- Верно. В Монако долгие годы сбрасывали в море камни и наращивали плотный слой почвы, чтобы хоть чуть-чуть увеличить размеры герцогства. Один из таких уголков на западе называется Фонтвейль. Там и находился центр "Генезис два".
Норма заметила, как вытянулось лицо Барски.
- Что?.. - переспросил он.
- Да, - кивнул Сондерсен, - находился. За три недели до кровавого происшествия в цирке "Мондо" все кабинеты вдруг опустели, как по мановению волшебной палочки. Исчезли все сотрудники до единого. Как сообщает Интерпол - "бесследно и в неизвестном направлении". И до сегодняшнего дня их местопребывание никому не известно.
А сейчас лицо Барски побелело, отметила про себя Норма.
24
- Что тебе нужно? - спросил маленький, хрупкого сложения доктор Такахито Сасаки, с недоумением глядя на представшего перед ним Барски.
- Поговорить с тобой.
- Другого времени не нашел?
- Нет, это не терпит отлагательств!
- Послушай, что за тон?
- Извини. Я несколько взвинчен. Мы заходили к твоей секретарше. Она сказала, что ты в двенадцатой лаборатории и не можешь к нам выйти. Тогда я попросил ее позвонить тебе и передать, что мы по весьма срочному делу. Тут…
- Да, да, да. Знаю, все знаю. Она мне звонила. И я ответил, что сейчас принять никого не могу.
Японец сидел перед огромным прозрачным кубом, стенки которого были сделаны из акриловых пластин. На нем зеленый защитный костюм, на лице - специальная маска. На руках - что-то вроде пластиковых краг с отворотами. Кисти в гибких специальных перчатках, и ими-то он и манипулировал внутри куба. На большой подставке в кубе стояли стеклянные сосуды и кюветы, а также объектоносители со встроенным микроскопом, которым пользовался Сасаки. Норма видела, как он, разговаривая, передвигал какие-то материалы в пластиковых мешочках, тоже находившиеся в кубе. Специальный прибор запаивал мешочки, после чего они через щель скользили в подготовленный контейнер. На задней стенке куба Норма заметила два круглых щита. На одном черным по белому был изображен череп, на другом - желтый круг с тремя вентиляторными лопастями: знаки, предупреждающие о радиоактивном излучении. Лаборатория номер двенадцать одна из самых больших. За длинными столами работали еще семь мужчин и три женщины. Повсюду расставлены микроскопы и компьютеры-терминалы, по экранам которых бежали зеленые строчки цифр и формул. Норма видела сложнейшую аппаратуру, воронкообразные стеклянные сосуды, в которых пузырилась какая-то жидкость, переплетение длинных трубок охлаждения, колбы Эрленмайера. Постоянно слышался равномерный шумок. Вытяжные вентиляторы, подумала Норма. Низкое давление… Лаборатория была так же переполнена, как столы, заставленные аппаратурой. Кругом громоздятся шкафы и полки с химикалиями, огромных размеров холодильники, микроволновые печки и высокие ящики с электронной аппаратурой.
Было пятнадцать часов с минутами.
…После ухода Сондерсена и его людей Барски настоял на том, чтобы они немедленно отправились в институт. Она пообещала Ханске сразу после этого приехать в редакцию. Барски гнал машину как безумный. Ни на какие вопросы Нормы не отвечал. Когда Сасаки передал, что принять их не сможет, Барски попросил Норму надеть защитный костюм.
- Есть опасность радиоактивного заражения? - спросила она.
- Некоторые химикалии, с которыми приходится работать, радиоактивны, - прозвучало в ответ.
Он проводил ее до кабин, где лежала и висела защитная одежда. Названия материала, из которого она сделана, Норма не знала. Раздевшись, она влезла в зеленый костюм с множеством накладных карманов и застежек-"молний". На ноги надела зеленые пластиковые туфли, натянула зеленые же перчатки. На широкой подставке покоилось что-то вроде шлема от водолазного костюма - для защиты головы. Однако Барски сказал Норме через дверцу кабины, что обыкновенной повязки будет достаточно. Она так и сделала: закрепила повязку на лице, а на голову водрузила зеленую шапочку. Затем открыла вторую дверь и, пройдя через шлюз, оказалась в помещении с неоновым светом, уставленном чем-то, отдаленно напоминающим чаны для стирки белья в прачечных. Как объяснил ей позже Барски, через этот шлюз и эту комнату важно пройти на обратном пути из лаборатории. А затем уже она оказалась в коридоре, ведущем в лабораторию номер двенадцать, где ее ждал Барски, тоже весь в зеленом.
