Сигне выглядела очень счастливой, и мне было приятно наблюдать за ней. На фоне белого платья ее плечи казались еще загорелее, чем на самом деле. Ее волосы блестели, как начищенный латунный чайник с рыжевато-коричневыми вмятинами. Аккуратно наложенная косметика делала ее темные глаза еще темнее, но губы не были накрашены, а на лице лежал лишь легкий слой пудры.
- Я так рада, что ты отговорил меня идти на концерт.
- Я тоже, - сказал я.
- Уютный ресторанчик - лучшее место для того, чтобы провести вечер.
Я не спорил с этим утверждением.
- В ресторане я познакомилась с Харви, - задумчиво сказала Сигне. - Я была там с одним милым мальчиком. Мне захотелось сахару и вместо того, чтобы подождать официанта, я повернулась к Харви. Он сидел один-одинешенек. Я сказала "Можно мне взять сахар?", а он взял нож со стола и сделал вид, что вырезает свое сердце, кладет его в сахарницу и предлагает мне. Я тогда подумала, что он забавный, но не очень-то обратила на него внимание, тем более что парень, с которым я была, слегка рассердился. Тут официант вернулся к столу Харви с маленьким тортом с двадцатью шестью зажженными свечами. Он поставил торт перед Харви, а тот запел и довольно громко. Харви пел "Счастливого мне дня рождения…" Тогда все вокруг захлопали, посетители стали посылать ему вино, и мы разговорились.
- И что потом?
- У нас завязался роман. Безумный. Первые несколько недель мы просто не могли глаз друг от друга оторвать. Не могли разнять руки. И разговаривали, как одержимые. Смотрели друг на друга за обедом или на вечеринке, а потом спешили домой, ложились и все разговаривали. Занимались любовью и разговаривали. Разговаривали и не могли наговориться, как будто можно рассказать другому все, что ты когда-то сделал или увидел, или сказал, или подумал. Я не могу объяснить тебе, как я люблю. Бывало, я просто посмотрю в глаза Харви, а там молчаливый крик, который опустошал меня, как будто внутри меня самой был ребенок и плакал не переставая. Это было великолепно, но теперь все кончено. Такое всегда кончается.
- Разве?
- Да, - улыбнулась она, - когда влюбляешься в сумасшедшего со скверным характером, как у Харви. Забудем о нем. Давай поговорим о тебе. Тебя посылают на учебу в Сан-Антонио. Можно я к тебе туда приеду?
- Ты больше знаешь о том, что можно и чего нельзя, - сказал я. - А так, конечно, приезжай.
- Через три недели, считая с сегодняшнего дня. В девять тридцать. На Хустон-стрит есть клуб. Это заведение называется клубом, чтобы можно было подавать крепкие спиртные напитки. Если мы договоримся, ты точно будешь там?
- Я буду там, - ответил я.
- Это будет замечательно. А теперь закажем шампанское. "Пол Роджер" 1955 года. Я заплачу…
- Я не позволю тебе платить, - сказал я и заказал шампанское.
- Обожало шампанское.
- Ты об этом говоришь все время. Может, переключишься на что-нибудь другое? Например, на туфли…
- Ты добываешь информацию? Ну что же, я скажу тебе, что еще люблю. - Она глубоко задумалась. - Шампанское, горячие ванны с ароматическими добавками, Сибелиуса, крошечных котят, очень-очень-очень дорогое нижнее белье, и еще кататься на лыжах ночью, и заходить в большие магазины на Пятой авеню, и примерять все платья за триста долларов и туфли, а потом говорить, что мне ничего не нравится, - я часто так делаю и…
В раздумье она облизнула губы.
- … и чтобы всегда был мужчина, который безумно в меня влюблен, - это придает уверенности. А еще я люблю быть хитрее мужчин, которые стараются перехитрить меня.
