- Ну и что? - Гирин пожал плечами.
- Минуту, товарищи, минуту! - Панкратов протянул левую руку вперед, словно возражая Гирину. - Есть цепь. Есть цепочка. Пожалуйста, посмотрите. Матвеев, дай лист бумаги! - Он наклонился над столом и карандашом быстро написал: "Одинцов (???) - Глазов - Павлов - Павлова или Кудрявцева - врач X". - Теперь понимаете?
На какое-то время в кабинете воцарилась тишина. Все напряженно вглядывались в лист, на котором были крупно написаны фамилии. Первым не выдержал Матвеев. Он медленно опустился на стул и прихлопнул ладонью по столу:
- Юрий Степанович, нашли. Честное слово - нашли!
- Не спеши, мил человек, - задумчиво произнес Панкратов. - Потому что это, - он показал на бумагу, - всего лишь версия. Одна из многих, какие могут быть и каких у нас просто пока нет. Кстати, эта - слишком уж облегченная. Я сам в нее не очень-то верю.
- Ну и правильно, - подал голос Гирин. - Во-первых, еще неизвестно, Одинцов ли? Во-вторых, Семин сказал, что эта Кудрявцева на Доске почета. В-третьих, ее дочь работает на участке, который не имеет отношения к золоту. А в-четвертых, тот же Глазов любит брать напрокат такси или частников. Вот вам и цепочка.
- Погоди, Андрей Ильич, - прервал его Панкратов, - ты своими тяжелыми снарядами наш бумажный кораблик в два счета под воду пустишь. Дай хоть посмотреть, как он плавать будет. Мы по этой версии завтра должны очень плотно поработать. Тем более, Андрей Ильич, как я понимаю, у тебя других предложений пока нет, не так ли? Тогда распределим обязанности. Гусев занимается Глазовым и водителем "Москвича". Семин - заводом и Кудрявцевой. Мы с Петром Васильевичем - врачами. А товарищ Гирин будет готовить нам свои контрпредложения и вопросы. И еще деталь. Товарищ Семин, вы упомянули об установке промышленного телевидения. А можно ли, например, с ее помощью посмотреть на проходные во время окончания второй смены?
- Сейчас половина одиннадцатого. Рыбак, разумеется, дома. Это заместитель директора завода по кадрам и быту. Минуту, Юрий Степанович, я ему из своего кабинета позвоню и договорюсь.
- Да, пожалуйста. Кстати, Анатолий, вы, кажется, работали на машиностроительном?
- Так точно, Юрий Степанович, в механическом цехе, токарем.
- Скажите, как во вторую смену от завода добираться в город?
- Очень просто, на автобусе. Их, правда, мало, а народу полно, так что тесно. А вы это к чему спрашиваете?
- К тому, что в мутной воде руками легче рыбу ловят. Во вторую смену, какая бы вахтерша Миронова Полина Павловна строгая ни была, а с толпой, которая мчится через проходные к автобусам, она ничего не поделает.
- Вы хотите сказать, - Матвеев глубоко вздохнул, - что золото выносят с завода именно в это время?
- Я не утверждаю это категорически, а просто ставлю себя на место преступника. Днем через проходные я не пойду с золотом, слишком большой риск. А вот вечером, в толчее, с удовольствием. Сколько, Петр Васильевич, на машиностроительном во вторую смену работает людей?
- Несколько тысяч.
- Тогда сам бог велел нам посмотреть на заводские проходные в это время. А вот и Семин вернулся. Ну как, лейтенант?
- Все нормально. Через полчаса Рыбак ждет нас на заводе. Я предупредил, что буду не один. И сказал, чтобы он не волновался и не начал в спешном порядке наводить дисциплину.
- Разумно. Кстати, и гальванический цех посмотрим на экране. Петр Васильевич, насчет гостиницы не забыл?
- Юрий Степанович, - Матвеев покачал головой, - вы меня решили совсем застыдить. Два отдельных номера, можно хоть сейчас ехать.
- Ладно, прошу прощения, - Панкратов положил руку на плечо Матвееву. - Уж и пошутить нельзя. Сейчас на завод поедем. Нас здесь пятеро. Едут трое. Я, Матвеев и Семин. Андрей Ильич, вы, может, отдохнете? Вас Гусев в гостиницу проводит. А?
- Так мне, Юрий Степанович, тоже интересно, да и по ходу дела я должен ознакомиться с местом предполагаемого преступления. А Гусева, как автора единственной версии, я бы взял с собой. - По возрасту Гирин был самым старшим из присутствующих в кабинете, имел звание капитана, а пятнадцать лет его работы в органах государственной безопасности давали ему право на эту подсказку.