И вот они стоят перед маленьким японцем.
Он по-прежнему держал руки в прозрачном кубе и с каждой секундой заметно ожесточался.
- Так что тебе нужно, Ян?
- Отошли своих людей!
- Что-что?
- Повторяю: отошли своих людей!
- Послушай, у нас четко рассчитанная по времени программа. Не можем мы…
- Я тебя очень прошу!
Японец посмотрел на Барски с явным недоумением, затем пожал плечами и привычно улыбнулся. Повернувшись к сотрудникам, громко произнес:
- Мне очень жаль, господа, однако вынужден просить вас оставить лабораторию. Всех. Немедленно!
Послышался недовольный ропот.
- Всего на пятнадцать минут, - сказал Барски. - Пожалуйста!
Люди в зеленом оставили лабораторию. Стало тихо. Только вентиляторы напевали свою песню.
- Слушай! - запальчиво произнес японец. - Сколько работы пойдет насмарку из-за того, что опыты прерваны, тебе все равно, да?
- Я к тебе не с пустяками пришел, - сказал Барски. Подойдя вплотную, он едва ли не шепотом сообщил: - Сегодня ночью в Гамбурге убили человека. Его звали Антонио Кавалетти.
- И что же?
- Но ты ведь сам сказал нам, Так.
- Что я вам сказал? Что? Что? Что?
- Что кто-то взломал двери и проник в клинику твоего брата Киоси в Ницце. Что из сейфа похищены документы с результатами исследований. Что исчез один из охранников, который разыскивается полицией; его-то и подозревают в совершении преступления. И что твой брат Киоси взял его на службу с рекомендательным письмом фирмы "Генезис два" из Монако.
Сасаки растерянно улыбнулся.
- Это случилось в прошлом году в декабре. И по этой причине ты врываешься сюда и мешаешь нам работать?
- Боже мой, пойми: у твоего брата своя клиника, но ставит он опыты того же плана, что и мы. И они в такой же степени интересны для третьих лиц, как и наши! У него похитили документы из сейфа. У нас убили профессора Гельхорна со всем его семейством.
- Какая между этими событиями связь?
- Самая непосредственная!
- То есть?
- Антонио Кавалетти, которого убили в Гамбурге, тоже из "Генезис два". А сама фирма "Генезис два" со всеми ее сотрудниками несколько недель назад словно сквозь землю провалилась.
Сасаки освободил руки из пластиковых краг.
- Послушай, Ян, мне не нравится твой тон. Ты изобретаешь взаимосвязи, не имея для этого ни оснований, ни доказательств, - лицо Сасаки раскраснелось. - Да еще в присутствии дамы. Кстати, кто она?
- Норма Десмонд, журналистка.
- Вы, вы… - японец едва не задохнулся от возмущения. - И Барски вас сюда пригласил?
- Иначе ее бы здесь не было, - грубовато ответил за нее Барски.
- Рад познакомиться с вами, фрау Десмонд, - Сасаки отдал поклон сидя. А потом повернулся к Барски: - Ты отлично знаешь, что вход сюда строжайше воспрещен, если только…
Барски снова понизил голос:
- Как поживает твой брат, Так? Жив он? Скрывается от шантажистов? Или взлетел на воздух вместе с клиникой?
- С меня довольно, Барски!
- С меня тоже, Так! С меня тоже! Твое поведение просто смехотворно!
- А как ведешь себя ты? Какой вывод ты делаешь из того, что и здесь, и в клинике моего брата появились люди из "Генезис два"? Что я к этому причастен? Что я участвовал в убийстве профессора Гельхорна?
- Не ори!
