- "НИ" думают, - сказал мне Харви. Он показал на восемь дверей, расположенных в дальней стене этой комнаты, скорее даже большого зала. - Здесь лаборатория внушения понятий.
- Идите в четвертый номер, - сказал один из сотрудников. - Мы запускаем его через пару минут.
За дверью "четвертого номера", похожей на легкую перегородку, оказалась темная кабинка. В подобных размещается экипаж больших авиалайнеров. Здесь стоял странный запах каких-то пряностей. На низком ковшеобразном, как в самолетах, кожаном сиденье уже располагался какой-то мужчина, смотревший на экран телевизора. На экране чередовались цветные и черно-белые картинки. Некоторые из них были просто фотографиями, некоторые - кинокадрами. Вот появилось изображение деревенской улицы, домов, обшитых досками, на улице - несколько лошадей. Иллюстративный материал сопровождался потоком слов на русском и латышском языках - лошадь, дом, люди, улица. Ассоциативные ряды соответствовали изображению. Позже Харви объяснил, что этот "поток сознания" постоянно пополнял словарный запас курсантов. Динамик что-то вещал по-латышски. Конечно, я ничего не понимал, но Харви протянул мне наушники, через которые давался синхронный английский перевод.
"…когда тебе исполнилось шестнадцать… - звучало в наушниках, - приехал твой дядя Манфред. Он был солдатом". - На экране возникла фотография человека в солдатской форме. "Так дядя Манфред выглядел в 1939 году, когда тебе исполнилось шестнадцать лет. Снова вы встретились в 1946 году. Он выглядел так. В последний раз ты видел его в 1959 году. Вот его фотография. Теперь я прокручу сначала всю жизнь дяди Манфреда, но прежде чем я это сделаю, несколько вопросов".
Текст сбежал с экрана.
"Сейчас ты видишь две бутылки. Что в них?"
"В бутылке с зеленой крышечкой - простокваша, с серебряной - молоко", - ответил курсант.
"Хорошо". Бутылки исчезли, и появился уголок улицы. "Как называется этот кинотеатр, и что там шло в конце пасхальной недели?"
"Я не хожу в кино", - сказал курсант.
"Очень хорошо, - похвалил радиоконструктор, - но ты не мог не заметить афиши. Разве не там ты ждешь трамвай, возвращаясь домой с работы?"
Последовала долгая пауза.
"Извините", - сказал наконец курсант.
"Придется снова заняться местной географией, - констатировал радиоконструктор. - Пока отложим и прокрутим еще несколько раз дядю Манфреда".
На экране быстро замелькали фотографии из жизни дяди Манфреда. Они шли в хронологическом порядке, и мужчина становился все старше и старше прямо на глазах. От фотографии к фотографии менялись черты его лица и выражение глаз. Наблюдать это было жутковато. Я передернулся. Харви заметил мою реакцию.
- Все правильно, - сказал он, - я тоже так себя чувствую. Кстати, сейчас они прогонят лишь краткое изложение событий его жизни. Потом пойдут все более длинные и полные эпизоды, так что вся жизнь промелькнет за три минуты. Информация поступает прямо в подсознание. Никакой зубрежки!
"Повтор", - предупредили наушники, и на экране еще раз прошла вся серия фотографий.
- За пять дней, - сказал Харви, когда мы вышли из кабинета, - мы можем так накачать человека, что он начнет верить в свою "легенду" больше, чем в собственную жизнь. Когда этот человек попадет в Ригу, он уже будет знать не только все закоулки города, но и каждую подробность своей жизни, начиная с того дня, когда отец подарил ему коричневого игрушечного медвежонка, и кончая содержанием телевизионной программы, которую "видел" накануне вечером. Ему не нужно запоминать факты и лица, потому что он на самом деле живет среди предметов и людей из своей легенды. Мы создаем специальные муляжи - его мотоцикл, его собаку, мы даже приглашаем актеров, чтобы сделать фильм о его родных, которые действуют в комнатах, где он рос. Он запоминает фотографии и фильмы того времени, когда еще был ребенком. И когда он выходит отсюда, его невозможно разоблачить, так как он верит в свою легенду, как шизофреник. Ты почувствовал запах? Здесь всегда одинаковая температура и влажность воздуха. Плюс этот запах. Они создают дополнительные условия для стимуляции подсознания.
