В дверь постучали. На пороге появился полицейский и доложил, что Хранич ждет в приемной.
- Ну что ж, - сказал Вуйкович, махнув рукой полицейскому, чтобы закрыл дверь, - благодарю вас, на этом мы пока закончим. К сожалению, я вынужден прервать нашу беседу. До свидания! И может быть, вы вспомните что-либо интересное.
Павский вышел, кивнув холодно головой сидящему в прихожей Храничу, и зашагал по коридору. Его губы едва кривила улыбка, глаза поблескивали сталью. Подойдя к двери директорского кабинета, он огляделся по сторонам, посмотрел в замочную скважину, постучался и зашел внутрь.
- Разрешите, ваше превосходительство, - кланяясь и щелкая шпорами, сказал Иван Иванович, - воспользоваться вашим телефоном, чтобы позвонить генералу Врангелю по конфиденциальному делу.
- Да, да! Соединяйтесь! У меня из ума вон, я доложу о нашем несчастье.
Не прошло и пяти минут, как Павский, протягивая телефонную трубку директору, сказал:
- На проводе полковник Базаревич.
Перрет поморщился. Он терпеть не мог военного агента, тем не менее вкратце сообщил о происшедшем, дал характеристику генералу Кучерову, перечислил его заслуги и информацию для прессы. Потом передал трубку Павскому, прошипев:
- Прошу вас, полковник, говорите, но в будущем найдите для своих конфиденциальных дел иное место, а не кабинет директора! - И, сердито сопя, направился к выходу.
- Слушаюсь, ваше превосходительство, но от вас у меня секретов нет.
Тем не менее Боров, сердито пожав плечами, направился к двери и вышел из кабинета.
Павский с ухмылкой поглядел ему вслед, покосился на широкое окно, откуда врывались снопы света, и сказал в трубку: "Одну минутку!" Потом подошел к сейфу директора, в котором, как обычно, торчал ключ, открыл его, извлек из кармана ключ от кассы и положил его на место. И в этот миг до его слуха донеслось щелканье фотоаппарата.
Он оглянулся и замер.
На него еще был направлен глазок объектива.
Берендс, шевеля пшеничными бровями, улыбался. Его голубые свиные глазки сияли.
- Извините, что побеспокоил, - сказал он вполголоса, кивнув в сторону телефона головой, - мешать не буду. Все в руках человека, поэтому их следует хорошо мыть. - И вышел из кабинета, плотно притворив за собой дверь.
- Змея! - прошипел полковник Павский, посылая ему в спину взгляд, полный ненависти.
Глава шестая
Под опущенным забралом
1
Алексей не спал всю ночь, мысленно перебирая детали, которые имели или могли иметь отношение к делу Кучерова. То, что с ним стряслась беда, Алексей почувствовал по нарастающей в душе тревоге. Ее первый звонок прозвучал на вечеринке, когда Павский встал из-за стола.
Сдержанно поблагодарив хозяина, он останавливается у порога, вытягивается и, щелкнув каблуками, кланяется и цедит, поджав губы: "До свидания, господа! Желаю здравствовать!"
Все кивают головами, Ирен машет ручкой, и только есаул Скачков напряженно смотрит на Кучерова. А в глазах генерала насмешка, откровенная насмешка и внутреннее торжество.
Такая же насмешка играет в глазах генерала и в углах губ, когда спустя полчаса есаул Скачков, поднимаясь, предлагает жене идти "бай-бай". Ирен, чуть прищуря глаза, смотрит на мужа и, сделав недовольную гримасу, говорит:
- Иди, Мишенька, в добрый час, меня кто-нибудь проводит! - И, поднявшись, делает с ним несколько шагов до двери, потом поворачивается и поет:
Старый муж, грозный муж...
Есаул кланяется у порога, желает всем доброго времяпрепровождения, и его взгляд снова впивается в генерала...
