- Очень тебя прошу! - шепнул он ему. - Давай я сделаю этот доклад. Отчего ж мне его не сделать? Не все ли равно, кто из нас будет докладывать? Важен результат, а кто докладчик - это не существенно. Конечно, я - ничто, но мне кажется, что я подготовлен для такой беседы. Разрешите, - обратился он к Вылю Власеву, - я на пятнадцать процентов впереди графика.
Вылю Власев просмотрел его графу в записной книжке и кивнул.
- Да, ровно на пятнадцать - вы никогда не ошибаетесь в цифрах. У вас законное право на двухдневный отдых. Можете идти!
Он спрятал записную книжку, обнял мула за шею и тяжело вскарабкался на его спину.
- Если бы не эти пятнадцать процентов, я бы никогда не разрешил вам отпуска, - сказал он.
- А вы не пойдете? - спросил его Игнат Арсов.
- Только этого мне не хватало! Не было у бабы забот! - Он подхлестнул мула и даже не махнул геологам рукой на прощанье.
Вечерело. Солнце еще не зашло за холмы Странджи, но в густом лесу на равнине наступали синеватые сумерки. Внизу, вокруг обросших кустарником дуплистых стволов, уже сгустились тени, а наверху, сквозь зеленый свод пышной листвы, поблескивали то синие, то розовато-сиреневые кусочки чистого летнего неба.
Мул, опустив голову, сам искал дорогу среди кустарника, а Вылю Власев, болтая ногами, дремал на его спине и сквозь дрему думал о вещах, не имеющих ничего общего ни с геохимией, ни с бригадой, ни с открытием новых месторождений медной руды...
Перед входом в его палатку сидели двое мужчин. Они играли в шашки, а через их головы с любопытством следил за игрой строгий сторож из села Цвят. Один из незнакомцев был в клетчатой спортивной рубашке, наполовину выбившейся из парусиновых брюк. На ногах у него были тяжелые туристские ботинки, а на шее - выгоревшая красная косынка, из-под которой просвечивал бронзовый загар смуглой кожи. У другого на голове была синяя кепка, а на плечи поверх бархатной куртки был накинут поношенный прорезиненный плащ.
Бай Стаменко вытянулся по-солдатски, козырнул и, показав кивком головы на гостей, доложил:
- Эти двое, товарищ начальник, спрашивают работу. Я им велел тебя дожидаться. Документы предъявили, и письмо у них есть из околийского комитета.
"Нужны они мне! - подумал Вылю Власев. - Вместо вкусного ужина - неприятные разговоры. Эх, судьба!"
Он пригласил гостей в палатку, но решил особенно с ними не церемониться. Подумаешь, письмо из околийского комитета!
- Напрасно вы тащились в такую даль, - начал он, снимая тужурку. - Совершенно напрасно! У нас геологическая бригада, и чернорабочие нам не нужны.
Тот, который был в бархатной куртке, оглядел палатку и, не торопясь, уверенными движениями, как будто он был у себя дома, опустил полотнище у входа. Другой снял с лампы стекло, чиркнул спичкой и зажег фитиль.
- Я не просил вас хозяйничать! - нахмурился Вылю Власев.
Человек в бархатной куртке усмехнулся. Он был старше своего товарища, у него было скуластое лицо, немного загнутый книзу нос и острый подбородок, сильно выступающий вперед, как у месяца в первой четверти. Он улыбался, по глаза его смотрели серьезно и пристально, и Вылю Власеву показалось, что они зеленовато-оливкового цвета.
- Не сердитесь, - сказал человек в бархатной куртке. - Мы - гости особые, привыкли сами за собой ухаживать.
Младший одернул рубашку, погляделся в зеркало, прибитое к столбу, и стал старательно причесывать свою пышную шевелюру.
- Товарищ Власев, - сказал человек в бархатной куртке. - Мы вас очень просим не сердиться на нас за наше внезапное посещение. Мы выполняем служебный долг.
Он вынул из кармана книжечку и подал ее начальнику.
Вылю Власев надел очки, подошел к лампе, прочел документ, потом долго и старательно изучал печати и подписи, как будто перед глазами у него были иероглифы.
- Здесь пограничный район, - сказал старший. - Это требует особой бдительности. Будьте добры дать мне список ваших людей.
- Мне бы приказать кофейку вам сварить, - выдавил из себя Вылю Власев, протягивая ему бумаги.
- Не трудитесь, - сказал младший. - Прежде чем закипит кофе, мы пожелаем вам спокойной ночи.