- Хорошо, едем все вместе. Выходите, товарищи, я только на минуту с Петром Васильевичем задержусь.
Когда они остались вдвоем, Панкратов подошел к телефонам:
- Этот у тебя городской? Я обещал позвонить Алексееву. Алло, добрый вечер, Панкратов говорит. Мне нужен Михаил Павлович. Жду. Не отвечает? Товарищ дежурный, а он давно уехал? Минут семь назад? И мне ничего не передавал? Понятно. Я в течение часа, примерно до половины первого, буду у Матвеева по телефону... Секунду, - он прикрыл трубку и шепнул: - Дай телефон этого Рыбака.
Матвеев написал несколько цифр на листе бумаги, на котором Панкратов нарисовал цепочку возможных преступников. Панкратов продиктовал номер телефона и положил трубку:
- Бумажку-то спрячь, может, в дело подшивать придется, - и, подмигнув Матвееву, легонько толкнул его в плечо. - Ну, пойдем, Петр, догонять ребят. Домой звонить Алексееву не совсем удобно. Наверно, ругает меня. А что бы я ему в восемь вечера мог доложить? Что мы установили продавца? Так он в этом и не сомневался. Мы нашу версию нащупали только что. Слышь, Петр Васильевич, а Гирин-то - психолог. Как тактично он меня поправил насчет Гусева. Учись у старших, Матвеев, всегда пригодится.
Коля Марков знал, что из области приедет начальство, поэтому сразу после возвращения из поездки в соседний район быстро перекусил и тщательно вымыл свой "уазик", заменил проколотое колесо, заправил бак бензином.
Панкратов, который отказался сесть рядом с водителем, уступил это место Гирину и, теснясь за спиной Маркова, спросил, внимательно глядя на пустую, хорошо освещенную улицу:
- Анатолий Константинович, а вы так и не записались в общую очередь к стоматологу?
- Нет, Юрий Степанович, в этой очереди ждать надо почти два года. Лучше я простой зуб вставлю, как наш Коля. И быстро, и недорого, и красиво.
- Это чистая правда, - кивнул Марков и покосился на спидометр. Стрелка его дрожала около цифры "90".
12
День был такой долгий и трудный, что Алексеев, отпустив машину, вошел в подъезд, посмотрел на лестничный марш, потом махнул рукой и нажал кнопку вызова лифта. Тот сразу открылся, и через две минуты Алексеев, стараясь не шуметь, снял ботинки, надел тапочки и медленно пошел на кухню мимо спальни. Ее окно выходило во двор, поэтому Алексеев, подъезжая к дому, не видел, что в спальне горит бра. Он нерешительно постоял около широкой зашторенной застекленной двери, пошел на кухню. Включил свет, положил кожаную папку с бумагами на стол, тронул стоящий на плите чайник - горячий. Значит, его, как всегда, ждали. Едва слышно скрипнула дверь, и на кухню вошла жена:
- Миша, добрый вечер.
- Здравствуй, Валя, - Алексеев подошел к жене, поцеловал ее в щеку. - Почему Ирина не спит? - спросил он про невестку. - Читает?
- Тамарочка, кажется, простыла, температура у нее.
- Вот те раз! Почему мне не позвонили, почему врача не вызвали? - Алексеев обиженно вскинул брови и чуть повысил голос. Его внучке было четыре месяца. - А может, не простыла, а животик разболелся?
- Ты, дед, особенно-то не шуми, заснула она. Врач был, сказал, что ничего страшного. - Валентина Ивановна налила чаю в стакан с подстаканником. - Миш, или супчику разогреть?
- Конечно, при моей талии на ночь глядя только суп хлебать. - Алексеев расстегнул на широкой груди "молнию" спортивного костюма, щурясь, отхлебнул чай. - Сахару один кусочек положила?
- Успокойся, один, или я не помню? - Валентина Ивановна села напротив мужа и с улыбкой посмотрела на него сонными глазами.
- Ты чего, мать? - нахмурился Алексеев. Он не любил, когда его так в упор разглядывали. - Опять выгляжу плохо?
- Ничего, - Валентина Ивановна вздохнула, не гася улыбку на тонких губах, - вспомнила, как мы с тобой, когда поженились, чаи гоняли. Ох и худющий ты был, кожа да кости, лейтенантик безусый.
- Почему? У меня и борода была, не только усы, - Алексеев погладил пальцами полные щеки, которые к вечеру покрывались жесткой, колючей, как проволока, седой растительностью.
- Помню-помню. Это когда ты в болотах четыре месяца сидел, бандитов ловил.
- Не бандитов, а фашистских пособников, - уточнил Алексеев.
- Какая разница между ними?
- Маленькая, - усмехнулся он, - бандиты с ножами да кастетами, а у этих автоматы были и пулеметы.
- Ой, да что же я сижу-то, Миша? - спохватилась Валентина Ивановна. - От Славика письмо пришло. Ой, надо же, самое главное забыла! - Она легко поднялась и неслышно ушла в большую комнату, а вернулась с распечатанным конвертом, протянула мужу. - Опять он в поход идет на несколько месяцев, - она всхлипнула и прильнула к тугому плечу Алексеева, глядя в письмо влажными глазами.
- Ну, чего ты расстраиваешься? Лучше мои очки принеси.
Валентина Ивановна сунула руку в карман халата, отдала свои очки:
- Опасно же это, Миша.
- Не хнычь, он не мальчик, а капитан третьего ранга, боевой командир. - Алексеев прочитал письмо, тоже вздохнул. - Вот видишь, к Новому году, возможно, приедет. Осталось всего ничего, три месяца с хвостиком. Это все новости? Звонков не было?
- Ой, да что это я сегодня? - Валентина Ивановна виновато посмотрела на мужа. - Был звонок, перед самым приходом врача был. Дмитрий Гаврилович тебе звонил. Про Тамарочку я сказала, он спрашивал, как она. И Славику просил привет передать.
- И все? - насупился Алексеев.
- Еще спросил, где ты пропадаешь, а я ответила, что, как обычно, на работе.
- Когда это было? - Алексеев посмотрел на часы: стрелки показывали четверть двенадцатого.
- Минут двадцать назад. А что?
- Эх, Валя, ты со своей памятью меня до инфаркта довести можешь. Ведь мы с тобой почти сорок лет женаты, а ты все никак не привыкнешь, что такие звонки очень важны. Это ж секретарь обкома, значит, что-то срочное. - Алексеев в сердцах отодвинул недопитый стакан с чаем, пошел в свой кабинет, включил настольную лампу с зеленым стеклянным колпаком. С минуту постоял, хмуро глядя на телефонный столик с разноцветными аппаратами. Звонить или не звонить? Может, уже спать лег? Двадцать минут назад. А что сегодня по телевизору? Ага, международный матч по боксу. Еще идет. Была не была.
Он поднял трубку и машинально посмотрел на циферблат часов. Секундная стрелка пробежала шесть маленьких делений, и на том конце провода раздался знакомый голос.
- Простите, что поздно, Дмитрий Гаврилович. Это Алексеев.
- А-а, полуночник? Не спится тоже?
- Только что с работы вернулся.
- Как там внучка? Врач был?
- Спасибо, был. Сейчас она уснула.
- Михаил Павлович, может, мне позвонить, чтобы дежурную медсестру прислали? Чтобы подежурила, а? По своему опыту деда знаю, что четыре месяца - возраст нежный.
- Спасибо, Дмитрий Гаврилович, не стоит. Тут и невестка, и жена. Справятся.
- Ну, смотри. А если что - сам вызывай, не стесняйся. У тебя телевизор работает?
- Сейчас включу, - Алексеев нагнулся к тумбочке, на которой стоял маленький телевизор. - Вот, уже работает.
- Объясни мне, дорогой Михаил Павлович, почему, когда наши спортсмены, я сейчас имею в виду боксеров, выступают на международных соревнованиях в капиталистических странах, то судьи, если бой почти равный, обязательно дают победу нашему противнику?
- Я думаю, Дмитрий Гаврилович, что всякий бой, маленький или большой, надо выигрывать не по очкам, а нокаутом или за явным преимуществом. Тогда противнику никакие судьи не помогут.
- Что ж, убедительно, молодец. Я на прошлой неделе в Москве был на совещании. И встретился там с твоим большим-большим начальником. Ну, ты знаешь, с кем. В разговоре он Алексеева, между прочим, похвалил. А я на тебя пожаловался.
Алексеев медленно сел в жесткое кресло, потянулся к левому нижнему ящику, открыл его, достал полупустую пачку сигарет, вынул одну и пошарил глазами по столу в поисках спичек. Но их не было.
- Чем же я провинился, Дмитрий Гаврилович?
- Я твоему начальству сказал, что ты, Михаил Павлович, вместе со своими чекистами в некоторых вопросах часто идешь не рядом с областной партийной организацией. Понял?
- Как же так, Дмитрий Гаврилович? - Алексеев повернулся к окну и на подоконнике за прозрачной занавеской увидел спичечный коробок. Но дотянуться до него, не прервав разговора, было невозможно,
- Да-да, не рядом идешь. - Наступила небольшая пауза. - А чуть-чуть впереди. Алле, ты что молчишь, Михаил Павлович?
- Я не молчу, Дмитрий Гаврилович, я слушаю. - Алексеев смял сигарету и облегченно кинул ее в корзинку для мусора. - Я как раз на той неделе курить бросил. И сейчас удержался от соблазна.
- Вот видишь, даже в этом ты - пример своим подчиненным. У меня почти все, Михаил Павлович. Осталось немного. Как там насчет зубной боли? Не скоро вылечим?
- Продавца установили, Дмитрий Гаврилович. Источник тоже. А кто берет и кто вставляет - пока нет. Но работаем. Я взял это под контроль.
- Под строгий контроль, Михаил Павлович, под самый строгий. Завтра в семнадцать часов позвоните мне, а еще лучше приезжайте, расскажете подробности. Ну все, полуночник, отдыхай!
- До свидания, Дмитрий Гаврилович. - Алексеев опустил трубку, выключил телевизор, оглянулся на подоконник, взял спички, сигареты и вышел на кухню, где жена гладила пеленки.
- Валя, я вот опять нашел сигареты.
- Ба, откуда? Ты же все выбросил.
- Из стола. Возьми и спрячь подальше. Когда сильно-сильно попрошу, тогда дашь, но только одну.
- Ты звонил? - догадалась Валентина Ивановна. - Что-нибудь снова не так?
- Все так, все нормально. Он ведь давний поклонник бокса, не спал, телевизор смотрел. Все нормально, шагаем не рядом, а чуть-чуть впереди, - Алексеев засмеялся и покачал головой. - Разыграл!
- Как? - спросила жена.
- Когда-нибудь потом расскажу. Ты ложись, а я еще поработаю.
Он ушел в кабинет, прикрыл дверь и сел за стол. Почему молчит Панкратов? Он же знает, что я жду от него вестей.
- Дежурный? Это Алексеев. Скажите, Панкратов не звонил? А почему мне не доложили? Да мало ли что я уехал домой! При чем здесь полночь? Ну, когда я вас приучу к порядку? Через пять минут найдите мне Панкратова. Хорошо, я буду ждать.
Алексеев положил трубку на аппарат и вспомнил, как тринадцать лет назад его вызвали в Москву и предложили новую, более высокую должность - возглавить управление в области, где первым секретарем обкома работал Дмитрий Гаврилович.
Наследующий день, к вечеру, Алексеев приехал на новое место службы и позвонил в приемную первого секретаря. Его попросили подождать, потом строгий женский голос вежливо сказал:
- Товарищ Алексеев, Дмитрий Гаврилович передал, что он в течение трех дней будет занят, а завтра с утра вас примет второй секретарь обкома,
- Спасибо, - Алексеев записал в рабочем дневнике время приема. Минут пять курил, глядя в окно, во двор управления, где под унылым сентябрьским дождем тоскливо и громко кричали вороны, сидевшие на толстых ветках высоких деревьев. Потом затушил сигарету, надел китель с погонами полковника, одернул его и вызвал заместителей для знакомства.
Через полмесяца во второй половине дня вдруг ласково зазвонил красный аппарат, Алексеев удивленно посмотрел на него. Он знал, что это прямой телефон с первым секретарем. Но две недели телефон молчал, две недели Алексеева никто не вызывал в обком партии - и вдруг.
Он помедлил еще секунду, потом взял трубку:
- Полковник Алексеев слушает.
- Добрый день, Михаил Павлович. Простите, что отрываю от дел, но я хотел бы с вами посоветоваться.
- Хорошо, выезжаю.
- Нет, не надо. Я приеду к вам сам. Знакомиться будем. Очно.
Домой он вернулся тогда позже обычного. Жена разогрела ужин:
- Что-нибудь случилось?
- Случается только плохое, Валюша. А хорошее приходит своим чередом. У меня сегодня три часа был Дмитрий Гаврилович. Интереснейший человек. С таким руководителем работать можно только хорошо.
- Поздравляю, Миша, - жена улыбнулась и вздохнула. - Раньше ты тоже неплохо работал. Приходил, правда, не всегда так поздно. А теперь, товарищ начальник управления, я тебя вообще сутками не вижу.
- Полно тебе, Валентина! Или ты не жена чекиста? - Алексеев взял ее руку, прижал к щеке. - Ты ведь не хуже меня знаешь, что фронт без налаженного тыла - это не фронт, а видимость.