До Галаты ехали в мрачном молчании. Копейкин дулся. Грэхем вжался в угол и уныло глазел на темные стылые улицы, жалея, что позвонил Копейкину. Глупо, конечно, когда в тебя стреляет забравшийся в гостиницу вор, но когда тебя ни свет ни заря тащат рассказать о случившемся главе тайной полиции - это уж совсем нелепо. Еще Грэхем беспокоился о Копейкине. Может, тот и осел, но все-таки досадно, что он поставит себя в неловкое положение перед человеком, который запросто может повредить ему в бизнесе. Кроме того, Грэхем знал, что вел себя грубо.
- А какой он, полковник Хаки?
Копейкин хмыкнул.
- Изысканный и элегантный. Любимец дам. По слухам, способен выпить две бутылки виски и не опьянеть - может, и правда. Служил у Ататюрка, был заместителем во временном правительстве девятнадцатого года. Еще рассказывают, как он казнил пленников: связывал их парами и бросал в реку, чтобы сберечь еду и патроны. Я не ханжа и не верю всему, что говорят, а все-таки он мне не нравится. Он, однако, очень умен. Впрочем, сами увидите. С ним можно говорить по-французски.
- Я все-таки не понимаю…
- Поймете.
Вскоре такси свернуло на узкую улочку и остановилось позади большой американской машины, почти загородившей дорогу. Грэхем и Копейкин вышли и очутились перед двойными дверями, похожими на вход в дешевый отель. Копейкин нажал кнопку звонка.
Одна створка дверей немедленно отворилась, и появился заспанный дежурный - его, видимо, только что подняли с постели.
- Haki efendi evde midir? - задал вопрос Копейкин.
- Efendi vardir. Yukari. - Дежурный показал на лестницу.
Они поднялись.
Кабинет полковника Хаки располагался в конце коридора на последнем этаже. Полковник сам вышел им навстречу.
Это был высокий мужчина со впалыми щеками, тонкими губами и седыми волосами, остриженными на русский манер в кружок. Узкий лоб и похожий на клюв нос придавали ему сходство с хищной птицей. На полковнике были отлично сшитый офицерский мундир, широкие бриджи и узкие, начищенные до блеска кавалерийские сапоги. Походка слегка вразвалку выдавала привычку к верховой езде. Не считая бледности небритого лица, ничто не указывало, что он недавно спал. Внимательные серые глаза с интересом изучали Грэхема.
- A! Nas-lsiniz. Fransizca konu abilirmisin. Так? Рад встрече, мистер Грэхем. Вы ранены… - Грэхем почувствовал, как незабинтованную руку с большой силой сжали длинные гибкие пальцы. - Надеюсь, вам не очень больно. Нужно что-то делать с негодяем, который хотел вас убить.
- Боюсь, полковник, - отозвался Грэхем, - мы зря вас потревожили. Тот человек ничего не успел украсть.
Полковник Хаки бросил быстрый взгляд на Копейкина.
- Я ничего ему не объяснял, - проговорил Копейкин. - Как, если помните, вы мне и велели. Вынужден заметить, что он считает меня теперь то ли полоумным, то ли истериком.
Полковник Хаки усмехнулся:
- Такая у вас, русских, судьба: вас вечно неправильно понимают. Давайте зайдем в мой кабинет и там все обсудим.
Они проследовали за полковником. В Грэхеме росла уверенность, что все происходящее ему снится и он вот-вот очнется в приемной своего дантиста. Коридор и в самом деле походил на те, что бывают во сне, - голый и пустынный. Только здесь еще чувствовался застарелый запах табачного дыма.
В просторном кабинете было прохладно. Грэхем и Копейкин сели за стол напротив полковника; тот подвинул им пачку сигарет, развалился на стуле и скрестил ноги.
- Вы, разумеется, понимаете, - сказал он вдруг Грэхему, - что сегодня ночью на вас совершили покушение.
- Почему? - раздраженно спросил Грэхем. - Извините, но я не понимаю. Я вернулся в номер и обнаружил человека, который залез через окно. Очевидно, это был вор. Я его спугнул, он принялся палить и убежал. Вот и все.
