- Все может быть. Нарком не придал значения доносу. Отложил его, отставил… А если тучи сгустятся над головой нашего дорогого наркома? Чьи головы полетят первыми?
- Наши с тобой, Леонид. А ты видел бумагу своими глазами?
- Донос? - хрипло спросил Райхман, проглотив рюмку. - Да кто ж мне даст. Вот Ковров тебя отстаивал, как сына родного. Прямо тигр! А бумага не одна была. Их уже на нас с тобой целая дюжина пришла. И все за последние дни.
Пронин принимал гостя в мягкой домашней гимнастерке, в старых галифе и кожаных домашних тапках. А на Райхмане отлично сидела элегантная темная пара.
- Костюм у тебя хороший. Отличного пошива! Во Львове шил или уже в Москве?
- В Москве, у Левицкого. Известное дело, всем портным портной. Хороший мастер. Правда, болтлив, как старая баба. С ним нужно язык за зубами держать. Болтуны в нашем деле опасны.
- А ты знаешь, что на автомобиле этого Левицкого…
- А то! Я все-таки покамест в контрразведке служу. Кое-что знаю о твоих делах. Замазался Левицкий. Мне бы его костюмы повыкидывать, в землю зарыть. А я ношу, как дурак.
- А я ведь тоже у него костюм пошил. А что делать? Нужно было нам поближе познакомиться.
- А сколько тебе стоил этот костюм?
- Точно не помню. Примерно шестьсот четырнадцать рублей тридцать копеек.
Чекисты переглянулись, и громкий хохот едва не разбудил Агашу. Отсмеявшись, Пронин разоткровенничался:
- Муторное дело оказалось. Я в этом деле столкнулся с призраками прошлого.
- Роджерс?
Пронин грозно встал.
- А давай я тебя вишневым вареньем угощу! Агаша летом варила. Она в этом деле мастерица несравненная. Такое варенье я ставлю только самым дорогим гостям.
Райхман пожал плечами, кивнул.
- Было у меня во Львове одно дельце. Там много всякого было. Сам понимаешь, работы невпроворот. И кровищи море разливанное. Но одно дельце… В общем, повязали мы диверсанта. Даже не одного диверсанта, а группу - четыре человека. Но один выделялся - боевой такой мадьяр, законченный враг советской власти. С двух рук стрелял, как таежный охотник. Так мы их при попытке нападения на телеграф поймали. Понимаешь, телеграф… Это недавно было, за неделю до моего перевода в Москву. Скажешь, ерунда, совпадение? Наверное. Но почему донос написали на меня и на тебя. И телеграфными делами занимались ты и я. Мадьяра того уже, наверное, расстреляли. Но кто за ними стоял - мы не установили. Немцы, англичане, белогвардейское подполье… Черт голову сломит!
- Люберецкие на немцев такие показания дают, что убей меня бог. Война будет.
- Да это понятно, что будет. Вопрос - когда.
- И с кем. Я бы англичан со счетов не сбрасывал.
- А Краснов уже с немцами снюхался. И Шкуро с ними.
- Краснов! Шкуро! Тоже мне, фамилии. Горе-вояки, банкроты. Мы их били, когда голоштанниками были, а уж теперь… Не в этих болтунах дело, Леонид. Если бы нам белогвардейцы угрожали - это был бы подарок судьбы. Там половина генералов - наши агенты. И не только наши. Запутались эти ребятки. Продавались, перепродавались… С такими воевать одно удовольствие - не танками, а банками. Они как никто умеют проигрывать баталии и потом плакаться в эмигрантской прессе.
- Пожалуй, что ты и прав. Хотя, наверное, недооцениваешь беляков. Есть среди них и фанатики, и профессионалы.
- Есть, как не быть. Но с немцами не сравнятся. И с англичанами. Беляков уже нельзя воспринимать как самостоятельную силу. Обыкновенные наемники. Без них разберемся.
Пронин говорил про белых с презрением. Видимо, навидался от этих утонченных господ такого, что уважать их не мог.
