Отправив ребят обратно, Берестов совершил незаконный акт присвоения чужой собственности: сняв с забора большую высокую корзину, он поставил ее на плечо и под этим новым прикрытием отправился дальше за Гореллом и высокой девушкой в желтом сарафане.
Так шли они долго, кружа в переулках, и Берестову много раз приходилось менять прикрытие, обличие и походку.
Наконец, девушка привела Горелла в старый, покосившийся и осевший флигель на Пионерской улице и скрылась с ним в глубоком темном подъезде.
Берестов залег во дворе, поблизости от флигеля, в груде бревен, завезенных для ремонта.
Он видел, как девушка, уже одна, выбежала с сумкой из подъезда и бегом скрылась в воротах. В магазин отправилась! - догадался Берестов. Сумерки сгущались с каждой минутой. Берестову необходимо было проверить, не имеет ли флигель выхода в задней части двора, но он не решался встать из-за укрытия - во дворе все время находились люди.
Особое беспокойство доставляли Берестову ребята. С наступлением темноты они вдруг принялись играть с особым азартом, гоняясь друг за другом, карабкаясь на штабель дров, на забор и бревна. Ежесекундно капитан ждал, что его обнаружат маленькие всевидящие глаза и быстрые руки.
Время шло. Вернулась девушка все так же бегом, неся теперь уже тяжелую сумку.
Наконец, к облегчению Берестова, матери и отцы загнали ребят домой. Некоторое время во всех окнах флигеля горел яркий свет, в раскрытые окна слышно было, как звенят о тарелки ложки и вилки и устало переговариваются взрослые.
У Берестова томительно заныло в желудке. В последний раз он ел около десяти утра, а сейчас наступил одиннадцатый час вечера.
Заревели ребята, вымаливая "еще полчасика поиграть", послышались шлепки, уговоры и окрики. Наступал час сна.
На бревна, совсем близко от Берестова, присели девушки.
- А может, и вправду старый знакомый! - сказала одна из них. - Неужели уж чужого, с улицы, да в дом привела?
- Ну ее, дура какая-то нескладная! - сказал почти детский голос. - Ребята узнают, всем нам будет нехорошо…
- Лелька - домой! - сердито окликнул голос из дома.
- Мам, я еще немного! - зачастил полудетский голос. - Все девочки тут, мама, правда, все… Еще полчасика…
- Домой тебе сказано! Ты что, как Верка, хочешь быть? - настаивал голос из окна. - Домой!
- Евгения, домой сейчас же! Отцу скажу, что не слушаешься! - полетел окрик из другого окна. - Через минуту не придешь, ремень возьму!
- Прямо, ремень! До каких же пор, интересно?
- Люда, ты где? Спать…
- Посидели! - вздохнула какая-то из девушек поднимаясь. - Игорь хотел с гитарой прийти… А все-таки Верка хорошо "Голубку" поет. Как актриса!
- А что хорошего, что хорошего? - опять зачастил детский голос. - Очень низко берет.
Девушки ушли. Через некоторое время к бревнам подошли юноши, у одного из них в руках белела гитара.
- Поздно уже, не придут! - сказал кто-то из них.
- А я никого не жду! - резко перебил другой, с гитарой. - Еще та девушка не родилась, которую я ждать буду!
- Орлы, идем на скверик!
- Чего там не видели? Я спать пойду! - решительно сказал владелец гитары и отправился к дверям флигеля. За ним, тихо переговариваясь, последовали остальные.
Тишина продолжалась недолго. На бревна присели женщины. Они говорили неторопливо, отдыхая после трудного, заполненного хлопотами дня, наслаждаясь тем, что дети и мужья сыты, умыты, успокоились до утра.
Они сидели долго, и разговор то умолкал, то снова разгорался от слова, кем-нибудь брошенного.
В комнатах с распахнутыми окнами на разные голоса тикали и били часы.
Откуда-то из глубины дома долетел низкий женский голос, запевший "Голубку".
Женщины, не сговариваясь, умолкли. Молчание, с которым они слушали песню, было тяжелым, осуждающим.
- Вот люди бывают! - сказала, наконец, одна из них, оглядываясь в сторону дома, откуда уже не летела песня. - Пускают себя на растопку. Чужие жизни тешат, А от растопки тепла нет - вспыхнет и погасла.
- У них вся семья такая, - откликнулась другая. - Василий Петрович от водки сгорел, Анна семью бросила, Федьку за воровство с фабрики посадили… Одна Верка осталась, и та в расход пошла.
- А кто у нее сидит?
