Такие топоры были в обиходе и служили местным жителям для рубки веток, кустарника и карликовых чахлых деревьев, которым зной и скудная сухая почва не давали подняться. И часто можно было видеть, как черногорец или турок, шагая за груженным дровами ослом, опирался, как на палку, на такое топорище.
- Интересно, - буркнул начальник полиции, - ну и что?
- Инженер на электростанции не ночевал, и дверь на запоре. Сторож Йова говорит, будто после вторых петухов он слышал, как мимо окна кто-то прошел, и ему показалось, что скрипнула дверь сарая. Он решил, что пришел господин инженер. А топор, говорит, "не ихний"... - Тараканьи усы следователя топорщились,
- Та-а-а-ак, - протянул Вуйкович, барабаня пальцами по столу и с сомнением передернув плечами. Ему не хотелось расставаться с уже наклевывающимся иным выводом. Потом встал, посмотрел на запекшуюся кровь на топоре: - Может, им курице голову рубили? На анализ! И отпечатки пальцев. Надо узнать, чей это топор. Сейчас отправляйтесь и произведите тщательнейший обыск на квартире убитого. И не спешите с выводами. Идите! - и когда следователь закрыл за собой дверь, буркнул ему вслед: - Конь! - Потом, обратившись к директору, с улыбкой заметил: - Больно горячий! А вас, господин генерал, я попрошу отдать приказ никому не покидать крепости. Временно, конечно. Я же сейчас пойду к генералу Гатуа, с вашего разрешения.
Было уже около восьми утра, когда начальник полиции, поднявшись на верхний двор, заковылял, как утка, в сторону дома, где жил старый грузин. Возле первой сотни группами стояли кадеты, горячо обсуждая происшествие.
Гатуа встретил его удивленно, ничего еще не знал. Он поздно лег, потом до самого утра его мучили кошмары.
- Доброе утро! Я к вам по делу и весьма неприятному, - начал комиссар. - Прошу вас ответить на несколько вопросов.
Гатуа вытаращил удивленно глаза и прохрипел:
- Пожалуйста, заходите, садитесь, и я готов ответить на все, что вас интересует. А что, собственно, произошло?
- Случилась беда, большая беда с Кучеровым!
- Его убили!
- Почему вы думаете, что его убили? Какие у вас есть основания так утверждать?
- Значит, нэ убили. Слава богу! Ведь он был у меня только вчера.
- Убит, убит зверски. Ему раскроили череп топором между часом и двумя ночи, после того как он ушел от вас. Преступник, видимо, высокий человек!
Гатуа встал, направился в спальню, вынул из ночного столика капли, накапал в рюмку, долил водой из графина, выпил, вернулся и, тяжело опустившись в кресло, казалось, замер. Он был очень бледен, позеленел даже его сизый нос. Наступила долгая пауза.
Вуйкович заерзал на стуле, крякнул, громко высморкался и с извиняющимся видом сказал, что он чувствует себя виноватым за то, что брякнул сразу, без подготовки, о смерти, видимо, близкого друга, но такова его профессия. Если генерал желает, то можно отложить разговор.
- Петр Михайлович пришел вчера около восьми с полковником Павским, - тихим, хриплым голосом, почти шепотом, начал Гатуа, - они были пэрвыми. Оба были раздражены, наверно, у них праизошел нэприятны разговор. Я подумал: "Не жэнщина ли таму причина?" К генэралу они так липли! Вах! Павский ни разу к нэму больше за вэсь вечир не обратился. Вон в том углу сычом прасидел весь вечир с вайсковым старшиной Мальцевым, моим саседом.
- Александр Георгиевич, - послышался голос Мальцева, - убит Кучеров, в лагере полно полиции. Я всегда говорил, что он плохо кончит. Можно к вам? - И, заглянув в открытую дверь, пробормотал: - Извините, я не знал...
- Одну минуту, - сказал, поднимаясь, начальник полиции, - попрошу вас, господин Мальцев, объяснить в письменной форме: первое - почему, по вашему мнению, генерал Кучеров должен был плохо кончить, и второе - о чем вы разговаривали вчера вечером с полковником Павским, сидя в этом углу. Я скоро к вам зайду.
