- Я вру? - Чеботарь побагровел от возмущения. - Да чтоб я сдох в таком случае! Я только девку эту не помню, какой гроши давал. Они там все в белых халатах, а у меня память на лица вообще плохая. Зато врача немного помню. В халате, тоже белом, вежливый был такой и молчал все время. Как его звать? А бог знает. Я не спрашивал. Что мне с ним - детей крестить? Я у него все время сидел с открытым ртом и закрытыми глазами. Боюсь зубной боли хуже всякой смерти.
2
- Ну, вот и все, бабуля, теперь тревожить не будет, - сказал Николай Одинцов, помогая старушке вызволиться из кресла и провожая ее к выходу. - До обеда не ешьте, потерпите.
- Спасибо, милок, - со стоном ответила женщина, держась темной жилистой рукой за щеку. - Может, тебе молочка или яичек? Мы деревенские, у нас по-простому. - Она покрыла седую голову платком, нагнулась к большой сумке, оставленной у двери. - Мне муж так и приказал, чтоб я гостинец дала.
- Не надо. - Одинцов поднял тяжелую сумку, протянул старухе. - Я за свою работу деньги получаю. Не надо.
- Тогда спаси тебя бог, тогда я на базар пойду. - Она поклонилась, спиной открыла дверь. Одинцов выглянул в коридор:
- Следующий, - и вернулся к столу.
В кабинет вошел высокий широкоплечий парень. Николай мельком взглянул на него, потянулся к стопке карточек:
- Фамилия?
- Я посоветоваться, доктор. - Вошедший улыбнулся. - Я не ваш больной. Фамилия роли не играет. Лучше по имени. Меня, предположим, Виктор зовут, - он подал руку. Одинцов повернул голову, увидел перед собой крупные сильные пальцы, почувствовал характерный запах бензина. Под широкими твердыми ногтями чернела грязь. Не вставая, Николай неохотно, почти брезгливо ответил на рукопожатие:
- На какую тему нужна консультация?
- Тема твоя, доктор, зубная. Мне надо поставить пару коронок. Золотых, - зеленые глаза посетителя смотрели на Одинцова пристально и нагло.
- Но я не работаю с металлом. У нас его нет, - Николай покосился в окно. Широкие тополиные листья блестели под мелким дождем. - Вам, товарищ, надо обратиться в первую городскую поликлинику. Там вас запишут и в порядке общей очереди...
- Ты меня не понял, доктор, - перебил парень. - Я сам принесу металл. У меня есть. Давно валяется. От бабки остался. Небольшой такой кусочек. Мне сделаешь и себе оставишь. Ну, чего ты растерялся? Не бойся, я не из милиции.
- Вижу, что не оттуда, - Одинцов кивнул. Посетитель ему не нравился своей настырностью. Но то, что он не провоцирует, - ясно. Наверно, деньги нужны, а не коронки. Зубы-то у него крепкие, один к одному.
- А почему ты ко мне вдруг обратился? - Николай решил быть с ним поразвязнее, чтобы, если металл действительно есть, не особенно артачился, назначая цену.
- Черт ее знает, - парень пожал плечами. - На удачу. Был в двух поликлиниках, народу к зубным врачам много. А сюда завернули - почти никого, всего минут десять ждал. Ну что, доктор, по рукам, что ли?
- Я должен детали уточнить. Вес, пробу. И цену за грамм.
- За пробу не волнуйся, не поддельная. А вес - примерно пятнадцать граммчиков. Сколько дашь?
Одинцов задумался. Этот парень явно не знает цены. А золото, конечно, не помешает. Тем более что матери давно обещал. Теперь наконец можно будет ей коронки сделать. Пятнадцать граммов?
- Триста рублей. И возьму все.
- Но это же мало!
- Больше не дам. Я ведь рискую. Вдруг у тебя не металл, а ерунда? Не хочешь - ищи дураков.
- Ладно, - посетитель скова протянул руку, которую опять пришлось пожать. - Но чтобы без обмана, доктор.
- Я своему слову хозяин. Садись в кресло, зубы посмотрю.