- Шантрапа какая-то! Хороший человек разве с первого раза за полночь останется? Спокойной ночи, соседки, ноги домой просятся! У меня завтра все в первую смену идут. А насчет Верки надо, соседки, завтра подружнее собраться да потолковать с ней. Не послушает подобру-поздорову, найдем другую управу. У нас дети, нам грязь нехорошо в доме разводить.
Берестов понимал, что ему без помощи не справиться. Он полагал, что Горелл вряд ли останется ночевать в незнакомом месте. Во всяком случае на него это непохоже. Значит, в любую минуту он может выйти и направиться дальше. Ночью, на пустынных улицах, залитых луной, следить за человеком одному трудно.
Женщины ушли. Одна из них стояла и настойчиво и ласково звала: "Вася, Вася, пес драный, иди, я тебе супчику дам, после опять пойдешь шаландать".
С крыши сарайчика спрыгнул длинный и плоский черный кот с наглыми зелеными глазами. С урчанием он кинулся в ноги к женщине и заходил вокруг колен, вздрагивая твердым хвостом, загнутым на кончике, как у скорпиона.
Берестов уже знал по голосу эту женщину. Из ее реплик в общем разговоре он узнал, что у нее несколько взрослых сыновей и муж работают все на одном заводе. Дочка - врач, уехала с мужем летчиком на Чукотку, и еще растет в семье воспитанница-сирота, оставшаяся после смерти старых друзей. В разговоре она ни с кем не спорила, чужих слов не осуждала, но когда обращались к ней, твердо выражала свое мнение.
- Идем домой, супчику поедим! - повторила женщина коту, и он, взвизгнув, первым кинулся к дверям флигеля.
- Мамаша! - тихо позвал Берестов.
Женщина остановилась и огляделась.
- Мамаша, подойдите сюда, пожалуйста! - тихо повторил Берестов.
Женщина подошла и с молчаливым, недоверчивым удивлением посмотрела на Берестова, все еще лежащего между бревнами.
- Мамаша! - сказал Берестов, не поднимая головы. - Близко от вас находится один вредный человек. Мне его выследить надо. Я вам дам бумажку с номером телефона, куда надо позвонить, вы идите сейчас в автомат и аккуратненько скажите, что Берестов просит прислать людей, Пионерская улица, двадцать один. Все, больше ничего не надо, поймут, только вы быстрее!
Карандашом он написал на клочке бумаги номер телефона и протянул бумажку женщине. Она взяла его руку вместе с бумажкой своей крепкой, теплой рукой, не выпуская, пригнулась низко, к самому лицу, заглянула в глаза и, кивнув, не проронив ни слова, поднялась и пошла к воротам.
Прошло около получаса.
Наконец, Берестов заметил, что темнота в углу ворот как бы уплотнилась. Берестов поднял руку и ребром монеты отбил по бревну условленную дробь. Тень скользнула вдоль забора и вскоре материализовалась в груде бревен рядом с Берестовым.
- Во флигеле! - шепнул Берестов, не шевелясь. - Похоже, комната окнами на ту сторону выходит. Пели там, по звуку определил. Первый этаж. Обязательно надо на той стороне поставить, может уйти в окно.
- Сделаем, товарищ капитан! - шепнула тень. - Вам полковник велел срочно в отдел ехать. Машина в конце улицы стоит во дворе дома № 4. Все будет в порядке!
- Сколько вас прибыло?
- Хватит! - заверила тень. - Окружим вниманием со всех сторон!
- Как Захаров?
- Плохо! Нет, товарищ капитан, он от нас больше не уйдет. Езжайте спокойно!
Вера и ее комната не понравились Гореллу. Комната была стиснута со всех сторон соседями. Стены ее пропускали голоса. В коридоре все время возились дети и проходили взрослые. Горелл чувствовал, что его посещение привлекло внимание всего дома; он жалел, что пришел.
И прежде чем уйти, он решил увериться, не следят ли за ним, обошел двор, заглядывая в темные углы, всматриваясь в тени.
Оглядел кучу бревен, сваленных возле флигеля.
Вокруг было тихо и безлюдно.
Горелл вышел за ворота.
Начинало светать. Мрак выцветал в деревьях, дома и предметы словно слабо светились в полумраке.
Горелл пошел по улице.
Жаль, что не мог видеть в этот момент капитан Захаров, как его товарищи "провожают" Горелла! Очень уж здорово на этот раз у них получалось.
Жаль, что не видел полковник Смирнов своих работников в эту тревожную, трудную ночь. У него отлегло бы от сердца.
Улица была пуста.
По ней шел только Горелл.