- Да, - подытожил я, - список немалый…
Официант принес шампанское и с шумом ткнул бутылку в ведро со льдом, чтобы убедить нас, что шампанское не из холодильника. Пробка выстрелила, и Сигне подалась вперед, чтобы пламя свечи осветило ее, и все посетители ресторана смогли ее разглядеть. Она тянула шампанское и щурила глаза, изображая страсть так, как это видела в каком-то плохом фильме. Я крутил ручку старинного кинопроектора, и Сигне пила шампанское, и официант спросил "усеу карашо, мадам?", когда Сигне закашлялась.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
Сан-Антонио
Любит - не любит,
Зовет - не зовет,
Захочет - приедет,
А нет - прочь уйдет.Детский стишок
17
Я выехал из Нью-Йорка на "джетстаре" Мидуинтера и был его единственным пассажиром. Бюро прогнозов предсказывало небольшой дождь и снегопад, сгущались перистые облака, но спустя три с половиной часа над Сан-Антонио в Техасе стояла удивительно ясная ночь. Вокруг все зеленело. Деревья были покрыты густой листвой. Воздух прилипал к телу, как мягкая мочалка. Мужчины медленно двигались в ленивой вечерней теплыни, словно аллигаторы в грязной воде. Я расстегнул воротничок рубашки, наблюдая, как двух генералов приветствовали шоферы их машин. В машине сидели мужчина в мягкой широкополой шляпе и джинсах и девушка-мексиканка. Девушка слушала испанскую программу по переносному транзистору, постукивая сложенным номером "Плейбоя".
- Вы ищете полковника Ньюбегина? - спросил мужчина в шляпе, даже не пошевелившись.
- Да, - ответил я. Он лениво потянулся и взял мой чемодан. На плече у него я заметил шелковую нашивку с надписью "Мидуинтер. Аргументы за свободу".
- Поехали, - сказал он, переместив сигарету из одного угла рта в другой без помощи рук. Я пошел за ним. Я бы пошел за каждым, кто мог так сделать.
Харви сидел в многоместном автомобиле-фургоне грязного желто-коричневого цвета. По капоту зеркальным письмом было выведено "Держи дистанцию". Мы ехали сквозь влажную ночь на север - прочь от города - по магистрали 281 до местного шоссе, которое опоясывает город огромным полукольцом. Возле крошечной деревушки Бергхайм - три дома и бензозаправочная колонка - мы съехали на узенькую дорожку, не имеющую даже номера. Шофер осторожно вел машину, которая то проваливалась куда-то вниз, то поворачивала, то проходила через речки, блестевшие, как свежий асфальт, а вода плескалась и била о дно машины. Крупные животные, пришедшие на водопой, уносились в мелколесье, ослепленные фарами. На одном из поворотов дороги водитель остановился и помигал фарами. В ответ вспыхнул фонарик. Мы медленно подъехали к месту, где стоял охранник. Он осветил машину фонарем, а затем молча открыл ворота. При свете фар я прочитал надпись: "Экспериментальная станция министерства сельского хозяйства. В зоне установлены капканы, опасные для человека. Дальше проход запрещен". И еще - череп и скрещенные кости и еще раз очень крупно слово "ОПАСНО". Надписи предостерегали нас каждые десять ярдов.
Когда мы проехали ярдов двести, водитель нажал на приборном щитке кнопку, помеченную "двери гаража". Он послал радиосигнал на следующий контрольный пункт. И там охранник помигал фонарем и пропустил нас. Мы въехали за высокий забор из стальной сетки, на котором красовалось предупреждение: "Министерство сельского хозяйства. Вы - в опасности. Не двигайтесь. Позовите на помощь, возле вас - контрольный пункт. ОПАСНО - 600 вольт!" Надписи, установленные вдоль всей ограды, освещались прожекторами.
- Добро пожаловать в Техас, - сказал Харви.
Электронный Мозг размещался в трех зданиях. Снаружи они выглядели одноэтажными, но на самом деле уходили глубоко внутрь скалистого холма. Затемненное стекло плохо пропускало яркий утренний солнечный свет, а при желании от него можно было и совсем избавиться с помощью поворачивающихся ставен. Харви был в форме цвета хаки с полковничьей эмблемой на воротнике. На рукаве - уже знакомая полоска с надписью "Аргументы за свободу".
