили на действительно высоком уровне, слишком высоком для нас, начинающих. Я не один год еще буду размышлять над некоторыми выводами Проститутки. Если в подобные дни лекции Монтегю возносили нас, неопытных юнцов, на такие вершины, как театр паранойи и кинотеатр цинизма, то в Четверги низкого уровня мы возвращались к тому, как всунуть заржавленный прут в заляпанный грязью болт. Так, в первый Четверг низкого уровня мы два часа занимались созданием сценария, исходя из наличия порванной квитанции, погнутого ключа, огрызка карандаша, спичек в виде книжечки и засушенного цветка в ненадписанном дешевом конверте. Все эти предметы, сказал нам Монтегю, были выброшены в мусорную корзину агентом, попавшим под подозрение и спешно эвакуировавшимся из меблированной комнаты. В течение двух часов мы ощупывали эти предметы, размышляли и предлагали свои версии. Какую версию я предложил, не помню. Она была не лучше, чем у остальных. Отличился в тот день только Розен. Все остальные изложили свои версии, а Арни продолжал сидеть с несчастным видом.
- С моей точки зрения, - сказал он, - здесь слишком многого не хватает.
- Это вывод, к которому ты пришел? - спросил Проститутка.
- Дассэр. При столь малом количестве фактов никакого правдоподобного сценария не создать.
- Розен унюхал суть, - сказал Проститутка. - Эти предметы взяты наугад. Никакой задумки тут не было.
Объяснение: упражнение придумано с целью предупредить нас о возможности самоинтоксикации при составлении сценария. Дедуктивные страсти могут легко разгореться при виде засохшего цветка, дешевого конверта, огрызка карандаша, погнутого ключа и порванной квитанции на 11,08 доллара. Этот первый урок был задуман таким образом, чтобы мы впоследствии приучились анализировать, если в процессе работы над объяснением станем в тупик.
- Считайтесь с этим чувством, - сказал нам Проститутка, - если ваш сценарий представляется вам абсолютно верным, но несколько пустоватым, значит, он неверен.
Следующее занятие, объявил он, будет посвящено шпионажу. Чистому шпионажу, противостоящему контрразведке.