Ушли клоуны, пришли слезы... - Иоганнес Зиммель 12 стр.


- Ладно, - сказал первый. - Ложная тревога. Но лучше уж ложная, чем настоящая. Все в порядке, господин доктор. Спокойной ночи, сударыня.

Барски сел за руль, оба охранника вернулись в свою машину и, подождав, пока "вольво" отъедет, последовали за ним на некотором расстоянии. Спутник Нормы всё ещё нервничал.

- Мне очень жаль, - проговорил он, покусывая губу.

- Итак, личная охрана, - повторила Норма и, бросив взгляд в зеркальце обзора, сразу увидела черный "мерседес". - Конечно. Понимаю. Теперь - понимаю.

- Мне в самом деле очень жаль, - сказал Барски.

- Ваша-то какая вина! Случайность! Когда я живу на Паркштрассе, мне часто приходится проезжать по Репербану. По пятницам, когда сюда на автобусах приезжают голландцы и бельгийцы, здесь творится нечто невообразимое!

- Ну и язык у этой женщины… мне так неловко перед вами…

- Успокойтесь в конце концов! Я - журналистка, и мне приходилось слышать ругань похлеще…

Он покачал головой.

- Нет, - сказал он. - Нет. Это было… это было омерзительно.

- Забудьте о ней! Главное, она ничего не украла.

Долгое время оба молчали. Репербан остался далеко позади, когда он снова заговорил, будучи мыслями далеко-далеко…

- Она называла меня "сердце мое". А я ее - "душа моя". И вечно она повторяла: "У нас так мало времени". Я прямо бесился от этого. Она обратилась к врачу лишь тогда, когда боли сделались нестерпимыми… Боли вот здесь… - Он положил руку на свое левое бедро. - Я был рядом с ней, и когда доктор нажал пальцами на больное место, она, моя Бравка, закричала от боли… Наутро начались эти проклятые анализы. И компьютерную томограмму сделали. Метастазы еще не появились. Несколько дней спустя ее прооперировали, и поначалу все было замечательно, а потом пошло вкривь и вкось… Начал отказывать один орган за другим… почки… В организме постоянно увеличивалось количество жидкости… Она перестала меня узнавать… Я стоял, склонившись над ней низко-низко, а она кричала: "Пошлите за Яном! Пошлите за Яном! Пошлите за Яном!" Я говорил ей: "Я здесь, Бравка, я здесь!" А она не переставая требовала, чтобы за мной наконец послали… Сердце у нее было крепкое, очень крепкое, да… Но когда жидкость попала в легкие и Бравка начала так страшно хрипеть… - он словно вынырнул из своих воспоминаний и с испугом взглянул на Норму. - Простите! Ради Бога, простите…

Она кивнула, сидя с закрытыми глазами.

- Рак кишечника, - проговорил он с усилившимся польским акцентом. - И один врач дал ей это… Я его умолял сжалиться над ней… Он пришел ей на помощь, когда начались эти страшные хрипы… и два дня спустя ее сердце остановилось… ее крепкое сердце…

Он свернул на Кенигштрассе, и сейчас они проезжали мимо Израильского кладбища - оно оставалось справа.

- Она умерла двадцать пятого мая восемьдесят второго года, без четверти десять… "У нас так мало времени," - повторяла она… ей исполнилось тридцать пять… Как немного ей было отпущено, правда? Еле исполнилось шесть лет, жили мы тогда в Гамбурге, куда меня в семьдесят четвертом году пригласил профессор Гельхорн… Бравка получила место психиатра в одной из эппендорфских клиник. Мы жили в красивом старом доме на Утьменштрассе, у самого городского парка, рядышком с институтом… Большая квартира… в зеленом районе… Только Эльбы с нашего балкона не увидеть, и Альстер тоже… С тех пор, как Бравку похоронили на Ольсдорфском кладбище, мы с Елей живем вдвоем… Тогда был жаркий и душный день… очень жаркий… и кроме нас с дочкой, одного могильщика да господ из похоронного бюро на кладбище никого не было. Священника я приглашать не стал. Чересчур я тогда на него разозлился… Надеюсь, он простит мне это прегрешение. На могилу к Бравке мы ходим нечасто… Вы меня понимаете, не правда ли?