Мы прошли мимо Электронного Мозга по накатанным телегами колеям. На склонах холма среди полевых цветов и низкорослых деревьев паслись козы и овцы. Высоко в небе парили три ястреба, и единственным звуком здесь было стрекотание насекомых.
- Весь персонал Мидуинтера проходит в этом центре обучение разведывательной работе, - растолковывал мне Харви под аккомпанемент кузнечиков. - Некоторые из тех, кто попадает сюда, изучают усовершенствованные системы управления. Обычно этим студентам - от двадцати восьми до тридцати шести лет, и здесь они находятся пятнадцать недель. Столько длится курс обучения. Есть изучающие высший уровень управления. Им обычно от тридцати семи до пятидесяти и по крайней мере восемьдесят процентов из них уже имеют опыт разведывательной работы. Курс обучения длится тринадцать недель. В то же время мы набираем и людей из других коммерческих организаций, интересных Мидуинтеру. Иногда берем студентов прямо из колледжей. Они постигают особенности руководства разведработой. Мы обучаем их некоторым запрещенным приемам, правда, довольно элементарным, потому что никто из этих ребят, вероятно, не будет использован для работы такого рода. Информации они получают не больше, чем из книжонок о Джеймсе Бонде, но начинают разбираться в проблемах, с которыми приходится сталкиваться разведчикам. Чтобы в один прекрасный день, когда они будут восседать на своих толстых задницах где-нибудь во Франкфурте или Лэнгли, а какой-нибудь несчастный стажер напишет в отчете "автомат калибра семь запятая девяносто два сантиметра" вместо "семь запятая девяносто два миллиметра", у них не возникло бы желание пристрелить его на месте за неверные данные. Боже, какая жара!.. Это облегченный курс, а этих курсантов так и называют "облегченными". Курсанты-оперативники - боевики - зовутся "жеваными шариками". Осторожнее с этим кактусом. Сейчас мы выйдем на главную тропу. Скоро закончится курс у "жеваных шариков", и ты пару дней проведешь с ними. Поучишься уму-разуму.
Харви вскарабкался по грубо тесаным камням, ухватился за сучковатое дерево и протянул мне руку. На первый взгляд, окрестности напоминали типичный английский ландшафт, но вблизи можно было рассмотреть растрескавшуюся землю, мертвые скрюченные деревья, выбеленные зноем камни, похожие на черепа животных, и огромные грушевидные кактусы с ярко-желтыми цветами. Вблизи земля была не по-английски жесткой, сухой и безжалостной.
Харви помог мне залезть повыше и показал на бетонную взлетную полосу, открывшуюся внизу под нами.
- Мы зовем это место Лонгхорнской долиной, потому и полосу называем так же. Лонгхорнская взлетно-посадочная полоса. Конечно, большой самолет здесь не сядет, но летное поле всегда пригодится.
Он посмотрел на часы.
- Этот холм называется Лавинг Альто. Альто - мексиканское название гольца, а Лавингом звали старого табунщика, который первый дал имена этим местам.
Харви опустился на выжженную солнцем траву. На противоположном холме четыре грифа делили останки енота.
- Ух, как здорово жариться на солнце, - сказал Харви.
Я наблюдал за несколькими мохнатыми гусеницами, играющими на дорожке в "зеркало": каждая из них старательно подражала всем движениям "водящей" гусеницы. Харви еще раз глянул на часы.
- Наверху, над тем местом, где блестит река, - непонятно сказал он. Сквозь стрекот насекомых я вдруг различил звук самолета, проследил за вытянутым пальцем Харви и действительно увидел его. Самолет летел низко над горизонтом.
- Он сбросит парашютистов прямо над долиной, - сказал Харви, но еще не успел договорить, как под самолетом раскрылся первый парашют. - Сначала офицер-наставник. Это придает уверенности другим учащимся. А теперь и курсанты.
Шесть парашютов напоминали сигнальные костры индейцев, поднятые в небо.
- Красиво, - сказал Харви. - Они приземлятся в расчетной точке. У нас обязательны три дневных прыжка и два ночных. Инструкторы - из специального центра боевых действий армии США в Форт-Брагге. Крепкие ребята.
