Кажется, даже сам Иванов не ожидал от меня такого точного ответа. Столь удивленной и растерянной его физиономию я видел в первый и последний раз.
- Если бы ты не ответил на мой вопрос - я бы утратил к твоей персоне всякий интерес, - бросил шеф, постепенно приходя в себя. - Скажи, пожалуйста, как ты узнал об этом?
- Догадался! Парни - явно из разных служб, с разной спецификой подготовки, но весьма неплохой; прилично конспирируются; каждый - явно из лучших в своем ведомстве…
- Может быть, ты еще скажешь, для чего мы затеяли эту показуху?
- Скажу! - не задумываясь, выпалил я.
Не задумываясь - потому что этот ответ выкристаллизовался еще несколько дней тому. Вольно или невольно, организаторы "соцсоревнования" дали большую подсказку. Во всем учебном процессе упор был на отечественную технику, оборудование, препараты, на всё - даже иностранными языками всерьез не занимались, так, проверили наши прежние знания, и всё.
- Ответишь правильно - считай, что я тебя простил! - серьезно сказал Иван Иванович.
- Не сомневайтесь - отвечу. Здесь проходит что-то вроде конкурса на право проведения в будущем спецопераций внутри нашей страны!
- Ну, голова! Ну, даешь! - только и смог сказать Иванов. - Смотри, мы непременно должны опередить всех коллег-конкурентов! - добавил он, покидая мою комнату.
20
В полдень через "кормушку" в камеру вбросили нераспечатанную колоду карт, и мы с азартом принялись расписывать "тысячу".
Чтобы избежать будущих разборок и непоняток, сразу согласовали правила игры. Первая карта - обязательно сопернику, последняя - себе. На девятку пересдаем, вальта "не женим". Четыре девятки - не играем. Никаких там списываний-расписываний. Не хочешь играть - тебе очки долой, а противнику - полтинник. Пятьдесят "глаз", значит. Через "бочку" - своеобразный порог, определенный в девятьсот очков, - перепрыгивать нельзя. Три раза на девятьсот не сыграл - минус сто. Если не выиграл с трех "бочек" - все начинаешь с нуля. Раздается каждому по десять карт, две в один прикуп, две - в другой. Один прикуп берет тот, кто играет, второй соперники не смотрят.
Договорились ставить на кон по пять баксов. Доллар добавляешь за "бейло", если дал 110–120 и т. д. - и не сыграл. Если упал в нули - клади в банк червончик. Кроме того, в конце игры проигравший платит по доллару за каждую сотню недобора. Если закончил, например, на восемьсот - добавляешь в кассу два доллара, если в шестьсот - четыре. Хваленки, конечно, все знают: дама и король червовые - сотня, бубновые - 80, крестовые - 60, пиковые - сорок. Валет - два очка, дама - три, король - четыре, туз - одиннадцать. Девятка - ноль очков, десятка - по номиналу. Без "хвали" можно играть только 120, с "сорокушей", естественно, 160, ну и так далее…
Первую, тренировочную "тысячу" играли без интереса. Я победил легко и непринужденно. Соперник не выбрался даже из четырех сотен. Правда, и "бейла" ни одного не заработал. Все равно мой выигрыш мог составить 10 баксов. Пять за недобор, пять за вход. Может, я, наконец, разбогатею?
Во второй игре завязалась отчаянная борьба. Мы шли нога в ногу, - если можно применять такое выражение по отношению к карточной игре. И все же на "бочку" я выскочил первый. У Мисютина осталось 800. И право раздачи. Мой мус, как говорится.
Так случилось, что у соперника оказались все четыре дамы, и Барон, предвкушая мой крах, паснул. Я преподнес сопернику "данайский дар" - скинул короля червового. Надеясь убить двух зайцев сразу - сбросить меня и впрыгнуть на "бочку" самому, Мисютин стал сносить всю черную масть - и просчитался: не взял ни одной взятки!. Я набрал очками, внебитую! Надо было видеть в тот момент его лицо.