- Насколько я знаю, вы не заявили о происшествии в полицию.
- Думал, в этом нет смысла. Я не разглядел его лица. К тому же в одиннадцать часов я отправляюсь поездом в Англию - мне не хотелось задерживаться. Если нарушил какой-то закон - сожалею.
- Zarar yok! Не в том дело. - Полковник закурил и пустил к потолку струйку дыма. - Мистер Грэхем, у меня есть обязанность. Я обязан вас защитить. Поэтому простите, но на одиннадцатичасовой поезд вы не сядете.
- Да от чего меня защищать?
- Давайте, мистер Грэхем, вопросы задавать стану я. Так будет проще. Вы работаете на Кейтора и Блисса, английских оружейных промышленников?
- Да. Копейкин - представитель компании в Турции.
- Именно. А вы, как я понимаю, эксперт по морской артиллерии.
Грэхем помедлил с ответом. Слово "эксперт" ему, инженеру, не нравилось. Начальство порой называло его так в письмах к иностранным морским чиновникам; Грэхем утешался мыслью, что его выдали бы хоть за чистокровного зулуса, лишь бы впечатлить заказчика. Но в других случаях слово резало слух.
- Ну, мистер Грэхем?
- Я инженер. Моя специальность - морская артиллерия.
- Как пожелаете. Суть в том, что господа Кейтор и Блисс подрядились выполнить для моего правительства определенную работу. Я не знаю точно какую, - он помахал сигаретой, - это дело Морского министерства. Но кое-что мне сообщили. Мне известно, что некоторые наши суда должны перевооружить новыми пушками и торпедными аппаратами и что вас прислали обсудить это с нашими экспертами по судостроению. Мне также известно, что наше правительство потребовало доставить новое оснащение к весне - и ваша компания согласилась. Вы в курсе?
- Только про это и слышал последние два месяца.
- Iyi dir! Еще я скажу вам, мистер Грэхем, что такое требование - отнюдь не каприз Морского министерства. Международное положение таково, что нам совершенно необходимо иметь новые орудия к сроку.
- Об этом я тоже знаю.
- Чудесно. Тогда вы поймете, к чему я клоню. Немецкие, итальянские и русские морские власти прекрасно осведомлены о перевооружении. Можно не сомневаться: когда работа будет закончена - или даже раньше, - их агенты уже разведают детали, известные пока всего нескольким людям, в том числе вам. Это не важно. Ни один флот не смог бы сохранить такой секрет; никто и не ждет, что его удастся сохранить. Мы даже можем счесть выгодным, по ряду причин, самим опубликовать эти детали. Но, - полковник поднял длинный, безупречно наманикюренный палец, - в настоящее время вы, мистер Грэхем, находитесь в любопытном положении.
- Это-то я и сам заметил.
Узкие серые глаза полковника холодно остановились на собеседнике.
- Я не шучу, мистер Грэхем.
- Извините.
- Ничего. Возьмите еще сигарету. Так вот, положение у вас любопытное. Вам никогда не приходило в голову, мистер Грэхем, что вы можете оказаться незаменимым?
Грэхем рассмеялся:
- Конечно, нет. Я могу назвать вам десятки людей с квалификацией не ниже моей.
- Тогда, - сказал полковник Хаки, - позвольте сообщить вам, что однажды в жизни вы оказались незаменимы. Представим на миг, что ваш вор стрелял чуть точнее и что в эту минуту вы не сидите у меня, а лежите на операционном столе с пулей в легких. Как бы такой оборот отразился на деле, которым вы сейчас занимаетесь?
- Компания, естественно, сразу выслала бы кого-нибудь на замену.
Полковник Хаки изобразил восторг:
- Правда? Великолепно! Так по-британски! Так благородно! Один пал - и сразу другой неустрашимо занимает его место. Но погодите! - Он поднял руку. - Так ли это необходимо? Ведь Копейкин мог бы отправить в Англию ваши записи, наброски, чертежи, из которых ваши коллеги узнают до мелочей все, что требуется, - хотя корабли, о которых идет речь, строила другая компания. Разве нет?