- Еще чего! - хохотнул парень. - Во-первых, я боюсь боли, а, во-вторых, у меня в жизни ни один зуб не болел. Ты думаешь, мне на самом деле эти фиксы нужны? Черта с два! Мне гроши нужны. Вот так. Значит, договорились? Я жду тебя завтра возле универмага в пять вечера. Запомнил? Ну, будь здоров, доктор! Он повернулся, хлопнул дверью и в коридоре раздался его хриплый голос: - Следующий!
Через два часа, закончив прием больных, Николай Одинцов вышел из поликлиники, сел в стоявший под тополями старенький "Москвич", завел мотор, включил "дворники" и аккуратно выехал на широкую асфальтированную дорогу.
Завтра в пять вечера. Ну что ж, надо будет сейчас заехать домой, взять сберегательную книжку, потом - в сберкассу, снять триста рублей. Даже если матери я поставлю пять коронок, то еще примерно на десять металла хватит. Полсотни за каждую - выручу пятьсот рублей. За вычетом расходов - две сотни. На дороге они тоже не валяются. Наташке можно пока не говорить. Куплю ей хорошие духи - и ладно. А продавец этот, наверно, шофер. И на сто процентов - не Виктор, так, назвал первое пришедшее в голову имя. Наглый, но осторожный. Коронки ему нужны. Как будто не знает, что в нашей поликлинике никто золотом не занимается. А может, и в самом деле не знает, может, просто ему понадобились деньги, а кусочек есть, только девать его, наверно, некуда. И ничего в этом страшного. Может, эти пятнадцать граммов ему и вправду от бабки остались. Конечно, лучше, если бы он предложил старинную монету. Это во всех случаях безопаснее. Но на нет и монеты нет, подумал Одинцов и невольно усмехнулся сложившемуся каламбуру.
Как всегда после принятого решения настроение у Николая улучшилось. И теперь уже ни дождь, основательно промочивший его, когда он, поставив машину в гараж, ожидал городской автобус, ни тревога, охватившая сердце после ухода странного пациента, ни сомнение: правильно ли сделал, что согласился купить металл у совсем незнакомого человека, ни автобусная теснота, которую так неприятно ощущать после своей машины, - ничто не могло выбить Одинцова из колеи. Тем более что вечером по телевизору можно будет посмотреть игру "Спартака" и киевского "Динамо", полистать чивилихинскую "Память" и спокойно выспаться.
Одинцов вышел из автобуса на предпоследней остановке, торопливо пробежал под дождем к хлебному магазину. Покупать хлеб было его ежедневной обязанностью. Одинцов занял очередь за невысоким мужчиной. Тот стоял к нему в профиль, и Николай узнал его: кажется, когда-то он приходил пломбировать зуб. А вот имя и фамилия начисто вылетели из головы. Что-то птичье. Мужчина, почувствовав на себе взгляд, повернулся, карие глаза цепко схватили Одинцова, и тоже узнал его:
- Здравствуйте, доктор.
- Добрый вечер, Гусев, - Николай обрадовался, что вспомнил фамилию пациента. - Ну, как моя пломба?
- Вы знаете, отлично! Изумительная работа. Почти три года прошло, а я словно с ней родился. Вы молодец. И память у вас - позавидуешь.
- Ну, что вы, - смутился Одинцов, - не стоит. Хотя знать, что сработал хорошо, всегда приятно. А что это вы в нашу булочную завернули?
- Вообще-то у меня по магазинам больше жена ходит, а сегодня она не успела.
- Понятно. Заходите, если будет нужно.
- Спасибо за приглашение, до свидания. - Гусев положил в полиэтиленовый пакет батон и половинку черного и вышел из магазина.
Метров за двадцать до своего дома Одинцов заметил, что у окна большой комнаты сидит Танюшка и, сплющив носик о стекло, смотрит на улицу. Она увидела отца и тотчас исчезла, наверняка побежала открывать дверь, а ее место занял пятилетний Сережка, радостно забарабанивший кулачками по стеклу. Когда-нибудь он его расколет, усмехнулся Одинцов, глядя, как над сыном возникла Наталья, махнула ему рукой и оттащила Сережку в глубь комнаты.
- Держи, только не урони, - Николай протянул дочери газетный кулек. - Здесь пирожное. На каждого по одному.
В тесный коридор вышла Наталья в цветастом халате до пят со школьной формой и недошитым белым кружевным воротничком в руках, подставила щеку. Николай чмокнул жену:
- Добрый вечер. Жуткая погода, дождь еще сильней, ну и бабье лето нынче!