- Ох, какой же я баран! - сокрушался сокамерник. - Именно баран, а не Барон. На такую херню поддаться… Недаром говорят - жадность фраера сгубила!
Если бы ты знал, парень, сколько мне партий пришлось сгонять на дежурствах, ожидая приказа на боевые погружения…
- Здесь думать надо. Это тебе не шахматы, - "утешал" я расстроенного Барона и расписывал итоги партии.
Для начала недурно - благодаря своей фирменной уловке я заработал первые семь баксов. Пять - вход, и два за недобор.
Долго не рассусоливали - сразу начали следующую партию. Все повторилось с точностью до наоборот. У меня - 800 - "бочка". И раздаю я. Получаю в итоге все короли, кроме пикового, но вижу по картам, что соперник может набрать сотню, и поэтому даю "раз".
- "Два", - заедается Мисютин.
- Не имею права. Иди.
Соперник берет прикуп и подпрыгивает от радости на нарах - там лежит пиковый король! "Пошло говно - сорокуша!" - красноречиво прокомментировал Барон.
Но ведь восемьдесят очков надо еще набрать. По своим картам вижу - возьмет, зараза! У меня только длинная черва и две бубы - король и десять. Шансов нет, остается ждать только ошибки соперника. И Мисютин совершает ее! Заходит с туза бубнового.
Я разочарованно бурчу: "Голая", и сбрасываю десятку.
Обрадованный соперник, решив, что недостающая карта находится во втором прикупе, заходит с дамы, - а я с гордым видом накрываю ее бубновым королем!
Для Барона это был удар. "Сволочь", - прошипел он, сбрасывая карты, после того, как я пять раз подряд зашел в черву и отобрал его считаные взятки.
Дальше он был уже не игрок. Горячился, психовал, все время рисковал и за какой-то час спустил почти сотню баксов. Наверняка проиграл бы намного больше, если бы в тот момент нас не "пригласили" на прогулку.
Мы взяли теплые фуфайки и с удовольствием покинули душную камеру. Кочегарят здесь на славу, спим в майках.
21
По инструкции я даже не имел права заводить со своими товарищами разговоры на темы, касающиеся их личных биографий. Кто они? Откуда? Где учились? Ничего этого мне знать не полагалось. Так, отмечал кое-что для себя, используя для аналитических выводов малейшие неосторожные фразы, типа "у нас на Кавказе" (как порой говаривал "Третий"), а также собственные наблюдения.
Так я установил, что "Четвертый" наверняка с Урала. Во-первых - говорок, во-вторых - любовь ко всяким камушкам, самоцветам, поделкам из них. Это у уральских в крови. По своему отцу знаю, он родом из Волчанска. В третьих, - врожденное следопытство. Иногда, прогуливаясь по степи, "Четвертый" начинал рассуждать вслух - какой зверек и как давно перебежал нам дорогу. И сразу переходил к любимой теме охоты, - например, как лучше бить соболей или где выслеживать медведя. При этом он мечтательно закатывал глаза и мысленно переносился куда-нибудь поближе к обложенной берлоге. Правда, такое поведение больше присуще таежникам-сибирякам, но и парням с Урала охотничьего нюха не занимать! Может быть, и мне кое-что перепало по отцовской линии. Правда, я больше чувствую людей, чем диких животных… Что же касается места службы, - от "Четвертого" на расстоянии разило "Конторой", как мы называли Комитет Госбезопасности. От лисы не может пахнуть, как от волка! Наверное, нигде более в мире неповторимое сочетание слащавости и жесткости, разговор с выражением особой осведомленности, даже если речь идет о совсем простых вещах; его послушать - и обязательно чувствуется тщательно лелеемое превосходство и осторожность в выражениях. Даже в облике, хотя все мы ходили в одинаковой камуфле без знаков различия, у него просматривалось нечто специфическое, а был еще запах ваксы и одеколона - обязательно не такие, как у всех, старательно ухоженная прическа, манера курить и даже к месту и не к месту надевать темные очки…
"Первого", белобрысого, я "определил" в МВД. Тогда только-только при этой организации была создана УРОН - учебная рота особого назначения, предтеча грозного "Витязя". Наверняка парень представлял именно ее. На тыльной стороне левой ладони у него был выколот белый голубь. Очень популярная в те годы птицы. Как же, символ мира! А для посвященных - эмблема внутренних войск Московского округа. Видимо, полешук там сначала проходил срочную службу, а затем поступил в училище МВД. Откуда уже попал в спецназ.