"Как мог я не сообразить сразу, что у Кучерова сдали нервы. Да и как могло быть иначе? - думал Алексей, прислушиваясь, не прозвучат ли в коридоре шаги. - Не так-то просто годами хранить тайну! И когда в самый трудный момент неожиданно пришла помощь и тяжесть легла на другие плечи, радость освобождения смяла сдерживающие начала, в их числе и осторожность. До сих пор его нет! Что могло с ним случиться?"
Вдруг постучали в дверь. Вошел Хранич. По его расстроенному лицу Алексей понял, что случилось несчастье.
- Убит Петр Михайлович! Топором! Его труп обнаружен под мостиком, на шоссе, недалеко от города. Жандарм Крста сказал мне, что в вашем сарае на электростанции найден окровавленный топор. Ищейка привела по следу. Следователь вас подозревает. Говорит, улика номер один! Чуяло мое сердце...
- Садитесь и рассказывайте все по порядку.
- Мы спокойно дошли с генералом до города, он все время шутил. "Сдам, - говорит, - завтра все дела и подамся к себе на Дон, чика Васо!" У околицы мы распрощались, обнялись как братья! Ну, пошел я к подводчику сказать, что генерал едет не сегодня, а завтра. Алимхан уже запрягал лошадей, когда я пришел. Ворчал поначалу, голову, дескать, людям морочат. Потом рассказал, что приходил к нему накануне полковник Павский и спрашивал про Кучерова.
- Мы так и предполагали, что Павский пойдет проверять. Петр Михайлович держал это в секрете, но мы дали возможность Павскому об этом узнать, - сказал Алексей.
- Этим самым ограничили срок действий Павскому до субботы. Но слушайте дальше. Алимхан сказал, что Павский встретил Грацию, когда она возвращалась из Требинье, и слышал, как Павский спросил ее: "Ну как? Отдали? Он будет делать?", а она ответила: "Нет, отказался категорически! "Раз, мол, и навсегда запомните, что такими вещами я не занимаюсь!" И как сказал мне это Алимхан, меня в жар бросило. "Почему, - говорю, - раньше об этом не говорил?" А он: "Забыл, да и не спрашивали вы". Когда я понял, что ключей у них от кассы нет, а генерал пошел в такую пору домой один, стало мне жутко, да было уже поздно, шел третий час ночи. А утром в городе узнал, что убили русского генерала. Пошел в крепость, через огород заглянул к Гатуа, совсем расстроен старик, от него побежал к вам и встретил по дороге жандарма Крсту. Вот так-то! - И Хранич извлек из-за пояса трубку и кисет.
- Значит, и у Скачковых не было ключей! Как можно было это не предвидеть! Эх, все, казалось, учли! - и Алексей, достав папиросы, закурил.
- Это я виноват! Думал, почему бы мастеру Жике не заработать? Руки погреть он любит. Но, видать, Жика сам не решился. - Хранич сердито стукнул палкой о пол. - Какого маху дал! Толком не расспросил Алимхана.
- Кто же убил? И почему убийца подбросил топор ко мне в сарай?
- Крста рассказывал, будто собака пошла к воротам крепости, а потом уже повернула к электростанции.
После ухода Хранича Алексей зашагал по комнате. Его цепкая память воспроизводила в воображении каждое слово, каждый жест собравшихся на вечеринке у Гатуа. От него не ускользнуло, как налились сталью глаза Павского, как дрогнула рука Скачковой и как она перекинулась взглядом с чуть побледневшим мужем, когда Кучеров неожиданно произнес это злосчастное слово "Дина". Стоя на крыльце у открытой двери, он не видел Мальцева, который сидел в самом углу, не заметил и реакции Берендса, который сидел вполоборота к двери, ну а старый Гатуа ничего не понял.
