* * *
Его черный "мерседес" с матовыми стеклами остановился за два квартала от дома, который он намеревался посетить. Вместе с Гиммлером машину покинул телохранитель. Оба они были одеты в черные костюмы. Дымчатые очки скрывали глаза. Оба были с приклеенными бородками.
Знаменитую берлинскую гадалку Анну Краус заранее предупредили о визите некоего важного лица, именем которого она не должна была интересоваться.
Как только телохранитель Гиммлера нажал кнопку звонка, дверь распахнулась. Их ждали. В комнате царил полумрак. Горела неяркая красная лампочка. На стенах висели ритуальные темные маски. Они зловеще скалились. В углу, на тумбочке, покрытой до пола черным покрывалом, белел человеческий череп.
Служка, который проводил их в комнату ожидания, не проронил ни слова. В это время в комнату вошла гадалка. На ней была черная кашемировая шаль, а на груди на золотой цепочке - амулет. Седые волосы ее были гладко зачесаны назад. Она внимательно посмотрела на одного и другого и повелительным тоном сказала телохранителю:
- Вы останетесь здесь.
Анна Краус повернулась к Гиммлеру и сделала приглашающий жест. Гиммлер последовал за ней.
Они прошли небольшую, тоже слабо освещенную комнату и оказались в зале, стены которого покрывала черная драпировка. Одна из стен изображала карту звездного неба. Звезды горели; была ли это искусственная подсветка или они выполнены из какого-то светящегося материала - трудно понять.
В углу на возвышении лежал индейский скальп. Длинные черные волосы его ниспадали на желтое покрывало.
В другом углу стояла жаровня с потухшими углями.
Другую стену занимали до потолка полки, набитые книгами в затрепанных, старинных, кожаных переплетах.
- Что вы хотели узнать? - спросила Краус.
- Я хотел бы, чтобы вы посмотрели мой гороскоп и еще гороскоп человека, которого здесь нет. Оба они составлены одним астрологом, но мне нужно подтверждение.
- Хорошо. Я сверю их со своими книгами. Когда вы родились, я знаю. Когда родился человек, гороскоп которого вы принесли с собой?
- Он родился в апреле.
- Число?
- Двадцатое.
Анна Краус взяла оба гороскопа и удалилась. Гиммлер терпеливо ждал.
Гиммлер верил в астрологию, но это не значит, что он верил каждому астрологу. Среди них, как и среди врачей, попадались такие, которые могли поставить "ложный диагноз".
В зале стояли два кресла с высокими резными спинками. Гиммлер разместился в одном из них.
Вскоре бесшумно вошла Анна Краус. Она опустилась в кресло напротив.
- Человек, о котором вы хлопочете, находится под покровительством Марса, - заговорила она. - Рожденный под этим знаком обладает сильной волей. Этот человек властолюбив и агрессивен. Его нельзя назвать жестоким, но он не считается с другими людьми. У него все подчинено одной цели. Для достижения этой цели он не остановится ни перед чем.
Расположение звезд благоприятствует его деятельности в настоящее время. Но в ближайшие дни его настигнет болезнь. Опасности для его жизни она не представляет. О будущем его я говорить не буду. Когда я заглянула туда, мне стало страшно!
- Вы находите, что будущее у этого человека ужасно? - спросил Гиммлер.
- Да. Я вижу там смерть!
- И как скоро?
- Скорее, чем вы думаете.
- Мой астролог говорил мне нечто другое, - проговорился Гиммлер.
- Ваш астролог врал.
- Но зачем?
- Из страха! Я же вам говорю правду, потому что не боюсь никого.
- И что же вы скажете о моем гороскопе?
- Ваша звезда поднимется еще выше. В будущем вас не ждут мучения. Даже смерть ваша будет легкой.
- Вы знаете даже это?
- Я вижу ее.