- Разве вы не будете здесь ночевать?
- Видимо, не будем, - сказал младший.
- Куда же вы пойдете ночью по лесу? - удивился Вылю Власев. - Вы носа своего в этой темнотище не увидите. Собьетесь с дороги - здесь опасно.
- А вы не пошли бы ночью, если бы понадобилось?
Он сказал это без всякой задней мысли, но Вылю Власев почувствовал, как по телу побежали мурашки.
- Я бы не пошел, - сказал он.
- Медведей боитесь? - засмеялся младший. - Не бойтесь! Ночью в этих краях бродят только шакалы.
Пока они так разговаривали, человек в куртке прочел списки, потом закурил и спросил: - Насколько я понял, ваши люди работают на объектах, обозначенных буквами а, бэ, вэ и икс. Так?
- Да, они на объектах, - кивнул Вылю Власев.
- Не спешите, - мягко сказал старший. - В этот момент все ваши сотрудники на объектах?
- Почти.
- Значит, есть люди, которые в настоящий момент находятся не в указанных местах. Если это вас не затруднит, я попросил бы вас назвать их. Прочесть вам список?
- Не нужно. Это всего два-три человека. Совершенно незначительный процент.
- Два или три? - спросил старший.
- Делчо Энев, - начал Вылю Власев. - Он здесь, слышите - играет на губной гармошке. Андрей Андреев... Видите ли, о нем я не могу вам сказать ничего точного. Он досрочно кончил обследование района X, и я дал ему отпуск на несколько дней. Очень способный человек, но страдает от избытка энтузиазма и иногда делает из-за этого глупости.
- Например?
- Например, он вообразил, что где-то здесь есть следы берилла, и я уверен, что он снова шляется по тем местам. Впрочем, вы знаете, что такое берилл?
- Предполагаю, что это не запивают молоком, - засмеялся младший.
Человек в куртке строго посмотрел на него, и младший выпалил одним духом:
- Минерал, из которого добывают металл бериллий, в два раза легче алюминия.
- Именно так, - сказал Вылю Власев. - Стратегический минерал. Я рад, что вы разбираетесь в минералогии.
- Вы сказали, что этот Андрей Андреев, - прервал его старший, - снова где-то шляется. Вы сказали "снова". Почему?
- Прошлой осенью он тоже ходил по этим местам. Тогда он и наткнулся на следы, то есть на ложные следы берилла.
Старший помолчал немного, потом спросил:
- А кто третий?
- Игнат Арсов, из группы парторга. Прошлой осенью он открыл в этих местах богатое месторождение меди. Я разрешил ему сделать доклад крестьянам села Цвят, потому что он на пятнадцать процентов опередил график. Я уверен, что Арсов уже в селе. Старший снова помолчал.
- А сколько километров отсюда до того места, где ваш Андрей предполагает, что есть берилл?
- Видите ли, этого я вам не могу сказать точно. Где эти фантастические места, я и сам не знаю. А может быть, и он не знает. Но, наверное, он бродит в юго-западном направлении, километрах в пятнадцати-двадцати отсюда.
Старший положил бумаги на стол и выпрямился.
- Спасибо за сведения, - сказал он. - Мы выполняем служебное задание и всюду задаем примерно те же вопросы. Желательно, разумеется, никого не осведомлять о нашем разговоре.
Он отвел полотнище у входа и вышел из палатки.
- Темень какая, - сказал младший, наклоняясь к Вылю Власеву. - Страшное дело, а?
- Страшновато, - согласился Вылю Власев.
Оба гостя надели ранцы, любезно попрощались с начальником бригады и тотчас исчезли в непроглядном мраке.
VII
Но кто же, наконец, этот "невидимый"? Сумел ли Андрей добраться до той загадочной жилы, которая неудержимо влекла его к себе своим изумрудным зеленым свечением?
Вы скоро это узнаете, но мне кажется, что не это самое важное в моем рассказе.
Как я вам уже говорил, я человек сухой и рассудительный, а рассудительные люди любят последовательность.
Итак, во имя этой последовательности я - правда, ненадолго - снова верну вас к дорогим мне образам моей ранней юности - образам, которые всегда будут чистым светом сиять в моей душе. Если бы я по натуре был лириком, я бы рассказывал вам о них пространно и долго. А вы видите, я вывожу их на сцену всего за несколько минут до финала, то есть за несколько минут до того, как режиссер махнет рукой и скажет: конец - занавес.
Вы догадываетесь - речь идет о Теменужке и Радане.
