Из-за того, как он произнес ее имя, у нее обмякли колени.
- Очень рада познакомиться.
Дэниелс в последний раз взглянул на нее, прежде чем выйти за дверь.
- Я вас провожу, - сказал Морти, подходя сзади, потом оглянулся и бросил на Алекс такой взгляд, будто хотел устроить ей разнос.
Разве она действовала непрофессионально? Трудно сказать. Или, может, Морти просто ревнует, потому что почувствовал, как между нею и Дэниелсом пробежала искра?
Ей было трудно думать связно. С утра ее ум был ясен, когда она открыла глаза, наполненная кипучей энергией, хотя проспала всего четыре с половиной часа. Но теперь ее мысли заволакивал туман, они еле шевелились, путались и становились какими-то нервными. Она теряла ясность, с которой проснулась, и надеялась, что днем у нее будет не слишком много дел. Она подумала об оставленных ей сообщениях и о том, что вчера ее не было на работе. Для чего ей нужен был этот выходной? Он всего лишь означает, что на следующий день придется работать вдвое больше. К тому же надо подумать о полиции. Придется зайти к ним насчет Дэрри. Да еще эти непристойные звонки. Придется рассказать в полиции и об этом и сменить номер. У нее снова возникло чувство падения, и она с отчаянием вздохнула, выходя в фойе позади стойки секретаря в приемной. Она не могла не заметить, что Дэниелс смотрит на нее, еще раз пожимая руку Морти.
Теперь офисное здание казалось ему более дружественным. Он был внутри, и его там приняли. Небесный Конь посмотрел вверх и понял, что он может в любое время войти туда и увидеть Алексис без лишних вопросов. Он будет желанным гостем, и притом все оказалось так просто.
Все прошло как по маслу. Часы запикали ровно в то время, которое он установил, чтобы прервать совещание. Никогда нельзя слишком выдавать себя, подумал он, нельзя давать им запустить руки слишком глубоко. Поразить их и оставить в подвешенном состоянии. Алексис поверила, что совещание прервалось из-за нее. Она опоздала, и потому им не хватило времени. Отлично, размышлял Небесный Конь. Она уже чувствует себя в долгу перед ним. Находчивость, сказал он себе, всегда спасает человека. Находчивость спасла его, когда Алексис в конце концов узнала его лицо. "Бертел инвестментс". Он запомнил название на всякий случай, если вдруг понадобится. И вот случай наступил.
Вернувшись к себе, он позвонил в аэропорт и заказал два билета на первое января, один на имя Скайлера Дэниелса, другой на имя Алексис. Завязать с ней отношения не проблема. За полторы недели он легко убедит ее, заставит поверить, довериться, захотеть уехать. Она подавлена. Сегодня он это ясно увидел. Она примет его без борьбы. Вопрос был лишь в том, сможет ли Алексис вырваться с работы. Наверняка ей полагается отпуск. Она из тех, кто много работает, кто хочет быть не хуже мужчин. А почему нет? Она очень талантлива. И если Алексис не сможет взять отпуск, он позаботится о том, чтобы она все-таки его получила. Пожар в офисе, смерть начальника, Морти Рикнера. Этот бизнесменишка положил глаз на Алексис. Вероятно, с ним все равно придется разобраться, но только если он будет доставать Алексис. Это будет единственным оправданием. Законной необходимостью, за которую он сможет ухватиться.
Он подстроит так, чтобы Алексис заметила билет. Она будет разочарована, что он уезжает, и спросит его с оттенком уныния в голосе: "Вы куда-то летите, Скайлер?"
"Да", - ответит он, подождет, чтобы ее грусть устоялась, чтобы период тьмы чуть затянулся, и тогда чувство облегчения будет еще ярче, когда он приоткроет конверт и покажет ей два билета. "В Малагу", - скажет он.
"Это, кажется, в Испании?" - спросит она, и он просто протянет ей билет и будет смотреть на ее лицо, пока она будет читать имя, пока оно будет доходить до ее сознания, она разволнуется, ее лицо засияет из-за того, что он для нее сделал. И она бросится ему на шею. Раскроет прощающие, благодарные объятия.
