- Ах, так? К первому встречному? - Он сильным щелчком швырнул на обочину сигарету, выжал сцепление и переключил скорость. Но голубой похититель жены шел ходко, и пришлось сделать усилие, чтобы вместо волнения, внезапно охватившего сердце, наступила спокойная, привычная уверенность в собственной силе и превосходстве. Через несколько километров Евгений Александрович легко достал "Жигуленка", обогнал его метров на двести, резко развернул машину поперек дороги и вышел на асфальт. Водитель голубых "Жигулей" едва успел среагировать. Прохладную предвечернюю тишину словно скальпелем вспорол резкий и короткий визг неплохих тормозов. Из голубых "Жигулей" выскочил невысокий паренек в потертых джинсах и белой кепочке с красным пластмассовым козырьком:
- Ты что, дядя, белены съел? Или в морду хочешь?
- А ну, верни жену, салага! - зарычал на него Евгений Александрович и, сжав кулаки, сделал полшага к открытой левой передней двери своих "Жигулей".
- Жену? Значит, это жена ваша? - Парнишка оторопел, вернулся к машине, распахнул правую дверцу. - Пожалуйста, забирайте, - он показал рукой на асфальт. Но Настенька не торопилась, и парень крикнул: - Эй, ты, вылазь к чертовой матери!
- Дурак! - бросила ему Настенька, вышла на дорогу, поправила на плече белую замшевую сумочку и вернулась в машину мужа. Парень в джинсах и его голубые "Жигули" исчезли за поворотом.
Евгений Александрович молча застегнул ее ремень безопасности. Закурил.
- Н-ну, как? Теперь веселее стало? Р-развлеклась?
- Это уже кое-что, - загадочно и незнакомо улыбнулась Настенька. - Только уж больно молоденький. Цыпленок совсем.
Евгений Александрович в это время напряженно смотрел на дорогу, по которой навстречу шел панелевоз. При последних словах жены он едва не задохнулся от гнева, сбавил скорость и тут увидел мчащийся прямо в лоб ему темно-зеленый "уазик". Евгений Александрович дрогнул, но все же догадался прибавить скорость и успел проскочить, чудом не зацепив нахальный "уазик". Кажется, за его рулем был Коля Марков, которому он в прошлом году поставил два простых зуба, хотя тот жаловался, что на золотые большая очередь. Но Евгений Александрович краем уха слышал, что Марков возит какое-то начальство не то из милиции, не то из КГБ, и не стал рисковать.
- Свежатинки з-захотелось? - Евгений Александрович поднял правую руку и сверху вниз резко хлестнул Настеньку по щеке. Та охнула, сжала зубы и замерла в кресле неестественно прямо. Оставшееся время, пока он подъезжал к дому, она плакала беззвучно, только слезы скатывались к острому подбородку, и Евгений Александрович видел, как падают они и пачкают синей тушью с подведенных ресниц белый вельвет пиджака. Дура, потом не отстирает, подумал он и нахмурился. Ничего, пусть знает, что моему терпению тоже есть предел.
У дома она молча вышла. Он наклонился, чтобы закрыть дверцу, и сказал вслед:
- Я буду работать, вернусь поздно.
В будни Евгений Александрович по вечерам работал на квартире у сводной сестры Ольги. Вот где был рай, где и душа, и тело отдыхали по-настоящему. Ольга жила с мужем и пятнадцатилетней дочерью Алкой в двухкомнатной квартире, где на кухне Евгений Александрович оборудовал вполне приличную мастерскую со всем необходимым для работы с золотом. Ключ от кухни был у него свой, туда он никого не пускал, а муж Ольги - Валентин, вечно хмельной механик птицефабрики, завтракал и ужинал через стенку, в однокомнатной квартире своих престарелых родителей, за которыми требовался постоянный уход.
Евгений Александрович позвонил как обычно: три коротких звонка и два длинных. Открыла Ольга, маленькая, полная, чернявая. Ткнув указательным пальцем в дужку золоченых очков, она посмотрела на него снизу вверх и, шмыгнув курносым носом, хмыкнула:
- Привет, братишка! Ты что такой сердитый?
- Господи! - воскликнул Евгений Александрович, воздев руки. - Такой день испортила, д-дура! Такой день!