(Наверное, в действительности все было совсем не так, да и вряд ли спецслужбы могли допустить прокол с наколкой, но в двадцать два года люди редко сомневаются в правильности своих умозаключений!)
Третий - Кавказец, - скорее всего мой брат-армеец, только не "морской дьявол", а сухопутный коллега или лихой воздушный десантник.
Он самый разговорчивый из всей компании. Остряк, балагур, - жаль, что нам нельзя пообщаться в неформальной обстановке…
22
Когда мы с Мисютиным, понурив головы, брели в "стойло", как здесь называют прогулочный дворик, представляющий собой ту же камеру, только больших размеров и с открытым "верхом" (вместо потолка здесь были хитросплетения из колючей проволоки и арматуры - вот откуда пошло выражение: "небо в клеточку"), навстречу по коридору вели человека, лицо которого показалось знакомым. Грубейшее нарушение режима, - но, как я понял, здесь не обращают внимания на такие "мелочи". Мужчина несколько раз обернулся в нашу сторону, и я встретился с ним глазами. Как мне показалось, в его взгляде таилась плохо скрываемая угроза.
Бог ты мой, какая встреча! Это же один из четверки, с которой я устроил разборку в рождественскую ночь!
"Изотова найти они не смогли, сынка высокопоставленного чиновника - трогать не посмели, Кравченко в больнице, остался этот лошок. Вот следователь Перфильев и приказал "закрыть" его, чтобы выведать, кому принадлежал "стечкин", - догадался я. - Кто ищет, тот всегда найдет. Только смотрите, не перестарайтесь, Яков Михайлович! Вместо бандитского вознаграждения можно схлопотать пулю, если встанете нам поперек дороги!"
От прогулок мы не отказывались никогда. Даже в лютые морозы, которые в этом году были через день. Погода просто насмехалась над жителями нашей страны: сегодня - минус двадцать, завтра - чуть ли не оттепель! Таких природных катаклизмов в Питере не было давно.
Обычно "прогуливающиеся" стараются не столько подышать один час свежим воздухом, сколько вдоволь накуриться. Ни я, ни Барон не были подвержены этой дурацкой привычке, поэтому, набрав полные груди кислорода, просто расхаживали по "стойлу", пялясь в зимнее небо, густо увешанное облаками разной конфигурации.
"Эх, превратиться бы в облачко да уплыть подальше от этого мрачного серого здания", - наверняка подумал Мисютин, и, рубанув ладонью морозный воздух, прошептал, чтобы мог слышать один я:
- Все равно смоюсь!
Впрочем, если бы мы разговаривали во весь голос - нас бы все равно никто не услышал. "Вертухаи" остались за дверью, а граждан из других камер выпускали подышать воздухом в другое время.
Всем вместе гулять одновременно нельзя. Еще бунт поднимем!
23
…Я-то знал, что никакого убийства не будет. Вечером "приговоренных" заменят манекенами, наряженными в одежды намеченных жертв, начинят собачьими кишками да кровью животных - и заставят нас потрошить их.
Подобное, как я уже говорил, проделывали со мной в Балхаше три с лишним года назад. Только тогда, в 1976-м, манекен нарядили в форму американского летчика. Мол, его, тяжелораненого, взяли в плен наши союзнички то ли в Никарагуа, то ли на каких-то островах и передали в Центр. Тогдашним заданием предусматривалось сначала обыскать этого парня, якобы измордованного неквалифицированным допросом третьей степени, а потом прикончить, чтобы не мучился. Такие милые забавы. Некоторым, особо чувствительным, даже предлагали прополоскать покойнику кишки - вдруг сожрал пилот что-то ценное перед тем, как угодить в плен! И никто, поверьте мне, не усомнится в необходимости такой процедуры, никто сгоряча не раскинет мозгами, что, если бы американец и проглотил какую-нибудь важную цидулку - то давно бы вывалил ее во время длительного перелета в Союз!