У Гиммлера не хватило смелости спросить когда, а Анна Краус продолжала:
- Вам чужд риск и азарт. Вам покровительствует Сатурн. Вы честолюбивы, но скрываете это. Живете не мечтами, а реальной действительностью. Шаг за шагом, ступенька за ступенькой вы идете к своей цели. Вы намечаете главную схему и не останавливаетесь на мелочах. Сблизиться вам ни с кем не удастся. У вас нет друзей. Но вы - хороший семьянин. Вам чужда импульсивность. Знак, под которым вы родились, Козерог. Это один из самых выносливых знаков Зодиака. Люди, рожденные под этим знаком, настойчивы в достижении цели, замкнуты и чувствительны. Под знаком Козерога рождаются хорошие администраторы, инженеры, ученые и политики… Однако нам надо прервать сеанс. У вас сейчас болит желудок. Главное я уже сказала вам.
- Спасибо, фрау Краус. Спасибо. Вот моя благодарность. - Гиммлер вытащил кошелек.
- Оставьте это при себе. Есть вещи, за которые я не беру денег.
* * *
После разговора с Анной Краус Гиммлер не вытерпел и через два дня позвонил в "Вольфшанце" связался с лейб-медиком фюрера доктором Мореллем.
- Как здоровье фюрера, Тео?
- Второй день фюрера мучают желудочные боли.
- Фюрер нарушил диету?
- Нет. Боли у него явно невралгического характера.
- Вы не находите ничего серьезного?
- Нет.
- Хорошенько лечите фюрера, Морелль, - приказал Гиммлер и положил трубку на аппарат. "Чертова гадалка! Все сказала верно", - подумал он.
* * *
Анна Краус узнала Гиммлера. Ни фальшивая бородка, ни дымчатые очки вместо пенсне не могли обмануть ее. Она помнила его голос. Гиммлер был у нее уже однажды. Это было до прихода Гитлера к власти.
Анне Краус исполнилось пятьдесят шесть лет. За свою уже долгую жизнь она поменяла несколько профессий. Работала до замужества по торговой части. Муж ее погиб на фронте в 1915 году. С тех пор она ненавидела войну.
В двадцать шестом году она познакомилась с журналистом Йоном Грауденцом. Она полюбила его поздней и последней любовью.
Грауденц пробудил у нее интерес к политике, к революционному движению рабочих, раскрыл глаза на причины первой мировой войны, которая лишила ее мужа. Симпатии, которые питал Йон к первому государству рабочих и крестьян, к Советской России, вскоре стала разделять и она. В освобождении от фашизма она видела счастье немцев.
В ее доме находили приют антифашисты, которых преследовали ищейки гестапо.
Анна Краус, хороший психолог, была наделена исключительными способностями. Она тоже поставила их на службу новому делу.
Ее салон "предсказательницы судеб" в конце тридцатых годов стал модным в Берлине. Среди нацистских чиновников и военных в тридцатые годы было немало подверженных мистике. Анна Краус использовала свой дар "астролога" для того, чтобы в беседах на "потусторонние темы" выведывать у клиентов важную политическую и военную информацию.
В ее доме в берлинском районе Штансдорф собирались члены организации Шульце-Бойзена - Харнака.
О визите Гиммлера Анна Краус на следующий день рассказала Йону Грауденцу, а тот в свою очередь Харро Шульце-Бойзену.
Глава четвертая
Двадцать восьмого июня, в следующую субботу после нападения Германии на Советский Союз, обер-лейтенант Харро Шульце-Бойзен и его жена Либертас во второй половине дня выехали в Варнемюнде - небольшой курортный городок на берегу Балтийского моря.
Суббота была коротким рабочим днем.
В этот же день в Варнемюнде поездом выехали правительственный советник министерства экономики Арвид Харнак с женой Милдрет и служащий имперских железных дорог Йон Зиг.
Шульце-Бойзен любил быструю езду. Они миновали Гюстров. За Гюстровом пошла дорога, выложенная брусчаткой. Шуршание шин по асфальту на брусчатке перешло в рокот, что усиливало ощущение скорости.
Либертас бросила взгляд на спидометр - стрелка его колебалась между цифрами "110" и "120".