Алекс чувствовала запах мятной жвачки каждый раз, когда детектив Дональд Помрой открывал рот. Ее удивило его спокойствие, его обходительность, неожиданная для человека с таким резким лицом. Он поздоровался с ней у стойки дежурного и затем проводил в кабинет, где, по его словам, было тихо и спокойно. Потом он поблагодарил ее за то, что она нашла время зайти к нему и поговорить, предложил сесть и обернулся к вошедшему в кабинет человеку.
- Это детектив О'Лири, - сказал Помрой.
О'Лири не поздоровался. Он только поглядел на Алексис нервными глазами, пожевывая нижнюю губу.
- Вы когда-нибудь встречались с кем-то из друзей Дэрри Кэмбелла? - спросил Помрой, он говорил невыразительно и в нос.
Алексис заметила утолщение у него на носу и подумала, может, он был сломан. Она посмотрела на О'Лири. Невысокий, крепкий детектив покачал головой, фыркнул про себя и отвернулся, потирая рукой щетину на подбородке.
Помрой бросил раздраженный взгляд на О'Лири и вздохнул.
- Ваш друг водился с весьма темными личностями.
- Вы много ссорились? - напрямую спросил О'Лири, подошел к столу, резко выдвинул стул и сел напротив Алексис.
- Ты не там копаешь, Митч.
- Не знаю, не знаю. - Он смотрел на Алексис, доставая пачку сигарет из внутреннего кармана серого костюма. Бросил пачку на стол, потом перевернул кончиками пальцев. - Насчет ваших кредитных карт…
- Ты опять не там копаешь, Митч, - настойчиво повторил Помрой, глядя в двустороннее зеркало, на его лице появилось выражение неудовольствия для тех, кто наблюдал за его отражением.
- Ну да. - О'Лири опустил подбородок и свирепо уставился на Помроя.
- Может, пойдешь покуришь, а? - предложил Помрой, взглядом пригвождая О'Лири к месту.
- Зачем?
- Просто пойди покури.
- Может, и пойду.
- Молодец.
О'Лири резко встал, отпихнув стул. Он что-то буркнул Алексис и бросил знающий взгляд, выражавший отвращение.
- Чуть-чуть увлеклись, да? Заигрались в жестокие игры?
Потом он дернул дверь и вышел из комнаты для допросов.
- Извините, мисс Ив. - Помрой поднялся, чтобы закрыть дверь, которую О'Лири оставил открытой, потом вернулся и присел на краешек стола.
- Вы хотите сказать, что я имею отношение…
- Нет, ничего подобного.
- Вы же знаете, я с этим не связана.
- Я понимаю, как вам трудно, учитывая, что произошло.
Помрой предложил ей пластинку жвачки, поднял темные брови и почесал голову.
- Нет, спасибо. - Она нервно улыбнулась и заерзала на стуле, отчаянно надеясь, что тот, другой, детектив не вернется.
- Вы что-нибудь знаете о прошлом Дэрри Кэмбелла, что могло бы нам помочь?
- Мы познакомились в Лос-Анджелесе.
- Как давно?
Алексис подумала.
- Лет пять-шесть назад.
Помрой кивнул.
- Вы знаете, чем он зарабатывал себе на жизнь?
- У него не было работы.
- Не было?
- Во всяком случае, мне об этом не известно.
- Понятно. - Помрой улыбнулся, секунду помолчал, глядя ей в глаза. - Я думаю, на сегодня достаточно.
Алексис вздохнула.
- Я могу идти?
- Двери открыты.
Он развернул новую пластинку жвачки и сунул в рот.
- Спасибо. - Она встала со стула и повернулась, ища глазами свою сумку. - Вы не видели…
Дверь распахнулась, и детектив О'Лири просунул голову в комнату. У него в руке висела сумка Алексис.
- Нашел на стойке.
Он передал ей сумку вытянутой рукой, потом глянул на Помроя, едва заметно кивнув ему.
- Спасибо, что пришли, - сказал Помрой.