- А у тебя во Львове немцы…
Райхман снова ласково перебил Пронина:
- Сто раз мне там немцы попадались. Сто раз я получал сведения о начале войны. Начиная с тридцать девятого года. Гитлер наплюет на договор, Гитлеру нужны восточные земли… Я, конечно, обо всем докладывал. Так что твои люберецкие друзья ничего нового нам не рассказали. Все это уже по десятому кругу пошло. Такая у них тактика. Неглупая, между прочим. Сто раз давали сведения о нападении - и все оказалось липой. А на сто первый раз война действительно начнется. А мы уже не поверим разведданным… Разучимся верить!
Разве только пылкий Райхман додумался до этого? И Берия, и Ковров, и Пронин давно поняли тактику немцев.
- За этим Роджерсом я гонялся с восемнадцатого года. Пятнадцать лет он меня дурачил. Ты у нас молодой, тех времен не помнишь. Потом я его взял на юге, на авиабазе. Провел несколько допросов - и баста. Что было дальше - не знаю. Никаких документов мы не нашли. То ли его расстреляли, то ли…
Райхман закурил, пододвинув к себе тяжелую чугунную пепельницу.
- О Роджерсе я слыхал. Легенды ходят о том, как ты его поймал в самолете. Но чтобы он скрылся после ареста… Поверить не могу.
- У меня нет ни одного прямого доказательства. Зато куча косвенных.
- Если он сбежал… Он просто ударник труда, этот Роджерс. Стахановец среди шпионов.
- Ударник, это точно. Куда мне до него. Вот машинист Петро Кривонос. Сколько ему лет? Тридцати еще небось не исполнилось. А уже знатный человек. Вдвое увеличил скорость паровоза. Рационализировал работу котлов - и пожалуйста. Вот какая у нас молодежь. Или ты, Леонид. В двадцать пять лет уже был грамотным чекистом, героем. Куда мне до вас. Устарел товарищ Пронин. Списывать пора. Или на преподавательскую работа, опытом делиться, тихие исследования проводить. Я ведь, Леня, по характеру - отшельник и гедонист. Странное сочетание. У нас ведь как принято? Если отшельник, то аскет…
- Хитрец ты, Иван. На комплименты, что ли, напрашиваешься? Так у меня Ольга в большом балете работает. Богема. Я на комплиментах собаку съел. Цену им знаю. Знаешь, как покрутился среди артистов - опротивели мне все реверансы на свете. Так что я тебе, Пронин, прямо скажу: тебе доверяют. Не потому, что ты - гений какой-нибудь, Пинкертон или полковник Лоуренс. Это все имена для показухи. Тебе нарком доверяет, тебе Сталин доверяет. Потому что пахарь ты, каких мало. Из простых красноармейцев вышел, крестьянский сын, а стал асом разведки.
- Ну, ты у нас тоже не был маленьким лордом Фаунтлероем. Вышел из низов - а кем стал! Такая эпоха. Потому мы за нее и сражаемся и будем сражаться, когда немец навалится и англичанин подкрадется.
Они расставались как друзья, которые своевременно сверили часы. Райхман подтвердил некоторые подозрения Пронина - собственно говоря, именно для этого Пронин его и пригласил на Кузнецкий. Теперь - Гасин. Найти Гасина.
Бухгалтерия Василия Гасина
Это уже вошло в привычку - просыпаться от радостных криков Железнова. Но чтобы в три часа ночи! Пронин спал ровно пятнадцать минут, когда Виктор явился на Кузнецкий. Его распирало от новостей, глаза горели с мороза.
- Нашли, Иван Николаич, нашли!
- Кого нашли? - Пронин, ничего не понимая, хлебнул морсу прямо из графина.
- Сукиного сына нашли! Миша Лифшиц уже выехал в Подольск.
Все повторяется. Снова Гасина выследили, снова Лифшиц будет его сторожить… Значит, бухгалтер решил не уезжать далеко от Москвы. На риск пошел! Что-то его держит возле Белокаменной.
Они въехали в тихий двухэтажный подмосковный городок. С утра на улицах прилежно вкалывали дворники. Случайных прохожих не было. Рабочий люд наслаждался последними минутами сна. Не пройдет и получаса - и на автобусных остановках затолпится озабоченный народ, живущий по заводскому гудку.
- Улица Ворошилова - это где?
- На самой окраине, - сказал Адам. - Так сказать, самые задворки Подольска.
