- Не ездили, это верно. Однако пора нанести визит передовикам советского радиовещания. Хотя… Выяснять, где работает засекреченный товарищ Левитан - только терять время. Лучше вызовем его к нам. Человек он еще молодой, пущай побегает. Скажешь, рискую я, Адам? Рискованный фортель с Левитаном задумал. Ничего, Адам. Знаешь поговорку - кто не рискует, тот в тюрьме не сидит!
Голос Левитана знала вся страна. Да и за рубежом именно левитановский тембр порождал ассоциации с величием советской державы. Но никто из чекистов, которые проверяли у него документы по пути к Пронину, не признал в молодом брюнете легендарного диктора, того самого Левитана.
Королю советского радио еще не было тридцати. Внешность застенчивого очкарика не подходила к его торжественному голосу.
- Товарищ Левитан? Моя фамилия Пронин. Майор Пронин. Товарищ Железнов ввел вас в курс дела? Придется вам поучаствовать в одной необычной звукозаписи. Говорят, что вы однажды поучаствовали в розыгрыше и сделали запись фальшивого выпуска новостей для какого-то театрального капустника. Это правда?
- В ваших стенах нельзя говорить неправду. Поэтому признаюсь откровенно: был грех.
- Да какой это грех? Что за жизнь была бы без шуток, без веселых скетчей? От такой жизни пахло бы жженой резиной. Скукой бы пахло. Очень хорошо, что у вас есть опыт нештатных записей. Я вот тоже решил разыграть одного приятеля. Малый заскучал, нужно как-то его встряхнуть…
Железнов стоял за спиной Левитана и не мог сдержать улыбки. Да его просто корчило от смеха.
С Роджерсом Пронин встречался за чаем. Не в комнате для допросов, где стулья намертво присобачены к полу, а в уютных апартаментах, напоминавших гостиную хлебосольного московского дома. Самовар, красные фарфоровые чашки в русском стиле, ваза с трюфелями… Англичанин ничему не удивлялся. Он вышел из образа бухгалтера Гасина и носил себя с надменностью лорда. Впрочем, Пронин знал, что никаким аристократом Роджерс не был. Его отец был совладельцем небольшой провинциальной фабрики. Мелкий буржуа! Но Роджерс - артист, артист одаренный. Да и наши представления об аристократах поверхностны: вообще-то они - обыкновенные мужики, просто испорченные родовой спесью. А все эти разговоры о дворянских подбородках, об особой стати - это для восторженных курсисток и самовлюбленных князьков.
- Что скажете, господин Роджерс? Как вам наше гостеприимство?
- Кормят сносно. Книги доставляют без промедлений.
- И что читаете? Что-нибудь о разведке?
Роджерс скривил губы:
- Не выношу книг о разведке и глупых криминальных романов. Я взял Диккенса - "Большие надежды". На английском, разумеется. И "Морские рассказы" вашего Станюковича.
- О! Сразу видно сына Британии. По духу вы не шпион, а мореплаватель.
- Это только русские называют своих разведчиков сотрудниками, а чужих - шпионами. Вы себя считаете шибко моральными, а нас - исчадиями ада. Без такой красивой иллюзии русский человек не слезет с печи. Вы присосались к этой псевдоморальной мотивации, как алкоголик к бутылке. Вам мало, что агент иностранной державы действует против вашего государства. Вы еще непременно должны приписать противнику качества подлеца, морального урода. А себе - черты святого Франциска. Это ханжество! Хуже того, это непрофессионально. Считайте, что я рубанул вам правду-матку на правах гостя.
Пронин громко, по-купечески хлебнул чаю - разве что не из блюдца.
- А разве вы не считаете себя дирижерами вселенной? Правь, Британия, морями!… И не только морями, так ведь, господин Роджерс? Советский Союз портит вам пейзаж на глобусе. Неуправляемая варварская империя пролетариев. Тут система Питта бессильна. Зато работает система Роджерса. Ведь это вы предложили натравить русских на немцев?