- Я не знаю, как… - Она смутилась, набрасывая ремень сумки на плечо и переводя взгляд с Помроя на О'Лири.
- Вы нам очень помогли, дорогая, - сказал О'Лири, ухмыляясь.
Он стоял в дверях, и ей пришлось протискиваться мимо него, поэтому он мог пристально вглядеться в ее лицо.
Помрой отвернулся от нее и посмотрел в большое двустороннее зеркало, заметив, что отраженная Алексис оглядывается в комнату. Он быстро отвел глаза, чтобы не встретиться с ней взглядом.
- Заходите к нам еще, - сказал О'Лири ей вслед. - И ведите себя хорошо.
16
Торонто
"Скорая" отвезла Дженни Киф в центральную больницу Торонто, где ей назначили лечение от последствий шока. Врач, строгая индианка по имени Шаши, которая взяла ее, с удивлением обнаружила, что на Дженни почти не повлияло все то, через что ей пришлось пройти. Она решила, что, по всей видимости, девушка уже неоднократно становилась жертвой насилия и потому смогла выдержать новую жестокость, отстраниться от нее.
- Слава богу, хоть лицо не порезали, - только и сказала Дженни, когда в полный рост встала перед большим зеркалом в белоснежной наготе смотровой комнаты, и ей не надо было близоруко щуриться, чтобы прочитать вырезанные на ней большие, вспухшие алые буквы, непристойности, которые жгли ее всякий раз, когда она неловко поворачивалась. Она чувствовала себя уродливой и обреченной, но никому не хотела этого выдавать. Чувства, которые она испытывала, слова, которые она хотела сказать, но не могла выговорить, были таковы: "Наконец-то слова на моем теле соответствуют тому, как я чувствовала себя всегда".
После того как женщина из полиции взяла образцы спермы и волос, Дженни надела одежду, которую привезли из дома в окрестностях Уитби. Потом она села на синий пластиковый стул и уставилась на ничего не выражающую дверь, дожидаясь, пока врачи решат, что с ней делать. Когда все от нее отстали, она поднялась со стула и пошла на Юниверсити-авеню в сторону Квинз-парка. В парке она упала на заснеженную траву. Она лежала и ждала, и тяжесть темного неба придавливала ее, и она чувствовала странное успокоение в этой неподвижности, она хотела бы никогда больше не двигаться с места.
Кроу лежал на больничной койке, ему не терпелось встать и продолжить работу. Пуля, выпущенная Мэнни из револьвера с глушителем, прошила его грудь насквозь, едва не попав в легкое, прошла между нижних ребер и вышла со спины. Большого вреда она не причинила, сержанта надо было только заштопать.
И тогда он понял, что его расследование пошло прахом. Люди, которых он видел убегающими из дома, никогда не вернутся, а Стэн Ньюлэнд впредь станет осторожнее. Игра окончена, и Кроу проиграл. Восемь месяцев терпеливого ожидания пошли коту под хвост.
Но зато спасена Дженни. В этом и состоит его работа, уверял он себя, но как быть с бесчисленными остальными девушками, которых Ньюлэнд еще соблазнит и зверски убьет? Кроу знал, что после того как он подобрался так близко, Ньюлэнд смотает удочки и вернется в Нью-Йорк. Кроу придется поторопиться. Класть конец этим гнусным делишкам - вот в чем на самом деле состоит его работа, суть того дела, которому он отдал жизнь. Как и раньше, когда он оказывался в похожих ситуациях, ему часто приходила мысль о том, чтобы убить преступника. Приставить револьвер к голове Стэна Ньюлэнда и спустить курок. Еще одно неутоленное желание. Но это не решит проблему. Он должен устранить всю их шайку, всех сообщников, которые останутся в городе.
Полиция Торонто посадила Мэнни под замок, но Кроу знал, что тот ничего не скажет. Не такой это человек, как и другой помощник Ньюлэнда, которого Кроу засадил больше года назад, метис, ирокез-полукровка по имени Дэниел Ринг, Небесный Конь. Из него тоже не вытянули ни слова. Эти подлецы по-настоящему знали, что такое верность.
