- Я хочу еще кое-что вам сказать! - продолжал полковник, поглядывая исподлобья на Мишу. - Вот вы обратились ко мне на днях с просьбой подключить вас к делу Горелла. Вы тогда обиделись и огорчились, младший лейтенант. Садитесь!
Миша сел. Взглянув в глаза полковнику, он вдруг перестал стесняться этого рослого, сильного, пожилого человека, улавливавшего каждое его душевное движение.
- На погранзаставе легче было? - спросил, помолчав, Смирнов.
- Легче, товарищ полковник! - искренно вырвалось у Миши. - Только вы не думайте…
- Я понимаю, "Малыш"! - тепло перебил полковник. - Будет еще труднее. С каждым месяцем, с каждым годом. Вот мы все вроде сухие друг с другом. Вопросы не любим. На дисциплину крепко нажимаем. Иначе нельзя, младший лейтенант! Это надо понять сразу…
- Я понимаю, товарищ полковник! Я никогда на вас не обижался, - торопливо сказал Миша и опять поднялся со стула.
- Да. Можете быть свободны. Передайте капитану Захарову, чтоб он зашел ко мне. И позвоните в гараж, пусть приготовят машину к дальней поездке. Выполняйте!
Шесть больших деревьев сирени полукругом расположились у подъезда небольшого трехэтажного здания. Полковник Смирнов вышел из машины и вручил документы охране. Боец охраны сел за руль и дотянул машину до площадки перед гаражом.
Пока документы сверялись с Москвой по телефону, Смирнов сидел на скамье под темнолиловым шатром и не торопясь, с удовольствием вдыхал воздух, в котором запах сирени смешивался с теплым, горчащим запахом сосновой смолы. Смирнов почти задремал, когда начальник охраны коснулся его плеча, подал документы и оказал:
- Милости просим, товарищ полковник! Я уже сообщил Александру Петровичу, что вы приехали, он сейчас проходит через защитные камеры. Через полчасика примет вас. Наверх пройдете или здесь отдохнете, на солнышке?
- Конечно, на солнышке! - сказал Смирнов и снова зажмурился. А когда перед ним опять стали всплывать смутные очертания первого сна, голос окликнул его откуда-то сверху.
- Герасим Николаевич? Заходите, дорогой!
- Я! - Смирнов стряхнул сон и поднял голову. В окне второго этажа стоял, вытирая лицо и шею мохнатым полотенцем, человек в белом халате.
В большом, залитом солнцем кабинете без занавесей Смирнова встретил профессор Пономарев.
Кабинет Пономарева не походил на обычные деловые кабинеты. Там почти не было мебели - только письменный стол и пара жестких стульев. Стены, пол, металлические шторки, рулоном свернутые над окнами, - все покрывал толстым слоем белый матовый лак, и в комнате стоял резкий запах каких-то не известных Смирнову антисептических веществ.
- Правила наши знаете, курить нельзя, ничем не угощаем! - засмеялся Пономарев. - Плохие хозяева. А лучше всего пройдемте в сад!
- Да нет, если позволите, здесь поговорим! - настоял Смирнов. - У вас на территории хоть и проверенные люди, а все же побережемся!
Пономарев быстро ладошкой провел по гладко выбритой голове, боком присел на стул, поджав под себя правую ногу, и принялся сосредоточенно вертеть, в пальцах карандаш. Глаза его за тяжелыми окулярами очков поблескивали недоброжелательно и скептически. И сейчас же в душе у Смирнова шевельнулось то слабое чувство раздражения, которое в нем всегда вызывал Пономарев.
- Все мудрите! - недовольно проговорил Пономарев, не поднимая головы. - Хороший вы мужик, Герасим Николаевич, а простых вещей не понимаете. Зачем я вам нужен? Поговорили бы с Ниной Федоровной! Научной эрудиции у нее на вас хватит, а я бы делом занимался. Вам шофер наш не понравился, или у кого-то в анкете параграф не так прочеркнут… А мне сюда только через защитные камеры идти сорок пять минут! И обратно опять сорок пять минут уйдет! Вот уже час тридцать. Да с вами часа два, а то и больше беседовать нужно насчет параграфов… А там, глядишь, еще кто-нибудь подъехал, а там ночь подошла…
- Я, Александр Петрович, как вы имели возможность заметить, всегда встречаюсь с вами по серьезным делам! - обиженно заметил Смирнов, испытывая то мучительное желание закурить, которое всегда приходит там, где нельзя курить.