Для него жизненно важно было определить сейчас, нет ли за ним преследователей. От этого зависели все его дальнейшие планы и поступки, судьба дела и, надо прямо сказать, его собственная, бесценная жизнь.
Несколько раз он останавливался, всматривался и прислушивался.
Дважды он применял безошибочный способ проверки. В первый раз перепрыгнул через забор и не побежал, а прильнул глазами к щели в досках и долго вслушивался в дыханье пустой улицы.
Нет, он был один. Ни звука, ни тени!
Второй раз он скользнул в ворота и опять долго вглядывался и вслушивался.
Решительно он был один в это белое глухое утро.
Он вышел из ворот и теперь уже пошел ровным шагом человека усталого, с удовольствием возвращающегося домой, на отдых.
А по пятам за ним шли люди в отвратительно влажной от колоссального напряжения мускулов одежде, готовые идти так, если понадобится, много часов и дней, пока не сменят товарищи или не будет дано распоряжение выйти врагу навстречу и навсегда отрезать ему отступление.
Неверно было бы сказать, что Миша Соловьев в эти напряженные для его товарищей дни ничего не делал или выполнял незначительные поручения.
Он работал много и старательно, но все, что он делал, не имело никакого отношения к Гореллу. Смирнов точно забыл о юноше. Напоминать о себе было бесполезно, и Соловьев решил, что он неудачник и что жизнь его в основном испорчена.
- Младший лейтенант! - сказал Смирнов, вызывая к себе Соловьева однажды утром. - Отправляйтесь по этому адресу и привезите ко мне товарища Кубикова, Игоря Александровича.
По дороге Игорь Александрович непрерывно говорил, и все, о чем он вел речь, было ново и интересно для Миши. И в самом облике Кубикова было что-то очень молодое, подкупающее.
Они приехали на квартиру, где должно было произойти свидание Кубикова и Смирнова, рано и еще около получаса сидели вдвоем. Вместе с полковником Смирновым прибыл человек, при виде которого пушистые светлые брови Кубикова взметнулись кверху, и он восторженно заулыбался.
- Да, да вы хорошо знакомы! - торопливо сказал Смирнов, заметив выражение лица Кубикова: - Тем лучше, мне не придется представлять вас профессору Короткову.
- Здравствуйте, Игорь Александрович! - тихим мягким голосом произнес Коротков.
- Товарищи, мы очень ограничены временем и поэтому едем сразу на место, без всяких предварительных разговоров… - сказал Смирнов. - Михаил Петрович, - обратился Смирнов к Соловьеву, - вы отправитесь с нами. Возьмите у моего шофера чемодан и не расставайтесь с ним. Он понадобится на месте. Едем, товарищи.
Когда они вышли из машины у Петровских ворот и направились к Эрмитажу, они показались бы любопытному прохожему людьми, решившими посетить дневной сеанс в кино. Кубиков рассказывал Короткову какой-то новый анекдот, тот смеялся, смущенно поглядывая на полковника, а Смирнов с интересом разглядывал новое здание, только что освободившееся от лесов у Петровских ворот.
Когда дошли до Эрмитажа, Смирнов неожиданно свернул к арке сада, Миша с довольно тяжелым чемоданом в правой руке, не останавливаясь, проследовал за полковником. Кубиков и Коротков нерешительно затоптались было, переглядываясь, но к ним подошел человек, рассматривавший афиши у входа, и, улыбаясь, быстро сказал:
- Не задерживайтесь, товарищ Коротков! Проходите, пожалуйста!
Коротков и Кубиков переглянулись и заспешили, нагоняя Смирнова.
Полковник прошел по аллее, огляделся, выбрал свободную скамейку и сказал садясь:
- Отдохнем, товарищи, несколько минут! Ну и жара стоит! Исключительная я бы сказал. Вы легко переносите жару, Игорь Александрович?
Кубиков не успел ответить, потому что Смирнов, заметив что-то, одному ему понятное, у входа в сад, поднялся со скамейки и сказал:
- Извините, Игорь Александрович. Но пора идти дальше…
Они еще раз остановились, зайдя в подъезд, и там к Короткову и Кубикову присоединился еще один человек, который впоследствии оказался прокурором района.
Миша и Смирнов ушли, Коротков, Кубиков и прокурор молча ждали. Наконец, в подъезд вошел человек в штатском и торопливо сказал:
- Идите, товарищ! Только держитесь свободнее, вроде знакомых пришли навещать, одним словом!
Они поднялись на третий этаж, и в тот момент, когда Коротков, оказавшийся впереди, поставил ногу на площадку лестницы, одна из трех дверей, выходящих на площадку, открылась, и Миша Соловьев, молча кивнув Короткову, предложил войти.