Бай Димо продал Теменужкиных коз - он был человек с высоким общественным сознанием да к тому же целыми днями копался во всяких машинах на своей мельнице. Где уж тут ему было интересоваться тем, что вытворяли каждый день легкомысленные, но упрямые проказницы? Он продал коз, а опечаленную дочь решил послать к своей сестре в село Цвят.
Однажды утром Радан свистнул мне из-за забора, отделявшего нас от двора бая Димо. Он, разумеется, мог бы и не свистеть, потому что, как вы там это ни толкуйте, свист - проявление известного легкомыслия. Он мог просто подойти к амбару моего дяди и крикнуть: "Эй, Анастас, ты не спишь?" И я ответил бы ему: "Не сплю, заходи!" Но Радан, насквозь пропитанный романтикой, легкомысленно свистнул мне из-за забора.
Я на него не рассердился. Я сложил губы трубочкой, тоже свистнул и высунул голову. Высовывать наружу непричесанную голову было не особенно разумно, потому что меня могла увидеть Теменужка. Но я все-таки высунулся и крикнул.
- Здесь я! - И спросил: - В чем дело?
- В том дело, - сказал Радан, - что бай Димо посылает Теменужку в село Цвят. Хочешь, пойдем ее проводим?
Солнце только что поднялось над их старым орехом, а мне показалось, что наступили сумерки. Да какие там сумерки! Мне показалось, что на меня, на весь мир опускается ужасная, темная ночь. В эти дни я увлекался астрономией и сравнивал девушку с небесным светилом. Правда, это светило не грело меня, но оно сияло рядом со мной, и я с радостью любовался этим сиянием.
- Ты что, никак не проснешься? - И Радан громко рассмеялся. Он был веселый парень, любил посмеяться.
- Нет, я не сплю, - сказал я.
- Пойдешь с нами?
Пойду ли я "с ними"... Зачем Радану нужно было это подчеркивать? Впрочем, романтикам свойственно бессердечие.
- Сейчас иду, - сказал я.
Через час мы отправились в село Цвят. Мы шагали по старой римской магистрали, превращенной новой историей в узкую и неровную проселочную дорогу, извивающуюся, как змея, среди лесных зарослей. Там и сям, особенно на поворотах, виднелись обломки тесаных гранитных плит, наполовину ушедших в землю, покрытых мхом, заросших травой и папоротником.
У Радана было поэтическое воображение, поэтому, увидев поваленное ураганом, сожженное молнией или сохнущее от старости дерево, он начинал охать и показывал нам на эти деревья.
- Бьюсь об заклад, - горячился он, - одного этого деревца хватит на три пекарни... А из этого дуба, знаешь какие бы балки вышли для строек.
И вздыхал - он ведь был человек сентиментальный.
- Так и сгниют здесь. Жалко!
Я лишен поэтического воображения, но скудные остатки древней римской дороги уводили мои мысли к античному прошлому, ко временам Траяна: перед глазами у меня то мелькали железные ряды марширующих когорт, то тянулись длинные вереницы телег, нагруженных шелками, золотом, пурпуром и разными другими чудесами. Но я не испытывал влечения ни к золоту, ни к шелкам, не волновало меня и военное искусство. Поэтому когорты и караваны появлялись и проходили мимо меня по широкой каменной дороге, а я даже головы не поворачивал, чтобы на них посмотреть.
Я думал обо всяких вещах, связанных с тем далеким прошлым, а Теменужка и Радан гонялись друг за другом или убегали в лес, чтобы сорвать какой-нибудь гриб и потом долго спорить, ядовитый он или нет.
Если бы Радан, мечтал я, не развлекал ее всякими поэтическими пустяками вроде грибов, если бы с ней был только я... Эх, она бы сразу увидела, что значит сложившийся, зрелый, положительный человек. Я не стал бы занимать ее тем, сколько кубометров дров можно получить из какого-нибудь сгнившего дерева, а увел бы ее воображение к античным временам и закончил бы свой рассказ пословицей "Сик транзит глориа мунди" - и непременно по-латыни... В самом деле, какие грибы - будь они маслята, шампиньоны или ядовитые мухоморы, - какие грибы могли бы сравниться с таким зрелым и в высшей степени занимательным разговором?
Но я, увы, был не один. Поэтому я молчал. Пусть она по крайней мере видит, что я серьезный человек. А может быть, мое молчание ее удивит? Она подойдет ко мне и спросит: почему ты молчишь, что с тобой? А я ничего ей не отвечу. Только улыбнусь.