- А ко мне все по делам ездят! - продолжал брюзжать Пономарев, разглядывая носок своей элегантной светлой кожаной сандалии. - Работать некогда. Я вот попрошу правительство, чтобы меня запечатали ко всем чертям в лаборатории, тогда, может, вздохну.
- Александр Петрович, я ведь тоже не таз с вареньем оставил, чтоб приехать к вам! - сердито прервал брюзжание Смирнов. - Давайте, раз мы уже оба оторвались от дела, не будем тратить время на пререкания. Я к вам вот по какому вопросу прибыл. Не спускаете ли вы со стапелей какую-нибудь новую работу особой важности?
- А что? - насторожился Пономарев. - Зачем это вам?
- Александр Петрович, я, как вы знаете, не журналист, статьи не пишу! - сдерживая раздражение, сказал Смирнов. - Закон о сохранении государственной тайны тоже знаю. Так решена у вас в последние месяцы какая-нибудь особо важная проблема?
- А что, у тебя есть сигналы? - встревожился Пономарев. Он заерзал на стуле. Очки его засверкали, разбрасывая по стенам острые блики света.
- Александр Петрович, честное слово, вы, как женщина, разговариваете! Я вопрос, вы - два вместо ответа! Так нельзя! У нас же была с вами договоренность в высоких органах по поводу разумной откровенности, когда это надо! Я ж в кухню вашу не полезу! Меня совсем другая сторона интересует.
- Ну, предположим, предположим…
- Что предположим? - теряя терпение, почти резко спросил Смирнов.
- Решили мы кое-что. Ну, да… И недавно, как вы говорите. Да, решили!
- Действительно важная проблема? Александр Петрович, очень прошу серьезно ответить. Может она активно интересовать врага?
- Ого? - Пономарев вскочил со стула и, по-мальчишески разминаясь, заходил по кабинету. - Еще как! Бактериальной войны больше нет! В принципе это решено, сейчас разрабатываем технику. Молчать, конечно, об этом нужно как можно дольше, пусть тратятся на воспитание своих пауков там и блох… Слушайте, а все-таки почему вы ко мне сегодня приехали? Объясните-ка, также в порядке разумной откровенности.
- Вот, понимаете, Александр Петрович, не сердитесь, - замялся Смирнов, - но как раз в. данном случае откровенность была бы неразумной!
- Ясно… - Блики окуляров почти ощутимо скользнули по лицу Смирнова. Сквозь тяжелые выпуклые стекла Смирнов совсем близко увидел маленькие злые глаза. - Не доверяете?
- Мы себе не всегда доверяем, товарищ-профессор! - спокойно сказал Смирнов. - Александр Петрович, погодите, не кипятитесь, вот я вас спрошу, когда вы на каком-нибудь бульоне опыт с бактериями ставите, вы сунете в пробирку свой собственный, родной, отлично знакомый палец? Неправда! Вы в лабораторию через отсеки сорок пять минут идете, в каждом отсеке одежду меняете и растворами обливаетесь, а в последний отсек, где стол и приборы, вы даже не зайдете, вы только руки: туда через защитные рукава и перчатки протянете и так станете работать! Вы бережете свой труд! Вот и я берегу!
- Да ну вас! - раздраженно отмахнулся Пономарев. - Думаете мне так уж интересно? Честно говоря, я не очень-то верю во все эти шпионские махинации. Конечно, иногда бывает, но больше суеты и преувеличений! - назидательно говорил Пономарев. - Мешает это, дергает, Герасим Николаевич, неужто не понять? Ну как, все на сегодня?
- Нет, - сказал Смирнов после короткого раздумья. - Еще не все, Александр Петрович.
Он вынул из кармана листок бумаги, аккуратно развернул его и огорченно вздохнул.