Они остановились возле заснеженного забора, перед одноэтажной деревянной избушкой. Темные окна, на крыльце не убран снег. Наискосок от калитки покуривал подольский чекист - абсолютно лысый, с бритыми висками.
- Спиридонов, - он отдал честь Пронину. - Все тихо, товарищ майор.
Виктор поскакал на разведку, пробираясь по сугробам. Цепная собака сперва затявкала лениво, а потом разразилась заливистым хриплым лаем. Пронин разочарованно махнул рукой: эх, Виктор! И переложил "Коровина" в карман пальто. Именно сейчас, на морозе, ему остро захотелось горячего калача с зернистой икрой. Нет, не с паюсной, которая в зубах застревает, а именно с зернистой! И чаю - такого крепкого, что от одного запаха прочихаешься. Пронин не позавтракал, держался на беглом ночном ужине. Вместо калача пальцы держали увесистую рукоять "Коровина" в кармане.
Никто не выскочил из избы на собачий лай. Это подозрительно: возможно, они предпочли тихо скрыться затаенным подпольным путем. Лучше бы уж началась перестрелка. Пронин оставил Адама и Спиридонова контролировать калитку, а сам поспешил к задворкам дома. Ни следов, ни шума он и там не заметил. Пронин махнул рукой Железнову - и Виктор, легко выбив дверь, вошел в дом. Он быстро обыскал две комнаты и чердак. На кровати лежал человек, с головой укрытый толстенным одеялом. Железнов отдернул одеяло - и увидел немолодого мужчину с посиневшими щеками. Он неестественно откинул голову. Подушка залита кровью.
Больше никого в избе не было. Железнов не успел оглянуться, как Пронин (который вошел в дом бесшумно!) обнял его за плечи.
- Это не Роджерс. И не Гасин.
При жизни убитый был лысоватым толстяком с седыми клоками волос. На столе стоял чайник - еще теплый.
- Опять, опять он ушел! - вскричал Железнов. - Да, это Роджерс. Теперь мне совершенно ясно. Это Роджерс.
- Но почему во дворе нет следов? Снег лежит еще с вечера, а Гасин явно был здесь еще полчаса назад. Ты смотрел в подвале?
Пронин потянул за железное кольцо - и дверь в подвал легко открылась, почти без скрипа. Несомненно, ее недавно уже открывали. Железнов на полную мощь включил фонарь. Пахнуло холодом. Пронин спрыгнул в заледенелый подвал. Да, там он сразу увидел следы. Следы больших валенок. В таких мог ходить и убитый. Железнов свистом вызвал Спиридонова. Подольский чекист стоял на страже подвального люка, когда Пронин с Железновым, согнувшись в три погибели, побрели по следам валенок. Следы привели к потайной деревянной дверце, которую можно было принять за днище бочки. Пронин с трудом туда влез. Метров с пятьдесят пришлось пробираться ползком, а потом резко запахло кислой капустой и тайный ход привел их в просторное подвальное помещение, где можно было встать в полный рост.
- Овощехранилище! - прошептал Железнов. - По предложению товарища Шверника такие теперь в каждом районе устраивают. Чтобы продукты особой важности у населения были круглогодично.
- Неплохо придумал товарищ Шверник. На перспективу.
Поскальзываясь на наледи, они прошли вдоль кадок с огурцами, капустой и помидорами, поднялись по ступенькам и вышли в открытую дверь. Да, это было никем не охраняемое районное овощехранилище. В двух шагах - автобусная остановка, да и грузовики курсируют. Гасин мог поймать левака. А, может быть, здесь его ожидала заранее приготовленная машина.
Через пять минут Пронин уже расспрашивал. местного милиционера.
- Автобусы у вас нынче точно по расписанию бегают?
- Так точно.
- Когда последний ушел?
- Последний, он же второй за сегодня. Двадцать минут как ушел.
- А теперь, товарищ Свиридов, скажите мне четко, по минутам - когда и где проезжает этот автобус. Четко скажите.
Свиридов поглядел на часы.
- В аккурат сейчас - на станции Силикатная-4. Через пятнадцать минут - в Прохорове будет.