Мы подошли к двери с надписью "КОМНАТА ОТДЫХА".
- Как насчет того, чтобы отдохнуть? - спросил он. - Нас ждет роковая блондинка.
- Я всегда подозревал, - сказал я, - что ты занимаешься научной фантастикой.
- После занятия курсанты заслуживают перемены, - сказал Харви. - Они проводят здесь двадцать четыре часа в сутки, разговаривая только на языке своей будущей страны - от подъема до отбоя. Но даже ночью им не дано отвлечься, потому что их могут внезапно разбудить и задать вопрос на языке, которого они знать не должны. Стоит им хоть как-то продемонстрировать знание запрещенного для них языка, им набавляют время учебы. Автоматически. Поверь мне, они быстро схватывают и усваивают все, что надо.
В комнате отдыха обнаружилась стойка с кофе, пончиками, холодным молоком, патентованным средством от изжоги, хлебом и тостером. Харви налил себе два стакана молока и положил на бумажные тарелки по два пончика. Мы сели в роскошные мягкие кресла. Отдыху, видимо, способствовали дюжина журналов, телевизор, четыре телефона, один из них красный с табличкой "ЭКСТРЕННЫЙ", и небольшое светящееся табло со сводкой погоды. Температура давалась по Фаренгейту. "Сегодня 70°. В Сан-Антонио - 79°. Влажность 92 %. Давление 29,6. Местами облачно. Ветер юго-восточный, скорость ветра 12 миль в час".
Обещанной Харви блондинки здесь не оказалось, если не считать даму на экране телевизора, демонстрирующую крем для загара в новой небьющейся пластмассовой бутылочке.
- Ну как? - спросил Харви. - Впечатляет?
- Мягко сказано, - ответил я.
- Весь комплекс стоит больше миллиарда долларов. - Харви продолжал играть роль наставника. - Больше миллиарда. У старика - Генерала Мидуинтера - личные апартаменты на седьмом этаже под землей. Мне не разрешено показывать их, но они просто потрясающие. Там есть даже плавательный бассейн. Каждый из насосов, меняющих воду, стоит по три тысячи долларов. Фантастика! Освещение имитирует дневной свет. При желании оттуда можно наблюдать за всем, что происходит в центре и окрестностях. Цветное телевидение здесь высокого класса. Это действительно фантастика. Шестнадцать комнат для гостей. При каждой - ванная размером с мою спальню.
- Приятно знать, что, пережив третью мировую войну, он сможет принять здесь гостей, - сострил я.
- Уж лучше быть хрустящим картофелем, чем пережить войну под землей! Я здесь провел четыре месяца на постоянном дежурстве и чуть не рехнулся за это время.
- Угу, - сказал я.
- Не хочу утомлять тебя, - продолжил Харви, - но ты должен понять, что эти километры проводов действительно умеют думать. Линейное программирование позволяет вместо проработки огромного количества вариантов быстро выдавать одно-единственное решение, которое оказывается и единственно верным. Более того, практически ни одна из этих машин не работает по двоичной системе счисления - обычному методу работы компьютеров. Принцип "да" - "нет" - это же просто архаика. Если запоминать только их, то для записи числа "девяносто девять" необходимо сделать семь дырок в перфокарте. Наши машины - на керамических печатных платах, их емкость почти не ограничена. Они способны запоминать любое количество цифр от одного до девяти. Вот почему вся эта система удивительно подходит для той работы, которую выполняет. Ты уловил это?
- Угу, - сказал я.
Мы допили молоко. Харви поднялся.
- Ну, возвращаемся в соляные копи, - сказал он. - И ради Бога, если хочешь сделать мне одолжение, перестань "угукать". Хорошо?
- Угу, - согласился я.
Харви провел меня через две двери, и мы ступили на эскалатор.