Мальцев потоптался в дверях, вероятно, хотел что-то сказать, но, так ничего не сказав, захлопнул за собой дверь.
- Он не любил покойного, - задумчиво заметил Гатуа, - и вся его тирада через дверь, полагаю, инсценировка. По душе мне был маладой генерал Кучеров, нравились мне широта его взглядов, принципиальность и необычайная чистота души. Многие его нэ любили, но нэ могли нэ уважать. А он страдал, нэуютно, наверно, чувствовал. В паследнее время был как затравленный зверь. А вот вчэра вечиром был рассеян, светился тихой радостью и вдруг становился насмешлив. - Гатуа закрыл глаза и тяжело вздохнул.
- А кто его травил и почему?
- Я нэ могу припомнить ни аднаго конкрэтного факта, подтверждающего охоту за этим чэловеком. Но улавливал, что охота шла и развязка близка!
- Кто у вас был вчера?
- Пэрвыми пришли Кучеров и Павский, патом дочь нашего доктора Галя, патом Скачковы и Берендс и, наконец, Хованский и Хранич. - Гатуа принялся набивать трубку.
- Ах, вот кто был! - вырвалось у Вуйковича, и он заерзал на стуле. - И Хранич вышел от вас вместе с генералом? Не правда ли?
- Совершенно верно, - удивленно подтвердил Гатуа. - Кучеров еще сказал: "Найдемте, чика Васо, я вас нэмного праважу. Хочется прайтись по свэжему воздуху". Они, кажется, были друзьями.
"Поговорить с Храничем", - записал у себя в блокноте начальник полиции.
- Экспроприация тоже не исключена! - заметил он как бы про себя. - Из корпусной кассы взято сто шестьдесят восемь тысяч динаров.
- Убийство с целью ограбления? Нэвэроятно! Тут что-то не то, у меня создалось впечатление, что эти люди, за исключением Хранича, связаны какой-то страшной тайной и боялись, как бы генерал их или не выдал, или нэчто в этом роде.
- Та-а-ак! Что вы еще заметили ненормального в поведении ваших гостей? В излишней нервозности? В чрезмерной развязности или сдержанности?
- Все было гораздо сложней и внешне почти нэ проявлялось. Галина, дочь доктора, вышла из кухни, она мне памогала, подсела к Кучерову и стала ему что-то гаварить и так горячо, что нэ замэтила, как пришли Скачковы с Берендсом, а увидав их, вся как-то съежилась и растерянно залепетала: "Я совсем потеряла голову", и ушла.
- Та-а-а-ак!
- Берендс, разумеется, скаламбурил ей вдогонку, что голову нада бэречь патаму, что жизнь вдруг вздумает по ней погладить. И тут Кучеров, как-то чудно на них глядя, нэ к селу нэ к городу рассказал анекдот. "Вам лучше задать адин трудни вапрос или два легки?" - спрашивает преподаватель кадета на экзамене. "Адин трудни", - гаварит кадет. "Тагда скажите: что правит миром и отмыкает все замки, как заклинание Аладдина? По-русски звучит, как мужское имя, по-латыни - как женское?" - "Дина, господин преподаватель", - отвечает кадет. "Почему?" - "А это уже второй вопрос".
- Интересно, - пробормотал начальник полиции и громко высморкался. - Ну и что было потом?
- Скачков почему-то смутился, и мне показалось, бросил опасливый взгляд на Павского. Ну а тут появился Хованский. Мадам Скачкова защебетала, попросила Павского сесть рядом с нею.
- А Хованский мог слышать этот разговор?
- Мог, конечно, дверь была открыта.
- Каковы отношения между генералом и господином Хованским?
- Они друг другу симпатизировали, но на короткой ноге не были, и понятно: Петр Михайлович был глубокой натурой, не верхоглядом, с людьми сходился нелегко. Непрост и Хованский. Мне он кажется человеком с богатым внутренним миром и благородной душой...
- Ах, генерал, вы слишком хороший человек. В сарае у этой "благородной души" обнаружен окровавленный топор, которым, видимо, зарубили Кучерова.
- Нэ вэрю! Нэ может быть! Вах! И зачем ему было оставлять этот топор в сарай, а нэ бросить в речку?
