- Надорвусь я на шахтах. Кровью выкашляю все рубли, какие заработаю.
- Постой, хлопче, постой! Кто это тебе наговорил про наших шахтеров такое?
- Батько мой три года работал шахтером, он все и рассказал.
- Где он работал?
- На шахте "Президент".
- Что это за шахта? В Донбассе такой нет.
- Не в Донбассе она. За океаном.
- Ах, вон где! - Константин Васильевич улыбнулся. Ему многое стало ясно. - Садись, хлопче, поедем дальше.
По дороге Олекса рассказал, как его отец попал в Америку.
Василь Сокач, сиротина и голодранец, на второй год после женитьбы, когда в хате не стало ни одного килограмма кукурузы, подписал контракт с заграничной фирмой и уехал за океан. Два сезона работал в Канаде лесорубом. На третий перебрался в Северную Америку: законтрактовался добывать уголь на шахте "Президент".
Олекса родился без отца. Тот вернулся в Закарпатье, когда сын учился уже в первом классе. С тех пор мальчика и начали прозывать "Олекса, кривого Василя сын", Отец на шахте "Президент" сломал себе спину. Выйдя из американской больницы, он уже не мог, как все люди, поднять голову и посмотреть на небо. Видел лишь землю. Теперь Василь Сокач не мог работать не только лесорубом, но даже пастухом. Не было и денег, запасенных на черный день. Пришлось жене Василя, матери Олексы, взять в руки цапину лесоруба, топор и отправиться на белопотокский лесоучасток. Олекса школу бросил и нанялся в подпаски к ватагу, старшему пастуху, который, в свою очередь, был нанят владельце?! Полонины. Все лето Олекса, одетый в так называемую мазанку - домотканные штаны и рубашку, вываренные в растительном масле и топленом жире, - пропадал на Полонинах. Стирать и чистить одежду было некому и негде. Так и щеголял он от мая до сентября в одной бессменной мазанке, которой боялись паразиты, в которой в
теплые дни было нестерпимо жарко и душно, а ближе к осени так холодно, что едва кожа не трескалась.
Ездили на заработки в Америку, Бельгию и Бразилию дядя Степан, брат отца, дядя Андрей, брат матери Олексы, ездили соседи справа и слева, полсела ездило. Но мало кто вернулся здоровым, с долларами на черный день. Некоторые и вовсе не вернулись: их похоронили в американской земле.
Жизненный опыт Олексы, его родственников, его односельчан давал ему полное право думать, что на чужбине никогда не найдешь счастья, что чужим воздухом не надышишься, чужим хлебом сыт не будешь.
- И матка твоя тоже так думает про шахты и Донбасс, как и ты? - выслушав рассказ Олексы, спросил Константин Васильевич.
Олекса ответил утвердительно: да, она тоже так думает.
- Разве вербовщики не рассказывали вам, какой он, наш Донбасс, какие там у нас порядки, как живут и работают люди?
- Рассказывали.
- Но ты не поверил? Олекса кивнул.
- И не поверишь, конечно, до тех пор, пока своими руками не пощупаешь! - Константин Васильевич переглянулся с женой, улыбнулся из-под усов и вдруг сказал: - Слушай, хлопче, через неделю я направлюсь в Донбасс. На машине. В отпуск. Погостить хочу у братьев и хороших друзей. Поедем со мной за компанию. Посмотришь Донбасс, пощупаешь его собственноручно и назад приедешь, если не понравится. Туда и сюда бесплатно доставлю. И харч бесплатный: буду кормить за то, что помоешь машину в дороге, колеса накачаешь, бензин в бак нальешь.
Олекса молча, с явным недоверием в глазах, посмотрел на Константина Васильевича: смеется тот над ним, жалеет или хочет обмануть?
- Ну, решай, хлопче, - строго сказал Головин. - Если не хочешь, так я другого себе найду помощника, из твоего же села. Какого-нибудь Ивана или Петра. Пусть посмотрит на богатырский Донбасс.
- Это ваша собственная машина? - спросил Олекса.