Но сейчас, наверное, задание будет простое - мол, аккуратно прикончить, да и точка.
Так и случилось.
Как только стемнело, группу "Z" в полном составе собрали у коттеджа. В тот вечер Кавказцу пришлось первым "привести приговор в исполнение".
- Работать сегодня будем с холодным оружием! - приказал Иванов и кивнул на манекен, прислоненный к стене дома.
Кавказец без раздумий бросился вперед и проткнул десантным ножом чрево "приговоренного". Сразу видно - парень, как все горцы, в ладах с булатной сталью.
Манекен начал сползать по стене. Из распоротого брюха потекла кровь, полезли внутренности.
Клянусь: все это было подстроено специально, чтобы еще раз как следует пощекотать нервы "Первого". Беднягу-полешука, постоянно находившегося рядом со мной, чуть не стошнило. И когда сразу после этого он услышал свой порядковый номер - мгновенно лишился чувств.
Заставлять его не стали. Объявили "Четвертого".
К тому времени совсем стемнело, и уралец, конечно же, не мог заметить, что "смертник" не шевелится и не собирается оказывать сопротивление. Удар пришелся в самое сердце. Довольный собой гэбэшник с гордо поднятой головой вернулся к "членам жюри", один из которых, наверняка представитель той же Конторы, в знак солидарности крепко пожал ему руку.
Настала моя очередь. Не стану кривить душей - хотелось выкинуть какой-то очередной фокус, например, метров с двадцати метнуть нож в горло "приговоренного", но я сдержался и сделал как все - подошел к манекену и с улыбкой на устах проткнул его ножом. Как ни в чем не бывало вернулся на свое место. Ни один мускул не дрогнул на лице.
И судьи по достоинству оценили настоящий профессионализм. Как я узнал впоследствии - за хладнокровие в тот вечер мне снова поставили наивысший бал.
Через несколько дней пришла пора подводить итоги. Учитывалось мнение всех: профессоров, "членов жюри", лично Ивана Ивановича, самих спецназовцев. Каждому члену группы "Z" предложили определить места в табели о рангах всех "номинантов" на звание лучшего головореза Советского Союза. Себя просили на пьедестал не возводить.
Я отдал первенство уральскому следопыту, за ним поставил Кавказца, третья позиция, ясное дело, досталась белобрысому полещуку. Все остальные соискатели наград поставили на первое место меня. Так же поступили почти все Профессора. А вот "члены жюри" высказались против, отдавая предпочтение "гэбэшнику". Разрешил ситуацию в мою пользу голос Иванова…
В то время начальник центра казался мне если не жутким стариком, то пожилым человеком - точно. Как же, сорок шесть - это чуть ли не полвека. И только сейчас я понимаю, как молод он был и какое высокое положение занимал, несмотря на свой возраст.
Всю жизнь я буду жадно ловить скудные крохи случайных сведений об этом загадочном человека, но так и не выясню до конца даже его истинную фамилию…
24
После прогулки моего "товарища" распарило. Он сбросил фуфайку, "адидас", даже тельняшку, и начал интенсивно приседать посреди камеры, резко разводя в стороны мускулистые руки.
Сидя на нарах, я залюбовался его фигурой. Бугры мышц сильно набухали, когда он сгибал руки в локтях, грудь разворачивалась, как меха аккордеона, - атлет, да и только! В его глазах заблестела лукавинка - предвестница интеллекта, и я не впервые уже засомневался, что этот мужчина может быть таким отморозком, каким мы представляли его, исходя их агентурных данных.
В жизни я встречал немало бандитов, как рядовых, так и высокопоставленных. На лицо каждого из них профессия наложила отпечаток - здесь я сторонник профессора Ломброзо. И смыть этот отпечаток они не могут, как ни стараются. В последнее время лидеры питерского криминалитета стали заводить собственных имиджмейкеров, одеваться у самых известных кутюрье, но этим они смогли обмануть разве что самих себя. Опытный оперативник сразу определит уголовника, в какие бы одежды он ни рядился.