Грэхем покраснел.
- Судя по вашему тону, вы прекрасно понимаете, что все не столь просто. Некоторые вещи я ни при каких обстоятельствах не имел права доверять бумаге.
Полковник Хаки покачался на стуле.
- Да, мистер Грэхем, - весело улыбнулся он, - это мне известно. Компания пришлет другого эксперта, чтобы он выполнил часть вашей работы заново. - Он резко опустил стул вперед и процедил сквозь зубы: - Тем временем наступит весна, а корабли все будут стоять на верфях Измира и Галлиполи, дожидаясь новых пушек и торпедных аппаратов. Послушайте, мистер Грэхем. Турция и Великобритания - союзники. Враги вашей страны хотят, чтобы, когда растает снег и пройдут дожди, морская мощь Турции осталась ровно такой, как сейчас. Ради этого они готовы на что угодно. Понимаете? На что угодно!
Грэхем почувствовал, как в груди что-то сжалось. Он с трудом выдавил улыбку.
- Вижу, вы любите театральные эффекты. Но у вас нет никаких доказательств. Да и, в конце концов, это жизнь, а не…
- Что, мистер Грэхем? - Полковник не сводил с него глаз, как кошка с мыши.
- Не кино, сказал бы я, если бы не опасался проявить невежливость.
Полковник вскочил со стула.
- "Доказательства"! "Эффекты"! "Жизнь"! "Кино"! "Невежливость"! - Его губы кривились, словно он повторял грязную ругань. - Мистер Грэхем, мне плевать, о чем вы тут болтаете. Мне нужно одно - чтобы вы остались в живых. Живой вы чего-то стоите для Турецкой Республики, и я, насколько могу, постараюсь сохранить вас живым подольше. В Европе война. Это хоть вы понимаете?
Грэхем молчал. Полковник пронзил его взглядом и уже спокойно продолжал:
- Неделю назад, когда вы еще были в Галлиполи, мы - мои люди - раскрыли заговор. Вас там собирались убить. Спланировано было неуклюже, любительски; вас хотели выкрасть и зарезать. К счастью, мы не дураки. Мы не списываем на "театральные эффекты" то, что нам не нравится. Мы допросили арестованного. Тот сознался, что ему заплатил немецкий агент в Софии, некто Мёллер - лицо нам хорошо известное. Раньше этот Мёллер выдавал себя за американца - пока не воспротивилась американская миссия. Тогда его звали Филдинг. Если будет нужно, он примет любое имя и национальность. Я пригласил к себе господина Копейкина, рассказал ему о заговоре, но посоветовал ничего вам не говорить. Чем меньше о подобных вещах распространяться, тем лучше, да и незачем тревожить вас, когда вы так заняты. Кажется, я ошибся. У меня были причины считать, что дальнейшие усилия Мёллер направит на другое. Когда господин Копейкин позвонил мне и сообщил о новой попытке, я понял, что недооценил упорство джентльмена из Софии. Уверен, он и в третий раз попробует вас убить - если дать ему шанс. - Полковник откинулся на стуле. - Теперь вам ясно, мистер Грэхем? Вникли вы своим замечательным умом в мои слова? Все чрезвычайно просто. Кто-то старается вас убить.
Глава III
В те редкие минуты, когда Грэхем думал о смерти - обычно в связи со страховкой, - он только укреплялся в убеждении, что умрет в постели, от естественных причин. Конечно, бывают и несчастные случаи. Но машину Грэхем водил аккуратно, дорогу переходил внимательно, плавал отлично; он не ездил на лошади, не лазал по горам, не страдал приступами головокружения, не охотился на крупную дичь, у него ни разу не возникало желания перебежать через рельсы перед движущимся поездом - и потому убеждение имело основания. Мысль, что кому-то желательна его смерть, никогда не приходила ему в голову; если бы пришла, он, пожалуй, обратился бы к неврологу. Сейчас, столкнувшись с утверждением, что ему не просто желали смерти, но и активно стремились убить, Грэхем был глубоко потрясен - как если бы получил неопровержимые доказательства, что сумма квадратов катетов больше не равна квадрату гипотенузы или что жена завела любовника.