- Настя, что ли?
- А т-то кто же?
- Вот, Женя, - сестра взяла у него связку ключей и открыла кухонную дверь. - Я тебе еще когда говорила, не женись на этой красивой стерве, не будет у тебя с ней счастья и любви.
- М-можно подумать, что ты за своего алкаша по л-любви выходила, - огрызнулся Евгений Александрович и включил плитку, чтобы разогреть металл.
- А я, Женя, вообще замуж не собиралась, хотя в институте столько предложений делали. Мне одна хорошая подруга не раз говорила, что все мужики - дерьмо, вот я и выбрала то, что поменьше и поглупее. А ты? И Владик тебе не советовал разводиться с Галей. Мало ли баб красивых? Да, мужики одинаковые. А разве мы, бабы, уж все такие разные? Или ты, Женя, еще не убедился в этом?
- Ох, и циничная ты, Ольга! - Евгений Александрович неодобрительно покачал головой.
- Я? - громко захохотала Ольга. - Век циничный, и я такая. Ну что, будешь мои монетки брать? Только чтобы вес на вес.
- Буду, - Евгений Александрович вынул из кармана аккуратный сверток. - Я захватил. Давай взвешивать. - Он снял с кухонного буфета фотографические весы. - Неси свои монеты.
- Сейчас. - Ольга вышла в большую комнату, где на диване полулежала дочь с журналом "Сэкс Дэлигнт".
- Дядь Женя пришел? - зевнула она.
- Ага. Ты бы хоть поздоровалась, - ответила Ольга и поморщилась, как от зубной боли. - Когда ты уроки учишь будешь? Могла бы журнал со словарем читать, все-таки на иностранном языке.
- Ха, здесь и без словаря все понятно, - фыркнула дочь и посмотрела на мать, которая склонилась к письменному столу и долго ковырялась ключом в Замке. - Опять монеты отдаешь?
- Не твое дело, мала еще меня учить. Собираешь кулоны и собирай. - Ольга наконец открыла замок, достала из тайника две золотые монеты, снова закрыла средний ящик, прихватила общую тетрадь с авторучкой и пошла на кухню.
- Держи, брат, здесь ровно двадцать один грамм,
- Хоть бы на грязь граммчик скинула, - сказал Евгений Александрович, внимательно глядя на стрелку весов. На одной чашечке горкой лежали кольца и золотой лом, а на другой - гирьки.
- Перетопчешься, Женя, они у меня старинные. Если бы я не любила тебя, ни за что бы не отдала. - Ольга сгребла с чашечки кольца, положила на краешек стола тетрадку. - Я тут посижу, посчитаю. Я не буду тебе мешать.
- Сиди уж, - буркнул хмуро Евгений Александрович, пряча монеты и наливая соляную кислоту в чашку, куда опустил два слитка, купленных у магаданской вдовушки.
- А я все-таки завидую тебе, твоему терпению и таланту. - Ольга подперла голову рукой. - Ты ведь самый настоящий талант. А разве твоя дура ценит его?
- Не трожь Н-настеньку!
- Нужна она мне, как рыбе зонтик, жадюга эта. И правильно ты сделал, что ни одной машины на нее не записал. И сюда я ее больше никогда не пущу. А то ведь сразу, как первый раз пришла, так к письменному столу: ой, а что там у тебя, Олечка? Фу, так я ей и сказала-показала! Ладно, работай, я запишу в свой гроссбух эти новые колечки. А ничего, Женя, список-то мой растет потихоньку, уже семьдесят девятый номер.
- И куда тебе столько? - улыбнулся Евгений Александрович, вспомнив старушку Олимпиаду Антоновну.
- Мне? Да никуда. Это все ей, - Ольга кивнула на дверь, за которой в большой комнате лежала на диване дочь. - Ей, лентяйке, все и достанется. Даже обидно. Вот талдычу ей - учи хоть английский язык. А она мне - я в Англию не собираюсь. Ну, не глупая? На гнилом Западе каждый сопляк в ее возрасте знает два или три языка, а эта дубина один как следует выучить не может. Эх, была бы я стоматологом.