"Скачковы решили, что генерал им подстроил каверзу или хочет столкнуть лбами с другими охотниками, о которых, разумеется, они знали и к тому же почувствовали появление нового действующего лица. Меня! А самое главное - у них не было ключа. А разгадав игру, Скачковы пришли к весьма простому выводу: документы либо у Кучерова, либо у нового действующего лица, у меня, либо в кассе, или, наконец, на квартирах. Значит, надо убить Кучерова, раздобыть ключ и, если нужно, разделаться со мной. За "мокрые" дела брался капельмейстер, а роль "шухера", домушника и медвежатника возлагалась, видимо, на прекрасную Ирен. Потому она меня и спросила, иду ли я на электростанцию? И проводила за ворота. Хорош бы я был, если бы пошел на станцию. Лежал бы сейчас рядышком с генералом!
Убедившись, что я ушел, Ирен отправилась обыскивать чемоданы Кучерова. Это я видел, и она не подозревает, что ее платочек сейчас лежит там, на полу. Не обнаружив ничего, она побежала, наверно, к воротам, чтобы встретить мужа, который должен был принести ключ и одновременно запутать след. Взяв ключ, проникла в канцелярию и выкрала из кассы табакерку и деньги... Выкрала ли? Какого черта тогда Скачкову нужно было идти по мою душу! Чтобы совершить всю операцию, ей понадобилось пять-шесть минут, а дойти от ворот по шоссе к окнам кучеровского кабинета - минут восемь-десять. Таким образом она могла бы дать мужу сигнал, что все в порядке.
- Значит, ни денег, ни табакерки в кассе уже не было, значит, их взял Павский. Он-то не знал о том, что Кучеров пойдет провожать Хранича. Услыхав и поняв, что "Дина" - ключ к шифру, и решив, что генерал капитулирует, Павский, не мудрствуя лукаво, пошел за документами. А ключ, по-видимому, выкрала для него из директорского сейфа Грация. Неужто она такая дура! Такую вербовать опасно! А какова роль Берендса? Что нужно ему? За чем охотился он? За деньгами? Вряд ли! Но и Павский, наверно, не взял эти деньги. Может быть, Мальцев? Этот войсковой старшина способен на все!"
Через несколько минут Алексей, никем не замеченный, выскользнул из дома и неторопливо направился в верхнюю часть крепости, к старому генералу Гатуа.
2
"Ценность сведений зависит от источника. Пока не узнаешь происхождение информации, оценивать ее глупо", - внушал себе начальник полиции, с невольным уважением глядя на входившего чика Васу Хранича.
Вуйкович знал, что этот статный черногорец, выходец из старинной знатной семьи, один из самых влиятельных и популярных людей во всей округе. Мало того, полиция накопила материал, достаточный для того, чтобы предъявить обвинение в подрывной деятельности и посадить Хранича за решетку, но об этом не могло быть и речи. Чика Васо был не по зубам начальнику полиции захолустного городка, каким являлся Билеча. А играть с огнем Вуйкович не любил. И, кроме того, старик невольно внушал симпатию и почтение. Поэтому между властями предержащими и многочисленным кланом Храничей сохранялся некий вооруженный нейтралитет.
- Садитесь, господин Хранич, - сказал. Вуйкович, приветствуя его рукой. - Разрешите выразить вам свое сочувствие! Я понимаю, как тяжело потерять доброго товарища. Да еще при таких обстоятельствах.
Черногорец опустился на стул. Он был бледен, в глазах стояла печаль, у переносицы залегли глубокие борозды. Рука, державшая длинную трубку, дрожала. Опустив подбородок на рукоять тяжелой суковатой трости, он уставился тяжелым взглядом своих черных, как агат, глаз на Вуйковича.
- Был у меня, комиссар, племянник, сын покойного брата Йовы. Всю войну провоевал, в каких только сражениях не участвовал - и в прорыве под Салониками, и под Каймак-Чаланом. Дослужился до капитана, получил, шутка ли, из рук короля Петра Кара георгиевскую звезду. Кончилась война. Собрался домой родных, жену, детей повидать, рад-радешенек. Назавтра собирался уезжать, а ночью в реке утонул, не то сам, не то утопили. Вот так! - Он причмокнул и продолжал: - Любит судьба подшутить над человеком. Ох, как любит!