- О да, - сказала Норма.

- Бравка ведь не там… - прошептал Барски.

Они ехали по Альтоне.

- Конечно нет, - согласилась Норма.

- Она… Знаете, мне недавно довелось прочесть рассказ об одном еврее, который потерял жену. Отправился он, значит, к раввину и спрашивает: "Ребе, можно оживить мертвых?" И ребе ответил: "Да. Если постоянно думать и помнить о них".

Проехав мимо альтонской ратуши, они оказались на Эльбском шоссе.

- Простите мою бестактность, - сказал Барски, глядя на Норму. - Вы ведь только что потеряли сына.

- Все естественно, - ответила она. - У вас - ваши мертвые. У меня - мои. Everybody has to fight his own battles.

- Это верно, - проговорил он, снова посмотрев на нее. - У каждого свои войны и свои битвы.

- Ваша дочь учится в Гамбурге? Здесь?

- Да, - сказал Барски. - Мы остались в старой квартире. Еля не хочет переезжать. У нас замечательная служанка, фрау Керб. Она у нас и живет. Уже много лет. Она знала мою жену. Елю она любит. Когда меня нет, заботится о ней. Нам с Милой Керб исключительно повезло, да, просто исключительно… - И потом весь остаток пути до самого дома Нормы на Паркштрассе они молчали.

Поставив свой "вольво" за синей машиной Нормы, Барски вышел и открыл дверцу.

- Итак… - начала Норма.

- Я провожу вас.

Она смутилась.

- Что вы сказали?

- Я поднимусь вместе с вами, - сказал он несколько неуверенно. - Загляну на секунду.

- Но зачем? Почему?

Он посмотрел ей прямо в глаза.

- Вы знаете почему, фрау Десмонд.

- Да, - сказала она. - Я тоже оставляю свет зажженным. Тогда не так страшно возвращаться домой.

- В том-то и дело, - сказал Барски. - Значит, вы не возражаете…

Она кивнула, и они направились к подъезду. Поднялись на лифте, Норма открыла дверь квартиры, и тут ее вдруг охватил безотчетный страх такой силы, что она задрожала всем телом, не в силах переступить порог. Секунду спустя Барски осторожно обнял ее за плечи, как бы успокаивая, и вместе с ней вошел внутрь. Переходя из одной комнаты в другую, заглянули на кухню, в ванную - никого, ничего подозрительного. Напрасные страхи! Остановились в гостиной перед стеной, увешанной картинами. Желтые розы стояли в вазе на журнальном столике, куда их поместила Норма.

- Спасибо, - сказала она. - А вы? Когда вы вернетесь домой…

- У меня дома дочка. И служанка, - ответил он. - Зайду в комнату Ели, посмотрю, как она спит. Всегда, если приходится задержаться на службе или вернуться ночью из командировки, я захожу посмотреть на мою спящую дочку. Жизнь все-таки не совсем обделила меня счастьем, правда?

- Да, - сказала она. - Это большое, настоящее счастье. Я хочу еще раз поблагодарить вас.

- За что?

- За доверие. Теперь, после вашего рассказа, я знаю очень много важных для меня сведений. И шансы найти убийц моего сына увеличились… Хотите стаканчик минеральной?

- Нет.

- Минеральной воды с лимонным соком? One for the road.

- Нет, спасибо, не стоит. Взгляните-ка на эту розу!

- А-а, божья коровка! - сказала она, благодарная ему за эту божью коровку.

Барски наклонился и принялся внимательно разглядывать крохотное красное существо с черными точками. Несколько раз хмыкнул.

- Что вас так заинтересовало?

- Перед нами представитель разветвленного семейства Coccinella, - назидательным тоном провозгласил он. - А именно: Coccinella septempunctata, а попросту "семиточечная". - Он начал считать. - Раз… два… да, семь. Нет, это просто перст судьбы. Не заметь я этой семиточечной божьей коровки, забыл бы рассказать вам об исключительно важном событии в области генной инженерии.