- Ничего, Коля, бабье лето впереди, будут светлые дни. - Жена ушла в комнату, присела на диван, склонилась над формой.
- Татьяна, - Одинцов шутливо нахмурил брови, - пора бы самой воротнички пришивать, ты ведь уже первоклассница.
- Зато я стирала грязный, - ответила дочь с полным ртом пирожного. - А сегодня пришить хотела и палец уколола, целая капля крови была. И мама меня поругала.
После ужина Одинцов, смотревший футбол, со вздохом переключил телевизор на вторую программу, и дети тут же утихли, глядя передачу "Спокойной ночи, малыши!". Наталья сидела за столом над тетрадью, сочиняла сценарий очередного вечера в своей музыкальной школе. Одинцов быстро выкурил сигарету на лестничной площадке, вернулся домой, присел около жены:
- Я сегодня триста рублей снял с книжки.
- Но это же последние, - Наталья оторвалась от тетради. - Или что-нибудь сверхнужное?
- Мне один парень предложил пятнадцать граммов золота.
- Ты знаешь этого человека?
- Сегодня первый раз увидел.
- Чудак! - Она посмотрела на детей и понизила голос: - А если он из милиции? Если тебя нарочно проверяют?
- Не похоже. И не похоже, что золото ворованное. Скорее всего наследство.
- Коля, а зачем тебе рисковать?
- А ты послушай меня. Всего пятнадцать граммов. Матери коронки сделаю, и еще останется. Чистая прибыль - двести рублей. Это мой маленький бизнес.
- Ты что, кино не смотришь или "Человек и закон" не читаешь? Таких бизнесменов в каталажку быстренько определяют. И правильно делают.
- Меня? За что? Я же не ворую. Я куплю металл, буду работать с ним, за эту работу получу деньги. Так что все в норме. Если ты, разумеется, не пойдешь и не скажешь, что я занимаюсь золотом.
- Что за глупости, Коля? Никуда я не пойду. Я только не советую тебе его покупать. Ведь у тебя разрешения нет, его надо добиваться.
- Пока нет, но будет со временем, не все сразу. А практика мне нужна. Я, может, тебя как куколку хочу одевать, в ресторан с тобой ходить ужинать. Разве моих ста тридцати и твоих двухсот нам так уж много?
- Ну, знаешь, денег не хватает даже миллиардерам, они из-за этого глотки друг другу грызут. А лично мне на деньги плевать. Одеты, обуты - что еще? Жили мы без этого, и проживем. Обручальное кольцо есть, серьги тоже, цепочку с кулоном купили. Хватит. Ты вспомни, как мы на четвертом курсе жили после свадьбы, на две стипендии. И ничего, живые, счастливые.
- Да-да, ничего. Только если бы мама моя нам из деревни продуктов не подбрасывала, мы бы с тобой недолго протянули. Да и после нашей учебы вон на "Москвича" дала. А ей который год несколько несчастных коронок не могу поставить. Тоже - сын называюсь! Да пусть она хоть на старости лет пожует мясо в свое удовольствие. Неужели это плохо, Наташ?
- Поступай как решил. Я знаю, что муж у меня - человек с головой и очевидных глупостей делать не станет. Только чтобы все у нас было как прежде: открыто и честно. "Малыши" кончились. Смотри свой футбол, а я детей начну укладывать.
Одинцов переключил телевизор на первую программу. "Спартак" проигрывал. Эх, не надо было говорить Наталье про золото. Сама сомневается и меня в тоску вводит. И всего-то ей в жизни хватает, вот чудачка! Другие жены каждый день точат своих: зарабатывай, зарабатывай! А моя хоть бы упрекнула раз, что меньше ее домой приношу. С другой стороны - тоже неплохо, на душе спокойнее. Но я буду просто дурак, если откажусь от покупки. Резина на "Москвиче" совсем лысая, а задаром ее никто не даст. Да и мне пора всерьез с металлом работать. Я же не барахло, у меня же талант есть. Вон у Гусева моя пломба три года держится - и нормально. Да разве у одного этого Гусева? Лени во мне много, вот что! Если бы Наташке побольше злости на меня, а мне самолюбия, ко мне бы давно в очередь на протезирование записывались. Тридцать лет. Хватит баклуши бить. Тем более что случай очень удобный.