Теперь все зависит от Дженни. Все зависит от ее показаний против Ньюлэнда, а от Ньюлэнда потянутся ниточки за границу. Но где теперь Дженни? Никто не знал. А Ньюлэнда надо задержать, прежде чем он воспользуется шансом и скроется. Возможно, что он в этот самый миг поднимается на борт самолета, который доставит его в Нью-Йорк.
"Если бы я только смог подняться", - сказал себе Кроу и попытался встать, опираясь на руки, но боль прорезала его, словно одновременно ударила ножом и прожгла. Он упал на подушку, зажмурил глаза, открыв рот и глотая воздух, отчаянно желая облегчить боль. Лекарство, подумал он. Ему нужно болеутоляющее.
Услышав стон из палаты, проходившая мимо сестра вошла.
- Как вы себя чувствуете? - спросила она, сочувственно улыбаясь.
Кроу открыл глаза, жалея, что это не Дженни Киф, ему хотелось, чтобы она пришла к нему за защитой. О том, что Дженни пропала, ему сообщила эта растяпа - женщина-полицейский, которая доставила девушку на первый этаж больницы, где лежал он сам, и позволила ей ускользнуть, пока помогала медикам с новоприбывшим пациентом-пьяницей.
- Здесь кое-кто хотел вас навестить, - сказала медсестра, подвигая к его кровати прибор для измерения давления.
- Кто?
- Мы сказали ей, что вы не принимаете посетителей. Вам нужно отдохнуть.
Она мягко обернула серую резиновую ленту вокруг его руки и уверенно застегнула на "липучку".
- Кто это был?
- Молоденькая девушка. Сказала, что ее зовут Дженни.
Он стала быстро накачивать воздух, давление поднялось до его головы, и в конце концов он почувствовал его у себя в висках, его мозг готов был взорваться.
- Когда?
- Тсс, - сказала она, глядя на цифры, и прошептала: - Пару минут назад.
- Верните ее! - закричал он, его давление резко подскочило.
Он вырвался из рук сестры, дернув резиновый шланг, так что аппарат перевернулся и с грохотом упал на кафельный пол. Кроу показал рукой в коридор.
- Немедленно! Ну, быстрее!
Грэму удалось отговорить Триш от того, чтобы идти в полицию. Он заявил, что они не могут позволить себе впутаться в это дело. Они будут изгнаны из своего круга общения, потеряют членство в загородном клубе "Роздейл", все знакомые будут их избегать.
- Что же у нас будет за жизнь? - убеждал он.
- Мне наплевать.
- Тогда подумай вот о чем, - сказал ей Грэм, повышая голос, чтобы подчеркнуть ясность проблемы. - Ты говоришь, что хочешь сделать это ради Кимберли. Хорошо. Подумай, что будет с ней, если наша фамилия будет связана с таким скандалом. Я могу потерять свою фирму. Ее может арестовать полиция. Мы можем потерять все, и что тогда случится с Кимберли?
Он знал, что на это Триш нечего будет возразить. Он заверил ее, что оставит видеопленку в почтовом ящике с надписанным именем человека, от которого он ее получил. Он признал, что преступник не Бартлетт, что это был всего лишь надуманный предлог, чтобы не называть ей имя человека, от которого получил кассету на самом деле. Он хотел защитить ее от такого опасного знания.
- От чего ты должен меня защищать? - спросила она, страх вернулся в ее голос, от ужаса свело мышцы.
- От чего? А ты подумай, Триш. Ты же видела, что сделали с этой девушкой.
- Грэм, ты знаешь этих людей! Господи! Ты действительно знаешь, кто это сделал. Сначала ты сказал мне, что кассету тебе дал Питер Бартлетт, а теперь говоришь по-другому. - Она стала мерить шагами кабинет.
- Это не важно. Триш, я все сделаю как надо.