- Моя. Личная.
- А вы… какой-нибудь начальник?
- Не угадал, брат. Я - паровозный машинист.
Въехали в Требушаны - длинное, в одну улицу, село, прижатое высокими горами к самому берегу реки Тиссы, В центре села, перед узким каменистым переулком, ведущим к реке, к деревянному мосту, дальше, на Белый поток, Половин остановил машину и повернулся к Олексе:
- Надумал?
- Та я ж не знаю, как скажет моя мамка… - Голос у парня задрожал, а на глазах показались слезы. Очень хотелось ему принять заманчивое предложение, но он боялся какого-нибудь подвоха. Горячая заинтересованность Головина в его судьбе была ему непонятна, пугала.
- А при чем здесь твоя мамка? - делано удивился Константин Васильевич. - Она думает, что ты в Донбассе. Пусть и дальше так думает. Если вернешься домой - расскажешь, что и как. Не вернешься - письмо пошлешь. Ты, хлопче, сейчас в свой Белый поток носа не должен показывать, чтоб не позорить наш Донбасс. Теперь ты что-нибудь понял?
- Все понял, - откликнулся Олекса.
- Ну, раз так, командуй, куда ехать. Налево поедем - я тебя высажу в Белом потоке, перед твоей зимаркой, и мы с тобой навсегда распрощаемся. Прямо поедем - к ночи будем в Яворе, в моем доме.
- Прямо, - сказал Олекса.
Три недели продолжалась поездка Олексы Сокача и Головина по Донбассу.
Побывав у шахтеров, Олекса захотел стать горным комбайнером, добывать уголь. Посмотрев, как работают металлурги, Олексе захотелось варить сталь, выплавлять чугун и прокатывать рельсы. Узнав, где и как вырабатывается электричество, он решил стать энергетиком. Однако к концу путешествия у него возникло новое решение.
Когда Константин Васильевич Головин, собравшись в обратный путь, в Закарпатье, спросил Олексу, какую тот избрал себе профессию, он услышал неожиданный ответ:
- Поеду домой, в Закарпатье. Хочу быть всегда около вас. Пойду по вашей дорожке, дядя Костя: буду паровозным машинистом.
- Значит, не остаешься в Донбассе?
Константин Васильевич, конечно, до глубины души был тронут таким решением Олексы, но вида, однако, не подал, что обрадован.
- Смотри, парень, не просчитайся, - сказал он. - Учитель я суровый, а работник беспощадный. Сорок потов с тебя сойдет, пока займешь место на правом крыле паровоза.
- Пусть хоть сто сорок сходит, а все-та ки не откажусь.
- Ну, если так, я согласен. Поедем домой.
Глава двадцатая
Пока Андрей Лысак взбирался на Верховину, в его доме на Железнодорожной шли большие приготовления. Черная Мария варила, пекла, жарила, а Марта Стефановна закупала в "Гастрономе" водку, пиво, копчености, сыры, конфеты. Питья и еды припасалось с таким расчетом, чтобы хватило не только на своих домашних, но и на всю бригаду комсомольского паровоза. В этот день Марта Стефановна, по горло занятая хлопотами на кухне и в продуктовых магазинах, не прикасалась к сантиметру и машине и не принимала никого из своих заказчиц, но все-таки для одной заказчицы, хотя та и не пользовалась особой симпатией портнихи, ей пришлось сделать исключение. Это была знаменитая виноградарша из колхоза "Заря над Тиссой", Герой Социалистического Труда Терезия Симак.
- Дадим и этой поворот от ворот? - спросила Мария, увидев через кухонное окно Терезию, входившую в калитку.
- Нет, что ты, приглашай! Да поласковее! - Марта Стефановна сняла фартук стряпухи, быстро привела себя в порядок, пошла навстречу Терезии.
Мария с удивлением посмотрела на хозяйку, не понимая, чем объяснить ее интерес к этой скромной заказчице.