3
В четыре часа дня к одному из домов на улице Октябрьской подъехал красный "Москвич" в грузовом исполнении. Из машины вышел молодой светловолосый человек и, нерешительно постояв, направился к столику, за которым несколько стариков и старушек играли в лото,
- Здравствуйте, - молодой человек развернул в руке клочок бумаги. - Мне нужен Сергей Дементьевич. Где я могу его найти?
Пожилой мужчина, державший на коленях мешочек с фишками, встрепенулся:
- Так это же ко мне, ребята! Марья Алексеевна прислала за телевизором. Слышь, Петровна, - мужчина положил мешочек на стол и взялся за костыль, прислоненный к тонкой липе, - ты покричи за меня, а я пойду. - Он оперся на костыль и, перекинув через скамейку единственную ногу, быстро пошел впереди приехавшего водителя, оглядываясь на него и бормоча: - Вот спасибо, сынок, а то я уж все жданки прождал. Сломался мой телевизор, прах его побери. Всего-то месяц поработал, а потом хлоп, щелк - и ни гугу! Цветной, правда, но ведь жалко, мне его сын на День Победы подарил. Олег у меня офицер, в небе летает. Как же мы, милый, вдвоем такую громадину с пятого этажа понесем? Может, кого из соседей позвать?
- Ничего, Сергей Дементьевич, как-нибудь справлюсь. Если две не очень новые простыни найдете, я и один донесу.
Старик остановился, внимательно посмотрел на молодого человека, на его широкие плечи, кивнул, но сомнение в глазах не исчезло:
- Простыни-то я найду, а вот не грохнул бы ты его на лестнице. Я все-таки позову соседа, он пришел со смены. - Старик позвонил в боковую дверь. На звонок вышел мужчина в майке и брюках:
- Минуточку, только рубаху надену.
С перекурами, отдуваясь и крякая, водитель и сосед старика вынесли телевизор на улицу, с трудом всунули в "Москвич". Старик, держа скомканные простыни под мышкой, шагнул к водителю:
- Тебя как звать-то, парень?
- Павлов Александр. А что?
- Да то, Саша, что хоть и племянница мне Марья Алексеевна, начальница твоя, а ты все равно уважь меня, возьми на бутылочку винца за труды, - он достал три рубля. - А когда из ремонта привезешь, я тебе еще и стопочку налью.
- Ну, что вы, отец, я не пью. - Павлов сел в машину, хлопнул дверцей, завел мотор. - Будь здоров, папаша.
"Москвич" развернулся и быстро набрал скорость. Павлов посмотрел на часы: четверть пятого. Пока он доберется до быткомбината, пока будут выгружать эту бандуру сломанную, можно и опоздать. А Витька, наверно, у проходных торчит. Черт бы побрал Марью Алексеевну и ее дядю. Хотя обижаться на директрису не за что: ни разу за два года работы Павлова в быткомбинате она не отказывала, если он отпрашивался на машине по своим делам на час-другой.
Городской комбинат бытового обслуживания населения занимал просторное двухэтажное здание. "Пирожок", как ласково прозвали "Москвич", на котором работал Александр Павлов, был единственной легковой машиной. Мария Алексеевна была довольна Павловым, он оказался на редкость аккуратным и исполнительным. Поэтому, когда выгрузив с механиками телеателье сломанный "Рекорд", он отпросился на час пораньше, она, разговаривая с кем-то по телефону, кивнула и, прикрыв трубку рукой, напомнила:
- Завтра, Саша, поедем в областное управление.
На совещание вызвали к десяти утра.
-- Будет сделано, - Павлов вышел в приемную, порылся в кармане, выложил на стол перед секретаршей Катей пригоршню карамелек: - Грызи, мышка! А я пока другу звякну, - и, придвинув к себе телефон, набрал нужный номер. - Але, вахта? Там у проходных должен Виктор Глазов стоять. Можно его к телефону позвать? Катюша, когда на свадьбу пригласишь? - Павлов линейкой тронул перламутровые пуговки пишущей машинки. Секретарша вскинула на него серые подведенные глаза:
- Саня, Саня! Какая там свадьба! Ты мне сначала найди такого непьющего, как сам, тогда и отгрохаем.