На следующий день, прежде чем уйти на работу, он показал ей плотный конверт с пустой кассетой у себя в портфеле, сделав вид, будто в конверте именно та кассета, и заверил ее, что позвонит в отдел нравов торонтской полиции и спросит, кому ее передать, а потом тут же отошлет ее по почте. Он уже надписал конверт. Осталось только дописать имя конкретного полицейского.
- Я сделал ошибку, - сказал он ей, выходя из дому. - Если бы я только знал, что на этой кассете. Мне сказали, что там кое-что пикантное. Но откуда мне было знать…
Триш содрогнулась при мысли о том, что́ она видела и как она позволила мужу заниматься с ней любовью во время этого фильма. Она ужаснулась самой себе из-за того, на что оказалась способна, но еще более тревожной была мысль о том, что Грэм может быть как-то связан с людьми, которые занимались подобными вещами.
После ухода Грэма Триш продолжила кормить Кимберли завтраком, глядя на милое детское личико и голубые глаза. Девочка тихонько сидела на своем высоком стуле и ела без возражений, не пытаясь отпихнуть ложку, как часто делала, но просто глядя в лицо своей мамы, как будто все знала.
Господи всемогущий, подумала Триш, закусив губу, стараясь скрыть свой ужас, отвращение, чувство, что ее спровоцировали на что-то незаконное. "Я замужем за этим человеком, - сказала она себе. - А ведь я его даже не знаю". Грэм сказал ей, что будет работать допоздна, поэтому Триш решила позвонить Вэл, девушке, которая сидела с их дочерью, чтобы вечером она пришла. Она узнает, что задумал муж. И если Грэм ей солгал…
- Помоги мне Бог, - сказала Триш вслух, поднимая ложку с яичницей ко рту Кимберли, серьезные глаза ребенка посмотрели в глаза матери, и девочка автоматически открыла рот. - Он заплатит за то, что сделал с нами.
17
Нью-Йорк
Все женщины любят красные розы. Эту истину Небесный Конь считал универсальной. Благоухающие, атласно-алые лепестки роз настолько нежны и соблазнительны, их аромат настолько спокоен и долог, что они на бессознательном уровне были связаны с ощущениями, присущими влюбленной женщине.
Всегда первый шаг заключался в том, чтобы послать розы, дальше шли комплименты и внимательное путешествие в анализ характера, похожее на игру. Он будет играть в нее за обедом, связывая воедино все подсказки, которые Алексис постепенно даст ему, с тем, что он уже знал о ее прошлом.
- Вы сильная женщина, - сказал он ей за обедом в "Дарах моря Алистера М.".
Женщины любят, когда им это говорят. В тюрьме он прочел все новейшие женские журналы: "Новая женщина", "Космополитен", даже "Мисс". В них говорилось о том, чего они ждут от мужчин и чего следует избегать. Там учили женщин, что́ нужно искать в мужчине и чего остерегаться. И теперь Небесный Конь точно знал, что говорить и чего не говорить. Он точно знал, как себя вести.
- Продолжайте, продолжайте, - сказала Алексис, тщательно разрезая напополам крошечный гребешок и кладя его в рот.
Она положила вилку с ножом и стала медленно жевать, поставив руки на стол и внимательно слушая.
- Вы многого достигли в своем деле. - Он улыбнулся, закидывая крючок: мысль о ее ценности, помимо чисто физической привлекательности. Он видел, что она чувствует себя непринужденно.
Она проглотила гребешок.
- Очень многого.
- Само собой.
Она посмотрела на его бифштекс. Он не притронулся к мясу.
- Я не так уж голоден, - сказал он. - Мне казалось, что я хочу есть, но иногда, когда голова у меня занята другими вещами, я совершенно теряю аппетит.
- Какой вы впечатлительный.
Он засмеялся:
- Нет, не сказал бы.
- Итак, продолжайте. Мы говорили обо мне. - На ее губах играла непринужденная улыбка, а щеки горели от красного вина.
Небесный Конь видел по расслабленному лицу Алексис, что ей нравится обед и нравится его общество. На первых порах она была с ним чрезвычайно деловой, если не чересчур, как будто что-то скрывала, изо всех сил старалась держаться безразлично. Но он нашел тропинку к ее душе.