- Здесь то, что мы зовем Мозолистым Телом Мозга. На сегодня это самый сложный компьютер в мире. Строительство этого здания обошлось больше чем в сто миллионов, оборудование и монтаж стоили не меньше. Операторами здесь работают высоколобые математики. Это тоже обходится Мидуинтеру недешево.
Мы миновали зал информации. Операторы набирали программы на перфораторах, которые преобразовывали их в продырявленные ленты. Двое стояли под надписью "Не курить" и прятали за спиной дымящиеся сигареты, а какой-то выпускник колледжа с аспирантским дипломом сидел под плакатиком "БОЛЬШЕ ДУМАЙ" и читал иллюстрированный роман для детей "Чудовища-колдуны захватывают Землю".
- Все рабочие машины, которые ты видел, - сказал Харви, - сейчас задействованы в латышской операции. Если она пройдет успешно, Электронный Мозг заработает на полную мощность.
Он остановился перед закрытой дверью с надписью "ГЛАВНЫЙ ПРОЕКТ". Два охранника в форме цвета хаки, неподвижные, как манекены, стояли по обе стороны двери. Они обменялись с Харви паролем, после чего каждый из них расстегнул рубашку и выудил из-под нее маленький ключ на цепочке. В двери были три замка, помеченных "альфа", "бета" и "каппа". Харви достал третий ключ. После того как над каждым замком вспыхнула красная лампочка, он открыл дверь.
Комната оказалась огромной, как грузовая палуба транспортного самолета. Куда-то вдаль уходили ряды компьютеров. В проходах тускло мерцали лампы. Наши шаги гулко разносились по залу, казалось, что навстречу нам из полумрака идут люди. Над рядами машин шли надписи: "РАЙОН 21 ВКЛЮЧАЯ ОДЕССУ; РАЙОН 34 ДО КУРСКОЙ, МОСКОВСКОЙ, ЦЕНТРАЛЬНОЙ ОБЛАСТЕЙ; РАЗРОЗНЕННЫЕ ЦЕНТРЫ ПРЕБЫВАНИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА; БЕРЕГОВАЯ ЗОНА 40"… "НЕРАБОЧИЙ" - гласила пластмассовая табличка.
Машины низко гудели и пощелкивали, словно получили команду глушить голоса. Слой масла, которым были покрыты металлические детали, насыщал специфическим запахом кондиционируемый воздух. Запах был резким и сильным, потому казалось, что находишься в палате для раненых огромного госпиталя, управляемого машинами и предназначенного для машин.
- В чем заключается, - я отметил, что говорю шепотом, - эта операция в Латвии, и что потом будут делать эти машины, когда очередь дойдет до остальных частей России?
- Обычная работа, - сказал Харви. - Диверсии на линиях связи, организация и ведение военных партизанских действий, подготовка взлетно-посадочных полос и мест для приема парашютистов, подпольные радиостанции, высадка морского десанта, подводные взрывы, связь с кораблями и самолетами, взаимодействия с войсками. В общем, обычная работа.
- Обычная работа?! - вскричал я. - Ради всего святого, если это - обычная работа, тебе уже ничем не удастся меня удивить. Это же планы развязывания тотальной войны!
- Не нервничай, - равнодушно сказал Харви. - Все это - только для Мидуинтера. На его забавы лучше смотреть, как на игру в шахматы в космическом пространстве. Пространственные шахматы для миллионера.
- Ага, - согласился я, - и мат на втором ходу.
18
Харви с женой и двумя детьми жил в нескольких милях от города по дороге, ведущей к Ларедо и мексиканской границе. Я свернул с шоссе и поехал через город. Сан-Антонио не похож на типичные американские современные города, сверкающие хромом, стеклом и неоном. Этот обветшалый, изжеваный по окраинам городок явно нуждается в покраске и ремонте. Я проехал мимо комиссионных магазинов. Через Коммерческую улицу протянулась вывеска "Старые книги и оружие". Было семь часов вечера, и военная полиция уже принюхивалась к клубам и барам района, который техасцы, делящие город с мексиканцами и солдатами, называют "оккупированным Мехико".