Грэхем привык хорошо думать о ближних - поэтому первой невольной мыслью было, что он, видимо, совершил нечто скверное. Невозможно ведь, чтобы его хотели убить лишь за то, что он выполнял свою работу. Он никому не причинил зла. Вдобавок у него жена, которую надо обеспечивать. Как может кто-то хотеть его смерти? Здесь какая-то чудовищная ошибка.
- Да. Я понял, - услышал он свой голос, хотя на самом деле, разумеется, еще не понял. Это было абсурдно.
Полковник Хаки глядел на него со слабой улыбкой на тонких губах.
- Поражены, мистер Грэхем? Не по вкусу пришлось? Война есть война. Но одно дело - быть солдатом в окопе: враг не пытается убить именно вас, ему сгодится и ваш сосед; ничего личного. Когда вы помеченная жертва, сохранить отвагу труднее. Однако у вас есть и преимущества перед солдатом. Вам нужно только защищаться. Не надо выходить на открытую позицию и атаковать, не надо удерживать крепость или траншею. Никто не назовет вас трусом, если вы сбежите. Вы должны невредимым добраться до Лондона. Путь туда неблизкий; вам следует, как солдату, подготовиться к неожиданностям. Вы должны знать противника. Вам ясно, о чем я?
- Да. Ясно.
В голове воцарилось ледяное спокойствие, а вот тело слушалось плохо. Грэхем старался сделать вид, будто принимает все философски, но рот наполнялся слюной, приходилось часто сглатывать, руки и ноги дрожали. Он подумал, что ведет себя как мальчишка. Какая разница, кто в него стрелял - вор или наемный убийца? Главное, что стрелял. И все же разница отчего-то была…
- Тогда, - сказал полковник Хаки, - давайте начнем с событий этой ночи. - Разговор явно доставлял ему удовольствие. - Господин Копейкин передал, что вы не видели стрелявшего.
- Нет. В комнате было темно.
- Там осталась гильза, - вмешался Копейкин. - Калибр девять миллиметров, от самозарядного пистолета.
- Это не очень помогает. Вы ничего не можете сообщить о том человеке, мистер Грэхем?
- К сожалению, ничего. Все произошло так быстро… Я не успел опомниться, как он исчез.
- Но он, наверно, какое-то время ждал вас в номере. Вы не почувствовали в комнате никакого аромата?
- Только запах пороха.
- Когда вы приехали в Стамбул?
- Примерно в шесть вечера.
- И не возвращались в гостиницу до трех часов утра. Расскажите, пожалуйста, как вы провели это время.
- Конечно. Я был с Копейкиным. Мы встретились на вокзале и взяли такси до "Адлер палас". Там я оставил чемодан и умылся. Потом мы выпили и поужинали. Копейкин, как назывался бар, где мы пили?
- "Рюмка".
- Да-да. А ужинали в "Пера палас". Незадолго до одиннадцати вышли оттуда и отправились в кабаре "Ле Жоке".
- "Ле Жоке"? Вы меня удивляете! И что вы там делали?
- Танцевали с арабской девушкой Марией. Смотрели номера.
- Оба? То есть у вас на двоих была одна девушка?
- Я устал и не особенно хотел танцевать. Потом мы выпили с эстрадной танцовщицей Жозеттой в ее гримерной. - Звучало как показания детективов на бракоразводном процессе.
- И как она, Жозетта? Милая?
- Очень привлекательная.
Полковник рассмеялся - как врач, старающийся подбодрить пациента.
- Блондинка или брюнетка?
- Блондинка.
- О! Надо будет сходить в "Ле Жоке". Я много пропустил. А что потом?
- Мы вышли из кабаре и вместе прогулялись пешком до "Адлер палас". Там Копейкин меня оставил и ушел к себе.
Полковник разыграл изумление.
- И покинули вашу танцующую блондинку? - Он прищелкнул пальцами. - Вот так просто? Никаких амуров?