Мисютин был прекрасным артистом. Его лицо то вдруг выказывало злобу и ненависть, то принимало выражение отрешенности и благодушия. Иногда оно становилось сосредоточенным и мудрым. Особенно когда Барон забывал о моем присутствии и, увлекшись, на время становился сам собой. Как, например, сейчас, во время физпроцедур.
Заметив, что я пристально наблюдаю за ним, Мисютин резко повернул голову ко мне и неожиданно спросил:
- О чем задумался?
- Гадаю: мудрый ты человек или умный!
- Хочешь, я за тебя отвечу?
- Валяй.
- Умный!
- Почему?
- Существует такая присказка: чем мудрый отличается от умного? Умный быстро и умело решает все проблемы, а мудрый ставит дело так, чтобы проблем не возникало. Если бы я был мудрым - не сидел бы здесь. Так что - просто умный. И ты выстроил именно такой логический ряд!
Он был прав!
- Но человек, осознавший свои слабости, сразу превращается из умного в мудрого! Ибо в другой раз он не допустит таких ошибок, - завершил я свою мысль.
- Ну, даешь, Цицерон! - заулыбался Мисютин.
В камере люди или быстро сходятся друг с другом, или становятся врагами на всю оставшуюся жизнь. Пока все дело шло к первому варианту.
- Можно поделиться с тобой одной задумкой? - внезапно предложил мой новоявленный товарищ.
- Конечно.
- Тебя, как я понимаю, все равно выпустят. Не сегодня - так завтра. А мне семь лет калатать не хочется. Ты не против, если я выйду вместо тебя?
"Калатать". Опять полонизм или украинизм. Что бы это значило? Пока не знаю. Ладно, разберемся.
- Красиво говорим, а? - вопросил я в пространство, - "вышел", "зашел" - как в дешевую забегаловку. Нет?
- И все же? - придвинулся поближе Барон.
- Что мне за это будет? - помолчав с полминуты, спросил я.
- От Кума с подкумками?
- Они меня не очень волнуют…
- Не юли, Тундра. По глазам вижу - ты парень бескорыстный. За деньги не продаешься. Так что сочтемся как-нибудь по-другому…
На этот счет у меня были кое-какие задумки, но в тот момент я постарался не выдать их.
- Как? - спросил с улыбкой, которая должна была подтвердить, что деньги меня действительно не интересуют.
- Не знаю, - бесхитростно ответил Барон и обнял меня за плечи. - Но в долгу не останусь, поверь мне…
- Тогда я - за. Только как ты все это представляешь?
- Очень просто. Мы с тобой - одинакового роста и телосложения, оба стриженые. Освещенность в камерах и кабинетах - слабая. Оба мы тут недавно. Нас мало кто знает. Еще подтасуем дело так, чтобы дежурил знакомый "вертухай", через которого карты передали. Когда скажут: "Семенов, на выход", я возьму вещички - и слиняю. А ты сделаешь вид, что спишь… Так что к тебе никаких претензий они предъявить не смогут!
- Я за себя постоять сумею, будь спок!
- Вот и славно. Адвокаты и следователи при таких процедурах не присутствуют. Только дежурный по корпусу офицер да прапорщик… Так что шансов у нас немало. Тем более что такое в "Крестах" и раньше случалось. Ровно четыре года назад… И все прошло чисто.
- Тебе наверняка будут задавать какие-то вопросы?
- Да. Попытают немного по биографии. Но ты подкуешь меня, как следует, по этой части - время у нас есть… Если потом будут интересоваться, откуда я знал такие подробности - скажешь, трепались вечерами про житье-бытье. В этом криминала нету!
- Хорошо… Я в принципе не против. Как по-моему, так ты не самый нужный на зоне кадр… - сказал я достаточно искренне, глядя Барону в глаза, - Только ничего у нас не выйдет, дружище!
- Это почему же?
Я глазами указал Мисютину на его левую руку.