- Может, затем, чтобы и я подумал так же, как вы. - Вуйкович посмотрел на часы. Было уже без четверти девять. - Скажите, - спросил он, поднимаясь, - в какой очередности уходили ваши гости?
- Первым примерно в половине двенадцатого ушел Иван Иванович. Потом поднялся чика Васо, но Кучеров попросил его еще посидеть и пообещал проводить его до города. Тут сразу же ушел Скачков, один. Минут через десять Хованский, а с ним увязалась Ирен Скачкова. Потом Берендс и, наконец, встал Кучеров и долго со мной прощался, словно расставался навеки. Ушли они с чика Васо около двенадцати...
- А Мальцев? - Вуйкович кивнул головой в сторону его квартиры.
- Виноват, это он ушел последним.
Любезно поблагодарив генерала, начальник полиции попросил сохранить беседу в тайне, распрощался и отправился к Мальцеву.
- Какого черта вы валяете дурака с подобными заявлениями? - накинулся он на войскового старшину, зло тараща на него свои желтые глаза.
- Мне нужно было, чтобы вы зашли. У меня важное сообщение.
- Зачем же настораживать соседа? Он вам и без того не верит ни на грош, даже ни настолечко, - и Вуйкович показал на ногте большого пальца, "насколечко" генерал ему не верит. - Так что у вас срочного?
- Полковник Павский имел конфиденциальную беседу с генералом Врангелем. Главком поручил ему выяснить, не связан ли Кучеров с местным коммунистическим подпольем. Врангеля, видимо, беспокоит какая-то тайна, которую Кучеров может передать большевикам. Как я уже вам неоднократно докладывал и писал, Кучеров - красный! Павский это подтверждает. Ему удалось узнать, что Кучеров этой ночью хотел уехать из Билечи и сговорился с возницей, который должен был ждать его у ворот крепости в два часа ночи.
- Почему вы не сообщили мне об этом сразу?
- Все требовало проверки. Около двух я уже дежурил у ворот, но никакой подводы не пришло. Как я мог вас беспокоить? Я хотел убедиться, что Кучеров сядет на подводу, потом позвонить вам с тем, чтобы накрыть дичь и охотника, а добычу...
- Может ли иметь какое-либо отношение к убийству Хованский?
- Хованский ушел от генерала Гатуа в одиннадцать сорок. С ним увязалась мадам Скачкова, а от этой особы не так-то просто отделаться. Инженер держится особняком, дружбы ни с кем не водит, судя по высказываниям - красный, ну, скажем, розовый. Но между ним и Кучеровым никакой близости я не замечал.
В комнату сквозь распахнутое окно ворвалось разноголосье духового оркестра. Потом, покрывая все, полились мягкие звуки кларнета, его поддержали тромбоны, альты, зарокотали басы, глухо ударил барабан, звякнули тарелки, музыканты играли похоронный марш Шопена.
Вуйкович внимательно посмотрел на Мальцева и под фамилиями Хранич? Скачков? Хованский? Павский? записал в блокнот: Бородатый? - такова была кличка войскового старшины Мальцева. Уставясь в окно, он механически заметил:
- Разучивают к похоронам. Потрясающий марш! А скажите, господин Мальцев, - не меняя тона, продолжал он, - неужели вы ничего не видели и не слышали, когда дежурили у ворот?
- Пришел я туда примерно в половине второго и разгуливал под деревьями вдоль шоссе от угла крепостной стены до ворот и обратно, в сторону города. Около трех отправился домой. За эти полтора часа не видел живой души.
- Кучеров был убит примерно в это время в двухстах метрах от угла крепостной стены, где вы расхаживали. У моста, рядом с этой большой шелковицей. Убийца напал на генерала сзади и раскроил ему топором темя. Высокий, видать, человек... Потом он прошел мимо вас в крепость, ограбил кассу и снова вышел из крепости. - Начальник полиции уставился на Мальцева и неторопливо продолжал: - А вы ничего не слышали, не видели?
- Если бы я был причастен к этому делу, то, наверно, ничего бы вам не рассказал, - равнодушно заметил Мальцев.
- Убийство было совершено около часа ночи. - Начальник полиции заерзал на стуле и умолк. Потом полез рукой в карман своего кителя, извлек план крепости и разложил его на столе.