- Тебе разве плохо? За один аборт берешь полсотни рублей.
- А ты за свою коронку все равно больше. Разве можно сравнивать?
- Извини, Оленька, я головой рискую. Это ж золото. И я за работу беру. А у тебя все просто: скальпелем чик - и никаких станков и приспособлений. Чтобы коронку сделать, мне попотеть надо.
- Надоело мне все это.
- А мне, сестренка, совсем не надоело. Деньги не пахнут. Это еще какой-то римский император сказал, когда ввел платные туалеты.
- Иди ты? Ну, молодец был мужик. Да, выручила тебя эта женщина. А то бы ты совсем закис.
- Она, между прочим, вчера еще золото принесла. Так что твоя главная задача - мне клиентов поставлять. Лучше приезжих, так безопаснее. Чтобы сразу мотали отсюда и никаких следов.
- Не волнуйся, когда я тебя подводила? Будут клиенты. Кстати, почем эти слитки покупал?
- Так же, по двадцать. У нее, кажется, еще есть.
- Откуда столько?
- Черт ее знает, - он пожал плечами. - Говорит, что из Магадана от мужа остались.
- А по-моему, - усмехнулась Ольга, - врет. Ворует она его в объединении.
- Ну а мне-то что? Мне безразлично. Я ведь не ворую.
- Слушай, Женя, а вдруг оно ядовитое? Ты же загремишь, если людей потравишь?
- Не волнуйся. Здесь порядок. Если бы я не стал врачом, я бы химиком был. Я его полностью от всяких примесей очищаю. Проба, кстати, уникальная, у меня еще такой не было. Но вот почему-то хрупкое оно, приходится медь для прочности добавлять.
- А не засекут клиенты?
- Так я ведь совсем немного, процентов десять для прочности.
- Да, Женя, остался ты без Эдгара совсем один.
- Такие, как он, - Евгений Александрович помешал палочкой в чашке, - долго не живут, к сожалению. Слишком он риск любил.
- А ты? Разве ты не рискуешь?
- Рисковать, Оля, надо обдуманно, наверняка. Надо знать, во имя чего рискуешь. Я считаю себя коммерсантом. Я не ворую рыжье, я его п-покупаю. Правда, вдвое дешевле, чем оно стоит, но где эта вдова его еще м-может продать? Я почти не спекулирую, заметь, я с м-металлом работаю, свой личный и немалый труд вкладываю в свободное от службы время. А любой т-труд, даже по Конституции, должен оплачиваться.
- Ты еще Уголовный кодекс вспомни.
- И вспомню, - Евгений Александрович уперся руками в бока. - Т-тунеядство у нас наказуемо, так-то! А я делаю свой бизнес. С моими знаниями и моим даром, Оля, мне в какой-нибудь Англии или Франции ц-цены бы не было!
- Даже без золота?
- Пардон, м-мадам! Без золота или долларов никак нельзя. На пустом месте н-ничего не растет - всякий знает. Ты помнишь Вернера Штольца?
- Того фээргэшника, который к тебе с сыном Клаусом приходил, а ты мальчику операцию делал? Ну и что?
- Какую там операцию? Т-так, пустяки, удалил дырявый молочный зуб. Ты д-думаешь, он меня за красивые глаза к себе приглашал? Правда, всего на н-неделю. Но вот где, Оля, деловые люди ценятся! Не то, что у нас. Кстати, Вернер письмо п-прислал. Приезжает как турист. Предлагает в Москве встретиться. Обязательно поеду, увижу его. Подарок приготовлю. Д-долг вежливости.
- Фу, Женя, но ты же к западным немцам не поедешь жить, правда? Особенно с таким прицепом, как твоя Н-настенька?
- Не передразнивай меня, Оля, это н-некрасиво. Мне еще рано куда-то собираться. За границей король тот, у кого доллары. А у меня их пока маловато. Если уж ехать, то с приличным багажом.
- Чтобы багаж появился, Женечка, тебе надо в первую очередь убрать в другую поликлинику Настю. Она же каждый твой шаг контролирует. Ты у нее под башмаком.
- А вот и нет. Про мои монеты и патрончики она вообще ничего н-не знает. Она г-глупа, ленива и нелюбопытна. То, что надо!