Начальник полиции по-волчьи смотрел куда-то в угол. Потом украдкой взглянул на часы. "Десять часов пять минут, - отметил он про себя, - интересно, где застрял этот чурбан?" Следователя он величал в зависимости от настроения: "чурбаном", когда настроение было ниже среднего; "жеребцом" - при скверном настроении, ну а когда рвал и метал, то ругал его на все корки, так что у бывалого жандармского унтера Крсты вяли уши.
- Давно я не видел, никогда не видел таким генерала! - продолжал Хранич. - Весь он светился какой-то большой внутренней радостью. Хотел сегодня со всеми делами покончить и вечером выехать. Я ему и подводу заказал. "Поеду, - говорит, - чика Васо, на Дон. Будь что будет! Негоже человеку от своей земли и народа отрываться. Тяжело ему сейчас, нашему народу".
Вуйкович заерзал на своем стуле и буркнул:
- Наслушался коммунистической пропаганды. А еще генерал. Не пойму я этих русских. За что его убили? Политика? А куда девались деньги? Сто шестьдесят восемь тысяч динаров? Павский говорит, что это сделали коммунисты. Что скажете?
- Рука Москвы! Коммунисты во всем виноваты. Сколько времени уже дождя у нас нет, кукуруза гибнет: происки Кремля, не иначе! Павский к этому делу причастен. Просил меня вчера генерал зайти к подводчику Алимхану и сказать, что переносит свой отъезд на двадцать четыре часа, на сутки. Алимхан потом мне и рассказал, как пришел к нему сначала генерал с бородкой и договорился насчет подводы на субботу с тем, чтобы больше никого не брал и о поездке бы помалкивал, боится-де комитов. А вскоре пришел полковник, высокий, с рыбьими глазами, и спрашивает: к вам генерал не заходил, часом, подводу не заказывал? Алимхан ему все и рассказал. Думал, что генерал его послал. - Чика Васо провел рукой по усам, причмокнул и продолжал: - Только думаю я, комиссар, что не Павский убил, может, и хотел убить, но не убил. Опередили его. Павский барин, белая кость, на двадцать шагов в брошенную монету из пистолета без промаха бьет, а топор да кистень - дело мужицкое. Он скорей бы их на дороге встретил - и концы в воду: комиты, дескать, застрелили.
Внезапно распахнулась дверь, в комнату влетел рябой следователь. Его большие усы топорщились, глаза блестели, в руке он держал женский носовой платок, молча сунул его Вуйковичу.
- Вот, поглядите! - сказал он, с трудом переводя дух. - Свежий след помады, и сохранился еще запах духов. Понюхайте, это убигановские духи "Келкё-флёр". Надушен платок только вчера, еще улавливается весь букет, завтра останется только запах розы и, пожалуй, герани. Платок обронили, когда рылись в чемодане жертвы. Он принадлежит мадам Скачковой. Она созналась, что это ее платок. - Следователь торжествующе посмотрел на Вуйковича и тут только заметил сидящего в стороне Хранича.
- Ладно, докладывайте дальше, - махнув рукой, сказал начальник полиции, довольный промашкой следователя. - Раз уж начали, валяйте.
Недовольно покосившись на Хранича, усач следователь что-то невнятно пробормотал вместо приветствия, кивнул неопределенно головой и, повернувшись к начальнику, тихо продолжал:
- Я пригласил в отведенный мне кабинет мадам Скачкову. Она вошла, увидела платок и растерялась, но тотчас взяла себя в руки. Не желаете ли присутствовать при допросе, или, может, сами хотите ее допросить? Или разрешите мне? Как я умею...
- Эх, мой милый, я же сказал, что торопиться не нужно, а ты сразу быка за рога. Ступайте, я сейчас приду, поговорите с ней о погоде... Жеребец, экий жеребец, - пробормотал он вслед уходящему помощнику. - Рубит сплеча! - Потом взял платок кончиками пальцев, поднял его и, глядя на Хранича, улыбаясь, сказал: - Улика номер два. Топор убийцы в сарае, видимо, подброшенный, - номер один, а теперь платок грабителя в комнате жертвы, может, тоже подброшенный? Чепуха какая! Скажите, господин Хранич, каковы отношения между Хованским и Скачковой?