- А ты ищи, девушка, ищи лучше. От тебя зависит, будет он пить или нет. Але, Бинокль? Ладно, не ругайся, дело у меня было. Сейчас без четверти. Через пять минут я у тебя, а еще через пять мы будем на месте. Жди, я лечу! - Павлов бросил трубку и побежал к машине.
Прошло всего три с половиной минуты, а он уже подъехал к проходным автобазы. Глазов увидел его издалека, рванул дверцу, тяжело плюхнулся на сиденье:
- Ну, ты даешь, Саня! Разве так можно? У нас времени в обрез. Жми на педаль, а то покупатель уйдет. Подумает, что я наколол его.
Еще через пять минут они остановились на маленькой площади возле универмага. Закурили в кабине, внимательно огляделись. Старенького "Москвича", о котором в прошлый раз говорил Глазов, пока не было.
- А кусочек с собой? - спросил Павлов.
- Взял, успокойся. Я его в носок положил, ботинок жмет.
- Слушай, конспиратор, а вдруг он испугался и не придет?
- Зубодер-то? - Глазов усмехнулся. - Куда он денется, Саня? Я эту гнилую интеллигенцию насквозь вижу. Три с половиной года якшался с некоторыми на далеком Севере. Ты бы видел его "роллс-ройс", броневик времен царя Гороха, а не машина. Да и костюмчик на нем не очень-то новый. Так что гроши ему нужны. А золото - это хорошие гроши. Ты знаешь, сколько он за него хапнуть может? Вот то-то. И молчи. Он за него рублей семьсот может взять.
- А тогда почему мы отдаем его за триста?
- Э-э, милый, так он - покупатель. Ты думаешь, я не торговался в прошлый раз? Стоп, кажется, приехал. Саня, ты давай за угол, чтобы он машину не засек, а я к нему так выйду. - Глазов хлопнул дверцей, сунул руки в карманы сильно потертых джинсов и неторопливо пошел поперек площади, глядя на витрины универмага. Павлов быстро подал "пирожок" назад. Черт, как хочется посмотреть! Но Бинокль прав, врач может испугаться и удрать. Да и лишний раз маячить перед ним ни к чему. Странно, что за пятнадцать граммов всего триста рублей. А может, Витька соврал и часть денег хочет прикарманить? С него станется. Ему деньги на водку да девчонок нужны. У кого бы точно узнать, сколько золото стоит? Что-то долго Бинокль не возвращается. Хотя нет, прошло всего две минуты. Придется с ним в ресторан идти, отмечать это дело. А Вере дома скажу, что был у Витьки на дне рождения. Он, конечно, третью часть заработал. Я бы один не сплавил песок, да и покупателя нашел бы не так быстро. А Витька догадливый. Ну, наконец-то идет!
- Порядок, Саня, полный ажур! Три стольника в кармане! - Глазов тяжело погрузился в машину, подмигнул. - Ты бы видел, как он трепыхался. Даже зрачки у него дрожали. А я хоть бы что. Разулся, достал кусочек. Он его смотрел, почти нюхал. Я ему говорю: ты кусни его на зуб. А он ножичком таким врачебным...
- Скальпель называется, - подсказал Павлов.
- Ну да, скальпелем так поскреб. Потом говорит: почему пористый? А я ему: это ты у моей бабушки на том свете спроси.
- У какой еще бабушки?
- У такой! Ты думаешь, я сказал, что это ты мне дал порошок, а я сделал слиток? Эх, конспиратор! Я ему лапшу на уши повесил, что у меня от бабки наследство осталось. Чтобы у него подозрения не было. Держи гроши. Шесть бумажек по пятьдесят. Было сразу в руках столько?
- Чужие - да, свои - нет. - Павлов, не считая, положил деньги в карман. - Ладно, Витя, идем в ресторан, гульнем маленько. Но сначала я машину в гараж поставлю и переоденусь. Дома скажу, чтобы не спрашивали лишнего, - у тебя день рождения.
- Вот молодец, учишься конспирации! - Глазов хлопнул Павлова по плечу. - И как тебя в армии на хорошем счету держали, товарищ старший сержант? Да еще в ГДР?