- Тогда чего проще? Разведись с ней к черту. Возьми вон жену Эдгара. И умная, и одна.
- Не-ет, - Евгений Александрович стал прокатывать золотую пластинку, - она не п-пойдет.
- Почему? Ты же симпатичный, чудак-человек!
- С-слишком правильная. Она ведь даже член партии. А я - вор и поповский сын. Я же п-после загса ее в церковь приглашу. И вообще, она чистая, как родник. Она ничего не знала про наши с Эдгаром дела. Впрочем, и д-дел-то особых не было, так, по мелочи.
- А кстати, он тебе много остался должен?
- Пустяки, - усмехнулся Евгений Александрович, вспомнив, как повезло ему с плохой погодой в тот день, когда погиб Эдгар, - рублей четыреста.
- Эх, Женя, бескорыстный ты мужик, даже долг с Людмилы не потребовал. Знаешь, что я подумала? Тебе ребенок нужен. Не улыбайся! С ним бы Алка нянчилась. Слышь, Алла, - Ольга приоткрыла дверь. - Стала бы ты нянчиться с сыном дяди Жени? С племянником своим?
- Еще чего! - ответила с дивана дочь. - Сами задаром с ним сюсюкайте, а мне и за деньги неинтересно.
- У-у, зараза! - нахмурилась Ольга. - И в кого она только растет такая? - И закрыла дверь.
- Она уже выросла, - усмехнулся Евгений Александрович, - и вся в тебя, больше не в кого.
- Нет, твоя Настя не захочет рожать. Скорее мой пенек Валентин это сделает, чем она, - Ольга вздохнула, сложила руки под большой грудью. - Да и Людочка Пашутина тоже в возрасте и с сыном. Лучше, братишка, я тебе молоденькую найду, чтобы и симпатичная была, и умная, и добрая, чтобы тебя любила.
- Найдешь после того, как она у тебя побывает?
- Тю-ю, можно подумать, что ты свою Настю невинности лишил! Ишь, какой разборчивый! Да у твоей Насти до тебя мужиков было-перебывало!
- Ты, к-кончай! - побледнел Евгений Александрович. - Н-настенька у меня самая красивая. И я все-таки ее л-люблю. А что сильно капризная, это со временем п-пройдет.
- Ну и люби на здоровье. Только по-хорошему надо, чтобы не ты любил, а за тобой на цыпочках бегали. Глупый ты, да, глупый, хоть и талантливый человек.
В коридоре хлопнула дверь, пришел от родителей муж Ольги - Валентин. Заглянул на кухню, с трудом повел хмельными глазами:
- Мастеру Самоделкину боевой привет!
- Иди, иди отсюда, морда пьяная, - Ольга вскочила и, подталкивая мужа, довела его до дивана. - Вот здесь сиди и смотри свой телевизор, футбол идет как раз. И мычи здесь.
- Погрязли, сволочи, в богатстве, в разврате. И я вместе с вами погряз, - муж обхватил руками всклокоченную голову. - Но я плюю на ваши ковры с хрусталями и ваши драгоценности. Я пропиваю ваш образ жизнедеятельности. - Он раскрыл глаза и увидел в руках дочери журнал. - Алка, ты опять эту парнуграфию смотришь? - и потянулся к журналу. - Ну-ка, отдай!
- Не парну, а порнографию, алкаш несчастный, - дочь легко отбежала и села в кресло.
- Ты как с отцом разговариваешь, дрянь? - он стукнул кулаком по боковой стенке дивана.
- Как заслужил. Ма-а, че он ко мне опять пристает?
Ольга моментально прибежала из кухни:
- Ну ты, воспитатель, опять за свое взялся? Раньше надо было дочерью заниматься, а теперь без тебя обойдусь.
- Тогда выпить давай! - закричал тот.
Ольга достала из-за серванта бутылку, поставила перед, мужем стакан и наполнила его до краев:
- Пей, ирод!
- А где закуска?
- Закусить - это для тебя через стенку, хотя жрать - дело свинячье. Пей, а то отниму. И молчи, как рыба!