- Она за ним бегала, он - от нее!
- Она курит? - спросил он, продолжая рассматривать платок.
- Нет, не курит.
- Значит, этот платок побывал в кармане у мужчины. Хованский курит?
- Курит папиросы, но очень редко. Павский вовсе не курит. Скачков и Мальцев курят сигареты "Зету", а мы - трубки: Берендс - "кепстен", а я с Гатуа наш "герцеговинский"! - и Хранич вытащил из широкого пояса кисет, начал набивать трубку.
- Ну это экспертиза установит. Придется посылать в Требинье. Кепстен! Интересно!
- Полагаю, комиссар, что Берендс умнее и опытнее нас с вами. Правда, у него еще играет кровь и он, мне кажется, не прочь пощекотать себе нервы, его тянет к приключениям, как старого артиста к сцене - но уже не в амплуа первого любовника, а в качестве режиссера. У режиссеров же всегда найдутся серьезные покровители. Мы с товарищами считаем вас вполне приличным человеком и хорошим начальником полиции. На многие вещи вы смотрите здраво и разбираетесь в обстановке. Не будем ставить точек над "и". - Чика Васо намекал на то, что Вуйкович смотрит на деятельность коммунистов в городке сквозь пальцы и ему известно, что Крста предупреждает их о предпринимаемых акциях. - Поэтому даю вам добрый совет - не лезьте в русские дела. В них сам черт ногу сломит. Эти лишившиеся родины люди рассеялись по всему свету семенами ненависти, непримиримости и лютой злобы ко всему инакомыслящему, их среда подобна болоту с ядовитыми испарениями, в котором одурманенную жертву неминуемо засосет.
Начальник полиции ерзал в своем кресле, его мучил геморрой - болезнь кавалеристов и канцелярских крыс, протирающих в присутствиях стулья. Он был тяжел на подъем, любил решать загадки, сидя в кабинете, путем логики, сопоставлений, исходя от противного, при помощи бесед, которые фактически являлись допросами, вещественных доказательств, улик и т. п., причем решать эффектно и неожиданно. У него был усатый следователь, который действовал по давно установленному во всех полициях мира "закону резиновой дубинки".
- Что ж, по-вашему, я должен замять дело? - И подумал: "Неужто Берендс?"
- Почему? Убийство совершено с целью ограбления! Похищены деньги. Полагаю, преступник вам известен.
Дверь снова быстро распахнулась, и на пороге показался перепуганный полицейский.
- Господин начальник! - рявкнул он, - на проводе министр, господин Ачимович!
Комиссар, не успев спросить, почему ему должен быть известен убийца, с несвойственной ему поспешностью пулей вылетел из комнаты. За ним побежал и полицейский. Хранич посмотрел на платок, встряхнул его как следует, положил обратно и не спеша покинул кабинет. "Так будет, пожалуй, лучше, - решил он, - меньше путаницы".
Глава УДБ (Управления государственной безопасности) королевства СХС Ачимович заставлял дрожать весь полицейский и жандармский аппарат.
- Ты что валяешь дурака, Вуйкович! - орал он в трубку, раздосадованный, что пришлось ждать. - Чего там путаешь?
- Никак нет, господин министр, дело ясное, убийство с целью ограбления...
- Ну?
- Надеюсь сегодня же арестовать преступников, господин министр.
- Убийцу?
- Так точно, убийцу! И грабителя, господин министр.
- Ну, ну!
- И будем искать деньги, и, надеюсь, их найдем, господин министр.
- Смотри, только без фокусов, чтобы не было жалоб! Действуй, а вечером доложи о результатах! Все! - И Ачимович повесил трубку.
"Интересно, - подумал начальник полиции, - враг порядка коммунист Хранич и ярый гонитель коммунистов Ачимович советуют одно и то же. Вот тебе и господин министр!"