Марта Стефановна неспроста обрадовалась появлению Терезии Симак. Если бы девушка сегодня не пришла к ней, она бы завтра нашла способ затащить ее к себе. Дело в том, что дружок Марты Стефановны, Любомир Крыж, поручил ей в самом срочном порядке связаться со знатной колхозницей и осторожно, употребив всю свою бабью хитрость, как он сказал, выведать у девушки, выходит ли она замуж за демобилизованного гвардейца Ивана Белограя. Если же не выходит, то почему. Марта Стефановна не спросила у Крыжа, для чего это ему понадобилось: она была приучена не задавать никаких вопросов.
- Здравствуйте, душечка, здравствуйте, красавица! - нараспев, как обычно, когда желала влезть кому-нибудь в душу, проговорила она, протягивая Терезии руки, унизанные браслетами. - Нежданный гость, но зато желанный. Дай я тебя поцелую. - Она сжала надушенными ладонями голову девушки, увенчанную двойным рядом туго заплетенных светлых кос, прикоснулась напомаженными губами к ее смуглому лбу. - Поздравляю со счастливым замужеством!
Терезия замахала руками:
- С каким замужеством, Марта Стефановна? Что вы!
- То есть как это - с "каким"? Разве ты не вышла замуж?
- Нет. Кому я нужна такая… рыжеволосая да чернокожая!
- Ну, не прибедняйся, красавица! Другой такой нет от Явора до Ужгорода. Не зря к тебе за тыщи километров прилетел гвардейский орел. Как его? Кажется, Иван Белограй? Слыхала, слыхала!.. - Марта Стефановна закурила и, не спуская глаз с Терезии, будто любуясь ею, спросила: - Что же он не женится? Так стремился, так летел к своей голубке, а теперь… не торопится.
- Марта Стефановна, да что вы говорите? Иван Белограй вовсе не ко мне приезжал, а так… посмотреть на закарпатцев. Воевал он на нашей земле, ранен, первым орденом здесь награжден.
Марта Стефановна была искренне разочарована:
- Значит, выдумали люди вашу любовь? Жаль! Скажу по совести, Терезия, тебе пора замуж. Да еще как пора! Еще годок в девках походишь - и не дождешься мужа. Не зевай, дивчина! Хватай быка за рога. Я б на твоем месте этого самого гвардейца в два счета женила на себе.
Терезия засмеялась:
- Да как же его женишь, когда он испугался меня, как черт ладана? Марта Стефановна, неужели я такая страшная?
- Наверно, платье на тебе было простое, не моей работы, вот и испугался. Ничего, мы это дело поправим в два счета. У меня для тебя такое фасонное платьице приготовлено, что не устоит против тебя никакой орденоносный гвардеец.
Терезия вздохнула, и на ее насмешливо-веселом лице появилось печальное выражение:
- Поздно уже, Марта Стефановна.
- Почему? Сколько тебе лет? Мне вот скоро пятьдесят стукнет и то не считаю, что поздно, не теряю надежды на хорошего мужа.
- Да я не про года. Не показывается больше мой гвардеец. Пришел, посмотрел, поговорил - и как в воду канул.
- Исчез? Не имеет он на это никакого права. Найдем! Где он работает?
- Слесарем в депо работал. Говорят, уволился, уехал.
- Совсем?
Терезия кивнула и опустила голову.
Марта Стефановна в душе ликовала, что так здорово, не вызвав никаких подозрений, выполнила задание своего владыки. "Любомир похвалит мою ловкость", - самодовольно подумала она, но на ее обильно покрытом косметикой лице не отразилась радость. Наоборот, оно было серьезным, матерински-сочувственным.
- Не горюй, Терезия, - утешала она девушку. - Уехал - туда ему и дорога. Другой найдется. Такая дивчина, как ты, не останется без мужа… Ну, будем выбирать фасон. Вот, пожалуйста! - Марта Стефановна положила перед Терезией журнал мод, а сама вышла в соседнюю комнату. Выключив магнитофон, она вернулась к заказчице. - Ну, выбрала?
Терезия покачала головой.