На дороге при выезде из города было полно рекламных щитов:
НАПИТКИ
ВИНА
ЗАВТРАКИ В ТЕЧЕНИЕ ДНЯ
КОНТРОЛЬ СКОРОСТИ
ОСТОРОЖНО, НОЧЬЮ БРОДЯТ ОЛЕНИ
ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ БЕЗОПАСНОСТИ
ВЕСЬ ОБЕД - 10 ДОЛЛАРОВ
ГОРЯЧАЯ ПИЩА
ПОМИДОРЫ - 35 ЦЕНТОВ
Я отыскал бензоколонку, обозначенную на карте, которую мне дал Харви, и повернул на гравийную дорогу. Сразу же по дну машины застучали камешки, а затемненное ветровое стекло покрылось слоем пыли. Кругом простирались целые поля поваленных мертвых деревьев, напоминая поле битвы времен первой мировой войны. В некоторых местах почва растрескалась, обнажив белесые валуны, отсвечивающие в лучах заходящего солнца. Далеко впереди на узкой проселочной дороге шли полтора десятка коров. Мужчина в грузовике-пикапе, высунув руку из бокового окна, вдруг хлопнул по дверце и закричал: "Ав-ав!" Колеса загрохотали по вмятинам, оставленным копытами скота. Я высматривал на дороге указатель границы карантинной зоны. Обнаружив его, свернул в сторону и поехал к дому Ньюбегина по дороге отмеченной на карте двумя звездочками.
Я выехал к скалистому холму, покрытому белыми и желтыми цветами. Возле дома росла небольшая рощица низких деревьев. Сам дом был узким, прозрачным и ярким от дневного света. Одна его стена стояла на стальных опорах, другой стороной он был встроен в скалу. Под приподнятой частью дома располагались серый "бьюик" и длинный черный "Линкольн-Континенталь", который наводил на мысль о Президенте США, заехавшем на кружку пива и пиццу.
Харви помахал мне с балкона и бросил в большой стакан кубик льда. Пахло полевыми цветами, а от травы после жаркого дня веяло прохладой. Двое ребятишек Харви гонялись друг за другом вокруг деревьев. Они были в пижамах.
- Ну, хватит, пора спать, - окликнула детей Мерси Ньюбегин.
В ответ послышались свист и воинственные крики индейцев.
- Еще пять минут, мамочка, а? - кричали ребята.
- Хорошо, но ровно пять, - разрешила Мерси Ньюбегин.
Она вошла в гостиную, где я уже смаковал мартини. Дом был обставлен с элегантной простотой. Он чем-то напоминал казарму со стеклянными стенами, только здесь все было из красного и черного дерева, а высокий конус начищенной меди в центре комнаты при нажатии на кнопку превращался в камин. Харви развалился на сиденье, покрытом овчиной. Такие сиденья тянулись вдоль всей стены. Мерси села рядом с ним.
- Вы видели Электронный Мозг? - спросила меня Мерси, упакованная в кружевную пижаму из шелка-сырца, как в фильмах, рекламирующих спиртные напитки.
- Видел ли он его! - подхватил вопрос Харви. - Да он прошел через весь цикл: аэропорты - такси - чаевые - и - носильщики - по полному набору. Он держался героем.
- Не понимаю, - сказала Мерси, - почему ты говоришь таким тоном. Конечно, интересно узнать, как действует Мозг. В конце концов это твоя работа.
Харви непонятно хрюкнул. Мерси подошла к балкону.
- Дети, вы уже легли? - крикнула она.
Послышался шум детских голосов, а затем младший заглянул в дверь.
- Папа, - спросил он, - Симон здесь?
- Нет, не думаю, - ответил Харви и пояснил мне: - Симон - наш кот. Он был военным спекулянтом.
- Он не был спекулянтом, папа, - сказал малыш.
- Был, Хэнк. Мы не хотели тебе этого говорить, ни мама, ни я. - Харви повернулся ко мне. - Во время корейской войны, понимаешь, этот кот…
- Нет, не был, - топнул Хэнк, сердясь и радуясь одновременно.
- Тогда почему же он разгуливает в пальто до пят с каракулевым воротником? - рассудительно спросил Харви. - И курит сигары? Объясни, если сможешь.