- Никаких амуров.
- Ах да: вы же устали. - Он резко повернулся на стуле к Копейкину: - Эти женщины - арабка и Жозетта, - вы их знаете?
Копейкин почесал подбородок.
- Я знаю Сергея, владельца "Ле Жоке". Он меня когда-то представил Жозетте. Она, кажется, из Венгрии. Ничего дурного о ней не слышал. Арабка - из публичного дома в Александрии.
- Хорошо. К ним мы вернемся позже. А теперь, мистер Грэхем, давайте посмотрим, что мы можем от вас узнать про врага. Говорите, вы были утомлены?
- Да.
- Но не зевали и глядели в оба, так?
- Наверно, так.
- Будем надеяться. Вы сознаете, что за вами следили с тех пор, как вы выехали из Галлиполи?
- Еще не думал об этом.
- Скорее всего так и есть. Они знали вашу гостиницу и номер. Ждали, когда вы вернетесь. Полагаю, им было известно каждое ваше движение с той минуты, когда вы появились в городе.
Полковник Хаки вдруг встал, подошел к шкафу с документами, достал из него желтую картонную папку и бросил на стол перед Грэхемом.
- В этой папке, мистер Грэхем, фотографии пятнадцати человек. Некоторые четкие, большинство - размытые и неразборчивые. Вам придется потрудиться. Мысленно вернитесь во вчерашний день, когда вы садились на поезд в Галлиполи. Попробуйте припомнить все лица, которые вам попадались на глаза - даже мельком - с того времени и до трех часов нынешнего утра. Переберите фотографии, посмотрите, не узнаете ли кого-нибудь. Потом их может проглядеть господин Копейкин, но я хочу, чтобы сперва это сделали вы.
Грэхем раскрыл папку. В ней лежали тонкие белые карточки, каждая размером с папку, с наклеенными фотографиями. Все фотографии имели один формат - очевидно, скопированные с оригиналов разного размера. Одна была сильно увеличенной частью снимка, изображавшего группу людей на фоне деревьев. Каждую сопровождал машинописный турецкий текст - судя по всему, описание человека.
Как и предупредил полковник, снимки по большей части оказались нерезкими; одно-два лица выглядели просто серыми овалами с темными пятнами на месте глаз и рта. Те, что почетче, походили на тюремные фотографии: арестованные угрюмо смотрели на своих мучителей. Вот негр в феске широко раскрыл рот - словно кричал на кого-то справа от камеры. Грэхем медленно и безнадежно перекладывал карточки. Если он и видел кого-нибудь из этих людей, вспомнить не удавалось.
В следующую секунду сердце Грэхема подпрыгнуло. С фотографии, обернувшись через плечо, на него смотрел мужчина в твердой соломенной шляпе, стоящий на ярком солнце перед чем-то вроде магазина. Правая рука и все, что ниже пояса, в кадр не попали, остальное было не в фокусе, к тому же снимок, вероятно, сделали не меньше десяти лет назад. Но рыхлые, невыразительные черты, сжатые многострадальные губы, маленькие, глубоко посаженные глаза не позволяли ошибиться. Это был тот самый человек в мятом костюме.
- Ну, мистер Грэхем?
- Вот этот. Был в "Ле Жоке". На него мне показала арабка, когда мы танцевали. Говорила, что он зашел сразу после нас с Копейкиным и все время смотрит на меня. Она меня предостерегала. Кажется, считала, что он может воткнуть мне в спину нож и забрать мой кошелек.
- Она его знала?
- Нет. Сказала, что знает таких, как он.
Полковник Хаки взял карточку и откинулся назад.
- Умная девушка. А вы его видели, Копейкин?
Копейкин взглянул на фотографию и покачал головой.
- Очень хорошо. - Полковник Хаки положил карточку на стол. - На остальные снимки, джентльмены, можете не глядеть. Я узнал то, что хотел. Из всех пятнадцати нас интересует только этот. Остальных я добавил, чтобы убедиться, что вы сами его опознаете.
- Кто он?