- Это хорошо, - одобрил я.
Мы видели, как парни сложили парашюты и двинулись через густые заросли низкорослых деревьев, расчищая дорогу ударами мачете. Время от времени над зарослями вспухало небольшое облачко дыма, доносился взрыв ручной гранаты или пулеметная очередь. Все это было не по мне, и я взглядом дал Харви это понять.
- Тебе понравится, - обнадежил он, медленно идя по дорожке. - Там, в долине, говорят, обнаружили следы динозавра.
- Замри! Замри! - раздался пронзительный крик. Я замер, Харви тоже. Мне понадобилась целая минута, чтобы разглядеть в кустах солдата. Его пятнистый маскхалат и широкополая шляпа сливались с листвой. У него было грубое загорелое лицо и ясные глаза. В руках - автомат. Солдат двигался медленно, осторожно переступая через мертвые корни и поломанные деревца.
- Ньюбегин и курсант Демпси из нового набора, - сказал Харви.
- Достаньте свои удостоверения, но только медленно, - сказал человек с автоматом. - Положите их на землю и отойдите назад.
Мы достали из нагрудных карманов удостоверения, положили их на землю и отошли. Охранник поднял их, пристально посмотрел на фотографии и перевел взгляд на наши лица.
- Полковник Ньюбегин, назовите свой номер с конца.
- 308334003 АС/90, - сказал Харви.
- Не имею ни малейшего представления, - ответил я.
- Я ведь уже говорил, - заступился за меня Харви, - он только сегодня прибыл.
- Думаю, что все в порядке, сэр, - ворчливо сказал охранник. - Я уже видел вас раньше, полковник Ньюбегин, сэр.
Охранник вернул наши удостоверения.
- Как называется это оружие? - спросил я.
- АР-10, - ответил за парня Харви. - При его изготовлении использовались новые материалы. Семьсот выстрелов в секунду. А на вид - совсем игрушка, почти ничего не весит.
Он повернулся к охраннику.
- Дайте ему попробовать автомат на вес.
Охранник протянул оружие Ньюбегину.
- Восемь фунтов, - сказал мне Харви. - Фантастика?
- Фантастика.
- Патроны калибра 7,62. Смотри, и пламягаситель нового образца. Ну совсем игрушка.
Харви, закусив нижнюю губу, повертел автомат и взял наизготовку, как бы желая опробовать. Лицо его напряглось.
- Поднять руки! - крикнул он.
Мы медлили, не совсем понимая, что происходит.
- Поднять руки, я сказал! Чтобы твои чертовы мизинцы дотронулись до небес!
- Лежать! - повернулся он к охраннику. - Двадцать раз отжаться до упора. Двадцать. Будешь считать сам. Не ты, черт возьми, - повернулся он ко мне. - Не ты ведь давал мне оружие!
Охранник явно расстроился. Это был парень-мексиканец лет восемнадцати. Их набирали в округе для службы в наемной охране.
- Двадцать отжиманий, - повторил Харви.
- Харви, - попросил я, - прекрати. Слишком жарко для игры в концлагерь.
Харви посмотрел с сомнением, но позволил мне забрать у него автомат.
- Держи, сынок. - Я перебросил парню оружие.
Охранник воспользовался моментом и смылся в мелколесье.
- Ты не должен был вмешиваться, - обиженно сказал Харви.
- Ладно, Харви. Ты - любитель развлечений, весельчак, удача сама приходит к тебе. Но такие развлечения явно не в твоем духе.
- Возможно, ты прав, - согласился Харви и повысил голос: - Посмотри, отсюда видно лучше. Видишь, три здания окружают четвертое, маленькое плоское и без окон? Этот маленький домик выглядит вызывающе, не правда ли? Вот туда мы сейчас и пойдем. Там находится то, что мы называем Электронным Мозгом. В окружающих домах - классные комнаты и спортзал для курсантов. Все они соединены галереей, потому что изредка к нам попадают "совершенно секретные" ребята, чьи лица не должны видеть другие учащиеся.