- Давайте будем говорить о Диккенсе, о русском чае, о женщинах. А на такие вопросы я отвечать не стану. Вы же понимаете, дорогой мой Иван Николаевич, что я у вас надолго не задержусь. На пенсию я себе заработал. В этом году в Британии разоблачили двух ваших шпионов. Для вашей конторы спасти этих важных агентов - дело чести. Я уверен, что наши боссы договорятся об обмене. Вы пресекли мою деятельность в СССР. Браво, майор! Но выжать из меня информацию вам не удастся. Я прочитаю Диккенса и Станюковича - и уеду из вашей замечательной страны с дипломатическим паспортом.
- Думаете, на Родине про вас не забыли?
- Меня ценят. Вы можете гордиться, что поймали агента, с которым коротко знакомы Чемберлен и Черчилль.
- Батюшки, сам Черчилль! Ой, боюсь, боюсь. И они, конечно, не оставят вас в беде.
- Не оставят. У нас не принято бросаться заслуженными агентами. Это вопрос престижа фирмы. А иначе кто бы пошел в нашу профессию? Отбросы общества, которым нечего терять. А нам нужны настоящие джентльмены.
- Джентльмены всем нужны. В одном вы правы. Вас действительно не забыли ни Чемберлен, ни Черчилль, ни даже особы из Виндзорского дворца. Потому что все они слушают радио. И журналисты "Таймс" слушают радио, в том числе Первую программу Всесоюзного радио и "Голос России" на английском языке. А там со вчерашнего вечера уже пятый раз проходила любопытная информация. Ну, вы слышали. Или… Что я говорю, в камере же нет радиоточки! Крахмальное белье есть, даже минеральная вода имеется, а радиоточки нет.
- Хотите послушать вместе со мной радиопередачу? - улыбнулся Роджерс. - Так не тяните, включайте. Вы слишком долго готовите репризу. В цирке вас бы освистали.
- Я мог бы записать на магнитофон. Но вы бы тогда сомневались, нервничали. Вам вредно нервничать. Поэтому дождемся эфира. - Пронин посмотрел на часы. - Осталось семь минут. Пододвиньтесь к приемнику и сами найдите первую программу. Если хотите послушать на английском - ищите Иновещание на английском. Когда-нибудь Иновещание сыграет важную роль в истории народов. Как вы считаете, Роджерс? Ведь нас ждет большая война с размахом на несколько континентов. А радиоволны не знают преград и не боятся пуль. Посмотрите, какой у нас приемник - загляденье! Особенно мне нравится это полированное красное дерево. Антикварный шик в стиле прошлого века - и ультрасовременная техника, умеющая ловить сигналы со всего света. Сочетаньице. Это впечатляет, не правда ли?
Роджерс не слушал Пронина. Он быстро нашел нужную программу: сразу видно, что в советском радио он разбирался. Женский голос по-русски говорил о балете. А потом слово взял Левитан. Роджерс сразу узнал этот сочный низкий баритон.
"16 января органами Госбезопасности была обезврежена группа диверсантов… В перестрелке погиб агент английской разведки майор Роджерс, действовавший в СССР под личиной… Советское правительство готово предоставить родственникам погибшего документы для посещения захоронения агента Роджерса".
Роджерс фыркнул:
- Какая-то чушь. Кто купится на эту уловку?
Но сунул ладонь в волосы: нервы-то взыграли.
- Британские журналисты работают отменно, реактивно. Нам всем нужно у них учиться. Мне только что доставили сегодняшнюю "Таймс", взгляните. - Пронин бросил на полированный приемник хорошо знакомую Роджерсу английскую газету.
- Можете убедиться, это не фальшивка.
С газетной страницы на Роджерса смотрел его собственный портрет в траурной рамке. Погиб при исполнении офицерского долга. И это была подлинная "Таймс". Какие бы кудесники ни сидели на Лубянке, так скопировать британскую газету они бы не смогли. Роджерс судорожно просчитывал варианты. Не могут же наши лучшие умы вот так проглотить советское варево, даже не проверив его! Значит, проверят, одумаются, дадут опровержение, станут его вызволять. Или… Есть ведь и другой вариант. Наши поняли, что я проиграл. Попался. И кто-то посчитал выгодным избавиться от меня. Я дли них погиб, даже если они не верят в мою реальную гибель. А наиболее вероятен третий вариант - самый простой. Чекисты сумели провести убедительную инсценировку, и наши клюнули. За эти двадцать два года чекисты научились работать. Они стали настоящими профессионалами. Они создали конвейер чекистов: одних расстреливают - на их место приходят другие, отлично обученные асы. Но Пронин - особый случай. Он в бизнесе с восемнадцатого года. Он превосходно выучился на собственных ошибках.