- Это у тебя нервы как канаты! Я что, должен спокойно выслушивать твои обвинения? И даже не реагировать?
- Я тебя ни в чем не обвиняю!
Внутри куба из акрилового стекла замигала красная лампочка.
Сасаки выругался по-японски.
- Нет, ты видишь, что стряслось! Вся работа - псу под хвост! Три недели мы работали, не разгибаясь и не спуская глаз с этой штуки. Три недели! Теперь можно начинать сначала… - Он встал. - Беги в полицию, донеси на меня! Я - убийца Гельхорна! Я всех убил! Я…
- Так!
- Что?
- Заткнись!
- Нет, терпение мое лопнуло! Выметайся отсюда! Да поживее!
- Твой брат Киоси в Ницце?
- Представления не имею.
- Когда ты в последний раз говорил с ним по телефону?
- Откуда я знаю? Недели две-три назад? А это тебе зачем?
- Я должен с ним поговорить. Немедленно.
- Тогда позвони ему! Или слетай в Ниццу, чего проще!
- Не сомневайся, слетаю. Еще как слетаю!
- Вы не объясните мне, что с Яном, фрау Десмонд? - обратился японец к Норме в некотором испуге.
- Ничего она объяснить не сможет, - отрезал Барски. - Разве что расскажет, что сегодня утром оказалась на волосок от смерти. В нее стреляли! И то, что она стоит здесь перед тобой, - чудо!
- В вас… стреляли?
Норма кивнула.
- Боже мой… Я… я тут с восьми утра… Я еще ничего не слышал… Это страшно.
- Человека, который стрелял в нее и которого самого убили, звали Антонио Кавалетти - из "Генезис два", - сказал Барски. - Теперь ты в шоке, да?
- Конечно в шоке. - Вид у японца был потерянный.
Барски тронул Норму за руку.
- Прошу вас, фрау Десмонд, пойдемте!
И они направились к выходу из лаборатории. У порога Норма еще раз оглянулась. Сасаки сидел, согнувшись, на табурете и что-то бормотал. За акриловым стеклом по-прежнему тревожно помигивала красная лампочка.
25
Они стояли в коридоре между двенадцатой лабораторией и шлюзом безопасности. Барски подошел к умывальнику с хромированной и изогнутой трубкой, напоминавшей зонтик в миниатюре. Он приблизил ладонь к обращенному вниз концу трубки. Полилась вода. Убрал - из трубки не пролилось ни капли. Снова приблизил - опять полилась вода.
- Сенсор, - сказал Барски. - Таким образом мне незачем прикасаться к крану. Я не притрагиваюсь ни к одному предмету, на котором, возможно, есть пылинки вредного для здоровья вещества. Это же относится и к двери в шлюз.
Он продемонстрировал: стоило ему приблизить ладонь к ручке двери, та открывалась. И сразу же закрывалась, когда он руку отдергивал.
- Тоже сенсор. Таким образом…
- Да, - сказала Норма. - Понимаю. Вы озабочены. Очень озабочены. Доктор Сасаки вел себя в высшей степени странно. Вы считаете, ему известно больше, чем он признает?
Барски промолчал, продолжая играть с краном.
- Доктор Барски!
- Не знаю. - Он тоскливо поглядел на Норму. - Неужели его и впрямь можно заподозрить в том, что он имеет отношение к преступлению? Мне вдруг пришло в голову: заподозрить можно любого из нас. Сондерсен, конечно, всех нас подозревает. Мне необходимо как можно скорее повидаться с братом Така в Ницце.
- Меня с собой возьмете?
Усталые глаза Барски засветились от радости. Норма заметила это. Радость, подумала она, есть ли она еще? О да, конечно, иногда. И вслед за ней приходит горе.
- Что это за клиника такая?
- Все, над чем работает брат Така Киоси в Ницце, относится к тем вещам, о которых Уотсон сказал в свое время: "И в политическом, и в моральном аспекте во всем мире произойдет черт знает что, когда за это дело примутся всерьез".
- Когда мы летим? Откуда? И куда именно? Я должна поставить в известность Сондерсена.