- Харро, ты не на самолете, - заметила она мужу.
Отняв правую руку от руля, Бойзен привлек к себе Либертас.
- Боишься?
- Не боюсь, но такая езда не доставляет мне удовольствия.
Харро повернул зеркальце на кронштейне, укрепленном на раме ветрового стекла, так, чтобы видеть лицо Либертас. Мягкие, шелковистые локоны ее вились по ветру. Короткая челочка чуть прикрывала лоб. Серые с прозеленью глаза отливали изумрудом.
Либертас в зеркало тоже увидела лицо мужа.
- Ты ищешь в моих глазах страх? - спросила она.
- Я любуюсь тобой. - Ласковая улыбка осветила лицо Харро.
Если все знакомые сходились на том, что Либертас просто красавица, то Харро нельзя было назвать красавцем. У него было мужественное лицо, но его слегка портили оттопыренные уши.
Харро был в мундире голубоватого цвета. Белая рубашка контрастировала с его загорелой шеей.
У БМВ был откидной верх, и сейчас он был опущен. Ветер мог снести фуражку с высокой тульей, поэтому она лежала на заднем свободном сиденье.
Мотор, снабжаемый бензином из двух карбюраторов, работал чисто и ровно. Только натренированное ухо Харро различало его шуршание в рокоте шин по брусчатке. Шульце-Бойзен переключил рычаг коробки передач на нейтральное положение, отпустил акселератор - теперь автомобиль катился по инерции, замедляя свой неукротимый, казалось, бег. Рокот шин постепенно стихал.
- Знаешь, я тоскую по штурвалу, - признался он жене.
- Может, купим самолет?
- Не смейся. Но когда кончится война, я снова стану летчиком.
Шульце-Бойзен после блестящего окончания училища транспортной авиации в Варнемюнде работал в одном из отделов связи в имперском министерстве авиации. В январе сорок первого года его перевели в 5-е отделение оперативного отдела штаба ВВС.
И прежде Шульце-Бойзен мог добывать сведения военного характера. В 1938 году он передал Центру сообщение о том, что "при участии германской секретной службы в районе Барселоны готовится восстание" против правительства Народного фронта. Позже он передал сведения о состоянии немецко-фашистской авиации, о положении с горючим, о концентрации в Германии химических отравляющих веществ.
Работа в оперативном отделе штаба ВВС открыла новые возможности.
Отдел располагался в юго-западном предместье Берлина Вердере. Это была запретная зона, в которой находился бункер Геринга.
В 5-е отделение поступали дипломатические и военные донесения от военно-воздушных атташе при немецких посольствах и дипломатических миссиях. Шульце-Бойзен имел доступ к этим документам, иногда фотографировал их, а иногда переписывал интересующие его сведения.
Начальник Шульце-Бойзена полковник Беппо Шмид ходил у Геринга в любимцах. Он напрямую выходил на рейхсмаршала. Харро делал все, чтобы установить с ним тесный служебный контакт.
В огромном командном бункере Вердера Шмид хранил карты с нанесенными на них целями для бомбардировочной авиации.
Обер-лейтенант Шульце-Бойзен пользовался у полковника доверием. Шмид знал, что на свадьбе Харро свидетелем со стороны невесты был Геринг. Дед Либертас по материнской линии был граф Филипп Ойленбург унд Хартенфельд. Мать Шульце-Бойзена Мария-Луиза доводилась племянницей знаменитому в Германии гросс-адмиралу Тирпицу. Портрет адмирала при всех регалиях висел в гостиной Шульце-Бойзенов.
Геринг - представитель новой, гитлеровской "аристократии" - стремился к знакомствам со старой, родовитой аристократией Германии. Ему импонировал их образ жизни, и он во всем стремился им подражать: пышные приемы в поместье Каринхалл, богатство нарядов, охота… Недостаток родовитости маршал стремился компенсировать множеством наград, которые украшали его мундир.