- Железная маска, - пошутил я.
- Правильно, - отозвался Харви. - Следующая остановка - Бастилия.
В надземной части плоского здания располагался пропускной пункт. Меня удивили его двери, массивные и тяжелые, как у банковских сейфов. Воздух внутри был чистый, сухой и довольно прохладный. По левой стороне тянулся длинный ряд кабинетов с цветными пронумерованными дверями. Двое мужчин в форме сидели в аквариуме из бронированного стекла в центре зала.
Внутри него мерцали экраны двенадцати маленьких телевизоров, с помощью которых охрана контролировала подходы к зданию. Я увидел крохотные фигурки Харви и себя самого, двигавшиеся на двух экранах. Почти все кругом было окрашено в белый цвет, видимость на экране удивляла четкостью.
- Пройдите вперед, - сказал один из охранников.
Харви достал свой служебный пропуск, вставил его в прорезь машины, похожей на железнодорожные весы, и сам встал на площадку этой машины.
- Служебные пропуска меняются каждую неделю, - объяснил мне Харви. - На магнитной полоске, идущей по краю карточки, записаны наши данные. Машина считывает их, убеждается в соответствии времени выдачи и одновременно фотографирует и взвешивает обладателя пропуска. Если хоть что-то не совпадает с данными, хранящимися в машине, автоматически закрываются двери пропускного пункта, включая двери лифта, и раздается сигнал тревоги. Он звучит в двадцати местах на территории лагеря, а также в Нью-Йорке.
Я вставил свой пропуск в машину.
- Кабинки двадцать и двадцать один, - объявил охранник.
- Что это значит, Харви? - спросил я.
- Ты пойдешь в кабинку - она довольно большая, - разденешься и встанешь под душ. Душ работает автоматически, вентиляторы с подогревом тебя обсушат. Затем наденешь белый рабочий комбинезон из специальной бумаги. Деньги и документы оставишь в снятой одежде. Дверь закроется тоже автоматически до твоего возвращения. Не забудь снять часы. Эта дверь нашпигована индикаторами, которые реагируют на любой посторонний предмет. Если не хочешь поднять тревогу, не забывай об этом. Очки и ключи опустишь в специальную прорезь. Там помечено.
- На трех языках? - сострил я.
- На восьми, - ответил Харви.
Когда Харви и я вышли из указанных нам кабинок, мы были похожи на парочку белых привидений.
- В этом здании, - объяснил Харви, - все герметично и стерильно.
Мы вошли в лифт и стали опускаться.
"Стойте", - гласила светящаяся надпись на стене напротив выхода из лифта.
- Здесь телемонитор, - сказал Харви. - Охрана может наблюдать за теми, кто перемещается с этажа на этаж.
Мы замерли. Харви снял трубку зеленого телефона.
- Посещение 382 на высшем уровне, - сообщил он кому-то.
На стене вспыхнула надпись "СВОБОДНЫ".
По длинному коридору мы прошли к двери, на которой висела табличка "Латвийская пробная операция". Внутри тянулись длинные ряды компьютеров, экраны дисплеев и коробочки принтерных устройств.
- Это рабочая группа, - сказал Харви. - Рига - место проведения экспериментальной операции. Мы придаем ей особое значение. Вот эти машины сами программируют ход операции. Действия каждого агента полностью планируются.
Каждая часть компьютера, разъяснил мне Харви, названа по какой-либо части человеческого мозга: продолговатый мозг, варолиев мост, средний мозг. Он показал мне, как единицы информации, называемые нейронами, пропускаются через систему электронных синапсов. Не скажу, что я легко разобрался во всем этом, но все равно поддакивал моему экскурсоводу.
Харви провел меня в большую комнату, которую открыл своим ключом. Здесь не меньше десяти мужчин щелкали переключателями и загружали в серые машины кассеты с пленкой. У некоторых на головы были нахлобучены шлемы с наушниками, и они то и дело вставляли провода от наушников в различные клеммы машины. При этом покачивали головами, как врачи, прослушивающие легкие пациента.