К обеду мы были уже около кооперативной сыроварни. Чабаны встретили нас приветливо, угостили кислым молоком и свежей брынзой. Но мы потеряли целых три часа, пока Радан осматривал кошары и вникал в технологию маслобойного производства и сыроварения.
Потом, когда мы отошли уже довольно далеко от сыроварни, у нас возник спор. В том месте, где дорога делилась на три узкие, заросшие травой тропинки, Теменужка сказала, что к селу Цвят надо идти прямо, я показал налево, а Радан - направо. Теменужка уговаривала нас послушаться ее - в прошлом году, когда она ходила с отцом в гости, они шли именно по этой тропинке, и она выводила к верхнему краю села. Радан вспоминал, что три или четыре года назад он ходил в село Цвят по какому-то делу и именно на этом перекрестке сворачивал вправо. Я никогда не бывал в этом селе, но, чтобы выглядеть человеком сведущим, пренебрежительно усмехался и молча показывал налево. И даже пошел по левой тропинке, беззаботно посвистывая.
Не знаю, что заставило их пойти за мной. Или они не хотели уступить один другому, или я повлиял на них своим авторитетным поведением, но они пошли за мной, и мне стало не по себе: а что, если эта тропинка не ведет ни к какому селу Цвят? А ведет на юг, к границе?
Вы спросите, почему же мы не посмотрели на солнце, чтобы определить хотя бы страны света?
В том-то и дело, что в это время небо все затянуло облаками, и никак нельзя было понять, где солнце и есть ли оно вообще. И, ко всему прочему, мы не видели горизонта: спереди, сзади, с боков - со всех сторон был лес, ровный, густой, темный лес.
Итак, мы пошли по левой тропинке, и я окончательно умолк. Было совершенно очевидно, что на тропинку, по которой мы пробирались, давно уже не ступала человеческая нога.
Так шли мы час, два. Стало смеркаться, надвигалась ночь. А никакого села впереди видно не было, Теменужка перестала петь, Радан замедлил шаг и наконец совсем остановился.
- Я предлагаю устроить наш бивак здесь, - сказал он. - Может, это и неприятно, но разумно. Идем наугад, еще налетим на пограничный патруль. Или окажемся вдруг за границей, как беглецы.
Теменужка закусила губу, а я, неизвестно почему, присел на корточки, будто бы для того, чтобы завязать шнурок на правом ботинке.
- Завтра я заберусь на какое-нибудь дерево повыше и сориентируюсь, - сказал Радан. - А сейчас рекомендую сохранять спокойствие и веру в будущее.
- Но как же, - начала было Теменужка и замолчала. Наверно, она хотела что-то сказать, но голос ее прервался. Мне показалось, что в горле у нее стоят слезы, поэтому я приготовился просить у нее прощения и ругать себя последними словами.
- Ничего страшного, - опередил мою самокритику Радан. - У Теменужки есть одеяло и пальто. Наломаем веток и устроим ей постель. А мы разведем костер и будем всю ночь дежурить у костра.
- Да, - сказал я, - будем дежурить.
- А если на нас нападет какой-нибудь зверь? - спросила Теменужка.
- Какие там звери! - засмеялся Радан. - Я слышал, что в этом лесу встречаются только кабаны и шакалы. Они не опасны. Да и я не безоружен. Смотри-ка!
Он вытащил из-под куртки длинный, немного изогнутый на конце охотничий нож.
- Это не слишком надежное оружие, - заметил я.
- Не слишком, - сказал он, - если оно в руках такой чернильной души, как ты. А вот посмотри, как оно выглядит в моих руках.
Он отступил на несколько шагов, взял нож за самый кончик, прицелился в одно тоненькое деревце и замахнулся. Я услышал только, как свистнула сталь, - уже стемнело, и куда полетел нож, не было видно.
- Пойдите посмотрите, - и Радан повел нас к дереву.
Нож глубоко - больше чем на два сантиметра - вонзился в потрескавшуюся кору.
- Здорово! - воскликнула Теменужка. - Ты герой!
Я пожал плечами. Мне хотелось установить, будет ли дождь, и я посмотрел на небо. Неба я не увидел, от меня его закрывали кроны деревьев. Я знал, что ничего не увижу, но все-таки посмотрел.
- А теперь, дети, мы должны выбрать подходящее место для ночевки, - сказал Радан, засовывая нож под куртку. - Надо найти полянку, а то мы не сможем развести костер. За мной!
Было вполне очевидно, что он берет на себя роль командира. Но спорить не было смысла - темнело быстро.