- Несколько раз, собираясь к вам, брал я с собой эту бумажку, - медленно, с неохотой начал Смирнов. - Все думал, показать или воздержаться? До сих пор воздерживался. А сейчас думаю, надо показать. Вам полезно будет ознакомиться с ней. Слушайте, я вам вслух почитаю.
- Что еще такое? - небрежно спросил Пономарев и скосил глаза на ручные часы.
- А вот слушайте! Это копия вашей характеристики, хранящейся в сейфе одного разведывательного бюро за границей.
- Как, как, как? - подскочил Пономарев и потянулся к листку.
- Вы слушайте, слушайте! - спокойно отстранил его Смирнов. - "Профессор Пономарев Александр Петрович… год рождения 1915…" Ну, тут идут данные о прохождении учебы и службы, довольно точные. Я их опускаю и перехожу к характеризующей части. "Родители: отец рабочий, позже инженер, мать учительница. Женат и разведен. Женщинами интересуется редко, но весьма эмоционален в этом вопросе, когда начинает интересоваться. Чувствителен к лести и вниманию начальства. Весьма ценит материальные блага. Широко тратит деньги. Знакомится осторожно, с выбором, но любит окружать себя людьми. В разговоре любит, чтобы его слушали, чужими делами и чувствами мало интересуется… В научном отношении фигура исключительно интересная, бурно растущая и плодовитая. Заслуживает всяческого внимания". Пока все, Александр Петрович!
Пономарев молчал. Он сидел изжелта-бледный, под глазами резко обозначились темные круги.
- Я вам из двух соображений эту бумажку показал, - заговорил Смирнов, стараясь не глядеть на Пономарева. - Во-первых, для того, чтоб у вас иллюзии пропали насчет вражеской разведки. Она работает и даже старается. А во-вторых, посмотрите кое-что у себя в душе, мнение врага всегда полезно знать, он очень ценит наши слабости! Да. Возьмите, я вам эту штуку на память оставлю.
Смирнов помолчал и, видя, что Пономарев не в состоянии еще ответить, продолжал:
- Мне с вами, Александр Петрович, иногда трудно. Вы все хотите меня уверить, что вы персона важная. Я понимаю. Руководитель института, талантище, все такое. Но давайте иначе на вещи взглянем, вы - микробиолог, я - разведчик. А проще, оба мы с вами хотим сберечь людям жизнь. Так ведь? Чего ж нам обижаться, что иногда стесним друг друга? Дело-то у нас спешное!
- Спешное… - тихо откликнулся Пономарев. Он сложил бумажку и сунул ее в карман халата. - Да, может быть, вам будет это интересно, - сказал он вспомнив что-то. - Мы эту последнюю, значительную работу решали не одни, а с группой физика Короткова…
- Вот видите! - ахнул Смирнов. - А ведь могли мне это не сказать! И я бы ушел. Энергетик?
- Да…
- Везет мне! - покачал головой Смирнов. - Ну, спасибо вам! Порадовали! Александр Петрович, вы извините, я поеду! Даже в шахматы сегодня не сразимся, времени нет. Как-нибудь на днях выберусь, тогда…
Смирнов встал. Пономарев проводил его до машины, притихший, встревоженный.
- Сволочи! - сказал он, прощаясь с полковником. - Ах, какие сволочи! Значит, лезут к тебе сквозь щели, как клопы… - И вдруг снова пожелтел и вцепился в рукав Смирнова, уже сидящего в машине. - Слушайте, Герасим Николаевич! У нас же самый разгар оформления работы! Сконцентрировано все! Коротковцы часть своей лаборатории к нам перетащили!
- Это мы все учтем! - успокаивающе сказал Смирнов. - Расстраиваться пока нет причины.
Выслушав отчет Смирнова о поездке к Пономареву, генерал долго молчал.
- Теперь понятно, зачем к нам пожаловал такой матерый волк! Если микробиолог-вирусник Пономарев и физик Коротков добились успеха, значит у смерти отрублена правая рука.
Вот как это бывает.
Полгода назад студент физик Вася Рубцов посетил с товарищами в Политехническом музее лекцию о мирном использовании атомной энергии.