- А я ждал, что за дверью окажется человек в маске! - с нервным смешком сказал Кубиков.
- Тише, Игорь Александрович! - остановил его Смирнов, оказавшийся на пороге передней. - Прошу входить, товарищи, и не отвлекаться посторонними разговорами. У нас мало времени!
Обеденный стол Юли был отодвинут к окну, на полу, где стояли ножки стола, Миша сделал отметки мелом. Освободившееся пространство пола он накрыл белой простыней и поставил на простыню два небольших кожаных чемоданчика, напоминающих те, с которыми ходят балерины и футболисты. Чуть поодаль от них стоял третий чемодан, который Миша принес из машины. Теперь он был раскрыт и в отделениях виднелись инструменты, коробки с материалами, электрический паяльник, приборы.
- Товарищи, - обратился Смирнов к Короткову. - Мы сейчас покажем вам один прибор и комплект взрывчатки к нему. Нужно, во-первых, определить прибор и, во-вторых, обезвредить взрывчатку. Наш инженер сейчас продемонстрирует вам прибор.
Миша подал Кубикову и Короткову тонкие замшевые перчатки без пуговиц, на резинке. Инженер, толстеющий, седой человек, деловито крякнул, встал на колени на простыню, раскрыл первый чемодан и принялся осторожно снимать черные замшевые футляры с деталей.
- Игорь Александрович! - обратился полковник к Кубикову. - Вы крупный специалист по приборам. Что вы скажете об этой штуковине?
Кубиков молча рассматривал одну деталь за другой.
- Лупу! - отрывисто сказал он, и Миша подал сильную лупу.
Инженер открыл второй чемодан; Коротков сразу потянулся к устройству, подводящему взрывчатку.
- Мина! - сказал он. - И довольно современного образца!
- Это оружие мирного времени! - кивнул Смирнов и невольно усмехнулся.
- Что ж, давайте приступать к извлечению взрывчатки! - сказал Коротков, рассматривая чехол на одном из массивных кубиков. - Игорь Александрович, прежде всего надо изоляционные рубашки приготовить!
- Все, что нужно для работы, находится в нашем чемодане! - сказал Смирнов. - С прибором мы, собственно, уже разобрались. Да и взрывчатку мы бы сумели сами обезвредить. Но вы, товарищи, приглашены как эксперты! Когда-нибудь вам придется выступить на суде и рассказать все, что вы сегодня видели!
- Резцы! - сказал Кубиков, снял пиджак и засучил рукава. Инженер протянул ему ящик с набором электрорезцов.
Смирнов с удовольствием наблюдал за работой Короткова и Кубикова. Теперь он понял, почему Пономарев, рекомендуя их, назвал близнецами. Смирнов понял также, почему самоуглубленный, сдержанный Коротков работает с Кубиковым. Прикоснувшись к прибору, Кубиков как бы на глазах переродился. Он замолчал, Смирнову даже показалось, что он похудел. Но больше всего полковника поразили руки Кубикова. Инструменты, попадая к нему, становились продолжением пальцев, и размеры новой изоляционной рубашки, которую он тут же смастерил, точно совпали с оригиналом, хотя Кубиков не сделал измерений.
Иногда он переговаривался с Коротковым односложными замечаниями, полуфразами, полужестами, и трудно было определить, кто же из них ведущий в содружестве. Нет, это было абсолютное сочетание ученого и конструктора - они одинаково мыслили, только Коротков выражал свою мысль в цифрах и формулах, а Кубиков мыслил в металле, стекле, пластмассе, дереве. И полковник с наслаждением человека, умеющего ценить труд и талант, следил за этим замечательным дуэтом.
Однажды Коротков остановился и растерянно посмотрел на Смирнова.
- Герасим Николаевич! А как же мы уложим все это обратно в чемодан? Ведь расположение деталей я забыл! А эти вещи свой строжайший порядок имеют!
Инженер улыбнулся и протянул Короткову увеличенные фотографии открытых чемоданов.
- Фрезы! - потребовал Кубиков. Инженер протянул ему другой футляр. Кубиков открыл, точно по струнам пробежал, ощупывая шлифовальные приспособления, к пальцам его приросла маленькая круглая пластинка, и Игорь Александрович. принялся зашлифовывать только что запаянный шов на изоляционной рубашке.
Где-то на полу зазвенел телефон.
- Да! - откликнулся Смирнов. - Смотрит в окно? Пускай смотрит! Только бы не позвала кого-нибудь. Как там машина, надежно стоит? Да, скоро будем закругляться, - и он положил трубку.