Мальцев вынул из ящика письменного стола исписанный лист бумаги и протянул его Вуйковичу:
- Вот мое донесение!
Вуйкович небрежно сунул бумагу в карман и, словно рассуждая про себя, заговорил:
- Чтобы не торопясь дойти до города, а Кучерову и Храничу торопиться было нечего, нужно было потратить сорок - сорок пять минут. От города до моста - минут тридцать. Чтобы обыскать убитого, затащить его под мост и замести следы, как это сделано, нужно еще десять минут. Значит, выход в ноль-ноль часов плюс сорок минут до города, плюс тридцать минут обратно до моста, плюс десять минут убийство и плюс еще десять минут, чтобы дойти до ворот крепости, - всего один час тридцать минут ночи. Разница может быть в пяти-десяти минутах. А вы утверждаете, что были "примерно" в половине второго на углу крепостной стены и не видели "живой души"? Странно, не правда ли?
- Значит, убийца на пять или на две минуты прошел мимо ворот огорода раньше, я ведь шел через огород, как, наверно, и Кучеров с Храничем. Уж не думаете ли вы... - сердито произнес Мальцев и замолчал.
- Нам известно, что убийца в крепость не вошел. У главных ворот его кто-то поджидал, чтобы получить ключ от несгораемого шкафа. А сам он отправился на электростанцию. Кассу грабил сообщник! Любовница Павского, эта машинисточка?..
- Вы только что говорили, что убийца ограбил...
- А черт его знает, кто что делал! - вспылил Вуйкович. - Понятно одно: и ваше рыльце в пушку! Русские грязные дела! Дьявол бы вас всех побрал. Из-за вас загнали меня в эту дыру. Доставляете столько хлопот... И чуть что - жалуетесь в Белград... Зачем вам понадобилось выслеживать Кучерова и Павского? "Накрыть дичь и охотника"? По-вашему, Павский убил и ограбил Кучерова? Как отнесутся к вашим показаниям следователь и суд?
- Я выслеживал Кучерова и Павского по вашему распоряжению, - процедил холодно Мальцев.
Громкий разговор на крыльце генерала Гатуа прервал их беседу.
Мальцев поднялся, высунул голову в окно, прислушался и, снова усевшись на стул, продолжал:
- Пришел Хранич. Наверно, в городе уже все известно.
- В этом я не сомневался.
И в самом деле новости тут передавались с невероятной быстротой. Стоило чему-нибудь случиться, как через нас об этом знала вся округа. "Телеграф" был весьма прост: на пригорок выходил узнавший о происшествии местный житель и окликал живущего на соседней горе свата или кума. Сложив ладони рупором, он орал во все
горло:
- О-о-о-о-о-о, Й-оване-е-е!
Или:
- О-о-о-о-о-о, П-етре-е-е!
Горланил до тех пор, пока кум, или сват, или кто-либо из его родичей не отзывался:
- О-о-о-о-о-о! Васи-и-и-илие-е-е!
И начинался диалог. И так с горы на гору передавались с быстротой звука "последние известия" на сотни километров.
"Интересно, - продолжал свои размышления Вуйкович, - почему не приехал возница? Либо Павский чего-то напутал, либо Кучеров решил не ехать и сообщил об этом вознице через Хранича, не иначе. Хранич должен знать! Но что-нибудь из него выжать очень трудно. Попытаюсь!" - Начальник полиции поднялся и направился к выходу.
На вопрос, может ли он видеть Хранича, Гатуа хмуро заметил, что Хранич уже ушел. Узнав у генерала, что начальник полиции сидит у Мальцева, черногорец буркнул: "Я с ним не хочу сейчас встречаться!" - и быстро вышел. И хотя это Гатуа не понравилось, он ничего не сказал.
Вуйкович сердито высморкался и заковылял на нижний двор, где в офицерском корпусе ему был отведен кабинет. В небольшой прихожей дремал полицейский. Он осоловело посмотрел на начальника и вскочил со стула.
- Разыщи и попроси зайти ко мне полковника Павского! - заорал Вуйкович. - Да поживее!
- Слушаюсь!
- Стой! Скажи Крсте, чтобы немедленно разыскал чика Васу Хранича. Он где-то здесь, в лагере.