- Нет. Расстроилась я, не до фасона мне. В другой раз зайду. До свидания.
Она поднялась и, приложив платок к глазам, выскочила из комнаты, пробежала двор и скрылась за калиткой.
Марта Стефановна надела фартук и пошла на кухню помогать своей Марии. Самодовольство распирало ее. - "До чего же я ловка! - умилялась она собой. - Обвела девку вокруг пальца, все секреты ее души вытащила". Марте Стефановне начинала нравиться ее тайная работа, работа на Любомира.
- Чего это она как угорелая помчалась на улицу? - спросила Мария.
- А кто ж ее знает… Пироги горят, Мария! - заорала хозяйка и побежала к плите.
Терезия, ее обманутые надежды, ее гвардеец, задание Любомира, магнитофон, гордость собой - все сразу было вытеснено тревогами матери, желающей угодить сыну, на славу отметить его первый рабочий день.
А Терезия только и думала о своем разговоре с портнихой. Быстро пройдя Железнодорожную, она вышла на проспект Ленина. Миновав его, осторожно оглянулась и свернула на Киевскую. Через пять минут она сидела перед Зубавиным, докладывая ему о своем разговоре с Мартой Стефановной.
Что же, в самом деле, привело Терезию Симак к матери Андрея Лысака? Конечно, не новый фасон платья. Она пошла к знакомой портнихе по просьбе Зубавина. Чем же была вызвана эта просьба?
Вызвав к себе девушку, Зубавин раскрыл ей, кем на самом деле оказался ее заочный друг Иван Белограй, и посоветовал, как она должна вести себя сейчас. Пусть сделает вид, что ей ничего не известно о разоблачении Белограя. Пусть замечает, кто заинтересуется ее отношениями с Белограем. Этот интерес может быть тщательно замаскирован простым любопытством, сочувствием или дружеской насмешкой. В, общем, нельзя предусмотреть, кто, когда и как будет атаковать Терезию. Одно ясно: атаки надо ждать, к атаке надо готовиться.
И Терезия готовилась, ждала. Подруги по бригаде, лукаво поглядывая на Терезию, то и дело спрашивали: "Куда же подевался пропыленный и просоленный насквозь пехотинец? Почему не появляется на Соняшной горе?"
На насмешку она отвечала насмешкой: "А что ему здесь делать? На вас смотреть? Подумаешь - павы расписные! Знаете, что сказал про вас этот самый пехотинец? "Пока ты, Терезия, работаешь с такими никудышными девчатами, не жди меня на Соняшной горе, не покажусь я на твои глаза"".
Мать, до которой дошли слухи о приезде Ивана Белограя, о том, что он объявился здесь, на берегу Тиссы, только ради Терезии, попыталась узнать у дочери, правда это или неправда. Если правда, то почему Терезия молчит, почему скрывает свои намерения от матери? Никогда не лгала в своей жизни Терезия, но на этот раз пришлось обманывать даже мать. Да, Иван Белограй приезжал в Явор. Что же тут такого? Приехал и уехал. Вот и все. И не о чем тут больше разговаривать. Что же касается слухов - на каждый роток не накинешь платок. Поговорят люди, да и перестанут. Мать успокоилась и не терзала больше Терезию напоминанием об Иване Белограе. Скоро о нем забыли и в колхозе "Заря над Тиссой". Не забывала только одна Терезия. Не забывала и ждала атаки. И дождалась. Однажды посреди белого дня возле виноградников, на проселочной дороге, пробитой через гору Соняшну, показалась ватага яворских цыганок. Шли они, как нетрудно было догадаться, на промысел: гадать колхозникам, предсказывать судьбу девчатам, выпрашивать у сердобольных шматок сальца, ковшик мучицы или, на худой конец, кукурузы. Могли ли цыганки пройти мимо молодых веселых виноградарш, не погадать им! Да и сами виноградарши, по совести сказать, не прочь были послушать их забавные предсказания. Известное дело, врут цыганки, а все-таки