- Дайте знать и на Силикатной, и в Прохорове. Внешние приметы Гасина здесь описаны подробно. - Пронин передал Свиридову конверт. Свиридов бегом, поскальзываясь на льду, ринулся исполнять приказ. - И в Прохорове усадите в автобус двоих наших людей. Это на случай, если господин Гасин дальше поедет.
- Ну, что, Железнов? Устроим ему сегодня царскую охоту? Давай Мишу Лифшица на Силикатную, а мы с тобой в Прохорово поедем.
В Прохорове они прибыли через семь минут после автобуса.
Осмотрелись. Сразу за остановкой - фабричная проходная. Экспериментальная фабрика игрушек. По другую сторону шоссе - лес. К Пронину подбежал молодой милиционер.
- Моя фамилия Сергеев. Мне звонил сержант Свиридов. На остановке из автобуса вышли четыре пассажира. Три женщины, один мужчина лет двадцати. Рабочий местной фабрики. Личность установлена.
- Иван Николаич, а может Роджерс в женщину переодеться? Вот так платьишко напялит - и баба. Никаких подозрений. А?
Пронин поморщился:
- Роджерс многое может. Но это как-то слишком театрально. С этим ты лучше к товарищу Ливанову обратись или там к Мирову - Дарскому. Уж ты лучше, Виктор, эту версию отбрось до лучших дней.
- А что? - Виктор обиделся и разрумянился. - Разве не мог он припрятать в подземном тайнике женскую одежду? Это же смелый ход в духе Роджерса. Может быть, он только и рассчитывает на наш консерватизм.
- Ну, тогда шерше ля фам, Виктор, а я буду искать рослого мужчину, который, вероятнее всего, спрыгнул с автобуса на ходу. Лично я на его месте поступил бы именно так. А ты, наверное, предпочитаешь в женском платье от преследования бегать. Как Александр Керенский.
Пронин гордо показал Железнову спину и чеканно пошел в сторону леса, поманив за собой и Сергеева…
- Обшарим лесок. Погода подходящая. Гляди, как светло-то стало. Благодать.
Лифшиц бодро выскочил из "эмки" у проходной кирпичного завода. Начинался солнечный зимний день - их было немало тем январем. Миша хотел петь и танцевать, любоваться прекрасными девушками и выигрывать сотни рублей в карты у осанистых полковников - как в кино. Очень кстати пришлась не новая, но привязчивая песенка: "На окраине где-то у города я в убогой семье родилась, горемыкая, лет пятнадцати на кирпичный завод нанялась". Вокруг него завертелась жизнь: подбегали милиционеры, чекисты, сторожа. Лифшиц размахивал руками, отдавал распоряжения, выслушивал предполагаемых свидетелей. Увы, только предполагаемых - потому что никаких полезных свидетельств не было.
"Дурью мы здесь занимаемся. Стерна надо хватать. И выжимать из него соки. И с Дитмаром работать как следует. А мы тут лапту круговую устроили. Нахрапом хотим партию выиграть". Лифшиц оглянулся на шум: с ледяной горки кубарем спускался молодой милиционер в полушубке.
- К кому тут обратиться по приказу товарища Пронина?
- Слушаю вас. - Лифшиц (а он с утра щеголял в штатском костюме) с торжественным видом кивнул.
- Видел я человека… Сходятся приметы-то.
- Вы его задержали?
- Не мог я задержать, оплошал. Сразу сюда побежал. В столовой он обедает. Ну. Я буфетчице наказал за ним последить. Но если деру даст - она догонять его не станет. Рабочего места не покинет. - Милиционер тяжело дышал.
- Ведите нас. Товарищи, прошу следовать за мной.
Человек десять штатских и военных гуськом пошли за Лифшицем и милиционером.
Гасин допил компот, доел булку с изюмом. После борща и картошки-пюре с почками душа пела. Бухгалтер аккуратно вытер губы и бросил салфетку в супную тарелку. Потом собрал все тарелки на поднос и, как образцовый посетитель столовых, отнес его на стол для грязной посуды. Гасин крякнул, потом кашлянул в платок и пружинистым спортивным шагом вышел из столовой. На пригорке он увидел группу товарищей во главе с милиционером. Эта длинная вереница приближалась неотвратимо. Гасин не стал к ним приглядываться. Спокойно пошел в другую сторону, вдоль складских помещений. В фыркающий грузовик грузили деревянные ящики с провизией. Гасин остановился, полюбовался этим зрелищем. Потом подошел к шоферу, предложил ему папиросу. Шофер - кряжистый парень, ростом по плечо Гасину - улыбнулся, махнул рукой. Грузчики закончили работу. Шофер и Гасин неторопливыми, привычными движениями забрались в кабину зимовского грузовика и поехали с ветерком.