- А именно?

- Речь идет о любовной жизни божьих коровок, - совершенно серьезным тоном проговорил он. - Но, кстати сказать, не семиточечных, а двухточечных, то есть подвида Coccinella bipunctata. Считается, что двухточечная божья коровка приносит счастье. А если убьешь ее или раздавишь - это к несчастью. По старинным преданиям и поверьям эти жучки были любимцами Богоматери и находились под ее особым покровительством. Отсюда и их имя.

- Как интересно, - сказала Норма.

Он старается изо всех сил, подумала Норма, но во имя чего?

- Нет, я просто обязан рассказать вам об этом! В последнем номере научного журнала "Нейчер" некий М. Е. Н. Мэджерус сообщил, что он вместе с другими сотрудниками кафедры генетики Кембриджского университета обнаружил, каким образом самочки божьих коровок подвида bipunctata выбирают своих партнеров.

- Не надо! - сказала Норма.

- О чем вы, сударыня?

- Не надо поднимать меня на смех!

- Поднимать на смех? - Он наморщил лоб. - Фрау Десмонд, этого бы я себе никогда не позволил! Я говорю сейчас об открытии эпохального, можно сказать, значения. Правда! Нет, вы подумайте: кафедра генетики Кембриджского университета! Это там Крик и Уотсон обнаружили двойную спираль. Позволите продолжить рассказ?

Норма неопределенно повела плечами.

- Благодарю. Итак, обстоятельства таковы, что большинство божьих коровок подвида bipunctata неспособны сделать свободный выбор в пользу того или иного самца. Да, и этот Мэджерус и его коллеги установили, что один-единственный ген, один-единственный ген, фрау Десмонд…

- Слышала уже, доктор Барски.

- …что один-единственный ген определяет, выберет ли крохотная дама черного жучка с красными точками или же красного с черными. Прошу вас, не перебивайте. Это важно! - И снова заговорил менторским тоном - Ученые доказали, что расположенность к черным самцам наследуется самочками от божьих коровок-родителей. Наследуется! Если у дочери есть доминантный ген, то шанс стать ее избранником есть только у черных жучков.

- Прекратите, пожалуйста!

- Если же у дамы этого гена нет, то ухаживать за ней с равным успехом могут как черные, так и красные господа. Ученые выяснили это в результате сложнейших опытов по скрещиванию и спариванию.

- О великий Боже!..

- И тем самым, сударыня, они разрешили старый спор между учеными, исследующими законы наследственности, и учеными, исследующими законы поведения. Ибо в кругах специалистов до сих пор подвергалась сомнению возможность воздействия на столь сложный процесс, как выбор партнера, с помощью одного-единственного гена… Потрясающе, да?

- И даже очень. Или весьма… - не удержалась, чтобы не поддеть его, Норма. - Да, весьма… Однако признайтесь, вы все это выдумали только что?

- Но, позвольте… "Нейчер" - один из наиболее серьезных журналов!

- О-о, разумеется…

- Как вам будет угодно, - он опустил голову. - Не сердитесь на меня, если я вас утомил.

- Сердиться? За что же? Вы всего-навсего попытались… То есть мы оба… Каждый надеется вытащить себя самого из болота за волосы… как Мюнхгаузен… Вы же попытались вытащить из болота меня… - Норма не смогла закончить мысль, отвернулась.

- Мне пора идти, - сказал он.

- Конечно, - она снова обратила к нему свое лицо. - Как только приедете домой, позвоните мне!

- А вы знаете, который сейчас час?

- Вряд ли я скоро засну. Позвоните - чтобы я была спокойна. Мало ли… мало ли что может случиться. И не гоните машину!

Они вышли в коридор. Барски протянул ей руку и быстро произнес несколько фраз по-польски.

- Что это значит?

- Да так. - Он смутился. - Что-то вроде молитвы. Да храни вас Господь.