- Рассказать вам о технологии блефа? Мы нашли в морге свежий труп, отдаленно напоминающий вашу наружность. Хорошенько его загримировали под вас. И провели опознание в присутствии одного не самого смышленого сотрудника британского посольства. Были там и добрые знакомые бухгалтера Гасина. Остальные - более проницательные - работники посольства - получили фотографии и кинокадры опознания и похорон. Их получат и ваши родственники на родине.
Пронин бросил перед Роджерсом папку с фотографиями.
- Как видите. Не подкопаешься. И теперь вы в наших руках надолго. Навсегда. У нас равенство, но жить в Советском Союзе можно очень по-разному. Можно жить в одиночной камере, а можно - в подмосковной даче или где-нибудь на берегу живописного озера - Неро или Селигер. Слыхали? Или, может быть, бывали? Вы хорошо знаете Россию. Не хуже, чем товарищ Железнов.
- Вы всех так покупаете? Дачками из брусков? Интересный метод.
- А вы хотите продаться подороже? Но у нас нет миллионеров. Дачник - это звучит гордо. Ну, в крайнем случае - дачник-автолюбитель. Это самое респектабельное, что мы можем вам предложить. Плюс отменное питание и обширная культурно-оздоровительная программа. Знатоки говорят, что все это приятнее, чем безвременная гибель или многолетнее пребывание в одиночной камере.
- Дурной тон, Пронин. Вы как на базаре. Это не разговор джентльменов. К тому же вы слишком упиваетесь своим всемогуществом. Я могу оскорбиться и заупрямиться.
- До джентльменства мне далеко, это верно. Я, как зевака, как бабушка на лавке, просто любопытен.
- Но вы не задаете вопросов…
- Пожалуй, сегодня у меня будет только один вопрос. Где телеграфные коды? Они в Союзе?
Роджерс посмотрел на Пронина то ли с любопытством, то ли с презрением.
- Я давно понял, что вы из кожи вон лезете с этими кодами. Даже костюм у Левицкого пошили. В принципе, вы копали в правильном направлении. Без Левицкого вы бы не поймали Дитмара. Я с самого начала говорил, что использовать машину портного в этом деле было опрометчивостью… Но я не мог напрямую влиять не этих остолопов. Я был серым кардиналом. Подталкивал, дирижировал, оставляя им свободу действий… Выигрывал в безопасности, но проигрывал в деталях. Вы ведь нашли "эмку" Левицкого? А кодов не нашли… Вам повезло, что я не отправил их в Лондон с первой оказией.
- Я догадываюсь, почему вы медлили…
- Потому что вы были настороже! Перекрыли все ходы. Я не имел права рисковать.
- Это только половина правды, Роджерс. Но если вы не хотите рассказывать о своих колебаниях между Лондоном и Берлином - я не буду настаивать. Тема щекотливая, можете оставить ее при себе.
- Как же вы любите демонстрировать свою проницательность, Пронин! Чувствуется ваша крестьянская кость. Вам слишком приятно торжествовать над профессионалами старой школы. Поработайте над этим, Пронин. Научитесь скрывать эмоции. Да, я колебался. И это вас не касается. А к кодам я даже не прикасался. Они были и есть у одного советского остолопа. Вы легко его возьмете.
- Он проживает в Москве?
- Не будьте жадиной, Пронин. Для первого разговора я сказал слишком много. Через пару дней вы получите имя. Адрес найдете сами. А вить веревки из майора британской разведки вам не удастся.
Роджерс держал марку. Или выжидал, пока Британия разберется в энкавэдэшной инсценировке. Что ж теперь - бездействие? Будем смиренно ждать милостей Роджерса?
- Что говорит Стерн? - спрашивал Пронин Железнова.
- Отказывается от допросов. Болеет. У него лихорадка. Доктор сказал, никакой симуляции, он действительно захворал.