Но особенно близко Харро сошелся с руководителем 3-го отделения полковником Эрвином Герстом. Герст служил в отделе уставов и учебных пособий. В 3-м отделении хранились секретные и сверхсекретные документы.
Герст был противником гитлеровского режима. В 1932 году он работал в газете "Теглихе рундшау". Эта газета ориентировалась на христианско-социальные круги. В это же время студент Берлинского университета Шульце-Бойзен вместе со своими товарищами Генри Эрландером и швейцарцем Андриеном Турелем издавали тоненький студенческий журнал "Гегнер".
Их разделяли девятнадцать лет возраста, но после знакомства Герст сразу проникся симпатией к умному, энергичному юноше.
С приходом Гитлера к власти оба издания, "Теглихе рундшау" и "Гегнер", были запрещены. Издателей "Гегнера" арестовали.
За принадлежность к оппозиционным партиям в третьем рейхе полагалось телесное наказание. Инструкция по этому поводу гласила:
"Принадлежность к социал-демократической партии наказывается тридцатью ударами резиновой дубинки по обнаженному телу. За принадлежность к коммунистической партии полагается сорок ударов. Если наказуемый выполнял политические или профсоюзные функции, то мера наказания увеличивается".
Шульце-Бойзен и его товарищи не принадлежали ни к одной партии, однако фашистских палачей это мало интересовало. К ним в руки попали студенты, "умники", издающие журнал "Гегнер" - "Противник". Чей противник? Нашего фюрера?!
Их арест произошел всего через несколько дней после пожара в рейхстаге. Эсэсовцы горели жаждой "благородной мести". Инструкции никто не придерживался. Они насмерть забили Эрландера.
Настала очередь Харро. Обнаженный по пояс, он пошел сквозь строй. На его молодом мускулистом теле после каждого удара резиновой дубинки вспухали багрово-синие полосы.
- Ну что, будешь издавать теперь свой вонючий журнальчик, г о с п о д и н Гегнер? - с издевкой спросил рослый белокурый шарфюрер.
Харро глянул на него с ненавистью и молча пошел на второй круг…
- Оставьте его! Он сумасшедший! - сказал кто-то из молодых эсэсовцев. Мертвый Эрландер лежал у их ног. Чувство звериной мести несколько притупилось. Эсэсовцы прекратили истязания.
Мать, Мария-Луиза, пустила в ход все связи, чтобы освободить сына, и добилась своего.
Когда она увидела тело Харро, то не выдержала, заплакала.
- Чего ты плачешь, мама?
- Что они с тобой сделали, мой мальчик?
- Это ничего, - ответил Харро. - Моя ненависть к ним теперь будет только крепче. Я положу свою ненависть на лед, чтобы она лучше сохранилась.
Прошли годы, и судьба снова свела вместе двух бывших издателей - Шульце-Бойзена и Герста.
Не сразу католик Эрвин Герст вступил на путь сознательной борьбы с нацизмом. Долгие споры с Шульце-Бойзеном о путях этой борьбы, об и д е а л е наконец привели его к сознанию, что всякая враждебная деятельность против гитлеровского режима у г о д н а богу, что античеловеческий режим нацистов должен быть уничтожен.
Не прост был путь к истине и для самого Шульце-Бойзена. Он начал с бунтарства.
"Тысячи людей говорят на разных языках. Они излагают свои идеи и готовы защищать их даже на баррикадах. Мы не служим ни одной партии, мы не имеем никакой программы, у нас нет никакой закаменевшей мудрости. Старые державы, церковь и феодализм, буржуазное государство, как и пролетариат или движение молодежи, не могли на нас повлиять", -
так писал в одной из своих ранних статей Шульце-Бойзен.
Юноше шел двадцать первый год, когда умер Альфред фон Тирпиц. В Германии объявили национальный траур.
После смерти именитого дяди мать Харро и отец, флотский офицер, переехали в район Вединга, который славился революционными пролетарскими традициями. Его называли "Красным Ведингом".
Жизнь в доме, где бережно хранились традиции знаменитого кайзеровского адмирала, и жизнь рабочих кварталов были как две реки, навечно разъединенные сушей. Но так только казалось.