- Разве вы верите в Бога?

- Раньше не верил. Но с тех пор…

- Понимаю.

- Хорошо, я позвоню.

Барски уже вызвал лифт. Кабина поднялась, и он вошел внутрь.

- Храни вас Господь! - сказал он на сей раз по-немецки.

Дверь лифта автоматически закрылась, и кабина заскользила вниз.

Заперев квартиру на ключ, Норма пошла в ванную. Открыла оба крана сразу, отрегулировала температуру воды.

Обижаться на него действительно не стоит, подумала она. Он хотел как лучше. Старался как мог. Но в жизни каждый за себя: "And has to fight his own battles. Alone".

20

Она приняла ванну, стараясь ни о чем не думать, и некоторое время это получалось, но потом ей вспомнилась история о божьих коровках, которую рассказал Барски. Но и о Барски ей думать не хотелось, она приказала себе не делать этого - удалось. Она долго лежала в ванне, время от времени поглядывая на талисман - листок клевера на тоненькой цепочке, который не принес ей счастья.

Окна спальни выходили на большую лоджию. Вытираться досуха она не стала, и укрываться тоже. Легла голая поверх тонкого летнего одеяла. Здесь, на последнем этаже высотного дома, даже в столь раннее утро было довольно душно, и ей было приятно лежать так и чувствовать, как постепенно обсыхает ее загорелая кожа. Напряжение долгого дня и утомительной ночи постепенно спадало. Закрыв глаза, она мысленно произнесла молитву, которую привыкла повторять. На сей раз с небольшими изменениями: "Боже милостивый, если Ты существуешь, сделай так, чтобы Пьер и мой сын были избавлены от страха и мучений, от нужды и забот! Сделай так, чтобы они парили в неземном умиротворении, испытывая это особого рода счастье! Я люблю вас обоих, и всеми своими добрыми помыслами с вами, Пьер и Пьер! Если можете, сделайте так, чтобы я жила достойно, аминь". Хорошо было бы, если бы они оба помогли мне, подумала Норма. На ночном столике зазвонил телефон. Барски, подумала она. Добрался уже домой. Сняла трубку.

- Да?

И услышала явно искаженный мужской голос, в котором сквозили металлические нотки.

- Доброе утро, фрау Десмонд. Итак, доктор Барски проводил вас домой. Вы, конечно, приняли ванну и сейчас отдыхаете.

Норма так и села на постели.

- Кто вы?

- Мое имя вам ничего не скажет.

- Тогда в чем дело?

- В вашей жизни.

- Что?

- Речь идет о вашей жизни, фрау Десмонд.

- Да вы…

- Не перебивайте! Все очень просто: доктор Барски рассказал вам подробности о своей работе. Я ваш поклонник, фрау Десмонд, ваши репортажи меня восхищают. Но в данном случае я вам настоятельно советую: никаких репортажей! Никакого частного расследования! Если же вы не последуете моему совету, будете встречаться с доктором Барски и заниматься делами института, пытаясь выяснить, что же в конце концов произошло, то по прошествии очень недолгого времени это будет стоить вам жизни - точно так же, как профессору Гельхорну и всей его семье. Я говорю это, чтобы вы поняли всю серьезность положения. И наших намерений тоже. Попробуйте продолжить поиски в этом направлении, и через два дня вас не станет. Я человек широкий. Даю вам некоторое время на размышление. Я вам еще позвоню. И вы скажете, какое приняли решение: жить или умереть. Как умер ваш маленький сын…

- Убийца! - закричала Норма.

И в эту секунду заметила, что на подоконнике открытого окна появился конец ствола винтовки. Повинуясь выработанному годами рефлексу, отреагировала мгновенно: уронив трубку, прокатилась по постели и упала на пол, под диван. Сразу же грянул выстрел. Она скорее поняла, чем услышала, что пуля попала в белое лакированное дерево платяного шкафа. На нее упало несколько острых щепок. Из трубки, которая валялась на постели, доносился квакающий голос:

- Фрау Десмонд… Фрау Десмонд… Черт побери, что происходит? Ответьте мне! Ответьте мне!