- Тогда и мы возьмем тайм-аут. Только нужно как-то отгородиться от Коврова. Он наверняка ждет отчетов по допросам Роджерса. - Пронин вздохнул. - Он дождется их через неделю. А до послезавтра я перехожу под домашний арест в каземате имени Агаши.
Последний выстрел
Сорок часов Пронин отсыпался и отъедался на Кузнецком. Иногда он даже снимал со стены гитару и от нечего делать перебирал струны. Перечитал статьи Энгельса о войне и "Ледяной дом" Лажечникова. На улицу не выходил - только подходил к открытому окну, подышать славным зимним воздухом. За сорок часов щеки у него округлились, а в глазах заплясали огоньки. Пронин позвонил Железнову, который все это время усердно выгораживал его перед Ковровым. "Готовь Роджерса. Буду через час". После очередной порции сна - никакого обеда. Чашка крепкого кофе - и пешком на Лубянку.
За два дня (всего-то!) Пронин несколько отвык от пеших прогулок. Шел вразвалочку и наслаждался легким снегопадом.
Роджерс сидел на диване, плечом к плечу с Железновым, в кабинете Пронина.
- Вы не возражаете, если наш друг поприсутствует при разговоре? - спросил Пронин Роджерса с почти угодливой улыбкой.
- Виктор наш старинный приятель. По двадцатым годам еще мальчишкой его помню. Пускай посидит, если у него других дел нет.
- Все мы старинные приятели. И разговор будет приятельский. А тема все та же.
- Телеграфные коды? - спросил Железнов.
- А что нынче пишет наша британская пресса? - подал голос Роджерс.
Пронин ждал этого вопроса и по дороге в кабинет захватил кипу свежих газет с острова.
- Ознакомьтесь. Я не дока в английском, но сразу заметил, что здесь есть и про вас.
Во вчерашней вечерней газете было интервью с матерью Роджерса. Никто не сомневался в гибели агента! Никто! Что это они все стали такими легковерными? Роджерс отбросил газеты.
- Думаете, купили меня? Для своих я теперь мертвец. Но в нашем деле мертвецы иногда воскресают.
- Однажды вы уже воскресали.
- Не станет майор Роджерс вашим осведомителем. - Чем красноречивее Роджерс отнекивался, тем увереннее Пронин на него смотрел. Роджерс сейчас с самим собой спорит.
- Нам осведомители без надобности. Вы нам только один вопрос с повестки дня снимите. А осведомителей у нас и так хватает. А в следующий раз мы с вами встретимся уже на даче. Там все проверить надо - печь русскую, электричество. Чтобы комфорт был скромный, но надежный. И экономка молодая.
- Из ваших?
- С навыками. Вашу персону охранять надо.
- Будем говорить как джентльмены. Я обещал вам через пару дней назвать фамилию моего человека. Срок вы, надо сказать, выдержали. А я привык держать слово. Вы легко найдете этого человека. У вас ведь на каждого советского гражданина досье имеется. - Роджерс фыркнул. - А он под своей собственной фамилией живет. Обыкновенный гражданин советский, ничем не выдающийся. Живет, хлеб жует, кваском запивает. На таких советская власть держится. А все-таки он ваш смертный враг. Проглядели вы врага-то, сыщики.
- Москвич?
- Вас, Пронин, только одно интересует - москвич, не москвич. Помешались вы все на московской прописке. Из подмосковных он, из подмосковных. Про город Ногинск слыхали? Бывший Богородск. Вот там он живет. На Глуховской текстильной фабрике работает. Пролетарий! Механиком работает. Почти стахановец. Общественник - прямо как бухгалтер Гасин. Назвать фамилию? Извольте. Самодин Аркадий Палыч. По анкетам - потомственный рабочий. Удалось ему кое-что о своем прошлом скрыть. Даже не о своем - сам-то он тихую жизнь прожил. А о прошлом отца своего, заводчика Шамордина. Подправил фамилию в документах - и вперед. Еще в девятнадцатом году подправил. Совсем юнцом был. Зачем я вам это рассказываю? Не ради дачки. Я ж вам не верю. Вы пообещаете дачку - а дадите кастетом по темени. Ваш стиль мне известен. Зачем же я вам это рассказываю? Просто я устал. Загоняли вы меня, Пронин. У каждой лошади и у каждого человека есть предел. Отпустите меня в камеру, я хочу спать. Я буду долго спать, до завтрашнего утра, а может быть, до самого обеда.