- Он не был спекулянтом, папа, - сказал Хэнк. - К тому же он не курит.
- Возможно, когда ты рядом, он и не курит, - сказал Харви, - но когда он приходит в гости к коту Вильсонов…
- Перестань, Харви, - вмешалась Мерси Ньюбегин. - Ты разовьешь у моих детей комплекс неполноценности.
- Ваша мать, - заявил Харви, - не хочет, чтобы вы знали о сигарах Симона.
- Пошли, Хэнк, - сказала Мерси. - Пора в ванну.
Она выпроводила малыша из комнаты, и я краем уха услышал, как он допытывался, шоколадные сигары курит Симон или настоящие.
- У Мерси особое отношение к старику Мидуинтеру, - сказал мне Харви. - Она считает, что должна его поддерживать. Понимаешь?
- По-моему, он полагается на нее, - ответил я.
- Ты имеешь в виду его деревянную руку? Он - комедиант, этот Мидуинтер. Никогда не забывай об этом. Он - уличный торговец из давних времен.
Тем временем Мерси Ньюбегин вернулась в комнату и закрыла раздвижную дверь.
- Иногда мне хочется кричать из-за тебя, Харви, - сказала она.
- Так кричи, дорогая, - предложил он любезно.
- Тебе известно столько способов сделать наш брак невыносимым, сколько не знает ни один мужчина в мире.
- Что ж, все правильно, дорогая. На то я и муж. Чего тебе не хватает? Немного романтичности…
- Мне надо гораздо меньше.
- Женщины никогда не бывают романтиками, - повернулся Харви ко мне. - Ими бывают только мужчины.
- Женщине затруднительно испытывать романтические чувства по поводу любовных похождений ее мужа, - мягко сказала Мерси, улыбнувшись и налив Харви еще мартини. Ее слова неожиданно разрядили обстановку.
- Я сегодня была на распродаже, дорогой. - Мерси как ни в чем не бывало погладила Харви по голове.
- Что-нибудь купила?
- Там продавали нейлоновые чулки на 28 центов дешевле, чем я обычно покупаю. Две женщины сумками разодрали чулки, которые были на мне - очень хорошие чулки, еще одна провезла коляску с ребенком по моим туфлям, которые стоили девяносто долларов. Чистый доход: один доллар шестьдесят восемь центов. Чистый убыток: пара чулок за два доллара и пара туфель за девяносто долларов.
Раздвинулась дверь.
- Я умылся, мама, - сказал Хэнк из-за двери.
- Тогда скажи всем "спокойной ночи" и быстренько иди спать, - велела ему Мерси.
- Симон ведь не был военным спекулянтом, папа, - никак не мог успокоиться Хэнк, - правда?
- Нет, сын, конечно, не был, - нежно сказал Харви. - Он просто внес свой вклад в победу.
Неожиданно Харви повернулся ко мне.
- У нас еще есть кот по имени Босвелл. Он - профсоюзный деятель. Он создал организацию, в которую вошли все коты в округе, кроме Симона. Старик, это такой проходимец! Он берет больше взяток, чем…
- Нет, папа, нет! - закричал Хэнк. Он прямо-таки загорелся. - Нет, нет, нет…
Мерси схватила Хэнка и перекинула через плечо.
- В кровать, - твердо сказала она.
- Ты развиваешь у меня комплекс, папа, - вопил Хэнк по дороге к детской.
Обед был накрыт во внутреннем дворике. Из этой части дома открывался великолепный вид. Сквозь просвет между двумя холмами виднелись огни Сан-Антонио, дрожавшие в теплом восходящем воздухе.
- Я - горожанин, - сказал Харви, - но эта коровья местность полна очарования. Представь, огромное стадо лонгхорнов - тысячи в три голов - бредет на север, туда, где уйма денег и бешеный спрос на бифштексы. Отсюда начались все перегоны скота. Крепкие ребята - Чарльз Гуднайт, Джон Чисхолм и Оливер Лавинг - проложили маршруты к конечным станциям в Шайенне, Додж-сити, Эллсворте и Эбилине. Ты знаешь, каково им было путешествовать по этим местам?
- Понятия не имею, - ответил я.