Все кончено, подумала Норма, необъяснимым образом испытывая облегчение. Да, все кончено. Как только стрелявший встанет на ноги, он сразу меня увидит. И тогда больше одной пули не потребуется. В этот момент раздался второй выстрел. Ствол, лежавший на подоконнике, уставился в потолок, сдвинулся в сторону и сполз вниз, исчез.

Снова послышался квакающий голос из трубки:

- Фрау Десмонд… Фрау Десмонд… Ответьте мне! Черт побери! Ответьте…

Бред какой-то, подумала Норма. Полный бред! Зачем ему предупреждать меня, если он уже приказал меня убрать? Идиотка, выругала она себя. Это не он велел убить тебя. Не то он не угрожал бы и не предостерегал. Значит, есть другой, тоже не заинтересованный в том, чтобы ты совала нос в эту историю. Но один из сторонников первого успел все-таки в последний момент…

Соседи открывали окна, она слышала их взволнованные голоса, возгласы и крики.

Норма скользнула на постель. Медленно, сантиметр за сантиметром, поднимала голову, глядя в сторону окна. Уже рассвело и стало совсем светло. Прижавшись к стене у окна, Норма, став на цыпочки, выглянула. На лоджии, можно сказать прямо у ее ног, лежал мужчина. Серая рубашка, серые шорты, ветровка на "молнии", синие спортивные туфли. Долговязый худой блондин… Рот открыт, из уголка стекает струйка крови. Голова свалилась набок. Норма заметила, куда попала пуля: в шею. Он лежал в растекающейся луже крови, открытые глаза обращены к розовеющему небу. Ну, наконец-то сработал четырехлистник клевера, мой талисман, подумала она. Рядом с убитым - винтовка, ствол которой появился на подоконнике.

Норма быстро подняла голову и на плоской крыше соседнего дома, возвышавшегося над их балконом примерно метра на три, заметила его. Она сразу узнала смертельно бледное лицо и очки без оправы. Это он ворвался в ее телефонную будку после покушения в цирке "Мондо"; это он участвовал в похоронах семейства профессора Гельхорна как служащий фирмы Гесса, он нес гроб; это тот самый человек, который проживал в пансионате неряхи фрау Майзенберг под именем Хорста Лангфроста.

21

Как знать, может быть имя он успел сменить, подумала Норма и стала рассматривать плоскую крышу: громоотвод, каменные трубы, антенны и несколько вентиляционных люков. Через эти люки проще простого добраться до грузового лифта. Пока она обдумывала это, человек со смертельно бледным лицом - винтовка была у него за спиной - успел исчезнуть.

Норму прошиб холодный пот, она дрожала всем телом, как в приступе лихорадки. Запоздалая реакция. Бросилась обратно к постели.

- Алло, алло… фрау Десмонд! - взывала телефонная трубка.

Норма так дрожала, что ничего толком не могла сообразить.

В себя она пришла лишь несколько минут спустя. Положила трубку на аппарат. Снаружи слышались громкие голоса:

- Фрау Десмонд!.. Что случилось?.. Фрау Десмонд!.. Фрау Десмонд!.. Ее убили!.. Убийцы! Убийцы!.. На помощь! На помощь!.. Да замолчите вы! Фрау Десмонд, вы меня слышите? Откройте, фрау Десмонд!

Норма сняла трубку и набрала короткий номер. Тотчас же мужской голос ответил:

- Полиция!

- Говорит Норма Десмонд, - овладев собой, довольно спокойно проговорила она. - Я живу на Паркштрассе, - и назвала номер дома. - На углу Эльбского шоссе. Последний этаж. Немедленно выезжайте! На моем балконе - убитый.

- Вы его знаете?

- Нет. Он хотел убить меня. А его убил другой.

- Повторите вашу фамилию.

- Десмонд. Норма Десмонд.

- Та самая Десмонд? Ни к чему не прикасайтесь! Выезжаем!

Назад Дальше