интересно, что они скажут. При таком обоюдном интересе не понадобилось много времени для того, чтобы цыганки и виноградарши столковались. Минут через пять маленькую смуглую строптивую руку Ганны цепко держала морщинистая, с крючковатым носом, беззубая ведьма и, шепелявя, предсказывала ей судьбу. Насмешливой Василине гадала большеглазая, звонкоголосая, с грудным ребенком на руках цыганка. Доверчивой, испуганно притихшей Вере что-то таинственно и мрачно нашептывала крепкая, с властным лицом старуха. Скромной Мариной уверенно завладела цыганка с трубкой в зубах. На долю Терезии досталась тоже приметная гадальщица. Когда-то, в молодости, она, наверно, была королевой Цыганской слободки. Высокая, статная, с цветным полушалком на сильных плечах. Глаза строгие, умные, много повидавшие и уже ничему не удивляющиеся. На тонких губах затаилась холодная насмешка. Голос усталый, хрипловатый, привыкший повелевать и поучать. Это была сообщница Любомира Крыжа - "Кармен". Оттащив Терезию в сторону, в тень черешен, растущих вдоль дороги, она взяла руку девушки, вытерла ее ладонь полушалком, деловито справилась:
- Тебе на картах погадать или так? Цена одинаковая.
Терезия оглянулась на своих подруг, засмеялась:
- Гадай как хочешь, все равно ничему не поверю.
- Поверишь правде, красавица, поверишь! Ты веселая и гордая только для людей. Наедине с собой ты не набиваешь себе цену. В душе ты горько день и ночь плачешь, слезами омываешь свою проклятую судьбу. Чем же ты недовольна? Кто обидел тебя? Был у тебя, красавица, жених. Всем женихам жених. Чернобровый. Кудрявый. С божеской звездой на лбу…
Терезия перестала смеяться. Внимательно и серьезно, затаив дыхание, слушала цыганку. "Кармен" подняла на виноградаршу свои умные глаза, презрительно усмехнулась:
- Что, поверила?.. Ну так слушай дальше. Был у тебя жених… Счастье по губам текло, а в рот не попало. Скрылся суженый да ряженый, пропал. Как сквозь землю провалился. Не дождаться тебе его, красавица. Сто лет жди - не дождешься. Чернобровый твой в казенном доме, казенный хлеб ест и казенную воду пьет…
"Кармен" снова подняла глаза на Терезию, чтобы проверить, какое впечатление произвели ее слова на девушку. Для цыганки это было очень важно: если лицо Терезии переменилось, значит, нагадала ей правду, значит, Терезия знает, что ее жених Иван Белограй арестован, значит, сама виновата в этом.
Настороженная Терезия поняла значение взгляда цыганки и ответила на него веселым, искренним смехом:
- Что ты мелешь, выдумщица! Про какого жениха ты говоришь? Какой казенный дом?.. Довольно!
Цыганка еще бормотала что-то, но Терезия делала вид, что уже не слушает ее.
Так ей удалось перехитрить хитрую "Кармен". Вечером Терезия села на велосипед, помчалась в Явор, к Зубавину. Вот тогда-то, выслушав Терезию, он и попросил ее немедленно пойти к портнихе, проверить, не заинтересуется ли и Марта Стефановна ее "женихом" Иваном Белограем.
Да, заинтересовалась. Очень осторожно она это сделала, но все-таки выдала себя.
Так в деле № 183/13 появился еще один важный документ.
Глава двадцать первая
Вечером, в девятом часу, Сокач спустил поезд на Дубню, расположенную на самой верхней точке северного склона Карпат, на бывшем государственном рубеже Польши и Чехословакии.
Как только поезд остановился, у паровоза бесшумно выросла фигура Василия Гойды. Он махнул рукой в сторону ярко освещенного вокзала и тихо, вполголоса, сказал:
- Иду пить чай. Загляну к тебе попозже. Жди.
- Хорошо.
Сдав "Галочку" на попечение дежурного по оборотному депо, Олекса в сопровождении помощника, кочегара и практиканта отправился на отдых.