- Вылетаем из Дюссельдорфа. Билеты я закажу. Завтра утром, первым рейсом… Клиника Киоси находится в Ницце в районе авеню Белланда. Я ему сейчас же позвоню и скажу, что мы вылетаем.
- А я поеду в редакцию. Пора писать репортаж в завтрашний номер. С переездом в клинику сегодня ничего не выйдет. Господин Вестен тоже улетает завтра. Хочу поужинать с ним на прощанье. Приглашаю вас.
- Благодарю. Я пока останусь в клинике, подготовлю комнату для вас, чтобы вы уже сегодня смогли переночевать здесь.
- Спасибо. После редакции я загляну домой. Если мы летим завтра, надо уложить чемодан.
- Я за вами заеду.
- Нет необходимости. Я ведь под прикрытием.
- Все равно я вас провожу. Я вас одну не отпущу.
- Какой вы, оказывается, милый, - тихо проговорила она.
- Это вы милая, - еще тише ответил Барски.
- Ну, мне пора, - заторопилась Норма. - Чемодан уложу после ужина, раньше все равно не выйдет. Сумеете приехать в "Атлантик" к половине восьмого?
- Безусловно.
- До встречи, - сказала она и пошла к двери шлюза, которая открылась, как только она поднесла ладони к ручке. Дверь за ней захлопнулась. Она оказалась как бы в "предбаннике" кабины для переодевания, здесь она сняла защитный костюм, перчатки и повязку с лица, бросила их в пустой контейнер. Затем подошла к одному из чанов, тщательно помылась. Барски объяснил ей, что в чанах находится дезактивирующая жидкость.
"Надевая в кабине стерильный костюм, вы не вносите в лабораторию бактерий, вирусов или чего-то в этом роде. А когда вы потом оставите костюм в шлюзе и примите душ, вы ничего вредного для окружающих не вынесете. Мы обязаны соблюдать осторожность. И мы ее соблюдаем".
Да, так он и сказал, подумала Норма, вытирая руки. Дура, идиотка, тут же выругала она себя. Что с тобой происходит? Зачем ты сказала ему, что он милый? Ну, допустим, он был мил. И что из того? Милых и любезных людей много. Какое это имеет отношение к тебе? И он назвал тебя милой? Черт бы все побрал, с этим должно быть покончено. Немедленно. И точка. Убили твоего сына. Пьер мертв. Ты обязана найти убийц мальчика. Только в этом твоя задача. Она ощутила, головокружение и прислонилась к чану. Несколько секунд спустя заметила, что плачет. Точно так же, как в кабинете Йенса Кандера из "Мира в кадре". Она не хотела плакать. И изо всех сил старалась унять слезы. А они все текли и текли. Проклятье, подумала она. О-о, проклятье!
26
- Вовсе не обязательно, чтобы Сасаки сам имел прямое отношение ко взлому в клинике брата, к исчезнувшему охраннику и к преступлению в цирке "Мондо". Или видел между этими событиями какую-то взаимосвязь, - сказал Алвин Вестен.
- Однако я не верю, что он напрочь забыл об истории в Ницце, - возразил Барски.
- Да, это неправдоподобно, - согласился седовласый министр.