Все складывалось необыкновенно хорошо. "Комсомольская правда" напечатала первую большую статью Васи о работах молодых ученых и заказала новую. Зачеты сдавались легко. В кармане впервые в жизни похрустывала пачечка сторублевых, и он мог тратить их по своему усмотрению. И, наконец, в довершение счастья, в музей пришла с подругами студентка консерватории, пианистка, игравшая в университетском клубе на концерте и поселившая в сердце Васи Рубцова приятное беспокойство.
В перерыве Вася подошел к ней, представил товарищей, и физики и музыкантши принялись вместе осматривать выставку.
Как-то само собой получилось, что Вася объяснял экспонаты. Он делал это шутливо, острил и смеялся, но время от времени рассказывал пианистке действительно интересные вещи. Слушая о перспективах автоматизации промышленности, пианистка сосредоточенно хлопала загнутыми ресничками, изумлялась и думала о том, что Вася не такой уж длинноносый, как показалось в начале знакомства, что прямой, жесткий хохол светлых волос можно подстричь, и тогда ему не придется ежеминутно дергать головой по-лошадиному, и что в конце концов Пирогов и Менделеев тоже не были красавцами…
- Атомная энергия! - уважительно сказала пианистка. - Это, должно быть, необыкновенно интересно!
- Еще бы! - с гордостью подтвердил Вася. - Вы знаете, Леночка, у нас на курсе один специальный предмет читает профессор Коротков. Вот талантище! Так слушайте, он сейчас работает вместе с биологом Пономаревым. Мне один парень рассказывал, у них определились потрясающие результаты! Историческое открытие! В общем вам, Леночка, объяснить это трудно, но суть заключается в том, что, оказывается, на вирусную флору можно воздействовать энергией и вызвать ее распад!
- Наверное, это очень интересно! - вежливо улыбнулась Леночка.
- Это не просто интересно! Это величайшее открытие современности! Можете мне поверить. Слушайте, а какого цвета у вас глаза? Я все никак не могу уловить! Они то синие, то черные… Просто невозможно так существовать…
Леночка засмеялась и позволила Васе взять себя под руку.
И никто из них не заметил, что рядом, рассеянно разглядывая стенды, шел маленький сутулый человек в темносером костюме, плохо вычищенных ботинках, скучающий и неловкий.
Так он ходил, замешавшись в группу студентов, до конца перерыва.
Потом он внимательно слушал лекцию, а когда она окончилась, долго топтался в вестибюле и около подъезда и ушел одним из последних.
Он направился домой пешком. Неторопливо шагал по тротуару, попыхивая сигареткой "Дукат", и ничем не выделялся из прохожих.
В одном из арбатских пераулков, проходя мимо особняка, он привычно кивнул милиционеру, дежурившему у ворот особняка, свернул к подъезду и открыл двери своим ключом.
Через полчаса, сменив потертый костюм и ботинки, купленные в комиссионном магазине, на просторный, мягкий твид и замшевые туфли, он входил в квартиру своего начальника мистера Робертса, совмещающего дипломатическую деятельность с разведывательной.
В гостиной супруга начальника, очень худая дама с длинным лицом и выпуклыми страдальческими глазами, рисовала с натуры. "Натура" - молоденькая и толстая машинистка - делала неимоверные усилия, чтоб не уснуть.
- Добрый вечер, мистер Георг, - сказала супруга начальника. - Муж в кабинете, он занимается с Беллой, пройдите к нему. А я рисую. Я обещала вышить покров для алтаря нашей церкви. Мадж позирует мне для головки центрального ангела! Не правда ли, она похожа на ангела, мистер Георг?
- Очень возможно! - вежливо сказал Георг Биллиджер, косясь на тройной подбородок Мадж.
В кабинете на диване сидела и хныкала тощая девочка с таким же длинным, как у матери, лицом. Багровый от раздражения дипломат брызгал слюной, объясняя ей задачу по алгебре.
- Интересная новость, сэр! - сказал мистер Георг, почтительно здороваясь с девочкой.