Пронин улыбнулся, развел руками. Насильно мил не будешь, если Роджерс не хочет продолжать беседу - пущай отправляется спать. Значит, Аркадий Павлович Самодин, потомственный рабочий по анкетам и сын заводчика в реальности. Или Роджерс тянет время, подбрасывает нам неверный след?
- Ты слышал, Виктор? Как тебе этот сын заводчика?
- Поедем прямо сегодня?
А Роджерс сидел на кушетке и совсем не хотел спать. "Зачем я выдал им Самодина? Пронин меня загипнотизировал. Вздор, я просто нечеловечески устал. Надеюсь, что они мне не поверили. Да и Самодин умеет бегать. У меня еще есть шансы, если они оставят меня живым. Если я дождусь своих… Через полгода в этом подземелье, как и во всей Москве, будут хозяйничать немцы. Главное, чтобы НКВД не оклеветало меня перед ними. А ведь все карты у них на руках…"
Две "эмки" и грузовик пыхтели на площади Дзержинского. В Ногинск Пронин позвал всех своих, плюс роту автоматчиков - на всякий случай. В головную "эмку" уселся сам Пронин, а сзади - Железнов с Кирием. Адам крутил баранку. Старшим по второй машине был Миша Лифшиц.
- Путь-то далекий, Адам. Когда-то город Богородск был любимым местом отдыха для ямщиков, которые мчались из Москвы во Владимир. Тихие были времена. Сейчас все спрессовано.
- Роджерс, между прочим, не гарантировал, что коды у Самодина.
- Ну и что? Нам же не гарантии нужны, а коды. Не поймав Самодина, мы все равно не закроем дело.
Город Ногинск засыпал рано. Времена ямщиков и красных фонарей давно прошли. В этом городе стоял первый в мире памятник Ленину. Скромный неказистый памятник. Ленин изображен без кепки, правая рука согнута в локте, вождь поднимает к небу крепкий кулак. Поза, честно говоря, невыразительная, и весь облик вождя далек от золотого сечения. Явно над этим памятником не работали Фидий, Фальконе и Коненков. На постаменте - серп и молот в обрамлении колосьев… Дело было так. Сначала рабочие глуховской фабрики хотели открыть скульптуру Ленина. Рано утром, когда все было готово для торжественного открытия скульптуры, пришло известие о смерти вождя… И глуховские рабочие открыли первый в мире памятник Ленину - в день смерти Ильича. Так что скульптура скромная, но историческая! Пронин попросил Адама остановиться возле памятника. Эх, жаль, цветов он не захватил. Подошел к постаменту, очистил его от снега. Памятник Ленину, памятник тому доверию, с которым глуховские рабочие приняли советскую власть. А теперь затесался в их ряды предатель, двурушник. Пронин снял шапку, поклонился памятнику. Вслед за ним к постаменту подошли Железнов, Кирий, Лифшиц. Вдруг они услышали тихий хрипловатый голос:
"Смело мы в бой пойдем за власть советов!…"
Это Пронин отошел в сторонку и запел. А товарищи его поддержали молодыми голосами. Революционная песня звучала как молитва перед боем - негромко, приглушенно, чтобы никого не разбудить.
- Ну, а теперь - сарынь на кичку! - громко прошептал Пронин и залихватски вскочил в машину. Все сомнения, рассуждения уже в прошлом. Сейчас - только охота на Самодина.
У Пронина горели глаза, а пальцы сами сжимались в кулаки. Железнов был серьезен, собран, только правая нога в сапоге то и дело дергалась. А богатырь Кирий блаженно улыбался, предвкушая хорошую драку. Уж он-то оставался спокойным, что твой слон. Адам аккуратно остановил автомобиль на заледенелой площадке. С вечера заметно подморозило. Кирий натянул дубленые рукавицы. На подходе к Самодину он, конечно, их снимет: стрелять в толстых, рукавицах невозможно. Но у признанного первого силача Госбезопасности руки мерзли, как у девушки.