У Харро появились новые знакомые и друзья среди левой интеллигенции: молодой скульптор из Академии художеств Курт Шумахер, литератор и журналист Вильгельм Гуддорф, редактировавший иностранный отдел коммунистической газеты "Роте Фане", репортер "Роте Фане" Вальтер Хуземан.
В кругу этих людей он познакомился с Либертас Хаас-Хейе. Все они довольно часто собирались и спорили до хрипоты, обсуждая работы Маркса.
- Если бы я встретил вас на улице и кто-нибудь мне сказал, что вы интересуетесь политикой, я бы ни за что не поверил, - сказал Харро Либертас вскоре после того, как они познакомились.
- Почему? - Пытливый взгляд серо-зеленых глаз девушки был чуть притушен длинными ресницами.
- Вы слишком красивы, - не удержался Харро.
- Это большой порок?
- Напротив, - смутился Шульце-Бойзен. - Я очень рад, очень… - справившись с волнением, проговорил Харро.
- Чему? - спросила Либертас.
- Тому, что мы можем идти вместе, рука об руку…
Либертас получила хорошее образование в Германии и Швейцарии. Некоторое время она жила в Англии, в совершенстве владела английским.
В 1933 году, когда ей исполнилось двадцать лет, она стала ассистенткой по прессе в берлинском филиале американской кинокомпании "Метро-Голдвин-Мейер". Выступала по вопросам искусства в крупных немецких изданиях, писала для эссенской газеты "Националь Цайтунг".
- Послушайте, Либертас, а мы ведь с вами одно яблоко. - Харро и девушка как-то шли вечером после встречи у Шумахеров вдоль Ландверканала. Вода пахла снегом. Над шпилем берлинской ратуши висел острый серп луны.
- Яблоко из райского сада? - Либертас повернула лицо к Харро и мило улыбнулась.
- Есть индийская легенда. Она гласит, что человек - это половинка яблока. Если одна половинка найдет свою вторую половинку - это счастье.
- Вы находите, что это случилось?
Теперь уже и Харро стоял лицом к ней.
- Да, Либертас. Это случилось. - Он чуть нагнулся, чтобы согреть своими губами ее прохладные мягкие губы.
Они поженились в тридцать шестом году, и, казалось, не было людей счастливее их в браке, если бы…
Если бы не постоянная опасность, которой подвергался Харро, а с ним и Либертас, от которой у Харро никогда не было секретов.
Машина, которую вел Шульце-Бойзен, въехала в пригород Ростока. Здесь предстояла небольшая остановка. По служебным делам Харро должен был заехать к Эрнсту Хейнкелю, авиаконструктору и владельцу гигантской авиакомпании. Головной завод Хейнкеля "Мариине" находился в Ростоке, на берегу залива Варнов.
Неподалеку от "Нептунверфта" - судостроительного завода - располагалась бензозаправочная станция.
Не успел Харро остановить машину, как из застекленной конторки выскочил сам владелец - немолодой уже немец, которого Харро называл просто по имени - Бернгард.
- Снова в наши края? - приветствовал он знакомого офицера.
- Хотим с женой немного позагорать.
- Здравствуйте, фрау Бойзен, - поздоровался владелец бензоколонки с Либертас.
- Здравствуйте, господин Келлерман.
- А где твой парнишка? - спросил Харро.
У Келлермана в помощниках ходил молодой парень, его дальний родственник.
- Карла призвали в вермахт.
- Ничего не поделаешь. Война.
- Как вы думаете, война с Россией продлится долго?
- Наш фюрер еще ни с кем долго не воевал. Ты же знаешь, Бернгард, что удары вермахта подобны удару молнии.
- И все-таки Россия такая большая страна, - вздохнул Келлерман.
- Ты заправил?
- Яволь.
- Я должен торопиться, Бернгард. Мне предстоит еще повидаться со стариком Эрнстом.
- С господином Хейнкелем?
- С кем же еще?