- Можешь идти спать, Белла! - с облегчением приказал Робертс. - И помни, что через неделю я опять проверю твои уроки…
Когда девочка ушла, мистер Георг подробно рассказал Робертсу все, что услышал из легкомысленных уст Васи Рубцова.
- Пономарев… - повторил, оживляясь, Робертс. - О, это серьезная фигура. Еще бы, Пономарев! А Короткова не знаю. Надо им заняться, Биллиджер. Постарайтесь собрать о нем все, что можно. Интересно. Завтра отправляется курьер…
Курьер отправился с сообщением Робертса. Через несколько дней далеко за пределами нашей родины двое немолодых, по-военному подтянутых людей обсуждали это сообщение. Обсуждение закончилось тем, что была послана телеграмма в Париж.
Из Парижа на самолете вылетел, получив телеграмму, человек в сером широком пальто без багажа.
Через сутки на окраине большого города в пустой квартире он встретился с одним из двух немолодых, по-военному грубоватых людей, обсуждавших ранее сообщение Робертса.
- Мистер Горелл! - сказал руководитель отдела разведывательного бюро. - Как вы себя чувствуете, мистер Горелл?
- Какое это имеет значение? - едко осведомился худой жилистый человек, с широкими плечами, узкими бедрами и глубоко запавшими серыми глазами. - Я прилетел по вызову. Я не успел передать парижские дела полностью, но что мог, растолковал Ангусу. Он продолжает
- Мистер Горелл, есть одно серьезное дело, - продолжал руководитель отдела. - Вы дважды были в России.
- Мне очень не хотелось бы отправляться туда в третий раз, - заметил Горелл. - Вы знаете, какой ценой я выбрался!
- Ничего не поделаешь, придется! - резко перебил собеседник. - Вы отправитесь сейчас с провожатым и отдохнете пару недель. Мы доставим вам материалы, нужные для операции, и консультантов - физика и биолога. Обязательно просмотрите советскую прессу за последние годы, у вас получился разрыв…
- Две недели - это ничтожный срок для подготовки! - угрюмо возразил Горелл. - Дело, повидимому, сложное. У меня действительно был разрыв. Нужна хотя бы пара месяцев, чтоб войти в курс.
- Вы человек опытный и уложитесь в две. недели! Нас торопят с этим делом! - так же резко сказал руководитель отдела. - Как ваше физическое состояние?
- Подошлите тренера и врача, - сказал вместо ответа Горелл. - И раньше чем через месяц я никуда не двинусь.
- Мне не нравится ваш тон! - подозрительно оглядев Горелла, сказал руководитель отдела.
- А вы хотите, чтоб я скакал от радости? - грубо возразил Горелл. - Думаете, весело лезть черту в зубы? Москва не Париж. Там одна проблема крыши чего стоит!
- В Москве сейчас находятся опытные люди. Вам помогут.
- Ерунда все это! - перебил с досадой Горелл. - Они помогают, пока дело идет хорошо. Все?
- Да, поезжайте! - облегченно сказал руководитель отдела. - Сегодня отдохните, а завтра начнем подготовку.
Если бы Вася Рубцов узнал, к каким серьезным последствиям привела его болтовня в Политехническом музее, он бы всю дальнейшую жизнь мучился сознанием вины. Но Вася ничего не знал, он сдавал экзамены, ходил с Леночкой на концерты и писал статьи об облике молодого ученого.
Горелл в это время жил в уединенном коттедже. Он все-таки отвоевал себе на подготовку месяц. Под наблюдением врача он проходил общий, укрепляющий лечебный курс. Тренер массировал его и безжалостно гонял по гимнастическим снарядам.
Горелл неплохо разбирался в современной физике и биологии, но консультанты усердно работали с ним, вводя частные проблемы, связанные с задачей.
Все свободное от тренировок и консультаций время Горелл читал советскую прессу. Он просматривал комплекты газет, изучал правительственные указы, читал литературные журналы, смотрел фильмы.
К нему приехал консультант по русскому языку для разговорной практики, но Горелл отказался от его услуг. Он знал, что его произношение точно, и очень боялся испортить его хотя бы малейшим акцентом.