Они сидели втроем за столиком летнего ресторана отеля "Атлантик", за тем самым, который всегда оставляли для Вестена. Уже поужинали и пили кофе, Норма и Вестен заказали по рюмке коньяка. Мужчины оживленно переговаривались, а Норма устала, на душе было тоскливо. Но то была мягкая грусть, почти без боли. Сидела рядом с Вестеном, спиной к стене, а Барски - напротив. Я люблю этот летний ресторан, подумала Норма, я люблю весь "Атлантик", потому что, когда Алвин в Гамбурге, он всегда останавливается здесь; сколько раз мы сиживали в этом ресторане, сколько лет это продолжалось! Когда Пьер был еще жив, он тоже сидел за этим столом с Алвином и со мной. Они уважали друг друга. Но Пьер мертв давно. Его кресло всегда оставалось пустым. А теперь в нем сидит другой мужчина. Время не имеет значения, подумала она. Для меня в кресле напротив по-прежнему сидит Пьер. По-прежнему. За последние три дня в Бейруте трижды подкладывали самодельные бомбы в городские автобусы. В первый раз погибло шестьдесят человек, в другой - двадцать один, в третий - двадцать три. А сколько раненых… Ничего в Бейруте с тех пор не изменилось. А что во мне изменилось с тех пор, как Пьер мертв? Мне все время чудится, будто это случилось вчера. Теперь у меня отняли и сына. Нет! - приказала она себе. Не думай об этом! Думай о другом! Оглядись хотя бы в этом ресторане. Здесь за последний год действительно кое-что изменилось. Между венецианскими окнами повесили новые лампы, полусферы, освещающие потолок. Прежде на столах стояли подсвечники с витыми свечами. Да и скатерти на столах сменили, они теперь желтые, в тон желтым обоям. На скатертях лежат сложенные салфетки - желтые, в золотую и серую полоски. И только голубые шторы не сменили. Голубой цвет - цвет "Атлантика". Пьеру нравился этот голубой цвет. Сколько воспоминаний… Сколько любви… Кто-то однажды написал: "Что такое любовь, как не воспоминание?" В кресле Пьера сидит другой мужчина. Помогите мне найти убийц. Пьер и мой маленький сын! Если можете, помогите мне! Я вас люблю. Я вас так люблю… Да, но вы мертвы… Я должна прекратить, подумала она. Сейчас же, немедленно! И проговорила, обращаясь к Алвину:
- Ты однажды упоминал, что у тебя назначены деловые встречи в Америке и в России, Алвин. Но не раньше осени. А теперь вдруг заторопился. Не без причины, конечно?
- Конечно, - ответил бывший министр.
- Это как-то связано с твоим вопросом Сондерсену о частях специального назначения? И с тем, что он удручен? Думаешь, на него давят? Кто? С какой стороны?
- Это связано со многими вещами, - ответил Вестен. - Несомненно, Сондерсен столкнулся с серьезными трудностями. Какого рода? Незадолго до поездки в Токио я прочел в "Зюдцойчер цайтунг", что на нацеленное развитие - толкуй этот термин как угодно - всей биотехнологии, которая включает в себя и генную инженерию, федеральное правительство намерено израсходовать до девяностого года миллиард марок, а возможно, и гораздо больше. В "Таймсе" сказано, что американцы собираются ассигновать на генную технологию совершенно умопомрачительную сумму - не помню даже, сколько миллиардов долларов. А тут доктор Барски рассказал нам, чем занимается этот ученый из Ниццы. Помнишь слова американца Скиннера: "Мы пока даже представления не имеем, что человек способен сделать с человеком, во что его превратить".
Метрдотель, человек в высшей степени вежливый и внимательный к гостям, остановился в некотором отдалении от столика. Вестен обратил на него внимание:
- Да?
- Я ни в коей мере не желал бы помешать вашей беседе, - сказал метрдотель. - Позвольте спросить, не желают ли господа заказать что-либо?
- Думаю, еще одна рюмочка коньяку мне не повредит, - сказал Вестен.
- Два коньяка, очень хорошо, господин министр, а для господина доктора минеральной воды со льдом и лимоном. - И он исчез.
- "…даже представления не имеем…" Боже милостивый! - проговорила Норма. - Какие слова! И в каком мире они произнесены!
Вестен положил свою руку на ее.
Вскоре к столу вновь подошел метрдотель в сопровождении официанта. Тот подогрел большие пузатые бокалы над пламенем спиртовки и только после этого разлил коньяк. Перед Барски поставил бутылку минеральной воды.
- Любимый коньяк господина министра, - сказал он. - "Мартель-экстра. Кордон аржан".
- Вам известен коньяк более высокого класса?
- Нет, господин министр.
- Мы с вами всегда одного мнения о напитках, - кивнул Вестен. - Выпейте с молодым человеком по рюмочке за наше здоровье!
- Большое спасибо, господин министр! За ваше здоровье и за ваших гостей!
Вестен поднял бокал, втянул в себя аромат золотистого напитка. И когда они с Нормой выпили и поставили бокалы на стол, продолжал свою мысль: