Я кивнула.
- Да, хочу.
И тут зазвонил мой мобильный.
- Делилло.
Сначала на другом конце провода было тихо, но потом раздался его голос.
- Спасибо, - произнес Габриель голосом, лишенным эмоций или вообще признаков жизни.
- Что… - начала я, но тут связь оборвалась.
Я повернулась к Гаррисону.
- Это был он.
- Габриель?
Я кивнула.
- Он сказал спасибо.
- И все?
- Да, только спасибо.
- За что?
- Не знаю.
Я посмотрела на парковку возле мотеля. Фоули открывал дверцу своего автомобиля. Суини сидел на заднем сиденье в моем "вольво", метрах в пяти от нас, качая головой, словно мурлыкал себе под нос какую-то песенку.
- Думаете, он снова играет с нами?
Я покачала головой.
- Что изменилось с момента нашего с ним разговора?
- Мы пришли сюда.
- О боже, - прошептала я.
Я посмотрела на Гаррисона и увидела в его глазах тот же ужас, который пульсировал сейчас в моем теле. Он пулей помчался по ступенькам, а я закричала Фоули:
- Вытащите Суини из машины!!!
Но мимо с грохотом пронесся грузовик и заглушил мой крик. Фоули посмотрел наверх и покачал головой.
- Что?
Гаррисон добежал до первого пролета. Оставалось всего несколько ступенек.
- Вытащите его из…
И тут я увидела, как под днищем машины сверкнула вспышка, отразившаяся на мокром асфальте. Взрывная волна взметнулась в салоне, заполнив его тонкими голубыми языками пламени, казавшимися такими же нереальными, как северное сияние. Я наблюдала, как Суини с удивлением озирался, словно его окружил рой насекомых. Он начал бешено трясти головой, и тут салон моего "вольво" превратился в ярко-оранжевый костер, а Суини исчез из виду.
15
Габриель выбрал такой катализатор, с помощью которого можно добиться настолько высокой температуры горения, что рама автомобиля начала плавиться. Когда машина загорелась, Гаррисон и Фоули пытались добраться до дверей, но было уже слишком жарко. Они ничего не могли сделать. Суини умер за какие-то секунды, так и не поняв, что происходит. Он увидел тоненькие языки голубого пламени, пляшущие вокруг, но не успел почувствовать жара. А потом ему просто стало нечем дышать. Он умер, не успев даже сделать вдох.
Я сидела в конференц-зале в управлении полиции. На плечи мне набросили одеяло, чтобы унять озноб, колотивший меня после того, как я стояла под проливным дождем, когда пламя уже потухло. Чавес принес мне стакан чая и сэндвич в полиэтиленовой упаковке.
- Когда ты в последний раз что-то ела?
Я покачала головой. Представления не имею.
Чавес поставил еду передо мной, а сам сел напротив. За его спиной открылась дверь, и вошел Гаррисон. Было уже почти двенадцать дня. Мы потеряли несколько драгоценных часов, пока охраняли сгоревшую машину возле отеля. С каждой минутой моя девочка отдалялась от меня.
- Это я привела Габриеля к Суини.
- Ты не могла знать.
- Но должна была. Он был всего в квартале, и, возможно, Лэйси находилась с ним в машине.
Чавес посмотрел на меня, я увидела по его глазам, что ему нужно задать мне вопрос, который задавать совсем не хочется.
- Почему ты не рассказала мне содержание разговора полностью?
- С Габриелем?
Он кивнул.
- Думаю, я не хотела, чтобы вы решили, что мне нельзя доверять.
- Я не сомневаюсь в тебе, девочка, - твердо сказал Чавес.
- Как ты узнал? - Я покосилась на Гаррисона, но тот покачал головой.
Чавес не успел ответить, поскольку дверь распахнулась и вошел Хикс в сопровождении еще двух незнакомых мне агентов ФБР. Я посмотрела на Чавеса, и тот едва заметно кивнул.
- Почему Габриель поблагодарил вас, когда звонил вам в мотель? - накинулся на меня Хикс.
Я взглянула на Хикса, усевшегося на другом конце стола, и мне стало интересно, какие еще сюрпризы у него припасены.
- Вы прослушиваете мой мобильник?
Хикс извлек из кармана малюсенький кассетный плеер и нажал кнопку воспроизведения.
- Теперь вы мой партнер, лейтенант. И вы будете делать то, что я вам велю, иначе ваша дочь умрет.
Хикс выключил запись и снова сунул плеер в карман.
- Если вы слушали нас, то знаете, за что он сказал мне спасибо, - огрызнулась я.
- Да, за то, что вы привели его прямиком к последнему свидетелю, способному его опознать, который превратился в поджаренный тост. Это часть вашей сделки с Габриелем?
Чавес встал, вены на его шее вспухли от злости.
- Потише, Хикс. Вы отлично знаете, что никакой сделки не было.
- Да? А откуда нам знать, что не было других разговоров, которые мы не слышали? Какая у лейтенанта могла быть более сильная мотивация, чем жизнь ее дочери? Как можно быть уверенным?
- Я готов вверить ей свою жизнь - вот мой ответ, - сказал Чавес.
- А жизни людей на бульваре Колорадо? Их вы тоже готовы ей доверить?
- Да.
- А я не могу себе позволить такой роскоши.
- Причин убивать Суини не было, - встряла я.
Хикс недоверчиво посмотрел на меня.
- Да что вы говорите? А вы видели его останки? Определенно, они наталкивают на мысль, что какая-то причина все-таки была.
- Мы показали Суини его портрет, он никогда не видел Габриеля.
Хикс помолчал, словно взвешивал мои слова.
- И вы ему поверили?
- Да. Ему незачем было лгать.
- И как вы это поняли?
- По его лицу. Я хороший полицейский.
- Будь вы хорошим полицейским, Суини сейчас был бы жив.
Чавес сделал полшага влево и загородил меня от Хикса.
- Насколько я помню, Хикс, это вы не видели связи между похищением Лэйси и Габриелем. Думаю, вам стоит быть поосторожнее в выражениях. Дочь лейтенанта Делилло похищена сумасшедшим маньяком. И если вы еще раз проявите свое неуважение, то перестанете быть нашим гостем, и мне придется заменить эту дверь. Понимаете намек?
Они смотрели друг на друга в упор, а потом Хикс отступил на полшага и пожал плечами. Он нервно огляделся и посмотрел на меня.
Все играют с правдой - жулики, копы, мужья, жены. Все, всегда и по всем мыслимым и немыслимым поводам. Но федералы делают это особенно элегантно.
- Я не думаю, что мы действительно знаем, что там себе думает агент Хикс, - сказала я, не сводя с него взгляда. - Ведь правда, специальный агент?
- Если у вас возникло впечатление, что я не сочувствую вам из-за того, что случилось с вашей дочерью, прошу меня простить. Мы установили прослушку на вашем телефоне вчера вечером, потому что установили личность Габриеля через французскую полицию.
- Но почему вы ничего не сказали раньше?
- У меня тоже есть дочь. Я понимаю, какое давление на вас оказывается. Мне нужно было удостовериться, что Габриель не манипулирует вами. Такое уже бывало…
- Бывало?
Хикс зловеще кивнул.
- Он что, был в списке потенциальных террористов? - спросил Чавес.
- Да нет. Он был в списке разыскиваемых. - Хикс повернулся и посмотрел на меня. - Французский детектив, с которым я говорил, назвал его коллекционером. Французы обнаружили, как они сами это назвали, галерею.
- Галерею чего?
- Его жертв. Считается, что он виновен в убийстве семи человек, причем каждое убийство происходило по своему… сложному сценарию. Габриель же исчез около двух лет назад.
- Сценарию?
Хикс замялся.
- Он выдавал себя за врача, рабочего и даже за полицейского. С каждым убийством сюжет, не могу подобрать другого слова, становился все более сложным, изощренным и… жестоким. Он придумывал историю для каждого убийства. Как ребенок, играющий в игру.
- Но вы описываете не террориста, - заметила я.
Хикс покачал головой:
- Нет.
- А кого, черт побери? - спросил Чавес.
- Серийного убийцу, - прошептала я.
- Боюсь, да, - кивнул Хикс.
У меня упало сердце. Стало нечем дышать. Я поднялась, подошла к окну и открыла его. Дождь кончился. Легкий туман оседал на моих щеках, собираясь каплями, словно слезы.
- И что это значит? - уточнил Чавес.
Я повернулась и снова посмотрела на собравшихся. Глядя на Хикса, я поняла по его виду, что он так же хорошо, как и я, понимает, что это значит. Когда имеешь дело с извращенной психикой террориста, то все еще можешь найти зерно здравого смысла. Но соприкасаясь с потемками души серийного убийцы, не жди ничего, кроме самых худших ночных кошмаров.
- Это значит, что преступник менее предсказуем и более опасен, чем мы думали раньше, - вздохнул Хикс.
- Он убивает людей. Не вижу разницы, - пожал плечами Чавес.
- Террористический акт задумывается как политическое заявление, его цель - нанести максимальный урон. Это дает нам возможность вычислить его действия, поскольку мы знаем его цель. Серийный убийца не имеет никакого отношения к политике. Для него убийство не есть средство достижения цели. Это сама цель.
- Зачем же он притворяется террористом?
- Потому что он сейчас играет террориста, это его величайшая роль.
- Боже, вы как будто говорите об актере, - сказал Чавес.
- В определенном смысле слова он и есть актер. Несмотря на всю свою ненормальность, ему для совершения преступлений нужно надевать на себя маску другого человека. Так делают многие серийные убийцы, но не в такой степени. Что бы там ни было с его психикой, он чувствует себя нормально, только когда играет чью-то роль.
- И убивает, - добавила я.
- Да.
- То есть вы говорите, что этот парень - просто какой-то псих, который считает, что ему за это дадут "Оскара"?
- Он не какой-то псих, он Псих с большой буквы, - сказал Хикс.
- А что вы знаете об остальных убийствах?
Хикс посмотрел на меня и замялся. Я поняла, что сейчас верх в нем взял родитель.
- Вы, правда, хотите знать?
- Он похитил мою дочь, чтобы добраться до меня. Чем больше я буду знать, тем лучше.
Хикс повернулся к одному из агентов, и тот протянул ему открытую папку.
- В девяносто восьмом он выдавал себя за врача в одной из больниц в Париже. Две ночи подряд он совершал обходы, делая вид, что состоит в штате. Один пациент, который общался с ним и выжил, утверждает, что это лучший доктор из всех, кто его когда-либо лечил. Даже несколько медсестер подумали, что таких врачей должно быть побольше.
На вторую ночь своего "дежурства" он связал троих пациентов, вставил им кляп в горло и оперировал их, как вы понимаете, без наркоза. Патологоанатомы, производившие вскрытие жертв, пришли к выводу, что, скорее всего, несчастные большую часть времени были живы.
Хикс вытащил фотографию с места преступления и положил ее на стол.
- Матерь божья, - прошептал Чавес.
- Я мог бы показать вам еще фотографии, но остальные так же ужасны, как эта.
Я бросила взгляд на фотографию и отвернулась. Слишком легко мое воображение рисовало лицо моей дочери на подобном снимке, и мне не нужно было этого видеть. Я снова отошла к окну и посмотрела на тусклую серую улицу.
- Мы не знаем подробностей по всем убийствам, - продолжил Хикс, - но, по-видимому, их роднит общая черта - преступник демонстрирует немалое мастерство и незаурядные знания вне зависимости от того, какую роль играет. Когда он играет копа, то это самый лучший коп из всех. Он даже кого-то арестовал. А когда он был рабочим, то его характеризовали как самого лучшего плотника.
- А теперь он террорист, - сказала я, все еще глядя на город. - И мастер по изготовлению бомб.
- Именно, - кивнул Хикс.
Я отвернулась от окна.
- Когда он изображал плотника, то он использовал специфические для этой профессии орудия труда?
Хикс мрачно кивнул:
- Да, восстанавливал какой-то дом.
В комнате воцарилась мертвая тишина, словно слова не могли больше адекватно выразить наши чувства. Казалось, я физически ощущаю груз полученной информации на своих плечах, словно на меня набросили какое-то покрывало. Внутри меня вихрем крутилась паника, пытаясь набрать силу и обрести форму. Я думала, что понимаю, с чем столкнулась. Думала, что знаю, кто похитил мою девочку и с кем мне придется сражаться. Но теперь стало ясно, что я ровным счетом ничего не знала.
Все, что можно сделать в такой ситуации, просто быть копом и делать свое дело.
- У вас есть его фотография? - спросила я.
- Нет, у французской полиции есть только его портрет, удивительно похожий на наш.
- Но нет никаких сомнений, что речь идет об одном и том же человеке?
- Боюсь, что нет. Это он. Единственное отличие - они считают, что он француз, а по словам нашего свидетеля Филиппа, Габриель американец.
- И кто же он на самом деле?
- Филипп сказал, что Габриель только что вернулся из Европы. И нам кажется, что так оно и есть. Но кем бы он ни был, ясно одно - Габриель может стать кем угодно, тем, кем сам захочет.
- Мне нужен доступ к документам французской полиции.
- Копии всех полученных нами материалов будут на вашем столе.
- Вы сказали, что один из пациентов выжил.
Хикс быстро просмотрел содержимое папки.
- Да, мужчина. По его словам и был составлен портрет преступника.
Фраза повисла в воздухе, требуя к себе внимания. Почему Габриель оставил в живых человека, побывавшего у него в руках? Тот же вопрос я задавала и о Филиппе. Почему Габриель не убил его? Но существование еще одного выжившего свидетеля дало мне ответ.
- То, что Филипп выжил, это, скорее всего, не просто совпадение.
- Думаю, вы правы.
- Что это, черт побери, значит? - спросил Чавес.
- Он хочет, чтобы мы знали, что это он, - объяснила я.
- Не понимаю, - покачал головой Чавес.
- В некотором смысле, сознательно или нет, но Габриелю неинтересно совершать преступления, если публика не будет знать, что это он. Он жаждет внимания так же сильно, как и жестокости.
- Ему нужна оценка, - добавил Хикс.
- Как и любому другому актеру, - сказала я, словно речь шла о любительской постановке Шекспира.
Гаррисон подошел ко мне и тоже выглянул в окно. Где-то внизу проревел автомобильный гудок. Мимо окна промчалась стайка зеленых попугайчиков, этакое расплывчатое пятно крыльев и пронзительных криков. Судя по их голосам, они преодолели притяжение земли только от отчаяния.
- Я знала, что есть миллион вещей, которые я не понимаю как мать. Я в этом смысле бестолковая, как говорит Лэйси. Но, по крайней мере, я считала, что все знаю о том, как быть полицейским, - тихо сказала я. - Но все предположения, которые мы делали до сих пор касательно Габриеля, оказались неверными. Я ошибалась везде и всюду.
Гаррисон посмотрел вниз, на прохожих, беззаботно шагающих по тротуарам и пребывающих в счастливом неведении об ужасе, творившемся в их городе.
- Нет, вы не ошиблись, - возразил он. - Просто некоторые вещи нам не дано знать. Никому не дано.
Я несколько секунд рассматривала улицу внизу. Я четко ощущала присутствие Габриеля, словно чья-то рука гладила меня по шее.
- Возможно, он прямо сейчас за нами наблюдает. Но даже если нет, он заставляет нас так думать. Интересно, что хуже?
Гаррисон покачал головой:
- Он хорошо изучил свою роль.
Я ощутила, как все мыслимые эмоции и чувства водят хороводы в моей душе. Злость, страх, паника, разочарование и, что самое ужасное, безысходность. Понимала я это или нет, но Лэйси всегда была для меня неким определяющим фактором. Уберите мать, и останется только коп, но этого недостаточно. Я чувствовала, как дочка ускользает от меня, но если я потеряю ее, то лишусь и части себя. Я отвернулась от окна, подошла к столу и села напротив Хикса.
- Как вы считаете, что эти новые сведения значат для моей дочери?
- Ты действительно хочешь поговорить об этом, Алекс? - спросил меня Чавес тоном заботливого отца, старающегося оградить своего ребенка от неприятностей.
- Я просто не могу обойти эту тему… не могу и все.
Хикс сделал долгий глубокий вдох, чтобы выиграть время и обдумать ответ.
- Он использовал девочку как козырь, а это значит, велика вероятность, что она все еще жива и является неотъемлемой частью этого… спектакля.
- Что произойдет, если мы отменим парад? - спросил Чавес.
- Он убьет мою дочь и выберет другую цель, и тогда мы уже никак не сможем его остановить.
- Согласен, - кивнул Хикс.
Я несколько секунд разглядывала папку и размышляла, что же упустила.
- А среди его жертв были женщины?
- Нет.
- Тогда зачем он похитил мою дочь? Большинство серийных убийц страдают от сексуальных расстройств. Для них убийства - это власть над тем, что в их извращенном понимании представляет жертва. Если он все время убивал исключительно мужчин, то значит, желание, которое он утоляет во время убийства, можно удовлетворить, только убив мужчину, но тогда зачем ему Лэйси?
- Чтобы воздействовать на вас.
Хикс говорил о той сделке, которую, как считал Габриель, он со мной заключил. Я могла спасти жизнь своей дочери или незнакомого мне человека.
- Но почему? Я же женщина, значит, уже не то.
- Возможно, вы с Лэйси и не должны быть жертвами, возможно, он задумал что-то другое.
- И что это, черт побери? - спросил Чавес.
Мое сердце забилось как бешеное, и я медленно вдохнула, чтобы успокоиться.
- Он хочет, чтобы мы довели его представление до логического конца.
Я взглянула на Хикса, и тот кивнул.
- Серийное убийство, показанное в прямом эфире и замаскированное под террористический акт. А мы с Лэйси каким-то образом будем в этом участвовать.
В комнате повисло тягостное молчание.
- Этого не произойдет, - твердо сказал Хикс. - Мы и раньше принимали все необходимые меры безопасности, а в этот раз сделаем даже больше. Мы знаем, как он выглядит, и не допустим, чтобы какой-то объект, в котором может быть спрятана бомба, приблизился к бульвару, где пойдет процессия, особенно к первым двум кварталам, откуда ведется трансляция.
- Может, завтра будет дождь, и все останутся дома, - сказал Чавес.
Хикс покачал головой:
- Нет, к полуночи небо прояснится, и шторм уйдет на восток. Завтра будет отличная погода.
- Прямо как на картинке, - тихо сказала я. - А что с теми телефонами, с которых он мне звонил?
- Оба раза с разных, причем и тот, и другой были украдены. Толку мало.
- Так что же мы будем делать в ближайшие двадцать часов? - спросил Чавес.
- У нас есть только две зацепки, - начал Хикс.
Я закончила за него:
- Во-первых, он собирается использовать меня, а во-вторых, нам известно, что он не намерен убивать себя.
- Откуда ты это знаешь? - спросил Чавес.
- Серийные убийцы не склонны к самоубийствам. На самом деле они обычно боятся умереть. И пока их не поймают, они будут делать все, лишь бы выжить. Но есть и еще одна возможность, - сказала я с неохотой, словно слова вылетали из моего рта вопреки моей воле. - Неважно, что мы уже узнали о предыдущих преступлениях Габриеля или о том, что с ним сделали отец, мать, сосед или еще кто-то, что и послужило причиной отклонений, но есть одна вещь, которая все это перечеркивает.
- И что это? - уточнил Чавес.