В это самое время Лифшиц допрашивал столовских. По устному описанию все узнавали Гасина.
- Да он же только что поел и ушел! Буквально минуту назад! - Да нет, не минуту. Минут пять тому. - Слышь, Томка, здесь точность нужна сугубая!
Лифшиц бросился на улицу. На сотни метров вокруг никого, слепящая белая пустыня. До автобусной остановки далеко, и там дежурят наши люди. Значит, левак? Попутная машина? Легковые автомобили здесь показываются редко. Какой вывод сделал бы товарищ Пронин? Надо искать грузовик!
- Товарищи, здесь не проезжал грузовик?
Возле столовки как раз перекуривали грузчики.
- Проезжать - не проезжал. Просто уехал груженный. Морковь грузили, консервы, муку. В сельпу Фабричного поселка. Умаялись.
- Шофер никого не захватил?
- Да крутился там один. Долговязый.
Что делать? Лифшиц послал милиционера за "эмкой" (эх, зря я ее на остановке бросил!) - и в Фабричный поселок. В третий раз повезло Лифшицу. В третий раз он вышел на след Гасина. Третий раз - это счастливая примета, ведь так? Но Лифшиц в приметы не верил.
До Фабричного поселка - километра три, не больше. "Эмка", переполненная пятью несубтильными мужчинами, глохла, не выдерживала скорости. А Лифшиц все требовал газку, газку…
- Ты, Петров, по сторонам поглядывай.
- Не боись, товарищ Лифшиц! У меня глаз острый! Если он выскочил - живо засеку.
- Газку, газку добавь, сердечный. Сумерки скоро.
- Самые короткие дни, - мрачно сказал рассудительный милиционер Петров.
Этот Петров успел узнать у грузчиков фамилию шофера. Можно было бы установить и номер машины, но времени не нашлось!
По дороге к Фабричному поселку Гасин заметил, что с заснеженной тропинки на бетонную дорогу с превеликим трудом свернул другой грузовик. Гасин попросил шофера притормозить - и на слабом ходу спрыгнул на лед. Грузовик с провиантом помчался дальше, а Гасин остановил новую машину. Быстро поладил с шофером - и влез в кабину.
Через двадцать минут в Фабричном поселке Лифшиц допрашивал шофера Микитина. Что он мог рассказать про Гасина? Ну, про этого, попутного-шелапутного. А что сказать? Попросил подбросить по дороге. Мужик обходительный, видать, из интеллигентов. Учитель какой, али сам инженер. Одет аккуратно. Тверезый. Курит "Беломор". Денежку имеет, не из шантрапы.
Пронин с Сергеевым беззаботно гуляли по лесу. Майор наслаждался зимним загородным воздухом, говорил о птичках, о том, что вот-вот ударят крещенские морозы - и непросто им будет добывать пищу. Может быть, сердобольные пионеры им помогут?
- Это что за просека, Сергеев?
- Здесь высоковольтку строить будут. На следующее лето. Коммунизм - это советская власть плюс электрификация всей страны.
- Это правильно. А там, верно, населенный пункт? Дорога-то больно широкая через лес идет.
- Так Фабричный поселок! Там и общежитие энергетиков построили. Уже заселили.
Они побрели по обочине.
- Тормознем грузовичок? - предложил Пронин.
Сергеев смекнул, что немолодой майор устал от прогулки и самоотверженно бросился наперерез облезлому грузовику. Сквозь затуманенное стекло шофер не различил милицейской формы и сперва громко выругался в приоткрытую дверь:
- Куда прешь, придурочный?… Прощения просим, товарищ.
- Пассажиров примете?
- Принял бы, да некуда - шофер кивнул на пассажира, который степенно восседал в прокуренной кабине.