Алла, глядя поверх журнала на отца зелеными глазами, видела, как, скривив от отвращения лицо, он пьет самогонку, потом хватает ртом воздух и медленно валится на диван. Когда-нибудь он умрет от этой гадости, но мать, кажется, будет только рада.
- Эх, предки, - шепчет Алла, - глаза бы мои на вас не смотрели! Убегу, убегу от вас в училище. Ненавижу! - Она опускает голову, сдвигает брови. Ей хочется плакать, но слез почему-то нет. На кухне противно воет маленький мотор. Это дядя Женя начал полировать коронки. Одну из таких он однажды поставил ей, и коронка эта такая великолепная, что девчонки в восьмом, да и в девятом классе от зависти аж языки прикусили. И вообще, дядя Женя добрый: то десять, то двадцать пять рублей даст, но так, чтобы мама не видела. Это, наверное, потому он такой, что своих детей у него нет, а маму мою он любит, как родную сестру, хотя на самом деле никакая она ему не родная, а сводная.
17
Петр Васильевич Матвеев нервничал. День кончался, а докладывать, собственно, было нечего.
Гусев, проверяя связи Глазова, выяснил, что Мальков и Плюсин, отбывавшие срок наказания вместе с продавцом слитка, никакого отношения к золоту не имели, попались они на квартирных кражах, были в этой колонии всего полгода, затем за плохое поведение их перевели еще дальше на Север. Не удалось выяснить Гусеву и место пребывания Глазова в течение месяца после того, как он вышел из колонии. Список тех, с кем Глазов на Севере поддерживал хорошие отношения, вскоре перевалил за сорок, но кто-то из этих сорока человек еще не вышел на свободу, а многие разъехались и срочные запросы на них пришлось направить во все концы страны. Ответы могут прийти не раньше, чем через неделю.
И снова Панкратов не вошел, а почти ворвался к Матвееву, бросил шляпу на стул у окна, крепко пожал руку:
- Где твои орлы?
- Работают на объектах.
- Ладно, пусть пока работают. - Панкратов закурил и сквозь прищур серых глаз весело посмотрел на Матвеева. - Да ты садись. Вот, так лучше. У меня есть новости. Первая. С выяснением связей Глазова в колонии надо закончить. Алексеев сделал и мне, и тебе вполне справедливый упрек: не там копаем. Из-за пятнадцати граммов, которые он, вполне возможно, где-нибудь нашел или украл, отрывать от дела десятки людей по всей стране нерентабельно. В конце концов, проще пригласить его и спросить напрямую. Но дело не только в этом. Вторая новость очень любопытная. В областное управление внутренних дел пришло письмо от некоей гражданки Поляковой, которая работает в вашем городе стоматологом.
- Да, есть у нас такая, - Матвеев потрогал папку у себя на столе, но не стал открывать ее. - Вместе с мужем работает в одной поликлинике, с Зайцевым Евгением Александровичем. Вот о нем некоторые данные. Кстати, он с женой ездил несколько лет назад в круиз по Северной Европе.
- Ну-ну, - загадочно протянул Панкратов, - вот видишь, Петр Васильевич, уже совсем интересно. Дальше что?
- Ну и все, - Матвеев пожал плечами, - накопил денег и съездил. Да, еще он, уже один, был неделю в ФРГ, совсем недавно. По приглашению Вернера Штольца, это заместитель руководителя группы шеф-монтажников по общим вопросам. Нам известно, что Зайцев, как отличный специалист, зубы его ребенку лечил. У нас, Юрий Степанович, в круизы по Дунаю, по разным странам каждый год три-четыре семьи едут. А что? Народ хорошо зарабатывает, ничего особенного. И за этим Вернером вроде ничего такого не числится. Жена к нему сюда с сыном приезжала по туристической путевке. Вели они себя нормально. А что за письмо?
- Письмо любопытное весьма, - Панкратов расстегнул "молнию" на папке, вынул фотокопию. - Начальнику УВД такому-то, но это преамбула. Вот главное. "Мой муж, Зайцев Евгений Александрович, зубной техник, имеет незарегистрированное ружье с двумя стволами, а недавно он купил вторую машину, купил также гараж и дачу, моторную лодку на озере. Но со мной делиться ничем не хочет". И все.
- Та-ак! Неужели Зайцев?