Не прошло и пяти минут, как раздался стук в дверь и на пороге выросла статная фигура Семимесячного. Павский сухо поклонился, поджимая брезгливо губы, и уставился своими рыбьими глазами на начальника полиции.
Поднимаясь из-за стола, Вуйкович пробубнил "прошу!" и широким жестом пригласил усаживаться.
Павский молча сел.
- Что можете сказать об этом убийстве? - откинувшись на спинку кресла, положил руки на живот Вуйкович.
- Ничего. Печальный факт.
- О чем вы разговаривали вчера вечером, направляясь к господину Гатуа, с Кучеровым?
- О каких-то пустяках. Уже не помню.
- Почему же вы, по словам господина Гатуа, были расстроены?
- Кучеров был всегда мне неприятен. Он красный. Изменил белому движению и продался большевикам.
- Откуда это вам известно? И почему тогда вы с ним разговаривали?
- Таково мое глубокое убеждение, судя по его высказываниям и по тому, с кем он якшается. Я постоянно видел его в обществе коммунистов - Хранича и его родича, кафанщика...
- Та-а-а-ак! Может быть, вы все-таки припомните, о чем шла у вас беседа с господином Кучеровым?
- Я просил генерала не пятнать доброго имени воина Добровольческой армии. Он посмеялся надо мной. На том и разошлись.
- Поссорились?
- Разошлись!
- Что вы делали вчера в городе?
- Мне необходимо было кое-что купить. Но это было позавчера.
- И только? Куда вы заходили еще?
- Куда заходил? - Павский, словно только что вспомнив, воскликнул: - Как же! Я и позабыл, мне пришлось заглянуть к этому турку - вознице Алимхану: договориться, чтобы купил мне в Требинье удочку. Удочку и крючки. Я был очень удивлен, когда он мне сказал, что генерал Кучеров уезжает в субботу в два часа ночи.
- Почему вас это удивило? Турки обычно ездят ночью. А господин Кучеров подал в отставку и собирался уезжать!
- Да, но не сегодня ночью!
- Почему же вы не спросили его об этом?
Павский молча пожал плечами.
- Что вы делали после того, как ушли из дома генерала Гатуа?
- Пошел к себе. Выпил чаю. Читал. Не мог заснуть и вышел прогуляться. Это было примерно в половине второго.
- Та-а-а-ак! Вы встретили кого-нибудь?
- Во дворе у выходных ворот я заметил, так по крайней мере мне показалось, женскую фигуру. Я не придал этому значения. Увы, нравы нынче пали довольно низко. Впрочем, свидание, кажется, не состоялось.
- Почему?
- Минут через десять у ворот по каменным плитам снова застучали женские каблучки.
- Где вы в это время были?
- Сидел на скамейке среди кустов сирени. Слушал соловья... Могу показать. - Он встал, подошел к окну и протянул руку: - Вон, справа у складов крайняя скамейка в сирени.
Вуйкович посмотрел в окно, посмотрел на руку полковника и увидел, что она дрожит. "Не шла ли эта женщина на свидание к Мальцеву?"
- Укромное местечко. Все видно и скрыто от посторонних глаз, - заметил Вуйкович насмешливо. - "Слушал соловья". Та-а-а-ак!
Павский только пожал плечами, вытянул губы и вернулся на свое место.
- Скажите, когда вы вернулись из города, вы никому не говорили, что Кучеров уезжает?
- Да, нет, - замявшись, нерешительно выдавил Павский.
- Вы предпочли это держать в секрете из солидарности с генералом?
Павский вновь пожал плечами.
- Как долго вы просидели на скамейке?
- Затрудняюсь ответить. Вероятно, около часа.
- Вы ушли спать примерно в половине третьего?
- Примерно.
- И не выходили за ворота?
- Нет!
"Мальцев караулил снаружи, а этот внутри. Интересно, кого они поджидали: Кучерова? Убийцу? Или возницу? Эти господа знают больше, чем говорят. Такие, как они, сами топором не орудуют - голубая кровь! Их оружие - кинжал, пистолет, яд, а не крестьянский топор. И о ночных прогулках они могли и не рассказывать, хотя умнее первое..."